Под заревом в пшенице
Там, в поле, горит пшеница,
И в небо нацелена гарь.
Спасается белая птица,
Бежит от огня всяка тварь.
Я песню печальную слышу,
Молитва звучит вдалеке.
Стон женщины снова о вышнем
На древнем чужом языке...
А в поле гримасы злодея,
Где жёлтого пламени пик.
О, сделай же мир сей добрее,
Святой Богородицы лик !
Молитву протяжную слышу,
Вновь песня звучит вдалеке.
Стон женщины это о вышнем
На древнем родном языке.
Там, в поле, горит пшеница...
Автор: Дмитрий 67
Почему ты молчишь? Если ты не боишься. А даже если боишься — я клятвопреступник. У меня такой возраст. Вчера я сказал, что сломаю, сегодня — я говорю:
— Ты когда-нибудь пытался покончить с собой? — чтобы спросить — о тебе. Но почти сразу перевожу на себя: — Я бы с тобой покончил.
Мне дважды по восемь — хватит на две бесконечности, хватит на четыре петли. Я соврал тебе, когда потерял одну из них. Я не шучу — четыре попытки, четыре незаживших рубца. У меня есть шрамы на ногах и на руках. Память о таблетках и рвоте.
Что есть у тебя? Поделись.
Ты не делишься. Ты всего лишь ждал свою очередь. А теперь — ничего не берёшь. Даже того, что даю тебе я. Особенного того, что даю тебе я.
Снова уходишь голодным? Не хочешь куска — от меня? Я от тебя — хочу. И думаю: «Ты офигел».
X
Мне насрать. Ты бы не прижился. Я бы отравил тебя насмерть. До синевы твоих губ. Я бы тебя захоронил, чтоб навещать твою могилу, тосковать и насмехаться над погибшей юностью. Впрочем, такое я могу — и без тебя, и без того, чтобы тебя захоронить.
— Зацени, — я выдыхаю петлю дыма.
Она должна разбиться об твоё лицо, но ты разгоняешь её раньше — такой рукой, что как будто нетленной. Мраморной рукой — её не похоронить: она, кажется, тянется ко мне из античности. Чтобы отобрать мою быстротечность, мой источник дыма, мой источник иллюзий, иллюзорный источник опоры. Я отшатываюсь.
Ты ничего не понял. Надо было сделать вдох. Это был мой дар. Вроде рака лёгких, не знаю. Я похож на опухоль? На метастазу?
Ты похож. Разрастаешься.
— Хочешь напиться?
Ты киваешь. Не рак, так цирроз печени. Я чем-нибудь тебя возьму. И беру. Со школьного угла. На тёмную сторону разрухи и тлена.
XI
Я нахожу это интимным. Как ты припадаешь к горлышку — после меня. Обхватываешь губами — после моих. Это как целоваться, не касаясь губами. Я хочу — касаясь. Но ты больше не пялишься, чтобы мне разрешить.
Я знаю, как прогнать тебя — и насовсем. И я уже решил. Освободить тебя. Представил. Как буду смеяться, когда ты начнёшь — кривиться, ругаться и вытираться античной рукой. Я тянусь к тебе — и собираюсь подпустить так близко, чтобы прогнать.
Ты уставляешься. Ты пялишься.
Ты тянешься в ответ.
Что-то пошло не по плану. Никто не будет смеяться.
Не хочешь?.. Быть свободным…
XII
Мы всё время гуляем по брошенкам. Кто-нибудь так говорит — о зданиях? То ли их не достроили, то ли не до разрушили. А нас?
— Ты нашёл себе дом?
Ты пялишься. Молча. Тупо. Бесперспективно. Я развлекаю тебя. Развлеки и меня.
— Ты похож на танк, знаешь?
Если стреляет, то закладывает уши. Но обычно просто прёт — и тарахтит: одно дыхание — и больше ничего. Одно дыхание: ты шумно дышишь. Особенно когда приходится со мной — идти туда, куда бы лучше не ходить, чтобы остаться целее и не ломать себе ноги.
И я чувствую тебя — по дыханию в спину. Но это не то, что я хочу слушать. Мне всё время что-то затирают — и всё время хочется оглохнуть. Я не верю, что с тобой будет так же, и хочу, чтобы ты говорил.
Переубеди меня. Пусть с тобой будет — так же.
Почему ты молчишь?
Делишь со мной слюну, но не делишь со мной — себя. Я думаю: «Ты офигел».
XIII
Ты кидаешь вниз очередную сигарету. Нахер ты это делаешь?
— Ты знаешь, сколько они стоят?
— Знаю. А ты?
Что за вопросы. Что у тебя за вопросы. Мне хочется с тобой подраться. Мне хочется тебя завалить — во всех смыслах. После меня — тебе лишь умирать. В пыльной бетонной коробке, в грязи, среди стен, исписанных граффити, и в моём отчаянии.
Ты — согласишься? На такое.
Я не соглашаюсь.
XIV
Ты тянешь мне руку. Я её игнорирую и спрыгиваю сам. Я тебе повторяю — и снова только мысленно: тебе не нужна — моя рука, мне не нужна — твоя.
— Так почему ты никого не подпускаешь?
— Нахер?
Такие вопросы.
— Ради прыжка веры.
Я покажу тебе прыжок веры, когда соберусь — сигануть вниз. С ума сошедший и себя вообразивший птицей. Пусть про меня напишут в газетах. Будет трагичней, чем в песне. Будет без тебя. Танк нельзя столкнуть в пропасть: ты не поедешь, ты застрянешь ещё перед тем, как подняться.
— Я не верю им, никому из людей.
— А мне?
Да, молодец. Хороший кот. Прогнись — сейчас поглажу.
Надо было задать этот вопрос — ради моего взгляда. Чтобы поломка в системе. Чтобы слушать, как трещат железные установки — по швам. Потом я расставляю по местам повыпадавшие гайки, закручиваю — намертво. И говорю:
— А тебе — больше прочих.
XV
Мы сидим, свесив ноги — почти в невесомость. Ты не вдыхаешь, ты вздыхаешь. Не принимаешь мой дар. Я кидаю последнюю — вместе с пустой пачкой, не докурив до половины, кидаю вниз — и смотрю, как летит.
Психическая атака (Отрывок)
Автор: "Ritsner"