Где в норах прячут свет вершины мира
я становлюсь собой
и мир со мной,
цветёт в сейчас
в пространстве глаз,
на самом донышке души,
не думай как.
живи... дыши.
НЕ ДУМАЙ КАК. ЖИВИ... ДЫШИ
Теперь Лом не просто спускался в первый лагерь, он прощался с горой, сам не зная, может быть до следующего раза, может быть навсегда. С этого момента не только усталость мешала ему идти вниз. К ней прибавилась грусть. Знакомая до слёз, стоящих в глазах, печаль расставания, печаль того, что что - то большое и важное в жизни вот - вот закончится и никогда больше не повторится.
Поднимись он на вершину, упоённое тщеславие, конечно, заглушило бы эту грусть. А сейчас, отдавшись нахлынувшему чувству, Лом, подчиняясь непреодолимой силе, чуть ли не поминутно оглядывался на гору, которая пока не торопилась сбросить фату облаков, будто бы специально не желая травить его душу.
Серая пелена и тихое кружение снежинок появляющихся ниоткуда пытались успокоить разыгравшуюся сентиментальность. Это им в какой то мере удалось. Постепенно его мысли чуть изменили настрой. Благодаря тому, что вернулась привычная ирония, не раз выручавшая посреди приступов меланхолии.
Продолжая копаться в себе, он подумал, что с каждым разом отказаться от вершины становится всё легче. Или запас тщеславия убывает, и не достаточно важна, стала эта цель - достигнуть верхней точки горы, в качестве самоутверждения, и в виде пилюли подслащивающей грусть последующего расставания с сильно прожитым кусочком жизни, а боевой дух на столько ослаб, что уже достаточно «не победы», а только «участия». Или просто нету сил «кремнится». Или ответственность за «обычную» жизнь не позволяет взваливать на себя дополнительный риск. Или не пришло ещё его время, дойти до собственного предела, и заглянуть за него, почувствовать, где же она проходит граница именно его морально
- физических, волевых возможностей, его личная черта за которой ничего кроме пустоты нет.
Лом знал, что потом, когда всё кончится, пережитая сейчас грусть вернётся, и к горлу не раз подкатит горьковатое ощущение, что не дошёл, не смог, не осилил. Придётся себе же доказывать, что так, и только так, он мог, и должен был поступить… Придавленный пудовыми аргументами, червячок сомнения всё равно будет шевелиться - мужское дело это победа и слава или смерть и слава. Но после смерти ничего не поправить, а пока живой – гора то вот она, ещё тыщу лет простоит – пробуй, снова доказывай, тешь тщеславие, мори червячка…
Так переключившись на полемику с самим собой Лом незаметно добрёл до своей палатки в первом лагере. Снег совсем раскис, и месить его ещё полкилометра вниз до базового лагеря не было ни желания, ни сил. Заночую здесь, а в базовый лагерь спущусь утром к завтраку по прихваченному ночным морозом снегу. Скинув рюкзак, сняв, кошки и сбрую обвязки он полез в палатку, повалился на спальник и блаженно вытянулся во весь рост, давая отдых натруженным рукам и ногам.
Немудрёный уют отгороженного от внешнего мира пространства, шорох снежинок по полотну палатки и усталость, победившая, наконец, его терпение хором прошептали: «Спокойной ночи». Лом не заметил, как заснул. Спал без снов, словно провалившись в бездну. Когда наконец, глаза открылись, в палатке было уже темно. Вместе с отдохнувшим, проснувшимся организмом проснулся голод – верный признак хорошей акклиматизации.
Нащупав фонарик, отыскал горелку, посуду. За снегом придётся вылезать наружу. Обувать тяжёлые башмаки не хотелось. Натянув на носки бахилы и прихватив полиэтиленовый пакет, выбрался из палатки. Пока он спал, погода переменилась. Небо очистилось. Окружающие горы засветились серебристым светом от луны, которая вот - вот должна была вынырнуть из - за горизонта. Ветер совершенно стих. Люди в соседних палатках спали, и в настоянном на лёгком морозе воздухе повисла хрустальная тишина. Лом сделал шаг, и хрусталь тишины рассыпался от скрипа под ногами подмёрзшего уже снега.
Отойдя несколько шагов в сторону от палаток, он отковырял от наста несколько снежных кусков, насыпал их в пакет. Теперь водой он обеспечен, можно возвращаться в палатку, готовить ужин. Как только Лом перестал двигаться, вокруг снова воцарилась тишина. Он снова почувствовал лёгкое прикосновение вечности. Вот так тысячелетиями посреди этих гор висит прозрачный воздух, серебрятся в лунном свете покрытые льдом и снегом вершины, плавно изгибаясь серой, полосатой лавой стекает в долину заполнивший ущелье ледник, темнеют скалы и белыми далекими светлячками взирают на эту картину древние звёзды…
Лом замер, наслаждаясь открывшейся ему картиной покоя мироздания. Захотелось раскинуть руки и воспарить над всей этой застывшей красотой. Мгновение, другое и краюха луны показалась над ущельем. Ярче засветились снежники, подал голосок ветер и движение, антипод покоя и тишины заявило свои права на вечность. Лом ещё с минуту постоял возле палатки, впитывая мощь спокойно дремлющей вокруг стихии, и полез в свое убежище готовить ужин.
Прошло несколько дней, Лом вернулся в город. Отпуск завершался, августовское лето то роняло дожди, то баловало солнечным теплом. Каждый раз, оставаясь наедине с собой, монтируя фильм, сортируя фотографии, Лом мысленно возвращался к Горе. Теперь, когда содранные руки заросли, память о пережитой усталости притупилась, червячок сомнения всё увереннее поднимал голову, нашептывая дремлющему тщеславию, а зря ты тогда повернул назад, классный был шанс сходить на вершину, надо было кремниться… Эта, начатая ещё на склоне Горы полемика с самим собой незаметно перешла в рифмованные строчки:
Глаза закрою - нависает надо мной
Могучий Хан своею северной стеной
А в звуке в городе газующих машин
Я слышу голос набегающих лавин
Хан - Тенгри, духов повелитель, я пропал -
Мой своенравный дух сам власть твою избрал
Теперь преследует один и тот же сон -
Тропу тропящий человек идёт на склон
И где - то в горле сердце отбивает такт
Сухой язык не прокричит ответ никак
И с хрустом кошки крошат скалы скрывший лёд
И кто там не был, тот ни капли не поймёт.
Да собственно и понимать то особенно нечего. Горы это как сказочная пещера, наполненная сокровищами. Приходя туда каждый, приносит, что - то своё, а уносит только то, что он сейчас в состоянии взять кто телом, кто душой, кто разумом… И словно наждак ржавчину, величие окружающей вечности дикой стихии, сдирает слой размякшей души - налёт из мелочности и суетности ценностей потребительской цивилизации, и обнажает чистую жизненную силу, первозданно заложенную в человеке природой - Любовь к Жизни.
«Спуск» (Отрывок)
Автор: Странник ( Александр Смирнов)