На третьем году от Виктора Цоя

24 июня 1993 в 11:25  на пересечении Дмитровского шоссе и 3 - го Нижнелихоборского проезда автомобиль КамАЗ Одинцовского АТП с грузом немецкой мягкой мебели для фирмы - заказчика при перестроении не рассчитал поворот и случайно задел борт бензовоза, принадлежавшего Автокомбинату № 11.

Удар привёл к трещине в корпусе бензовоза, горючее из него стало выливаться на проезжую часть.

За бензовозом стояло три троллейбуса — 36, 47 и 78 маршрутов (бортовые номера № 6275, 6261 и 4181), горючее начало течь в их направлении. В это самое время, предположительно от искры одного из троллейбусов, горючее начало возгораться.

Пламя охватило троллейбусы, два из которых быстро сгорели. Водители, видя огонь, просто открыли двери.

Водитель третьего троллейбуса совершил поистине героический поступок — увидя стену огня справа от своей машины, он нажал на педаль акселератора. Машина рванула вперёд, на запрещающий сигнал светофора и выехала на встречную полосу. Было спасено несколько десятков человек.

В 12:16 пожар был локализован.

В момент пожара рядом с местом трагедии находился сержант милиции Лев Новиков с сослуживцами. Спасая людей из троллейбуса, он получил смертельные ожоги и скончался в больнице

Кроме троллейбусов и двух КАМАЗов, в пожаре сгорели пустой «Икарус - 256», принадлежавший ТОО «Челленджер» (водитель успел покинуть машину), тягач МАЗ и припаркованный на обочине частный микроавтобус «Ниссан», огнём повреждены Nysa, Москвич - 2140 и Иж - 2715, принадлежавшие частным лицам. Сгорели также несколько деревьев и расплавился асфальт.
                                                                                                                                                                                По  материалам Википедии

Святая Правда Троллейбус кавер Кино концерт 19.08.22

Всю ночь с 23 на 24 июня 1993 года над Москвой шёл сильный дождь, моросило всё утро, и сейчас, в полдень, ещё накрапывало.

На Дмитровском шоссе в ряд вытянулась четвёрка троллейбусов. Их держал красный светофор.

Валентина Алексеевна сидела у окна, лбом прижимаясь к стеклу. Она ехала на собрание Белого Братства. В голове без конца играла давняя песенка: “За малинкой в сад пойдём, в сад пойдём, в сад пойдём, плясовую заведём, заведём, заведём!”

В тоскливые или зябкие минуты, стараясь согреться или забыться, Валентина Алексеевна вспоминала песни детства. И даже на молитвенных собраниях, когда все пели гимны Марии Дэви, она, растворив голос в общем хоре, тайком пела своё любимое.

Позади бранились сырые пассажиры.

– Лето называется! – вздохнул кто - то.
– И что, я в этом виновата? – откликнулся женский голос.
– Да я вас вообще не трогаю!
– Ну и не трогайте тогда!
– Размечталась!
– О ком? О тебе, что ли?
– Чтоб ты сдохла!
– Только после тебя!

Валентина Алексеевна поёжилась: “Злой народ стал” Машины ловчили, стягиваясь поближе к светофору. Проползла цистерна, жёлтая, круглая и чумазая, в тёмных блестящих подтёках. Следом задорно рванул грузовик с синим кузовом. Загудели одновременно два клаксона.

Гулкий удар.

Валентина Алексеевна всматривалась сквозь стекло.

Снаружи хлынуло. Она не могла отвести взгляд. Дзынь - дзынь - дзынь – мелодично и упрямо зазвенела струя в стекло.

Она смотрела и не понимала: светлая влага била, текла, расплывалась, но это не был дождь, нет, это был не дождь.

Укололо сердце, она вскочила. Люди, разом зашумев, толкали её обратно на сиденье.

Только что грузовик протаранил заднюю стенку цистерны, и это бензин орошал все четыре троллейбуса, беспомощно вытянувшихся друг за дружкой. Струя, сильная и звонкая, хлестала в срединный троллейбус. Прямо в окно, за которым сидела Валентина Алексеевна.

Скользнула пугливая искра. За окнами ослепительно вспыхнуло. Всем стало жарко, и всех объединил крик ужаса – троллейбусы накрыла волна огня.

Валентина Алексеевна умерла от разрыва сердца за миг до того, как пламя охватило её.

Водитель, молодой парень, вышиб монтировкой лобовое стекло и, выпрыгнув, побежал куда - то. Рога троллейбуса опалило, двери заклинило. Люди выбивали окна.

Бензин залил половину шоссе, и заполыхала огненная лужа. Кто - то, поскользнувшись, горел и уже не мог выбраться. Горящие фигуры бежали в разные стороны, раскачиваясь и танцуя. По шоссе, мимо машин. По тротуарам, мимо торговых палаток. Прохожие шарахались, или пытались сбить с них пламя, или просто остолбенело смотрели.

Усилился дождь. Поодаль накапливалась толпа.

И словно специально для толпы случилась драка двух факелов – всё пронеслось с такой скоростью, что не разобрать. Может, это влюблённые хотели отчаянными ударами спасти друг друга. Они обнялись, упали и слились в сияющий ком.

Четыре троллейбуса за минуту смешались в одно багроводымное целое. Рядом пылали грузовик и бензовоз.

Женщина в высоких сапогах заторможенно, широкими шагами, окутанная дымом и паром, шла по адовой луже, не выпуская из вытянутой руки длинный зонт. Сапоги её золотисто разгорались.

Из дождя кричали:

– Беги!
– Бросай зонт!
– Падай и катись!

Внезапно, уже на пороге дождя, она раскрыла зонт над головой, и в ту же секунду грохнуло – взорвалась цистерна. Женщина упала. Следом за взрывом толпа шарахнулась, и даже самые дальние бросились врассыпную. Потом они медленно, крадучись, помаленьку опять скопились на прежних наблюдательных территориях. Зонт остался чудесно невредимым. Большой и упругий, он почти целиком прикрыл хозяйку.

Двое стояли на безопасном берегу, по виду старшеклассники. Руки их были сцеплены.

– Как на казнь любуемся! – сказал мальчишка. – Не стыдно?
– А чем мы им поможем? – спросила девочка.
– Молись!

Она послушно зашевелила губами.

– Смотри, лужи сохнут, – показал он.

Влага испарялась с суетливым шипением.

– Ой, Митя, а мы не загоримся?

Дождь, точно устыдившись своей нелепой ненужности, перестал. В небе проступила радуга, призрачная и переливчатая, как бензиновый поцелуй.

Съезжались пожарные, скорые, милиция, спасатели, репортёры. Огонь гасили пеной. Санитары тащили носилки.

– А ну брысь! – отгонял щекастый полковник камеры и фотоаппараты. – Я тебе плёнку засвечу! Не вынимай ты душу! – подул он горячо на журналистку в элегантных солнечных очках.
– Как ваша фамилия? – протянул диктофон щуплый журналист с дымчатой шевелюрой.

Полковник выждал и сказал сентиментально:

– Иванов.
– А зовут Иван, да? – подхватили солнечные очки.
– Сколько погибших? – выпалил дымчатый.
– Сколько надо! – полковник отвернулся и пошёл.

По вспученному асфальту волочили чёрные мешки.

Пожарные вытаскивали из троллейбусов тела – одно за другим, одно за другим – и передавали по цепочке.

Подъехала аварийка – грузовик, где в кузове рядом с товарищами – слесарем Кувалдой и сварщиком Клещом – сидел Виктор Брянцев, электрик. Он вышел и огляделся.

– Дела - а… Как же их угораздило… – растерянно бормотал могучий Кувалда. – Чем провинились люди?
– Вот так: катаешься себе, и бабах, – тонким голоском поддержал низкорослый Клещ. – Был пассажир, и здрасьте вам: кучка пепла. И все равны: что безбилетный, что контролёр…
– Хватит философствовать, – оборвал Виктор. Он был растерян больше остальных и от этого зол.

Провода свисали к земле. Возле троллейбусных остовов низко поникли фонари, как увядшие железные растения. Виктор глянул выше – на маленькую радугу в промытом светлом небе.

                                                                                                                                                                из романа Сергея Шаргунова -  «1993»