Наденем боты И вступим в чаты. Ум без работы. Мы все - солдаты.
Мы - не артисты, Коль заставляют. Ведь программисты Дух прогоняют.
Про чат-боты. Избранное. Автор: Леонид Шур
Друзья, решил не много по работать за Chat GPT 4. Поступил запрос - "Спустится на дно". Конкретное дно не было указанно, поэтому, возьму на себя смелость направить взор читателя на следующих два дна (дна в смысле глубины, прим. для политкорректности). На глубину коллективного бессознательного русского народа и на глубину, так сказать, уже общечеловеческую. _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Его (Евгения Головина - философа и писателя) последний визит на Болотниковскую я очень хорошо помню. 1985 год. Только появился Горбачев. Головин пришел и сказал, что наконец-то русский народ обрел совершенное выражение чёрта, — выражение, соответствующее его фундаментальной традиции, гениально воспроизведенной Гоголем.
— Ты знаешь, наступило время выхода коллективного бессознательного русского народа на поверхность!
— В чём это заключается?
— Горбачев воплощает образ чёрта, который есть в русском сознании. В русском сознании чёрт воплощается в двух ипостасях: это Хлестаков и Чичиков. Два фундаментальных образа чёрта. Чёрт Ивана у Достоевского — это вымученный черт, не настоящий, не имеющий отношения к русской идее чёрта. Вот Хлестаков — это чёрт. И Чичиков. И Горбачев воспроизводит алгоритмы, в буквальном смысле, обоих. Он одновременно и Чичиков, и Хлестаков.
— Вот при его приходе прозвучала фраза о том, — продолжал Головин, — что «мы должны встать твердой ногой на прочное основание». Это ведь буквальная цитата из Гоголя: это фраза Чичикова. Причем употреблена Горбачевым бессознательно, то есть он не имитировал Чичикова, это не писал спичрайтер, а это спонтанно: «встанем твердой ногой на прочное основание». Это ведь чёрт, который спрыгнул со страниц Гоголя. Это абсолютно инфернальная модальность. А Хлестаков — ну, парадигму Хлестакова в нём мы видим сразу. То есть Горбачев соединяет в себе обоих. Наконец-то мы дожили до того времени, когда русский черт занял позицию верховного управителя. Коллективное бессознательное русского народа в его инфернальной проекции вышло наружу и физически воплотилось — наш еще и меченый.
Однажды мы столкнулись пасмурным осенним вечером на остановке. Настроение Жени было подстать погоде. Он был не в пример себе прежнему угрюм, замкнут и чем-то озабочен.
Женя с ходу выпалил:
— А ты знаешь, что знание слова «Аллах» на треть спасает человека от l’aurore du Mal — «зари зла» — в могиле?
— Так ведь много кто знает это слово — что же получается, каждая сволочь достойна спасения?
— Нет, ты не понял, спасется лишь тот, кто знает сокровенный смысл этого слова, познает его подлинную суть, она станет защитой от могильного зла.
…В последующие годы все происходило уже очень формально какие-то посиделки, тягостные для всех. На бытовом, личном уровне наши отношения полностью исчерпали себя.
Физически исчерпали, но в духе он так и сияет вечным золотым иероглифом…
Насколько понимаю я, могильное зло - есть сон трупа . То есть душа никуда не возносится. Лёжа в могиле, сознание человека встав твёрдой ногой на прочное основание остаточной жизнедеятельности трупа, не фиксирующей современными приборами, смотрит сны, скорее всего об упомянутом выше коллективном бессознательном народа, к которому покойный имел честь принадлежать. Но это только моя интерпретация. Возможно, что Евгений Головин под l’aurore du Mal понимал нечто иное, более экзистенциональное и более что - то глубокое. Друзья, пишите, как вам понравился первый опыт работы моего чат бота и благодарю за внимание.
И вот я в зеркало гляжу, Вернувшись с похорон, И вижу там — она встаёт Бесшумно, точно сон, И, ларчик с пудрою достав, Стоит с улыбкой на устах
И, обернувшись, не смотрю ль, Не видит никого, Пуховкой водит по щекам, И с тайным торжеством Глядит, румяна и бела: Красу от тлена сберегла
Уильям Батлер Йейтс
Духу надлежит отделиться от всех подобных грез Тела Страстей и устремиться к Небесному Телу; и только когда отделение произойдет окончательно, он прекратит грезить и поймёт, что умер. Поэтому то, что называется Возвращением, подразделяется на два чередующихся состояния — Явь и Сон , которые похожи друг на друга тем, что в обоих присутствуют чувственно-воспринимаемые образы или некие чувственные впечатления, а различаются, во-первых, тем, что в Яви эти чувственные впечатления исходят от других сущностей, связанных с умершим теми или иными событиями из прошлой жизни, во сне же — лишь извлекаются Духом и Телом Страстей из Слепка, а во-вторых — тем, что только в Яви Дух осознаёт, что уже умер.
ВРАТА ПЛУТОНА ('ВИДЕНИЕ А', КНИГА IV). Отрывок. Уильям Батлер Йейтс
Как мы видим, духовный опыт Уильям Батлер также свидетельствует в пользу того, что в пост жизненном существовании дух человека может находится в двух различных состояния: в состоянии Яви, то есть в состоянии пребывания в Царствии Небесном, с полным осознанием своего перехода, а также контакта с духами имеющими отличными от него субъектность или в состоянии могильного сна, когда благодаря остаточным силам жизнедеятельности (у мёртвого растут ногти) сознание продолжает быть погружённым в бессознательные структуры, продолжающие воспроизводить некий слепок составленный из разных моментов прожитой жизни. Ещё такой интересный момент, Йейтс говорит о возможности чередовании этих двух видов потустороннего существования. То есть пробуждение в яви Царствия Небесного может быт ьне продолжительным, после чего следует снова возвращение к форме могильного сна. Что косвенно и подтверждается фразой философа Евгения Головина, что даже знание тайного смысла имени Аллах только на треть помогает преодолевать то, что называется могильным злом или могильным сновидением. То есть фактически в состояние могильного сна можно продолжать существовать в своей прежней жизни. Именно такая формулировка - существовать в жизни, как персонаж существует внутри романа. Полное окончание срока действия авторских прав на свою жизнь, полное превращение в объект/персонаж некого, как пишет Йейтс Слепка. То бишь стать одновременно зрителем, не осознающим себя как зритель, и актёром клипа -нарезки из более ярких и драматических моментов прошедшей жизни. Вот такое обратное возвращение в жизнь, такая вот "вечная" молодость.
Но снова в памяти унылой Ряд урн надгробных и камней И насыпь свежая могилы В цветах и листьях, и над ней, Дыханью осени послушна, — Кладбища сторож вековой, — Сосна качает равнодушно Зелёно-грустною главой, И волны, берег омывая, Бегут, спешат, не отдыхая. Герцен А. И., Былое и думы
...У кладбищенских ворот небритый мужик в сапогах и ватнике продавал вялые белые астры.
— У тебя что, отец, других цветов нет? – скривился Алекс.
«Отец», который, скорее всего, был нашим ровесником, подумал самую малость и степенно отчеканил, бросив осуждающий взгляд на Алекса:
— Астра того аромата не даёт, но вид и цвет свой имеет...
— Да ты, я вижу, философ, – сделал вывод Алекс.
— Оставь его, – прикрикнул на Алекса Шварц, – что ты прицепился к человеку... Не собираешься же ты, в самом деле, покупать цветы?!
Долго топали по каким-то аллейкам по бесконечному кладбищу.
Спросили сморкающегося в тряпку служителя с красными то ли от ветра, то ли от пьянства глазами, как пройти к новым захоронениям. Тот, не прекращая сосредоточенно сморкаться, развернулся навстречу ветру и бровями указал направление.
Наконец, пришли...
— Что-то не видать поклонников таланта нашего романиста, – проворчал Алекс, поёживаясь на ветру.
— Что наша слава... – прошептал синими губами Сёма ...
Утренний снег, утренний снег, Ты умираешь на теплом окне, В ярком костре спелых рябин, И на скамейке осеннего сада. Утренний снег, утренний снег, Как же тебя обманули шесть дней, Злого дождя и жестокого града.
Ты был послушен в руках у ребят, Выросла крепость из снежного теста, В снеговика превратили тебя, Дети счастливые возле подъезда, Но в воскресенье лучи и тепло, Осень вернула в белеющий город, Вот и сочувствуя плачет стекло, Черными лужами станешь ты скоро.
А её окнах ночью горит свет, Но нет ответа. Эти долгие годы и своды правил, Королева царствует, но не правит, Королева сходит с ума медленно, Незаметно.
Немного нервно — Ричард. Избранное.
В услышанном должно быть только услышанное, вспомнил я и сказал:
– Почту за честь пройти эту тренировку, когда позволит служба.
На самом деле служба позволяла. Но я все еще сомневался в глубине души, стоит ли мне, японцу, учиться чему-то у этого старика.
На моё решение повлиял вроде бы никак не связанный с этим случай.
Рядом с нами упал английский «Харрикейн». Два истребителя обстреляли наши автомобили, стоявшие на деревенской улице без маскировки, а потом один из самолётов врезался в деревья. По нему даже не успели открыть огонь – пилот не справился с управлением, выходя из атаки.
Схватив винтовки, мы побежали в лес.
– Наконец-то будет кого допросить, – сказал один из наших.
Но надежда, увы, не оправдалась.
Самолёт развалился на части – крылья сшибло стволами, но фюзеляж был цел. Пилот погиб от удара. Его молодое лицо с открытыми глазами, прижатое к стеклу кабины, казалось живым. Можно было подумать, что из свойственного англичанам высокомерия летчик просто не желает замечать направленных на него взглядов, делая вид, будто он в джунглях один.
Выглядело это очень живописно.
По причине этой самой живописности начальство запретило вытаскивать пилота из кабины – и мы выставили возле самолёта караул. Ждали кинохронику из Рангуна, чтобы запечатлеть бесславный конец врага для поднятия духа нации, но дни шли, а киношники все не ехали.
Пилот между тем стал понемногу разлагаться. Я взял себе за привычку ходить к самолёту перед закатом, наблюдая за трансформациями мертвого лица.
В первый день, когда я только увидел его, оно было удивительно спокойным и даже красивым (насколько это слово применимо к европейцам). Потом глаза мертвеца подернулись непрозрачной плёнкой. Затем по лицу пошли буроватые пятна – как будто проступили синяки от удара.
Скоро лицо потеряло свою тонкую форму и разбухло. На нём появилась как бы пресыщенная гримаса… Ещё через день в кабину нашли ход насекомые, и за стекло стало противно смотреть.
Сделалось ясно, что хронике этот парень уже не пригодится. Когда я в очередной раз пришёл к самолёту, кабина была открыта, а мертвец исчез. Его похоронили где-то в джунглях.
Наши говорили, что «Харрикейн» – паршивый самолет, сильно уступающий нашим «Оскарам» и тем более «Зеро». У американцев, однако, были машины лучше.
Когда я рассказал о мёртвом летчике старому монаху, тот напомнил, что у древних буддистов была специальная практика – ходить на пустыри, куда выбрасывали мертвецов, чтобы наблюдать за трансформациями мёртвых тел. Конечно, это наводило на раздумья.
Сутра Сердца не врёт, думал я. Все мы иллюзорны и мимолетны, наши жизни пусты – это совершенно ясно. Но этой декларации недостаточно для того, чтобы избежать страдания. Восторженные прихожанки, повторяющие «пусто, всё пусто, а ум подобен сияющей во мгле лампе…» смешили меня еще в Японии. Как будто это бормотание что-то меняло в идиотизме их жизней.
Но не был ли такой прихожанкой я сам?
Буддийскую премудрость легко превратить в божка вроде тех, что примитивные народы делают из глины и ракушек. Развитые культуры используют вместо ракушек слова и концепции – и лепят своих идолов из них. Разве слово «пустота» разрушает мглу, где мы скитаемся? Наоборот, она становится только чернее. Труп этого молодого англичанина оказался лучшим из моих наставников. Я понял, что за всю свою жизнь так и не научился ничему стоящему.
Два угла треугольника очень не любят друг друга И прочертили между собой линию, Как бы границу. Есть третий угол, который пытается найти общий язык С углом номер один, С углом номер два, И к каждому протоптана дорожка. Но те два угла Не видят третьего. Им и двоим, вдвоём Не скучно. Они ссорятся, иногда дружат, И третий им ни к чему.
Два угла Автор: Алекс Щиров
при публикации поста никто не пострадал
Часа три назад. Около 12 ночи. - Алкоголь? Наркотики? - Ни-ни! В трезвом уме, здравой памяти - на вскидку. - Чем объяснить эти блаженные улыбки на лицах трупов? Врач пожал плечами. - Благополучная семья... - Андрей окинул взглядом обстановку. - Зажиточная, я бы сказал. - согласился врач. - Записку на кухне нашли. На телевизоре. Приклеена была на экран. - доложил вошедший оперативник Сергей. - "Уходим в лучший мир" - прочитал Крутицкий. - Не густо. - Мужа не было. ...Мужика. - предположил Сергей.
Когда торжественный Закат Царит на дальнем небосклоне И духи пламени хранят Воссевшего на алом троне, - Вещает он, воздев ладони, Смотря, как с неба льётся кровь, Что сказано в земном законе: Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! И призраков проходит ряд В простых одеждах и в короне: Ромео, много лет назад Пронзивший грудь клинком в Вероне; Надменный триумвир Антоний, В час скорби меч подъявший вновь; Пирам и Паоло… В их стоне — Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! И я баюкать сердце рад Той музыкой святых гармоний. Нет, от любви не охранят Твердыни и от смерти — брони. На утре жизни и на склоне Ее к томленью дух готов. Что день, — безжалостней, мудреней Любовь и Смерть, Смерть и Любовь! Ты слышишь, друг, в вечернем звоне: «Своей судьбе не прекословь!» Нам свищет соловей на клене: «Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!»
Баллада о любви и смерти Поэт: Валерий Брюсов
Да, я умер, но я не мог допустить, чтоб моя любимая выпила горькую чашу одиночества до дна, а потому принял решение вернуться, чтобы быть где-то рядом, видеть тебя хоть издали и защитить тебя»....
Затем в их разговоре возникла пауза, и они внезапно потянулись навстречу друг к другу. В глазах Ивара возникло смущение и страх – он переживал, что его теперешний облик неприятен Иветте. Но женщина подумала про себя, что как можно оттолкнуть того, кого она любит и любила всю свою жизнь, а потому смело поцеловала Ивара в его чёрные от запекшейся крови губы. Надо сказать, что несмотря на всё произошедшие с ним изменения, Ивар по-прежнему был красив. Да, его кожа потеряла былую свежесть, местами сгнила и облезла. Но его умные карие глаза по-прежнему светились добротой и мудростью. Даже после смерти он сохранил свою осанку и выправку, и прекрасную мужественную фигуру. Так, что, если бы он шёл своей энергичной походкой в обыкновенной человечьей одежде и шляпе, надвинутой на глаза, его вполне можно было бы принять за живого, просто сильно потрепанного жизнью человека.
Со временем Иветта привыкла к новому облику своего возлюбленного и даже ужасный запах склепа, постоянно сопровождавший его, перестал её раздражать и даже стал казаться милым, родным и по-домашнему уютным. «Подумаешь, мёртвый, - говорила она себе, - да он в сто раз лучше всех живых вместе взятых.» И это было действительно так: несмотря на то, что Ивар умер, он по-прежнему оставался тем добрым, весёлым, энергичным и неунывающим парнем, каким был при жизни. И даже кое-что приобрёл. Дело в том, что при жизни он был довольно робок и слаб физически, теперь же он не боялся ничего и приобрёл невиданную физическую силу. Человеку, что прошёл через смерть, жизнь уже не страшна. Вот так теряя что-то одно, мы приобретаем взамен нечто совсем иное. Теперь ему была не страшна никакая физическая боль и даже вражеский штык, от которого он умер в своё время, теперь вызвал бы у него лишь смех. Ведь то что мертво, умереть не может.
Так Ивар остался жить с Иветтой. Вместе бродили они по лесу, полям и лугам, собирая грибы, землянику и конечно же лечебные травы для снадобий. А вечера проводили у камина, рассказывая друг другу истории из жизни, что приключились с ними за эти долгие годы разлуки. И им никогда не было скучно вместе. Ведь несмотря на то, что он умер, Ивар остался всё таким же душевным парнем, каким был при жизни, умеющим слушать и слышать собеседника. В моменты их совместных прогулок под луной, Иветта садилась отдохнуть прямо среди цветущего василькового поля, Ивар клал ей голову на колени, мечтательно смотрел на ночное небо, усеянное мерцающими звездами и улыбался. А Иветта проводила пальчиком по его мертвому лицу, нежно приговаривая: «ты у меня самый красивый». И это было чистейшей правдой, она действительно так думала. И даже трупный червячок, вылезший у него из уха, ничуть не портил его мёртвой красоты.
Между тем, тучи над Иветтой начали сгущаться. Она уже давно слыла в селе странной и отшельницей, теперь же люди начали шептаться, что она ведьма. Эту плохую славу подкрепляли рассказы Эрика, который, к слову сказать, так и не оправился от потрясения после встречи лицом к лицу с живым мертвецом. Только подробности той встречи совсем перепутались в его голове и он то и дело рассказывал в местном трактире, что возле домика Иветты на него напало здоровое лысое чудище со свиным рылом, копытами и хвостом. А в другой раз он уверял, что это был некто лохматый, с головы до пят покрытый густой шерстью. В третий раз он рассказывал, что это было страшное существо с щупальцами и клювом, от которого он едва унес ноги. Он сам путался в своих рассказах. И вскоре прослыл местным сумасшедшим. Но люди жадно слушали и внимали, потому что никто не любил Иветту. Ведь где это видано, чтоб дева столько лет жила одна, упорно пресекая все ухаживания мужской половины общества. Ответ напрашивался только один: она ведьма. Люди многое могут простить, но никогда они не простят самодостаточности и нежелания следовать их правилам. И вот беда не заставила себя долго ждать.
Так случилось, что год выдался неурожайный – из-за сильной засухи поля стояли выжженные, как земля в аду. К этому добавился внезапный мор и падёж скота, что сделало жизнь простых жителей ещё более невыносимой. Вскоре среди сельчан поползли первые еле слышные нити ропота: «Ведьму сжечь! Это она во всём виновата». Местный священник поддержал идею своей паствы. Он очень давно был зол на Иветту, ведь в своё время она отвергла его ухаживания, а он, будучи человеком мстительным и злопамятным, не смог ей этого простить. «Прощайте грешников и обидчиков ваших, ибо они не ведают, что творят» - вещал он с постным лицом на проповедях в маленькой сельской церквушке. А про себя добавлял с дьявольской ухмылкой: прощайте, но не забывайте, что Господь их всё равно жестоко покарает. Он считал себя посланником Божьим на земле, а потому полагал, что его руками Господь вершит правосудие. Он объяснил своей пастве, что нельзя так просто взять и сжечь ведьму. Сначала нужно устроить ей допрос и доказать факт колдовства, вырвав из её уст признание. В своей душе он ликовал, представив, каким пыткам и мучениям он сможет совершенно законно подвергнуть ту, которая когда-то ему отказала. И вот к Иветте были посланы двое конвойнеров, которые должны были доставить ее к священнику для допроса, а точнее – покаяния.
Был дождливый вечер с грозой. Наконец-то сильная засуха сменилась внезапным ливнем. Раскаты грома сотрясали всю округу, а Ивар И Иветта сидели возле уютно потрескивающего камина и болтали. Женщина перебирала засушенные травы, а покойник затачивал топор. «Представляешь, я совсем перестал испытывать боль» - Ивар, дурачась, поднёс свою руку прямо к огню и долго не отводил её, так, что его серая плотная, как выдубленный пергамент кожа, начала дымиться. «Не шути так, не могу на это смотреть» - Иветта в порыве вскочила и одёрнула его руку от пламени. В этот момент Ивар случайно перевёл взгляд на окно и едва завидев двух рослых всадников, направляющихся под проливным дождем прямехонько к ним, он метнулся к двери, накинув на голову капюшон и бросив на ходу Иветте: «Не спеши выходить, я открою.»
На улице было очень темно и всадники не поняли, кто перед ними, увидев в открывшейся двери тёмный силуэт Ивара. «Что привело вас сюда, любезные?» - широко улыбнувшись учтиво спросил он. «Здесь живёт Иветта-травница?» - неожиданно писклявым голосом сказал один из всадников, который к этому времени уже успел спешиться, держа лошадь за уздечку. «А если бы и так, то что ей передать?» - уклончиво ответил вопросом на вопрос Ивар. «Мы прибыли сюда по распоряжению священника, чтоб доставить ее для допроса по подозрению в колдовстве…» - стражник не успел договорить, увидев, как его лошадь косила испуганным глазом в сторону таинственного незнакомца и судорожно заржала, втянув ноздрями воздух. «Что за падалью тут воняет?» - поморщившись спросил другой стражник, подойдя к ним и с интересом уставившись на Ивара. Он было попытался пройти в дом, но Ивар преградил ему путь, встав в проёме и опершись рукой о дверной косяк.
«Господа, я не намерен сегодня принимать гостей. Никакой Иветты тут нет и отродясь не было. Я живу один. Возможно вы перепутали дом. Ничем не могу вам помочь.» - Ивар уже собирался захлопнуть дверь прямо перед носом своего собеседника, но тут ему в грудь уперся наконечник алебарды, которой был вооружен стражник. «Да что ты такое?» - стражник принюхался и придвинулся вплотную к Ивару, пытаясь разглядеть в темноте его лицо. «Ладно, я хотел быть вежливым, но видно не судьба – разочарованно бросил Ивар сам себе под нос и сорвав с головы капюшон и наклонившись вперед прямо на собеседников, прошипел, тщательно выговаривая слова: «Валите отсюда , ублюдки, покуда целы».
В этот момент ударил очередной раскат грома, блеснула молния и ярко осветила лицо живого мертвеца. Увидев его страшный оскал, стражник завопил: «Аааа, да это же упырь, что прямиком вылез из могилы!» Его напарник быстрее пришёл в себя и вонзил в горло Ивару кинжал, который внезапно вытащил из-за пояса. Лезвие кинжала частично вошло в плоть, брызнула чёрная липкая жижа, капли которой упали на лицо стражника, и тот, пытаясь стереть их рукой, громко завопил: «Ну что за тварь!» Но мертвеца это нисколько не смутило, а скорее рассмешило. И он , залившись громовым смехом, выступил вперед и заехал своим кулаком прямо в лицо сначала одному, а потом и другому стражнику. Завязалась драка, которая впрочем быстро закончилась тем, что нечеловеческой силой Ивар отшвырнул обоих нападающих на приличное расстояние и, поднявшись на ноги, они бросились на утёк, позабыв про лошадей и брошенное оружие.
Ивар пытался завести в хлев испуганных лошадей, которые то и дело ржали и поднимались на дыбы, когда к нему подбежала встревоженная Иветта. «Собирайся скорей, нам придётся покинуть это место, жизни тебе не дадут здесь» - бросил он ей.»
- «А куда же мы пойдём и сможем ли далеко уйти?» - всхлипнула она. - «Само провидение нам вовремя послало этих двух добрых коней» - сказал ухмыльнувшись Ивар и хлопнул одного из них по крупу.
Эти лошади и правда были сильны, мускулисты и выносливы, что давало влюблённым неплохой шанс уйти от погони. «Когда я странствовал по свету в поисках дороги домой, то видел много дивных городов, что стоят прямо посреди поля, окружённые высокими крепостными стенами. За этими стенами жизнь кипит, там всегда можно найти себе занятие по душе и затеряться в толпе, став незаметным, даже если ты совсем мёртвый» - сказал он, заговорщицки подмигнув Иветте. Ей же в свою очередь давно опротивела скучная сельская жизнь и односельчане, которых она ненавидела за их скудоумие и нетерпимость к иному мнению, которое выходило за пределы их унылого мира, ограниченного селом, церковью и семейным бытом. А потому, наскоро собравши узелок в дорогу, женщина покинула старый дом, служивший ей пристанищем столько лет, без малейшего сожаления.
Дождь закончился, и едва забрезжил рассвет, влюблённые, оседлав коней, двинулись в путь, навстречу приключениям, опасностям и новой жизни.
Мёртвый жених. хоррор-сказка (Отрывок) Автор: Ян Авеш
Кто их оттуда поднимет, достанет со дна пруда? Смерть, как вода над ними, в желудках у них вода. Смерть уже в каждом слове, в стебле, обвившем жердь. Смерть в зализанной крови, в каждой корове смерть.
Смерть в погоне напрасной (будто ищут воров). Будет отныне красным млеко этих коров. В красном, красном вагоне с красных, красных путей, в красном, красном бидоне — красных поить детей.
Смерть в голосах и взорах. Смертью полн воротник. — Так им заплатит город: смерть тяжела для них. Нужно поднять их, поднять бы. Но как превозмочь тоску: если убийство в день свадьбы, красным быть молоку.
Кто их оттуда поднимет Поэт: Иосиф Бродский
Мамка мне много про Николу рассказывала: как он на стаю волчью с голыми руками ходил, как дрался со зверьём; как на кладбище жил, от людей шарахался, голодом мучался, плотскими жаждами; исчезал надолго и возвращался, готовил настои и мази исцеляющие. Потом он нам говорил: «Испытание мне наказано было Великое, нечеловеческое». Все опосля проходили те же муки, что он сдюжил, – все проходили, да не все прошли... Баб наших, деревенских, он одной мерой мерил, мужиков – другою. Мне семнадцать годков стукнуло, когда не голосом я закричал, а Силой своей, и много было ещё впереди… Марфа, которую я поминал уже, померла, не сдюжила, похоронили мы её на кладбище нашем тихонечко. Мужика одного медведь задрал, другой, Фёдор, в проруби утонул. Федорова баба на сносях была, родила через месяц она двоих мальчиков – да мёртвыми, синенькими. Никола сказал, что это хороший знак, ему Откровение было. Баба вслед за детками померла тоже. Схоронили мы их всех рядом, могилка к могилке. В девятнадцатом году, когда уходили мы из деревни нашей навсегда, Никола велел по пригоршне земли с их могилы с собою в дорогу взять. Сильная землица, колдовская...
Я, словно бабочка к огню Стремилась так неодолимо В любовь, в волшебную страну, Где назовут меня любимой. Где бесподобен день любой, Где не страшилась я б ненастья. Прекрасная страна - любовь, Ведь только в ней бывает счастье.
Пришли иные времена, Тебя то нет, то лжешь, не морщась. Я поняла, любовь - страна, Где каждый человек - притворщик. Моя беда, а не вина, Что я - наивности образчик. Любовь - обманная страна, И каждый житель в ней - обманщик.
Зачем я плачу пред тобой, И улыбаюсь так некстати. Неверная страна - любовь, Там каждый человек - предатель. Но снова прорастет трава Сквозь все преграды и напасти. Любовь - весенняя страна, Ведь только в ней бывает счастье
Поэт: Белла АХМАДУЛИНА
Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес. Сельскохозяйственные книжки и всякие эти советы в календарях составляли его радость, любимую духовную пищу; он любил читать и газеты, но читал в них одни только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом, мельницей, с проточными прудами. И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.
— Деревенская жизнь имеет свои удобства, — говорил он, бывало. — Сидишь на балконе, пьёшь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и... и крыжовник растёт.
Он чертил план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: a) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и всё копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж коли задался человек идеей, то ничего не поделаешь.
Годы шли, перевели его в другую губернию, минуло ему уже сорок лет, а он всё читал объявления в газетах и копил. Потом, слышу, женился. Всё с той же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал её впроголодь, а деньги ее положил в банк на своё имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба чёрного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни да года через три взяла и отдала богу душу. И конечно брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в её смерти. Деньги, как водка, делают человека чудаком. У нас в городе умирал купец. Перед смертью приказал подать себе тарелку мёду и съел все свои деньги и выигрышные билеты вместе с мёдом, чтобы никому не досталось. Как-то на вокзале я осматривал гурты, и в это время один барышник попал под локомотив и ему отрезало ногу. Несём мы его в приёмный покой, кровь льёт — страшное дело, а он всё просит, чтобы ногу его отыскали, и всё беспокоится; в сапоге на отрезанной ноге двадцать рублей, как бы не пропали.
