Можно быть пескарём в тине, Думать - хата моя с краю. В тине мне хорошо, тихо. Ничего не вижу, не знаю.
Только, если беда рядом, Очень нужно плечо друга, Пониманье придёт - поздно! И заплачет душа пичугой.
Можно душу открыть настежь И открытой держать смело, Но в открытую дверь мусор Занесут, просто так, Без дела...
Тот мусор вымести трудно, Чистоту навести больно. И захочется быть улиткой, Но ты двери закрыть не волен.
Но во всём хороша мера. Расплюют, если ты горек... Расклюют, если ты сладок... Да. Во всём хороша мера - Золотой середины порядок
Во всём хороша мера Автор: Аннушка Сибирская
Они даже кличку нам придумали - " перфекционисты ". Обидную даже.
Думаю, что они выше и мудрее нашего стремления к порядку. И в самом деле, небрежно брошенная на стол книга причиняет мне почти физическую боль.
А разбросанные, как попало, вещи, у которых, вообще - то, есть свои места, превращаются в противные.
Надо ли говорить об упаковках от всего, " щедро украшающих " двор ?! Почему эти анти перфекционисты, по - другому - кое - какеры, считают нормальным так поступать ?
Понять их конечно можно - у них недоразвито зрение или сильно искажено, притуплено чувство красоты и порядка, или вовсе отсутствует !
Почти физический недостаток.
Мы же не смеемся над физическими недостатками людей ? Смириться с этим не позволяет лишь слово " почти ". Почти не недостаток. Отклонение.
Был у меня знакомый, начальник. На первый и даже на второй взгляд, нормальный человек. Всегда при галстуке и тем более, в очках. Интеллигент первой линии !
Разочарование в нём наступило, как только я увидал его рабочий стол !
Я зашёл к нему по какому-то вопросу, а он виновато улыбнулся: - Зайди завтра ! Понимаешь, так просто эту бумажку здесь не найти !
И снова улыбнулся !
Неужели осознаёт ?! Вряд ли... Скорее прикидывается.
На этом же этаже, несколькими дверьми дальше по коридору, был кабинет еще одного деятеля. На его столе не было ничего ( ! ), кроме телефона. Да и тот, казалось, мешал хозяину кабинета, нарушал картину гармонии и порядка.
Странно, но любую бумагу он моментально находил или в ящичках стола, или в шкафу, или в тумбочках !
По - вашему, тоже больной ?!
А по мне, если уж и болеть, то так, а не иначе. Вы как думаете ? Я Вас спрашиваю ! Вы - то, надеюсь, совершенно здоровы ?!
Валентин говорит о сестре в кабаке, Выхваляет её ум и лицо, А у Маргариты на левой руке Появилось дорогое кольцо.
А у Маргариты спрятан ларец Под окном в золотом плюще. Ей приносит так много серёг и колец Злой насмешник в красном плаще.
Хоть высоко окно в Маргаритин приют, У насмешника лестница есть. Пусть звонко на улицах студенты поют, Прославляя Маргаритину честь,
Слишком ярки рубины и томен апрель, Чтоб забыть обо всем, не знать ничего… Марта гладит любовно полный кошель, Только… серой несёт от него.
Валентин, Валентин, позабудь свой позор. Ах, чего не бывает в летнюю ночь! Уж на что Риголетто был горбат и хитёр, И над тем насмеялась родная дочь.
Грозно Фауста в бой ты зовёшь, но вотще! Его нет… Его выдумал девичий стыд. Лишь насмешника в красном и дырявом плаще Ты найдёшь… И ты будешь убит. Маргарита Поэт: Николай Гумилёв
За лесами, за долами, Да за горными хребтами, Там, где солнце прячет луч В глубине косматых туч, Гуси - лебеди живут, Край далёкий стерегут. В чаще той избушка, В ней - нет ни окон, ни дверей. Там живёт Баба-Яга, костяна её нога. Гуси - лебеди с ней дружат, Сколь уж лет ей верно служат. По окрестным деревням, Да ближайшим по селам Гуси деток воровали, Что из дома убегали. И несли их за леса, Где в траве хрусталь - роса.
Гуси - Лебеди сказка в стихах (Отрывок) Автор: Виктор Даль
Жил да был на свете мальчик, который не любил кашу. Как ни уговаривали его мама с папой, как ни причитала бабушка, но после трёх глоточков откладывал Павлик, а именно так звали маленького капризулю, ложку в сторону. Супчик и котлетки он тоже не любил. А любил он только мультики, которые мог смотреть часами, забравшись с ногами на диван. Даже на прогулку собирался он неохотно, даже в зоопарк.
Огорчённая мама привела старенького доктора, которые вертел Павлика во все стороны, заставлял высовывать язык, и недовольно смотрел из-под очков. Он выписал жёлтенькие витамины в баночке, которые Павлик нехотя глотал, но это не помогало ему полюбить ни кашу, ни супчик, ни котлетки, ни даже бабушкины румяные ватрушки. Павлик таял на глазах - ручки стали, как соломинки, ножки как прутики, на бледном личике синели огромные глаза, которые по - прежнему радостно оживали только при виде любимых мультиков.
И вот однажды... Однажды Павлик вышел на прогулку, а мама задержалась возле крылечка поговорить с соседской тётей Олей. И вдруг налетел такой сильный порыв ветра, что он подхватил лёгкого, как пушинку, Павлика, подбросил его в воздух, завертел и забросил высоко под облака. От ужаса Павлик просто онемел: он видел, как рассеянно оглядывается мама, а потом превращается в крохотную точку, как мелькают внизу дома, деревья, машины. Павлику стало так страшно, что он закрыл глаза. Свист ветра прекратился, что-то больно царапнуло щёку, и испуганный мальчик оказался на земле.
А когда он открыл глаза, то увидел как будто ожившую картинку из любимых сказок: зелёную лужайку под большими елями и избушку на курьих ножках. Павлик даже рот открыл от изумления. А дверь избушки тем временем приоткрылась и оттуда появилась самая настоящая Баба Яга. Лицо у неё было таким препротивным, а голос таким скрипучим и притворно - добрым, что Павлик готов был расплакаться. А старушка, радостно потирая руки, сказала :
"Ох, какой обед ко мне пожаловал!", и потащила онемевшего Павлика в избу. Но, повертев его во все стороны, злая старуха пробурчала, что такого тощего мальчишку давненько не видывала. "Пожалуй, надо тебя немножко откормить, а пока сварю - ка я кашу". Кашу Баба Яга сварила вкусную, ещё и горсть ягод сверху бросила.
То ли от сердитых взглядов старухи, то ли от страха, то ли от путешествия по воздуху у Павлика вдруг разыгрался аппетит, и он съел целую миску каши, запивая её молоком.
После обеда Баба Яга уселась в свою ступу, крепко - накрепко заперла дверь избушки, и наказала мальчику избу подмести, посуду перемыть, крупу перебрать, а не то обещала съесть его на ужин. Бедный мальчик никогда ничего не делал по дому, сил у него совершенно не было, но ему никак не хотелось стать ужином для злой Бабы Яги. Переделав все дела, он обессиленно упал на лавку и уснул, без любимых мультиков, без маминых сказок.
На следующий день всё повторилось, только дел старуха придумывала ему всё больше и больше. В один прекрасный момент Баба Яга снова принялась вертеть мальчика во все стороны и удовлетворённо пробормотала, что, пожалуй, хватит его кашей кормить, пора старушке и вкусного мясца отведать.
Испуганный Павлик смотрел, как злая Баба Яга укладывается на лавку отдохнуть после обеда. Он потихоньку подошёл к дверям и осторожно стал тянуть огромную задвижку. Удивительно, но он сумел с ней справиться, хотя ещё совсем недавно не мог поднимать даже игрушечный грузовик. Мальчик удивлённо посмотрел на свои руки - они совершенно не были похожи теперь на прутики.
- Ай да каша!, - подумал Павлик. Выйдя на улицу, он подтащил большущий берёзовый ствол, который Баба Яга притащила сегодня утром, и подпёр дверь снаружи. Вытер пот со лба и понесся по лесу с такой скоростью, что только ветер свистел в ушах.
Любопытный зайчонок испуганно отскочил в сторону, ромашки весело махали ему вслед белыми головками, ёжик укоризненно покачал головой, когда Павлик едва не наступил на него.
Остался позади тёмный еловый лес, небольшой берёзовый перелесок, узкая речушка и,наконец, Павлик выбежал на окраину города. Он был наблюдательным мальчиком и неплохо запомнил дорогу, когда вихрь уносил его от родного дома.
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Мы не будем рассказывать, как не поверили своим глазам заплаканные мама с папой, и как всплеснула руками бабушка, когда попросил её любимый внучок каши, а потом ещё добавки потребовал. А злая Баба Яга до сих пор выходит из своей избушки, смотрит на небо и ждёт, не принесет ли ветер какого - нибудь мальчика или девочку, которые не любят кашу.
Про Бабу Ягу и мальчика, который не любил кашу Автор: Тамара Воронина 2
А звезда на заснеженном склоне Ослепительно страшно зажглась. И блеснул в темноте изумлённо Перламутровый пристальный глаз!
Замер он! И об этой охоте Вспоминайте хотя б иногда, Загружая рога в самолёты, Уезжая в свои города...
Удивляясь и будто не веря, Падал он в леденеющей мгле... Ах, какая была бы потеря Будь единственным он на Земле!
Изюбрь. Ночная охота Автор: Виктор Балдоржиев
Черяга вошёл в квартиру. Квартира была двухкомнатная, но довольно большая, – огромная гостиная была объединена с прихожей и кухней, справа виднелась дверь спальни, наверняка уютной и романтичной, с пышным балдахином над кроватью размером с футбольное поле.
Все тридцать квадратных метров гостиной были забраны серым ковролином, в углу с пола орал большой плоскоэкранный «Панасоник», на белоснежной плите в джезве варился кофе. На крючке в прихожей висели модный мужской плащ и кожаная куртка.
– Меня зовут Денис, – сказал Черяга, скидывая плащ, – я с Ахтарского металлургического комбината. Коля не у вас? – Нет, – сказала Тома, – его третий день не было. – А плащ его? – Плащ его и куртка его.
Лёнчик прошёл до спальни, не раздеваясь и оставляя грязные следы на ковролине, добросовестно заглянул в ванную.
– Нет его, – сказал бультерьер. – Спасибо, что довезли, – сказал Черяга, милостиво кивая бандиту, – мы с Тамарой немножко поболтаем и я поеду. А ты свободен. Скажи моему водителю, чтоб не уезжал.
Бультерьер озадачился. На лице его некоторое время отражалась сложная внутренняя борьба: ему, очевидно, приказали не отпускать Черягу и не перечить ему, и теперь Ленчик не знал, какой директиве следовать. Наконец он сообразил, что завтра сможет расспросить Томку обо всём её разговоре с Черягой, буркнул что - то прощальное и затопал вниз по лестнице.
– Вы из службы безопасности? – спросила Тома. – Вроде того. А что, заметно? – Ага, – кивнула Тома, – вы все одинаковые. Овчарки. – А Коля как – тоже овчарка? – А Коля – пудель, – засмеялась Тома, – кофе хотите? – Хочу, – сказал Денис.
Девочка ему определённо нравилась. Тоненькая, не наглая, в меру понятливая. И притом, заметьте, при отсутствующем сожителе могла бы снять мужика и подработать немного, а она сидит, пьет кофе и смотрит видео. Правда, какое - то полупорнушечное видео, но опять же, по нынешней лёгкости нравов могла бы отвлечься и другим способом.
Тома оглянулась, прослеживая за взглядом Дениса, покраснела и выключила телевизор, по которому как раз шла какая - то совсем уже скабрезная сцена. Вскоре на столе перед Денисом дымился ароматный кофе в белоснежной фарфоровой чашке, а Тома сидела напротив, подперев голову тонкой ручкой и уставясь на позднего гостя внимательными синими глазами.
– Когда вы последний раз его видели? – спросил Черяга. – Во вторник. – А в среду он не приходил? – Нет. – Он в среду полтинник выиграл, знаете? – Знаю. Девчонки рассказывали.
Тома, не спрашиваясь, протянула тонкую, перечёркнутую пластмассовым браслетом руку к пачке длинных дамских сигарет, чиркнула зажигалкой, затянулась.
– А он натворил что -т о, да? – Почему ты думаешь, что Коля что - то натворил? – У него денег было больше, чем надо. – Он – директор фирмы. У нас хорошо зарабатывают. – Я знаю, когда зарабатывают, а когда воруют, – покачала головой Тома. – Которые зарабатывают, те так не играют. – И почему ты мне это говоришь? – А ты всё равно это знаешь.
Тома помолчала и добавила:
– Он хороший человек, Коля. Жена у него стерва. Если его кто - то во что-то втянул, – так не сам.
Тома неожиданно засмеялась, показывая белые острые зубки.
– Пудель, – сказала она. – А как ты с ним познакомилась? – А что, у тебя в Ахтарске своего казино нет?
Черяга покачал головой.
– Не сподобился.
Казино было у Володи Калягина, начальника промышленной полиции города Ахтарска. Отношения между Калягиным и Черягой были в точности такие, как планировал Извольский – постоянное соперничество при формальной ледяной вежливости.
– В казино всегда есть девушки, – объяснила Тома, – чем больше красивых девушек, тем больше ставки. Если лох один, он проиграет сто баксов и уйдёт, и будет считать, что его накололи. А если рядом красивая соска, он спустит тысячу и ещё доволен будет: вон, мол, я какой крутой! – И знакомятся часто? – Знакомятся всегда, – гордо сказала Томка, – даже если он не за этим приехал. Если человек проиграл, он садится за столик и хочет поесть. И тут ты должна подсесть к нему и утешить. Если он за столиком, значит, он не всё спустил, а если он не всё спустил, то деньги на тебя у него найдутся. А если он выиграл, то ты тоже должна сесть за столик.
– И убедить его играть, пока он не проиграется?
Тома засмеялась.
– Не обязательно. Но надо сделать так, чтобы ему было приятно вспоминать об этой ночи. И чтобы он пришёл в казино опять.
из книги Юлии Латыниной - «ОХОТА НА ИЗЮБРЯ». Глава Третья. «Игра в чужом казино» (Отрывок)
Незнакомка вошла разделить со мной комнату в доме, девчонка безумная, словно птицы,
захлопнув дверь ночи рукой прозрачной. Прямо в разбросанную постель она бредила небом, как домом, так что тучи плясали.
Ещё она бредила комнатой привидений, огромной как смерть, переплывала сна океаны в палатах мужских.
Она появилась уже в плену тех, кто знает бредовый свет трясущихся стен, одержимая небом,
сомнамбулой шла по узкой тропе, пыль топча, по своей бредила воле в сумасшедшего дома стенах, прохудившихся плачем,
и наконец, охвачен светом её ладоней, я смог безошибочно виденье первое выстрадать, воспламенившее звёзды.
Любовь в сумасшедшем доме Автор: Пётр Шмаков
В коридоре больницы у рентген - кабинета стоят на полу носилки. На носилках смиренно лежит под тонким казённым одеяльцем в казённом драном халатике цвета гнилой вишни худенькая старушка.
Я сижу рядом. Тоже в казённом халате, только белом (условно).
Старушку привезли из сумасшедшего дома по причине возможного проглатывания казённой столовой ложки. Почему «возможного»? С одной стороны, она сама сообщила о факте заглатывания ложки, что делает сей факт сомнительным. А, с другой, - одну ложку она уже проглотила в прошлом году (после предварительного отламывания черенка) и дело кончилось операцией. Вот и привезли её на рентген с перспективой (буде ложка обнаружится) срочной операции.
Меня к старушке приставили для порядку, лежит она тихо, глядит неотрывно прямо перед собой, то есть на больничный потолок.
Я впервые оказался рядом с душевнобольным человеком. Мне и боязно, и страх как любопытно. Не утерпев, спрашиваю свою подопечную:
- Вы правда ложку проглотили?
Она переводит на меня взгляд своих … чуть было не написал привычное «выцветших», но нет! Глаза у неё были яркие, крупные, взгляд внимательный, даже строгий. И общее выражение лица сосредоточенное. В ответ на мой бестактный вопрос она утвердительно кивнула.
Осмелев, я задал следующий вопрос:
- Но вы понимаете, что это вредно – ложки глотать?
Она снова уверенно кивнула и вернулась к созерцанию потолка. Я был озадачен:
- А зачем тогда вы это делаете?
После маленькой паузы она ответила:
- Меня врачи заставляют.
Голос её звучал устало и покорно.
Мне стало забавно и одновременно жутковато:
- Как заставляют? Руки выкручивают, насильно впихивают в рот?
Она прикрыла глаза и проговорила увещевательным тоном:
- Молодой человек, зачем вы так со мной разговариваете?
Я уже решил, что она обиделась и не удостоит меня ответом, но она продолжила:
- Они воздействуют на меня внушением. - Что, приходят и требуют: «Проглоти ложку, проглоти ложку»? - Не надо иронизировать, у них есть более тонкие методы. - Зачем им это нужно?!
Она снова посмотрела на меня, на этот раз более внимательно и тихо сказала
- Вы ещё очень молоды и многого не знаете. - Но если вы понимаете, что они это делают нарочно, то можете сопротивляться? - Сила на их стороне. Что я могу?
Тут освободился рентген и мы с напарником потащили носилки в кабинет.
При осмотре никаких посторонних предметов ни в гортани, ни в пищеводе, ни в желудке, ни в кишечнике обнаружено не было.
Старушка обманула врачей - убийц! Кивала им покорно – «я сделала то, чего вы от меня добиваетесь», а сама… Согласитесь, такое одинокое сопротивление бесправного существа требует подлинного мужества.
Во мраке сумрачном таясь, И только изредка смеясь, Ты так живёшь. Сплошной туман Окутывает вас. Дурман Вокруг тебя, Ты понимаешь не тая, Что появился в мире зря. Все думают: счастливый ты! А между тем твои мечты Направлены в другой конец - Ты жаждешь радости венец. Вокруг тебя толпа людей, Не человек ты, а злодей, Как клоун с масками двумя Гадаешь, голову сломя: Ну кто же ты из двух сторон? Прекрасный глас иль боли стон? Холодный уж или орёл? Ад или рай, явь или сон? Двуличный, жадный, ты - балбес, Куда ни глянь - дремучий лес, Ты заблудился, ты пропал, Зверь дикий на тебя напал, Порвать он может на куски... Ах! Сердце лопнет от тоски! Мой Бог! Куда, к кому бежать? Не знаю, жить иль умирать, Не знаю, как мне дальше жить, Не знаю, нужно ли хранить Мечты в сердечке заводном, В таком красивом, молодом...
Во мраке Автор: Серафима Лерой
Есть в сутках час, который справедливо было бы назвать часом безмолвия. Темнота скрадывала очертания и цвет предметов, в воздухе была разлита смутная тревога, предвестница наступающей ночи. Бесцветное сумеречное небо заливало землю мертвенным светом.
Кора тихонько приоткрыла окно и взобралась на подоконник.
Ну почему подобные неприятности вечно случаются именно с ней! Кто и когда успел прибить этот мерзкий гвоздь? В отчаянии Кора попыталась освободиться. Бесполезно. Ржавое острие намертво пригвоздило её к оконной раме.
— Ну что же ты, залезай! — Низкий густой бас неожиданно разорвал тишину пустого дома.
Резкий электрический свет фонарика заставил девушку зажмуриться.
— Кто вы? — осипшим от ужаса голосом прошептала Кора. — И как вы здесь оказались?
Свет фонарика погас.
Но, кажется, её вопросы совершенно излишни. Чем больше вглядывалась она в незнакомца, освещённого тусклым светом луны, тем меньше оставалось сомнений: чёрные, вздувшиеся на коленях спортивные штаны, чёрная водолазка, чёрные кроссовки, недельная щетина на подбородке. Не надо быть гением, чтобы определить — этот парень явно не в ладах с законом. Воришка, забравшийся в закрытый дом Эмми в надежде чем - нибудь поживиться.
Щёлкнул выключатель, и яркий свет залил комнату.
— Входи! — враждебно нахмурившись, повторил своё приглашение преступник. — Нам есть о чём поговорить. — Я не могу, — в замешательстве пробормотала Кора. — Я зацепилась за гвоздь.
Как глупо! Только такая дура, как я, смогла додуматься до того, чтобы сообщить грабителю, что не в состоянии сдвинуться с места. Но главное — это не показать ему, что боишься!
— Я не собираюсь ни о чём говорить с вами до тех пор, пока не узнаю, что вы делаете в доме моей сестры! — уже более уверенно произнесла она. — В твоём положении не стоит быть такой агрессивной, криво усмехнулся в ответ незнакомец. Не торопясь, он сделал несколько шагов в её сторону и, облокотившись о кухонный стол, смерил девушку оценивающим взглядом.
Кора снова попыталась освободиться. Бесполезно! Так просто ей уже не выкарабкаться. Значит, нужно искать другой выход. Постаравшись придать своему лицу как можно более приветливое выражение, она ласково улыбнулась незнакомцу.
— Знаете, я кажется, поняла, что происходит. Скорее всего, в темноте я просто перепутала дом. — Совершенно верно, дорогуша. — Как только вы поможете мне освободиться, я уйду, — не обращая внимания на его ухмылку, продолжала Кора.
Что же, если сейчас бандит поверит, что она просто ошиблась, то, возможно, он и отпустит её с миром.
— Извините, что помешала, внезапно вторгшись в ваши владения! — заискивающе улыбнулась Кора.
Он чуть приподнял свои густые чёрные брови.
— Минуту назад ты заявила, что это дом твоей сестры. — Повторяю, я ошиблась, — поспешила заверить его Кора. Теперь она ни секунды не сомневалась, что проиграла. Редкий грабитель не знает заранее, в чей дом он собирается проникнуть. — Да, милая! Ты очень ошибалась, полагая, что сможешь найти приют в пустующем доме, — угрожающе приближаясь, он смотрел на неё как на гадкое, но абсолютно безвредное насекомое.
Кора прекрасно понимала, что в этот вечер она выглядит далеко не самым лучшим образом. Заранее предполагая, что проведёт целый день за рулём, она не решилась надеть контактные линзы. Мрачная роговая оправа дешёвых очков, бесформенная вязаная шапка, скрывающая её роскошную косу, засаленные рукава старого пиджака Ворчуна…
Но даже если дело обстоит именно так, разве это даёт ему хоть какое - то право так брезгливо смотреть на неё? Как бы там ни было, этому разбойнику совершенно не место в доме её старшей сестры!
Однако сейчас не время для философских размышлений. Сначала нужно поскорее выбраться отсюда, а потом она прямиком направится в полицейский участок. Вот тогда и посмотрим, кто из них двоих будет выглядеть сегодня худшим образом!
Сердце Коры бешено колотилось. Незнакомец остановился в шаге от неё. На голову выше своей жертвы, он буравил девушку тяжёлым, явно не обещающим ничего хорошего взглядом. Бедняжка с трудом сдерживала себя, чтобы не закричать от ужаса…
Ну нет! Из любой ситуации должен существовать какой - то выход!
— Послушайте! Если бы вы помогли мне освободиться… — как можно спокойнее произнесла Кора. — Тогда каждый из нас мог бы спокойно отправиться по своим делам.
Сильной мускулистой рукой грабитель с силой сжал её за подбородок:
— Неужели мамочка не предупреждала тебя, что таким малышкам нельзя бегать по тёмным улицам и заглядывать в пустые дома? — выдохнул он ей прямо в лицо. — Я… я… — Кора не успела закончить фразу, как почувствовала на своём лице прикосновение его твёрдых холодных губ. Резко откинувшись назад, она попыталась освободиться. Бессмысленно.
— Хорошие девочки должны помнить, что в пустых домах иногда встречаются такие грубияны, как я! Мало ли что может случиться! В следующий раз советую тебе быть поосторожнее!
И не слушая её возражений, незнакомец снова приблизился губами к её рту. На этот раз прикосновение показалось Коре не таким омерзительным. Сама испугавшись охватившего её чувства, сопротивляясь из последних сил, девушка всем телом навалилась на своего обидчика, пытаясь оттолкнуть его. Бесполезно! С таким же успехом она могла бы попытаться сдвинуть с места гранитный монумент.
Минуту спустя, немного отстранившись, незнакомец насмешливо заглянул ей в глаза.
— Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком на будущее, детка. Никогда больше не убегай из дома! Ночь таит в себе множество опасностей, — с усмешкой добавил он. — Мне уже двадцать пять! — совершенно обезумев от гнева, воскликнула Кора.
Какая глупость! Какая этому нахалу разница, сколько ей лет!
— Ну, тогда ты уже слишком стара, чтобы лазить в окошки.
На секунду Кора заметила в его глазах искреннее удивление. Она снова внимательно взглянула в лицо незнакомца.
Чёрные, отливающие синевой волосы, чуть поседевшие на висках, явно просились на приём к парикмахеру. Дьявольская усмешка обнажила белые ровные зубы… И только мягкая ямочка на подбородке, затерявшаяся в зарослях жёсткой щетины, придавала его грозному облику какой-то незаконченный вид, разрушала целостное представление о нём, как о разбойнике и грабителе.
— Если ты вдоволь насмотрелась на меня, мы можем продолжить нашу милую беседу, — грубо оборвал он её размышления.
В ясный полдень, на исходе лета, Шёл старик дорогой полевой; Вырыл вишню молодую где - то И, довольный, нёс её домой. Он глядел весёлыми глазами На поля, на дальнюю межу И подумал: «Дай - ка я на память У дороги вишню посажу. Пусть растёт большая - пребольшая, Пусть идёт и вширь и в высоту И, дорогу нашу украшая, Каждый год купается в цвету. Путники в тени её прилягут, Отдохнут в прохладе, в тишине, И, отведав сочных, спелых ягод, Может статься, вспомнят обо мне. А не вспомнят — экая досада, — Я об этом вовсе не тужу: Не хотят — не вспоминай, не надо, — Всё равно я вишню посажу!»
Вишня Поэт: Михаил Исаковский
Мы ехали в пустом вагоне электрички сквозь ночь - разношёрстная группа молодёжи, сплочённая невероятными дружескими узами и она, задумчивая симпатичная девушка с длинными рыжими волосами. Этим она и привлекла наше внимание - в полутёмном вагоне, где все цвета были приглушёнными, её волосы всё равно были яркими.
Может быть, такой эффект создавала тусклая лампочка, горящая как раз над её головой, а может быть, нам просто хотелось чуда в ту ночь...
Она ехала одна и ничем не была занята, так что вскоре мы дружной шумной гурьбой пересели к ней. Слово за слово - обычный светский трёп... и вдруг выяснилось, что её зовут Фиалкой. "Не может быть", - дружно закричали мы, а она молча протянула нам свой паспорт.
Да - а, прикололись родители... Но мы, конечно, этого ей не сказали, а сказали: "Какое у Вас красивое имя!". "Главное, редкое", - усмехнулась она. Глядя в наши непонимающие глаза, она улыбнулась и пояснила: "В нашем городке были ещё четыре девочки примерно моего возраста с таким же именем... С тех пор меня до сих пор трясёт, когда слышу "какое у Вас редкое имя"...".
Мы тут же предположили, что на все праздники ей дарят исключительно фиалки, и не ошиблись.
Она вздохнула: "Ну конечно. Фиалки для Фиалки - что может быть оригинальнее... Мне уже некуда ставить горшки с белыми, сиреневыми, розовыми, разноцветными цветочками... Я люблю эти цветы, но в таком количестве и так предсказуемо...".
"Ну что Вы. Разве фиалок может быть много?", - мы поспешили утешить уже почти расстроенную (главное - из - за ерунды, вот что было обидно. И, кажется, по нашей вине...) девушку. И добавили: "Это ведь замечательный цветок. Редкой красоты".
Мы ещё вместе посмеялись над странным совпадением имён, над неоригинальностью дарителей цветов, потрепались ещё о жизни - кстати, Фиалка оказалась необычайно интересной собеседницей. Но нам уже была пора выходить.
Мы с сожалением попрощались с попутчицей и вышли из вагона. А она продолжила дорогу куда-то в ночь - девушка с удивительным именем Фиалка. Девушка редкой красоты...
Пусть бога - мстителя могучая рука На теме острых скал, под вечными снегами За рёбра прикует чугунными цепями Того, кто изобрёл ревнивого замка Закрепы звучные и тяжкими вратами, За хладными стенами , Красавиц заточил в презрении к богам!
Элегия II (Пусть бога-мстителя...) Избранное Поэт - гусар: Денис Давыдов
Бедный Яньес, вынужденный ложиться в девять часов с постоянным светом перед глазами и лежать среди подавляющей тишины, заставлявшей верить в возможность существования мира смерти, думал о том, как жестоко ему приходилось расплачиваться за нарушение закона. Проклятая статья! Каждая строчка должна была стоить ему недели заключения, каждое слово - дня.
Вспоминая, что сегодня вечером открывается оперный сезон Лоэнгрином, его любимой оперой, Яньес видел в воображении ряды лож и в них обнажённые плечи и роскошные шеи, сверкающая драгоценными каменьями среди блестящего шёлка и воздушных волн завитых перьев.
Девять часов... Теперь появился лебедь, и сын Парсифаля поёт свои первые ноты среди возбуждённого ожидания публики... А я здесь! Впрочем, и здесь - недурная опера.
Да, она была не дурна! Из нижней камеры долетали, точно из подземелья,звуки, которыми заявляло о своём существовании одно горное животное; его должны были казнить с минуты на минуту за бесчисленное множество убийств. Это был лязг цепей, напоминавший звяканье кучи гвоздей и старых ключей, и время от времени слабый голос, повторявший: "От...че наш, еже е... си на не... бе... сех. Пресвя... тая Бого... ро... ди... ца..." робким и умоляющим тоном ребёнка, засыпающего на руках у матери. Он постоянно тянул однообразный напев, и невозможно было заставить его замолчать. По мнению большинства, он хотел притвориться сумасшедшим, чтобы спасти свою шею; но может быть четырнадцатимесячное одиночное заключение в постоянном ожидании смерти действительно помрачило скудный ум этого животного, жившего одним инстинктом.
Яньес проклинал несправедливость людей, которые заставляли его за несколько страничек, нацарапанных в минуту дурного настроения, спать каждую ночь под убаюкивающий бред человека, присуждённого к смертной казни, как вдруг послышались громкие голоса и поспешные шаги в том же этаже, где помещалась его камера.
- Нет, я не стану спать здесь, - кричал чей - то дрожащий, визгливый голос. - Разве я какой-нибудь преступник? Я такой же чиновник правосудия, как вы... и служу уже тридцать лет. Спросите - ка про Никомедеса. Весь мир меня знает. Даже в газетах писали про меня. И после того, что меня поместили в тюрьме, ещё хотят, чтобы я спал на каком то чердаке, который непригоден даже для заключённых.
Покорно благодарю! Разве для этого мне велели приехать? Я болен и не стану спать здесь. Пусть приведут мне доктора, мне нужен доктор...
Несмотря на своё положение, журналист засмеялся над бабьим смешным голосом, которым этот человек, прослуживший тридцать лет, требовал доктора.
Скова послышался гул голосов, обсуждавших что - то, точно на совещании. Затем послышались приближавшиеся шаги. Дверь камеры для политических открылась, и в камеру заглянула фуражка с золотым галуном.
- Дон - Хуан, - сказал смотритель несколько сухим тоном: - вы проведете сегодняшнюю ночь в компании. Извините пожалуйста, это не моя вина. Приходится так устроить... Но на утро начальник тюрьмы распорядится иначе. Пожалуйте, сеньор.
И сеньор (это слово было произнесено ироническим тоном) вошёл в камеру в сопровождении двух арестантов - одного с чемоданом и узлом с одеялом и палками, другого с мешком, под холстом которого вырисовывались края широкого и невысокого ящика.
- Добрый вечер, кабальеро!
Он поздоровался робко, тем дрожащим тоном, который заставил Яньеса засмеяться, и сняв шляпу, обнажил маленькую, седую и тщательно остриженную голову. Это был полный красный мужчина лет пятидесяти. Пальто, казалось, спадало с его плеч, и связка брелоков на толстой золотой цепочке побрякивала на его животе при малейшем движении. Его маленькие глазки отливали синеватым блеском стали, а рот казался сдавленным изогнутыми и опущенными усиками, похожими на опрокинутые вопросительные знаки.
- Извините, - сказал он, усаживаясь: - я побеспокою вас, но это не моя вина. Я приехал с вечерним поездом и нашёл, что мне отвели для спанья какой то чердак полный крыс... - Ну, и путешествие!.. - Вы - заключённый? - В настоящий момент да, - сказал он, улыбаясь. - Но я недолго буду беспокоить вас своим присутствием.
Пузатый буржуа говорил униженно - почтительным тоном, точно извинялся в том, что узурпировал чужое место в тюрьме.
Яньес пристально глядел на него; его удивляла такая робость. Что это за тип? В его воображении запрыгали бессвязные, совсем туманные мысли, которые, казалось, искали друг друга и гнались друг за другом, чтобы составить одну цельную мысль.
Вскоре, когда снова донеслось издали жалобное "Отче Наш" запертого дикого зверя, журналист нервно приподнялся, точно поймал наконец ускользавшую мысль, и устремил глаза на мешок, лежавший у ног вновь прибывшего.
- Что у вас тут? Это ящик... с прибором?
Тот, казалось, колебался, но энергичный тон вопроса заставил его решиться, и он утвердительно кивнул головою. Наступило продолжительное и тягостное молчание. Несколько арестантов расставляли кровать этого человека в одном углу камеры. Яньес пристально глядел на своего товарища по заключению, продолжавшего сидеть с опущенною головою, как бы избегая его взглядов.
Когда кровать была установлена, арестанты удалились, и смотритель запер дверь наружным замком; тягостное молчание продолжалось.
Наконец вновь прибывший сделал над собою усилие и заговорил:
- Я доставлю вам неприятную ночь. Но это не моя вина. Они привели меня сюда. Я протестовал, зная, что вы приличный человек и почувствуете моё присутствие, как худшее, что может случиться с вами в этом доме.
Молодой человек почувствовал себя обезоруженным таким самоунижением.
- Нет, сеньор, я привык ко всему, - сказал он с иронией. - В этом доме заключаешь столько добрых знакомств, что одно лишнее ничего не значит. Кроме того вы не кажетесь мне дурным человеком.
Журналист, не освободившийся ещё от влияния романтического чтения юных лет. находил эту встречу весьма оригинальною и чувствовал даже некоторое удовлетворение.
- Я живу в Барселоне, - продолжал старик: - но мой коллега из этого округа умер от последней попойки и вчера, когда я явился в суд, один альгвасил (*) сказал мне: "Никомедес"... Я ведь, - Никомедес Терруньо. Разве вы не слышали обо мне? Как странно! Моё имя много раз появлялось в печати. "Никомедес, по приказу сеньора председателя ты поедешь сегодня вечерним поездом". Я приехал с намерением поселиться в гостинице до того дня, когда придется работать, а вместо этого меня с вокзала повезли сюда, не знаю, из какого страха или предосторожностей; a для пущей насмешки меня пожелали поместить вместе с крысами. Видано ли это? Разве так обращаются с чиновниками правосудия? - А вы уже давно исполняете эти обязанности? - Тридцать лет, кабальеро. Я начал службу во времена Изабеллы II. Я - старейший среди своих коллег и насчитываю в своем списке даже политических осужденных.
Я могу с гордостью сказать, что всегда исполнял свои обязанности. Теперешний будет у меня сто вторым. Много, не правда ли? И со всеми я обходился так хорошо, как только мог. Ни один не мог - бы пожаловаться на меня. Мне попадались даже ветераны тюрьмы, которые успокаивались, видя меня в последний момент, и говорили: "Никомедес, я рад, что это ты".
Чиновник оживлялся при виде благосклонного и любопытного внимания, с каким слушал его Яньес. Он чувствовал под собою почву и говорил всё развязнее.
- Я также немного изобретатель, - продолжал он. - Я сам изготовляю приборы, и, что касается чистоты, то большего и желать нельзя. Хотите посмотреть их?
Журналист соскочил с кровати, точно собирался бежать.
- Нет, очень вам благодарен. Я и так верю...
Он с отвращением глядел на эти руки с красными и жирными ладонями, может быть от недавней чистки, о которой он говорил. Но Яньесу оне казались пропитанными человеческим жиром, кровью той сотни людей, которые составляли его клиентуру.
- А вы довольны своей профессией? - спросил он, желая заставить собеседника забыть его намерение почистить свои изобретения. - Да что поделаешь! Приходится мириться. Моё единственное утешение состоит в том, что работы становится меньше с каждым днём. Но как тяжело даётся этот хлеб! Если бы я знал это раньше!
И он замолчал, устремив взор на пол.
- Все против меня, - продолжал он. - Я видел много комедий, знаете? Я видел, как в прежния времена некоторые короли разъезжали повсюду, возя за собою всегда вершителя своего правосудия в красном одеянии с топором на плече и делали из него своего друга и советника. Вот это было логично! Мне кажется, что человек, на обязанности которого лежит вершить правосудие, есть персона и заслуживает некоторого уважения. Но в наши времена всюду лицемерие. Прокурор кричит, требуя головы подсудимого во имя бесчисленного множества почтенных принципов, и всем это кажется справедливым. Являюсь потом я для исполнения его приказаний, и меня оплевывают и оскорбляют. Скажите, сеньор, разве это справедливо? Если я вхожу в гостиницу, меня вышвыривают, как только узнают, кто я. На улице все избегают соприкосновения со мною, и даже в суде мне бросают деньги под ноги, точно я не такой же чиновник, как они сами, точно моё жалованье не входит в государственную роспись. Все против меня. А кроме того, - добавил он еле слышным голосом: - остальные враги... те, другие, понимаете? Которые ушли, чтобы не возвращаться, и тем не менее возвращаются, эта сотня несчастных, с которыми я обходился ласково, как отец, причиняя им как можно меньше боли, а они... неблагодарные, приходят, как только видят, что я один. - Как возвращаются? - Каждую ночь. Есть такие, которые беспокоят меня мало; последние даже почти не беспокоят; они кажутся мне друзьями, с которыми я попрощался только вчера. Но старые, из первых времён моей службы, когда я ещё волновался и чувствовал себя трусом, это настоящие демоны, которые, увидя меня одного в темноте, сейчас же начинают тянуться по моей груди бесконечной вереницей, и душат, и давят меня, касаясь моих глаз краями своих саванов. Они преследуют меня всюду, и, чем старее я становлюсь, тем неотвязчивее делаются они. Когда меня отвели на чердак, я увидал, что они выглядывают из самых тёмных углов. Потому - то я и требовал доктора. Я был болен, боялся темноты; мне хотелось света, общества.
из произведения Бласко - Ибаньес Висенте «Чиновник.» _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) когда я явился в суд, один альгвасил - Альгвасил. В Испании младшее должностное лицо, ответственное за выполнение приказов суда и трибуналов в соответствии с законодательством. В Средневековой Испании альгвасилы подчинялись алькайду и выполняли функцию полицейских. Альгвасилы избирались городским советом, обычно на один год, но после выборов должность переходила в их собственность, которую они (или их наследники) могли перепродать. В период испанской инквизиции существовала почётная и уважаемая должность «великий альгвасил» — судебный пристав в верховном совете инквизиции.
Свет струится по плечу. Ночь ложится чёрной лентой Мне на лоб – и я молчу.
Огонёк сосёт свечу. Боль подобна кирпичу – В глубине души бесцветной. Сердце каждого предмета Словно шепчет: я стучу.
Но предмет – всего лишь тень, Тень задуманного кем-то Над собой эксперимента... Мир дробится в темноте
На предметы, времена, Силуэты и явленья. Как источники спасенья, В них застыли имена...
Звонок звук, огонь горяч, Тишина – шипит безлико, Землю красит земляника, Лечит ласточку палач...
День идёт своим путём, Время тает за плечом, Свет ложится мне на спину Белым огненным лучом.
Я не помню ни о чём. Всё былое – это глина, Я слеплю себе дельфина, И однажды на рассвете В ту страну, где все –как дети, Мы с дельфином уплывём.
Я устал и спать хочу... Автор: Liza Shchepinska
Живёт в нашем селе Демьян Ильич. Сейчас он старенький. Ему недавно исполнилось 84-года, но он по прежнему бодр и всегда немножко "на веселе". А история, которая произошла с ним, насчитывает добрых три десятка лет, а может и больше, а может меньше.
У него шестеро детей. Старший Саня учился со мной в одном классе. Когда дети выросли, стали работать, решили они сделать своему батьке подарок. И купили ему магнитофон.
Магнитофон в то время был только и только роскошью. Шестеро детей достаток в дом, когда они росли, не приносили. И тут такой подарок-сюрприз. Демьян Ильич радовался как ребёнок, честное слово. Научился с магнитофоном обращаться. Знал наизусть, какую кнопку нажимать, какую не трогать вообще.
Но самое главное, он полюбил всех и вся записывать на плёнку. Записал голоса детей, жены, тёщи(в первую очередь, потому что она любила его, и всегда наливала с "устатку", после бани, и конечно, когда он был с похмелья), записал голос Полкана(его собака), кота Васьки, правда что бы кот подал голос, его тянули за хвост по настоящему, серьёзно. В общем, в его звуковом архиве, оказались все, кто жил с ним в одной деревне.
И теперь о самом главном. Был какой-то праздник, потом прошёл, но мужики-то на другой день с похмелья болели. Кто-то сбежал из дома, кто-то выпросил у жены одну-две-три рюмочки, может и четыре. Некоторые просто мужественно терпели, когда эта "холера" пройдёт. А Демьян Ильич в этот день начал ремонтировать сарайку, где жила корова.
Жена Анна(для нас она была тётка - Нюра) довольнёхонька. Надо же! Все мужики пьют, а её Дёмушка работает не покладая рук. Выйдет на крыльцо, хорошо-то как. Молоток из сарайки постукивает - душу греет. Много ли бабе надо? Покой в доме, и любовь.
Настало время обеда, а молоток всё стучит. Зарастраивалась тетка Нюра, как бы её родной Дёмушка, не переработал. Жара же, мало ли чего... Не вытерпела, пошла в сарайку. А там, Демьян Ильич, в обнимку с магнитофоном, лежит, как попугай на дороге, и спит, рядом пустая бутылка. Из магнитофона, будь он не ладен, раздавался громкий стук молотка.
Дальше, как говорится, эта история продолжалась без свидетелей.
Прошло много лет. Когда я иду на пасеку к себе, то обязательно захожу поболтать к Демьяну Ильичу. Он всегда рад без ума. Оказывается, ему и поговорить не с кем. Ровесники почти все умерли(он очень уважал моего отца, но и его нет уже в живых), а которые ещё живые, просто у них нет сил приходить к друг другу в гости.
Грустно братцы на душе становилось мне, когда я уходил от Демьяна Ильича, к себе на пасеку. Неужели и мне придётся пить такую же чашу, как и Демьян Ильич. История не вымышленная. Даже имя я не изменил. Я попросил разрешение у Ильича, мы так его зовём.
Отец мне говорил:" Если человек тебя старше хоть на один день, зови его по отчеству. Никогда не ошибёшься". Я так и делаю...
Майор на серебряном пенни. Четвёртый крестовый поход. Милый Рыцарь на каменной сцене. В звериной шкуре Нимврод (*).
Всё здесь соткано в паутину. Смейся!Смейся, глупый профан! Не увидишь вовек картину: В теле Герцога десять ран.
На станке - Мать Паучиха, Создаёт много тканный ковёр. Картину выводит лихо, Здесь мой Герцог и страшный Майор.
Мать Паучиха Автор: Игорь Сухарев _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) В звериной шкуре Нимврод - Нимрод (также упоминается под именем Амрафель) — легендарный царь Вавилонии, который отошёл от веры во Всевышнего и подвигал на этот грех также и людей своего поколения. Упоминается как «сильный зверолов перед Господом». _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Когда начинается дождь и шорохи на чердаке смолкают, я прыгаю с крыши в пожелтевшую траву сада и подхожу к окну своего дома. Сквозь тонкие занавески пробивается неяркий свет. Уже целую неделю там живёт девушка. Она приехала продавать наш с Матерью Паучихой дом. Раньше приезжали и другие люди, но дом старый и покупать его никто не хочет. Вдруг занавесь приходит в движение, и я подхожу ещё ближе.
От кончика моего носа до холодного стекла всего пара сантиметров. За ними стоит она — белоснежные волосы, тонкий с горбинкой нос, за пухлыми, чуть приоткрытыми губами маячит маленький шарик жвачки. Я чувствую на своих губах её тёплое лёгкое дыхание. Сладкий, тягучий аромат дыни касается моих ноздрей, медленно стекает по шее, затем вниз по позвоночнику... Пытаюсь вспомнить вкус дыни, и ел ли я её когда - нибудь, но не могу.
Окно очень быстро покрывается изморосью, и лицо девушки превращается в размытое пятно. Я злюсь. Но тут же вспоминаю, что у меня осталось ещё немного силы. Круглая косточка почти остыла, но этого хватает. Протираю рукой запотевшее стекло и снова припадаю к нему.
Её глаза совсем рядом, и кажется, что она смотрит прямо на меня. Не отводя взгляда, аккуратно поправляет в ушах розовые шарики. Это наушники. Я знаю. Но у меня таких не было. Это помню. Окно снова затуманивается каплями дождя. Девушка дышит на стекло, пальцем рисует на нём сердечко и... робко улыбается мне. От неожиданности пячусь назад и мчусь на чердак, чтобы прижаться к тяжёлому брюху Матери Паучихи.
Ночью Мать Паучиха снова даёт мне гладкую как галька косточку и отправляет за птицами. На голых кладбищенских деревьях виднеются чёрные силуэты ворон. Быстро ловлю двух. Сажусь на один из крестов, и, пока птицы захлёбываются в земле, смотрю на золотистую луну. Она похожа на кокон, в котором Мать Паучиха баюкает меня. Луна раскачивается вместе со мной, и я думаю о девушке, которая живёт в нашем доме. Быть может она особенная и видит меня? Хочется спросить об этом Мать Паучиху, но страшно раскрывать свой секрет...
Девушка сидит на крыльце и курит тонкую сигарету. Вместе с дымом пробираюсь внутрь дома. В комнате тихо и светло. Запах кофе и духов смешался с запахом плесени и старой, рассыпающейся в прах мебели. Кровать расстелена, и я ложусь на неё. Провожу рукой по белью — оно холодное и пахнет дождём.
Смотрю на лампочку на потолке. Она похожа на дыню. Скрипит дверь, и я замираю. Девушка входит в комнату, зажигает ночник и выключает свет. Дыня исчезает и вместо неё в полумраке загорается маленький жёлтый полумесяц.
Дождь монотонно стучит по крыше, и кажется, будто это Мать Паучиха бросает кости на одряхлевший от времени шифер. Но мне не страшно. Смотрю на спящую рядом со мной девушку.
Её спокойное дыхание струится по моим векам и щекам. Под плотно обтягивающей её грудь футболкой проступают очертания маленьких сосков, и я уверен, что ничего красивее ещё не видел. Наверное, такой была бы моя жена, не умри я так рано. После ловли птиц, осталось ещё немного сил, и я беру в руки ладони девушки. Они горячие и гладкие, как кусок бедренной косточки.
Мне хорошо и хочется лежать так всегда... Но от прикосновений девушка просыпается. Резко выдёргивает руки, и пристально вглядывается сквозь меня в сумрак комнаты. Меня охватывают злость и жалость к самому себе. Я вскакиваю с кровати и, беззвучно рыдая, поднимаюсь наверх к Матери Паучихе.
Она даёт мне большую косточку с острыми как бритва краями, которая заполняет моё тело силой.
Её зовут Ева. Сначала она ничего не понимает. Стучит кулаками в стены и дверь. Мечется по затянутой паутиной комнате, зовёт на помощь. Но обессилев, успокаивается, садится в угол, и, опустив голову на колени, замолкает. Я сажусь рядом с ней.
Беру за руку — теперь она такая же прозрачная, как и моя. Мать Паучиха заворачивает нас в кокон и начинает убаюкивать. Я прижимаюсь к Еве, и сквозь толщу окутавшей нас паутины смотрю на жёлтый рожок ночника, который всё ещё тускло освещает комнату...
Пока горит рожок луны... (Отрывок) Автор: Миша Кошкина
