Это всё лишь книги 

В двадцать первом веке, где - то на планете,
Я не знаю точно, где живёт и как ,
Молодая фея, что умеет слышать
Разговоры ветра и зелёных трав

И не спится фее летними ночами,
О любви всё шепчут дикие цветы,
А она о счастье ничего не знает,
Одиноко сердце, одиноки дни..

В двадцать первом веке современна фея
Кто же мне подскажет, как её узнать ?
По глазам ли звёздам, что других светлее ?
Где её увидеть, как её понять ?

А она не верит, что бывают встречи,
Может ветер скажет, где меня найти ?
И распустит фея волосы на плечи,
Не бывает разве у людей любви ?!

В двадцать первом веке, где - то на планете,
Я не знаю точно , где живёт и как,
Молодая фея, что умеет слышать
Разговоры ветра и зелёных трав

                                                                               Молодая фея
                                                                        Автор: Инесс - Виола

Тяжёлые тучи медленно ползли по серому небу, мешая солнцу радовать теплом и светом город. На тротуарах пузырились лужи. Люди прятались от наглого осеннего дождя, укрывались под козырьками ближайших киосков и магазинов, заскакивали в любую распахнутую дверь.

  Андрей поставил кресло у самого входа в свой "Букинист" и с каким - то необъяснимым восторгом наблюдал происходящее вокруг. Было немного зябко, но закрывать дверь не хотелось - она как бы соединяла два разных мира. Один из этих миров был внешним, обычным и утомляющим своей неуклюжестью, другой же - постоянно удивляющим, чарующим миром книг, стоящих на полках родного магазинчика. Этот второй мир был намного понятней и ближе, чем тот, первый, существующий по несовершенным и даже извращённым законам.

  Андрей создавал свой мир уже много лет и шёл к нему непростым путём, который однажды завёл на службу в милицию. Но вдруг выяснилось, что милиция - это не только образцовые стражи порядка и защитники законопослушных граждан. Оказалось, что имеется и обратная, крайне неприглядная сторона медали - грязь и подлость, чинопочитание и взяточничество, тяжёлый, неблагодарный труд и отсутствие всяких перспектив. Всё это никак не вязалось с создаваемым миром, и Андрей без всякого сожаления ушёл из "органов", пустившись в рискованные странствия по жизни.

   И вот, в результате многих злоключений, он оказался в небольшом полуподвальном помещении, которое сдала ему недорого в аренду, вместе с парой сотен списанных книг, одна из городских библиотек. Так возник маленький, но вполне уютный мирок с названием "Букинист", и этим миром Андрей не без оснований гордился. Ещё бы! Ведь это было именно то, о чём он так долго мечтал и даже видел в своих счастливых снах.

  Он любил гладить рукой книги, вдыхать их запахи, прислоняться к ним щекой. Во всём этом было что-то интимное и сверхъестественное, что - то не поддающееся никакому человеческому разумению. Подавляющее большинство из этих книг он прочёл, а некоторые, самые любимые, знал почти наизусть. Он радовался каждой хорошей книге, когда её приносил какой-нибудь горе - владелец, решивший вдруг, по той или иной причине, расстаться со своей преданной спутницей жизни пусть. Книга не может предать человека, а вот человек часто предаёт книгу. Предаёт, особенно и не задумываясь о таком "пустячке"...

  Андрей считал себя в какой - то мере спасителем литературы. Ведь благодаря его магазину почти каждая принесённая сюда книга со временем находила своего нового владельца и друга, того, кому она была действительно нужна.

   - Бедняжки вы мои, - говорил иногда он вслух, задумчиво глядя на полки. - Ну, ничего, ничего...

  В самом дальнем закутке магазинчика Андрей поставил старенький топчан и журнальный столик и часто оставался здесь ночевать, с удовольствием перечитывая какую-нибудь из своих любимиц. Он мог читать всю ночь напролёт, подбадривая себя крепким чаем или кофе из термоса, а иногда позволял себе что - нибудь и покрепче.

   В мире "Букиниста" было намного уютней и спокойней, чем дома, где на Андрея постоянно обрушивались выстрелы из "двуствольной артиллерии" - жены и почти взрослой дочери: "Ты бы лучше на стройку пошёл! Там хоть какие - то деньги платят. А то сидишь как идиот со своими книжками... И ладно бы продавал что - то путёвое, а то ведь макулатура одна... Да кому сейчас нужны все эти твои советские писателишки? Классики соцреализма!.. Кто их теперь читает? Какой дурак за них платить будет? Ты не думаешь о том, что завтра дочь замуж соберётся? А у нас ведь даже денег на свадьбу нет! Не говоря уже о прочем..."

   Обвинения всегда били больно и точно. Он чувствовал, что жена в чём - то права, и от этого было ещё хуже. Дочка собиралась поступать в университет, а за учёбу платить было нечем...
 
  - Здравствуйте...

  Андрей не заметил, как девушка вошла в магазинчик, и потому вздрогнул, услышав её голос. Опять пришла! И вновь во взгляде что-то необъяснимое...

   - Как жизнь? - Он попытался скрыть охватившее его волнение и как можно беззаботнее подмигнул ей.

   Девушка пожала плечами и улыбнулась. Её тёмно - русые волосы спадали на плечи и спину свободными волнами. От неё исходил приятный аромат луговых цветов, и этот аромат сразу же заполнил всё помещение.

  - Сегодня вечером у меня много свободного времени, - смущённо сказала она. - Вы... не хотите погулять?

  Девушка замерла, напряжённо ожидая ответа. Он ощутил это напряжение неким шестым чувством и смутился сам.

  "Господи, да зачем же я тебе нужен? Ведь тебе, наверно, и двадцати ещё нет, а я уж тридцать пять разменял. И ведь одета хорошо, значит, вполне перспективная..."

  Эти мысли пронеслись стремительно и оставили в душе лёгкую грусть. Был бы он помоложе лет на десять, а так... Нет, не стоит вторгаться в её жизнь, чтобы не произвести там никаких разрушений.

  - Извини, я сегодня занят. Дела, будь они неладны.

   Чтобы не выдать своё враньё, Андрей отвернулся, делая вид, будто поправляет на полке книги.

  - Что вы, это вы меня извините, - поспешно проговорила она. - Я, наверное, кажусь вам глупой...
   - Нисколько. - Андрей попытался улыбнуться, но вышло это как - то натянуто.

   Чтобы сменить тему, он указал девушке на полку.

   - Взгляни-ка сюда. Вчера только принесла одна вредная тётка... Юрий Казаков, Андрей Платонов, Паустовский, Пришвин, Юрий Трифонов, Евгений Замятин. Можно сказать, целая библиотечка лучших советских авторов. Очень советую тебе почитать. Это отличные повести и рассказы. Ты, например, читала "Золотую розу" Паустовского?
   - Нет. - Девушка подошла к нему, разглядывая книги.

   Теперь она стояла совсем близко, почти касаясь его плеча, и Андрей ощутил, что эта близость буквально пьянит и немного кружит голову.

  "Может быть, всё же пройтись с ней вечером по городу?" - мелькнула шальная мысль, но он тут же отогнал её.
   "Нет, нет и ещё раз нет! Всё равно, ничем хорошим это не кончится. Потом будут боль и грусть юного существа, и крушение жизненных идеалов. Я не хочу быть причиной этому. Только не я..."

   Он слышал её дыхание, упивался её ароматом и желал теперь только одного - чтобы она поскорее ушла и унесла всю бурю его желаний и чувств...

  - Я возьму их все. Наверное, это действительно хорошие книги, раз вы так их хвалите. Мне кажется, у вас есть художественный вкус.
   - Пожалуй, это единственное, что у меня есть, - вздохнул Андрей.
   - Зачем вы так говорите? - Девушка взглянула укоризненно. - Вы... очень хороший человек. Разве это так мало? Ведь в наше время, когда все вокруг помешались на деньгах и достатке, таких людей почти не осталось. Все забыли о том, что кроме "баксов" и "мерсев" есть ещё и что - то более дорогое и вечное. А богатство - это всего лишь пошлая театральная декорация, и не более того...

    Она замолчала, часто дыша от волнения, а Андрей тупо смотрел на её грудь, высоко вздымающуюся под тонким свитерком, и ничего больше не замечал вокруг.

   Он всё же заставил себя оторвать взгляд от груди девушки и увидел её светящиеся карие глаза.

  - К сожалению, моя жена и дочь считают по - другому. Им нужен именно достаток и ничего другого.

   Он спохватился, так как фраза прозвучала совсем не к месту. Но взгляд девушки уже потух.

   "Вот идиот! Ну зачем было это ляпать?.."

  Она сложила в пакет полдюжины книг и протянула деньги, отведя в сторону взгляд, словно ей было стыдно платить.

  - Не надо. - Андрей демонстративно спрятал руки за спину. - Считай это моим подарком тебе.
   - Так вы разоритесь, - сказала она вполне серьёзно. - Это же ваш бизнес.
   - Да какой это, к чёрту, бизнес! Я что, похож на бизнесмена?
   - Нет, не похожи. Вы... вы совсем не такой.

   Андрей осторожно взял её за руку.

  - Послушай, мне кажется, ты чересчур меня идеализируешь. А я ведь вполне обычный человек с кучей бытовых проблем и семейных неурядиц. Я ... просто неудачник, не нашедший своё место в этой новой, дерьмовой жизни. Пойми это. Подобные мне люди со временем вымрут, потому что стране нужны совсем другие - наглые и беспринципные, способные на всё ради достижения своих целей. А мы - всего лишь жалкие пережитки социализма, которые наивно верили в светлое будущее. Мы - отходы, утиль...
   - Прекратите! - с жутким отчаянием вскричала девушка и бросилась к выходу.
   - Подожди! - Андрей попытался её догнать, чтобы остановить, извиниться за свой срыв и начать весь разговор с начала. Он вдруг понял, что не хочет сейчас расставаться с этой милой девушкой, тем более, так нехорошо.
   - Я дурак! Ты не слушай меня...
   - До свидания, - со всхлипом сказала она уже на крыльце и быстро зашагала прочь, выбивая каблучками дробь по плитке тротуара.

  Она, кажется, заплакала, и Андрею стало стыдно за то, что обрушил свои проблемы на человека, который пришёл сюда, быть может, чтобы найти утешение для своей души.

  "А я ведь до сих пор не знаю её имени..."

  Он с грустью смотрел вслед девушке до тех пор, пока она не затерялась среди спешащих людей, достал из кармана своей старенькой джинсовой куртки пачку "Явы" и закурил, но, не докурив сигарету, бросил её в урну и вернулся в полумрак "Букиниста". Ему показалось, что в магазине возникло странное гнетущее напряжение, словно все книги переживали сейчас вместе с ним, возможно даже, неслышно перешёптывались между собой.

  - Ну что скажете, носители вековой мудрости? Не бойтесь...

Андрей выжидающе разглядывал хмурые полки, но хитрые книги притаились и благоразумно молчали...
 
  Наблюдать за людьми, приходящими в магазинчик, Андрею всегда было интересно. Зачастую покупатели были настолько неординарны и неповторимы, что он не удержался и начал вести что - то вроде дневника, где делал записи обо всех необычных людях или историях, связанных с ними. Порой у него получались неплохие зарисовки, вполне достойные литературных журналов.

  У "Букиниста" были свои завсегдатаи, приходящие каждую неделю. Они подолгу выбирали книги, расспрашивали об авторах и сюжетах произведений, а затем уходили, так ничего и не купив, либо приносили на продажу экземпляры из личных домашних библиотек. Эти люди постоянно что - то рассказывали о своей жизни, делились проблемами или радостями, а иногда даже просили в чём-либо совета...

  - Вот, принёс советские детективы.

Высокий, сухощавый старик неторопливо доставал из большого коричневого портфеля книги и бережно раскладывал их на столике.

   - Расстаюсь с ними с болью в душе, как со старыми друзьями. Вы понимаете, о чём я?
   - Даже слишком. - Андрей так же бережно принимал томики в твёрдых коленкоровых или ледериновых переплётах.
   - Братья Вайнеры, Юлиан Семёнов, Николай Леонов, Аркадий Адамов... Классики советского детектива, долгое время составлявшие конкуренцию Западу. Теперь их место в литературе заняли лихие авторы "крутых" боевиков и кухонные писательницы, возомнившие себя Агатами Кристи, а также жуткие чернушно - порнушные литераторы, называющие свои демонические труды новым реализмом...

А что поделаешь? - продолжал рассуждать старик. - На одну пенсию нынче прожить невозможно, вот и приходится распродавать. У меня тут везде экслибрисы стоят. - Он открыл одну из книг и показал синий оттиск с изображением советского герба. - Я, знаете ли, раньше работал в одном очень серьёзном учреждении и неплохо получал для тех времён. Всегда любил читать. У меня дома две тысячи томов было... Сейчас уже и половины не осталось... Жалко продавать, но приходится... Да, профукали мы страну, отдали её на растерзание и поругание хапугам и разным выродкам. Так нам и надо. Я ведь хорошо помню, как в августе девяносто первого все кричали "Да здравствует демократия!" и ждали перемен к лучшему. Вот перемены и настали. Эх... - Старик тяжело вздохнул и покачал головой, не пересчитывая, сунул деньги в карман старого драпового пальто. - Уходят книги, уходит и жизнь.

   Он ушёл, покачивая в руке пустым портфелем.
 
   Книги старика выглядели вполне привлекательно и ещё могли найти своего покупателя. Андрей поставил их на видное место и вышел на крыльцо покурить. Задумался, разминая пальцами сигарету. Вспомнил, что ещё не заплатил библиотеке за аренду подвала за этот месяц, припомнил утренний скандал с женой, разгоревшийся из - за какого - то пустяка, и решил сегодня вновь ночевать здесь. Заметил неподалёку худую дворнягу, внимательно наблюдавшую за ним. Во взгляде этого замызганного пса с грязной, свалявшейся шерстью таилось ожидание.

  - Что, братец, голоден?

  Пёс облизнулся, словно понял слова человека.

  - Погоди-ка, у меня тут, кажется, кое - что есть для тебя.

   Андрей спустился в магазин и достал из спортивной сумки свёрток, в котором лежал его ужин. Развернул бумагу и, взяв один из припасённых бутербродов, вернулся на крыльцо.

  - Держи, подкрепись!..

  Пёс, радостно виляя хвостом, поймал бутерброд налету и жадно проглотил, затем вновь устремил на человека свои умные чёрные глазища.

  - Всё, брат, извини. Мне тоже нужно будет поесть.

  Дворняга разочарованно опустила морду и понуро побежала дальше в поисках лучшей доли.

  - Тебе проще. Ты всегда властен над собой и способен запросто и без лишнего сожаления уйти оттуда, где твоя собачья жизнь превратилась в невыносимое существование. Но я - то ведь не собака...

   Андрей живо представил себя бродячим псом, которого однажды выбросил на улицу любимый хозяин - из-за обычной человеческой прихоти либо по причине скверного настроения.

  - И всё же, я тебе завидую...
 
   К "Букинисту" незаметно подкрался вечер, принёсший с собой уйму сомнений и невесёлых раздумий о завтрашнем дне. И только одни верные книги тут же бросились на выручку своему владельцу, спеша отогнать подальше все его жизненные тревоги и удручающие мысли. Они, эти маленькие чародеи, как всегда, не подвели...

                                                                                                                                                                         Продавец книг (Отрывок)
                                                                                                                                                               Автор: Мальков Виталий Олегович

Ренессанс

В иллюстрации использована картина испанского художника и гравёра Леонардо  Аленца  - «Сатира на романтическое самоубийство» (Романтический музей, Мадрид, около 1839 г.).

(орфография автора сохранена)

Стены домов сквозь квадраты дверей,
Серые памятники площадей,

В душах отчаяние и покой…

Мииииир! – Постой!…..
Мне не нужен оброк, мне не нужен аванс…..
___________ Только ренесанса……. Та - та - та - та !!!!!
ААААА Только РЕНЕСАНСЪ!!!!!!

Чистокровные люди давно не в моде
И бродят по улицам в ярких лохмотьях… -
А с экрана твердят, что будет рассвет,
Только он уже был. Так много лет….
Дайте ж им попытку! Дайте им шанс…..
Сделать РЭЭЭЭЭНЕ – САНСЪ!!!!!
Только Ренесансъ!!!!!!!
Секунды вспять, а души вверх,
Сердцу — любовь, голове – успех!
Иглы под ногти — правду узнать!

Соединять.. и воскрешать…

…. А я буду долго помнить вас и РЕ…
НЕ…
САНСЪ!!!!! РЕНЕСАНСЬ……

                                                                        Ренесанс
                                                             Автор: Иван Кузнецов

Он хочет покончить с этим до открытия магазинов.

Над головой стая местных крылатых паразитов сорвалась с невидимого насеста и начала пикировать, как будто целясь в машину Арчи, чтобы в последний момент, двигаясь как единое целое, с грацией подкрученного мяча, заложить крутой вираж и сесть на мясной магазин «Хуссейн - Ишмаэл».

Но Арчи был уже слишком далеко, чтобы испугаться: с тёплой нездешней улыбкой он наблюдал, как они гадят на белую стену, оставляя на ней синеватые полосы. Он смотрел, как они вытягивают шеи, заглядывая в сточную канаву вдоль «Хуссейн - Ишмаэла», как они следят за медленно стекающей кровью цыплят, коров и овец, развешанных вокруг магазина, будто пальто на вешалках. Неудачник. У этих голубей было чутьё на неудачников… и они пронеслись мимо Арчи.

Потому что, хотя он этого не знал и хотя шланг пылесоса, лежащий на пассажирском сиденье и подсоединенный к выхлопной трубе, наполнял дымом лёгкие Арчи, удача не покинула его в это утро. Она покрывала его тончайшим слоем, как роса. Пока он лежал, то теряя сознание, то приходя в себя, положение планет, музыка сфер, взмах прозрачных крыльев бабочки - медведицы в Центральной Африке – всё то, благодаря чему Какое Только Дерьмо Ни Случается, решило дать Арчи ещё один шанс. Где - то там кто - то решил, что он будет жить.

* * *
Магазин «Хуссейн - Ишмаэл» принадлежал Мо Хуссейну - Ишмаэлу, огромному детине с причёской как у Элвиса Пресли: кок и хвостик, похожий на утиный. По поводу голубей Мо считал, что надо устранять не последствия, а причину: не экскременты, а самих голубей. Настоящее дерьмо (такова была мантра Мо) – это голуби, а не их дерьмо. То утро, когда Арчи чуть не умер, началось для Хуссейна - Ишмаэла как любое другое: Мо уложил свой огромный живот на подоконник, высунулся из окна и стал размахивать мясницким ножом, пытаясь остановить поток стекающей бело - синеватой массы.

– А ну кыш! Пошли вон, срущие твари! Ура! ШЕСТЬ!

Это был крикет – некогда английская игра, ныне усвоенная иммигрантами, а шесть – максимальное число голубей за один взмах.

– Варин! – крикнул Мо, победоносно подняв окровавленный нож. – Тебе отбивать. Готов?

Внизу на тротуаре стоял Варин – молодой толстый индус, направленный сюда из соседней школы для прохождения практики по какой - то дурацкой программе. Он был похож на большую печальную точку под вопросительным знаком Мо. Вся работа Варина заключалась в том, чтобы подняться по лестнице, собрать слипшиеся куски голубятины в маленький пакет с надписью «Куик - Сейв», завязать его и выбросить в мусорный бак в конце улицы.

– Пошевеливайся, Мистер Жиртрест, – вопил один из поваров Мо и бил Варина по заднице шваброй, как будто ставил тире после каждого слова. – Поднимай – сюда – свой – жирный – индусский – зад – Ганеш – Слонопотам – и – прихвати – голубиное – месиво!

Мо вытер пот со лба, фыркнул и оглядел Криклвуд: поломанные кресла и ошмётки ковров – гостиные местных бомжей, игровые автоматы, жирные ложки, такси – всё покрыто голубиным помётом. Мо верил, что однажды обитатели Криклвуда поблагодарят его за эту ежедневную войну; настанет день, когда ни мужчине, ни женщине, ни ребёнку с Бродвея не придётся смешивать одну часть моющего средства с четырьмя частями уксуса, чтобы счищать эту мерзость, которая покрывает весь мир.

Настоящее дерьмо, – торжественно повторил он, – это голуби, а не их дерьмо. И только он, Мо, это понимает. Он оглядывал район, и в его взгляде, вполне в духе дзен - буддизма, светились умиление и доброжелательность, но только до тех пор, пока в его поле зрения не попала машина Арчи.

– Аршад!

Тощий парень жуликоватого вида, с усами как руль велосипеда, одетый во всё коричневое, вышел из магазина с окровавленными ладонями.

– Аршад! – Мо, едва сдерживаясь, ткнул пальцем в сторону машины: – Мальчик, я спрошу только один раз.
– Да, Абба? – отозвался Аршад, переминаясь с ноги на ногу.
– Это что такое? Что это ещё за машина? В шесть тридцать приедут поставщики. В шесть тридцать здесь будет пятнадцать коровьих туш. Мне надо их затащить внутрь. Это моя работа. Понятно? Мясо приедет. Так что я даже не знаю… – Мо изобразил озадаченную невинность. – Я думал, там ясно сказано: «Место доставки». – Он указал на старый деревянный ящик, надпись на котором гласила: «Стоянка запрещена для всех видов транспорта по всем дням». – Ну?
– Я не знаю, Абба.
– Аршад, сынок. Я не для того тебя нанял, чтобы ты не знал. Варин может ничего не знать. – Он высунулся из окна и треснул Варина, который осторожно, как по канату, переходил опасную канаву. От такого подзатыльника бедняга чуть не слетел с дощечки. – А тебя я нанял, чтобы ты всё знал. Собирал информацию. Проливал свет на великую и неизъяснимую тайну вселенной.
– Абба?
– Выясни, какого чёрта там стоит эта машина, и чтоб через минуту её там не было.

Мо исчез в доме. Вскоре Аршад вернулся. Теперь он был готов всё объяснить:

– Абба!

Голова Мо снова высунулась из окна, как злобная кукушка из швейцарских часов.

– Он травится газом, Абба.
– Чего?

Аршад пожал плечами.

– Я постучал в стекло и сказал ему, чтоб убирался, а он ответил: «Я травлюсь газом, отстаньте от меня», или что - то такое.
– Никому не позволю травиться на моей территории, – оборвал его Мо и зашагал вниз по лестнице. – У меня нет на это лицензии.

Мо подошёл к машине Арчи, вырвал полотенца, которые забивали щель в окне, и, нажав на стекло со всей своей бычьей силой, опустил его на пять дюймов.

– Вы что, не слышали, мистер? У нас нет лицензии на самоубийства. Здесь мясной магазин. Кошерный, понял? Если ты собирался тут помереть, друг мой, я тебя сперва хорошенько разукрашу.

Арчи поднял голову. И в тот момент, когда он уже сфокусировал взгляд на потной туше коричневого Элвиса, но ещё не осознал, что жизнь к нему вернулась, ему было Видение. Он понял, что впервые с рождения Жизнь одобрила Арчи Джонса. Не просто сказала «о’кей» или «ладно - уж - продолжай - раз - начал», но громко воскликнула «Да!». Жизнь хотела Арчи. Она ревниво вырвала его из зубов смерти и снова прижала к груди. Да, он не лучшее её детище, но он ей нужен, и, что самое удивительное, она тоже, оказывается, ему нужна.

Он лихорадочно опустил стёкла с обеих сторон и глубоко вдохнул свежий воздух. Судорожно дыша, он цеплялся за фартук мясника, горячо благодарил Мо, а по его щекам текли слёзы.

– Ладно, ладно, – Мо освободился от цепкой хватки Арчи и разгладил фартук, – а теперь проваливай. У меня мясо приезжает. Я тут, чтобы разделывать туши, а не утешать. Ты что здесь искал – улицу Одиночества? Так это не здесь. Здесь у нас – Криклвуд - лейн.

Не переставая благодарить мясника в промежутках между приступами кашля, Арчи дал задний ход, съехал с бордюра и повернул направо.

                                                                                        из дебютного романа британской писательницы Зейди Смит - «Белые зубы»

Свидетель первой башни

Кровь из сдавленных тел.
И Цунами.
Ветер запел.
Смерть несётся кругами.
Ты услышь меня - Силу!
Я разрушу Темницу - Могилу!
Выходи. И взлети.
Смерть кААбы крылом Девяти.
И вернись ко мне, Генерал.
Ты в Темнице своей долго спал
Так служи снова мне.
Я - Она.
Пусть сгорает в Огне
Страна.

                                          Первая Башня Сатаны (Отрывок)
                                                Автор: Наина Анненкова

Полевой снял куртку, ботинки, умылся, и все сели ужинать.

Полевой хохотал, называл дедушку папашей, а бабушку – мамашей. Он лукаво подмигивал Мише, именуя его не иначе как Михаилом Григорьевичем. Потом они вышли на улицу и уселись на ступеньках крыльца.

Прохладный вечер опускался на землю. Обрывки девичьих песен доносились издалека. Где - то на огородах неутомимо лаяли собаки.

Дымя махоркой, Полевой рассказывал о дальних плаваниях и матросских бунтах, о крейсерах и подводных лодках, об Иване Поддубном и других знаменитых борцах в чёрных, красных и зелёных масках – силачах, поднимавших трёх лошадей с повозками, по десять человек в каждой.

Миша молчал, поражённый. Чёрные ряды деревянных домиков робко мигали красноватыми огоньками и трусливо прижимались к молчаливой улице.

И ещё Полевой рассказывал о линкоре «Императрица Мария», на котором он плавал во время мировой войны.

Это был огромный корабль, самый мощный броненосец Черноморского флота. Спущенный на воду в июне пятнадцатого года, он в октябре шестнадцатого взорвался на севастопольском рейде, в полумиле от берега.

– Тёмная история, – говорил Полевой. – Не на мине взорвался и не от торпеды, а сам по себе. Первым грохнул пороховой погреб первой башни, а там тысячи три пудов пороха было. Ну, и пошло… Через час корабль уже был под водой. Из всей команды меньше половины спаслось, да и те погоревшие и искалеченные.

– Кто же его взорвал? – спрашивал Миша.

Полевой говорил, пожимая широкими плечами:

– Разбирались в этом деле много, да всё без толку, а тут революция… С царских адмиралов спросить нужно.
– Сергей Иваныч, – неожиданно спросил Миша, – а кто главней: царь или король?

Полевой сплюнул коричневую махорочную слюну:

– Гм!.. Один другого стоит.
– А в других странах есть ещё цари?
– Есть кой - где.

«Спросить о кортике? – подумал Миша. – Нет, не надо. Ещё подумает, что я нарочно следил за ним…»

Потом все ложились спать. Бабушка обходила дом, закрывала ставни. Предостерегающе звенели железные затворы. В столовой тушили висячую керосиновую лампу. Кружившиеся вокруг неё бабочки и неведомые мошки пропадали в темноте. Миша долго не засыпал…

Луна разматывала свои бледные нити в прорезях ставен, и вот в кухне, за печкой, начинал стрекотать сверчок.

В Москве у них не было сверчка. Да и что стал бы делать сверчок в большой, шумной квартире, где по ночам ходят люди, хлопают дверьми и щёлкают электрическими выключателями! Поэтому Миша слышал сверчка только в тихом дедушкином доме, когда он лежал один в тёмной комнате и мечтал.

Хорошо, если бы Полевой подарил ему кортик! Тогда он не будет безоружным, как сейчас. А времена ведь тревожные – гражданская война. По украинским сёлам гуляют банды, в городах часто свистят пули. Патрули местной самообороны ходят ночью по улицам. У них ружья без патронов, старые ружья с заржавленными затворами.

Миша мечтал о будущем, когда он станет высоким и сильным, будет носить брюки клёш или, ещё лучше, обмотки, шикарные солдатские обмотки защитного цвета.

На нём – винтовка, гранаты, пулемётные ленты и наган на кожаной хрустящей портупее.

У него будет вороной, замечательно пахнущий конь, тонконогий, быстроглазый, с мощным крупом, короткой шеей и скользкой шерстью.

                                                                                                                                                      из повести Анатолия Рыбакова - «Кортик»

Отец

Грехи отцов смывают дети! -
Попавши в лапы суеты,
Придётся им нести ответы,
За наши праздные шаги -
За выбор сделанный, за клети,
За весь устрой, за внешний быт,
Когда себя перемудрили,
Восславив знаний дефицит...
Они явились в мир готовый -
Мир вожделений и мечты:
Обманом жить внушали детям -
Кривить душой, коли виновен,
Успеть упрятаться в кусты,
За маской прочной укрываться,
Заради сущей ерунды -
За грех ответа не нести!

                                                         Вина за грехи отцов (Отрывок)
                                                              Автор: Коскевич Юрий

Дело было в Пенькове фрагмент

— Кукуруза у нас пойдёт, нет сомнения, — говорил Иван Саввич, — и за это в первую голову надо благодарить Леню Бойкова и Зефировых. А Уткин стал прямо кукурузный профессор.

Тоня приготовилась услышать и свою фамилию, но Иван Саввич перешёл к другому вопросу, и она ничего не дождалась. Это её кольнуло: «Меня, конечно, ему неудобно отмечать, — успокаивала она себя. — Всё - таки член правления. Но хоть бы сказал, что Уткин в нашем кружке занимался…»

— Поскольку мы составили перспективный план, — говорил Иван Саввич, — лучше стало и с пастьбой. Как известно, мы наладили научное стравливание по участкам, и скотину перегоняют с загона на водопой и на стойбище, не затаптывая лугов.

Тоня скромно опустила глаза и поправила платочек, уверенная, что теперь председатель не может не назвать её фамилию. Всем было известно, что инициатором разбивки на участки была она, она же вместе с Неделиным и проводила разбивку.

— За что наша благодарность товарищу Неделину, — говорил Иван Саввич, — который ещё с зимы не на словах, а на деле взялся за практическое выполнение плана.

Тоня сидела у стены, всё ниже и ниже опуская голову.

«А кто план составлял? — думала она. — Кто?»

— Больше порядка и на ферме, — говорил Иван Саввич. — Чище стало, таблички повесили. Да, между прочим, там табличку «Входить с чистыми ногами» уже испортили. «Чистые» зачеркнули, «грязные» подписали. Мне известно — это Витька созорничал. Я знаю, с кого он фасон берёт… Смотри, Витька… Конечно, там имеются крупные недостатки, и тебе, Лариса, надо лучше помогать товарищу Неделину, а то вон лизунец (*) в заявку включить позабыли.

— Иван Саввич сделал паузу и продолжал: — Поскольку наш зоотехник ещё неопытный, ей, конечно, не уследить. У неё ещё забота — постановки ставить… (**)

В зале сдержанно засмеялись.

Тоня не плакала, когда Лариса таскала её за волосы, не плакала, когда Иван Саввич, забрав её материалы, сказал, что доклад будет делать сам, но сейчас она заплакала, как девочка…

— Чего ты городишь! — раздался за спиной Тони звонкий, раздражённый голос. — Серчаешь на неё, так и говори, что серчаешь. А то — «пастбища, лизунец»… Надо же!

Тоня обернулась. Позади неё стояла Лариса, нервно скручивая тетрадку.

Иван Саввич спокойно посмотрел на дочку.

— Чего ты там кричишь - то сзади? — оказал он с ласковой ехидцей. — А ты выйди на свет и скажи, как положено.
— И выйду и скажу! — быстро шагая к сцене, говорила Лариса. — Матвей глядел в её сторону — это не одни мы с тобой, вся деревня знает. Секретов тут нет. — Она поднялась на сцену и встала против отца. — А почему он глядел в её сторону, ты разобрался?
— В таких делах, когда мужик от живой жены бегает, разбираться не приходится, — сказал Иван Саввич.
— Тебе не приходится, а мне вот пришлось. Так пришлось, что, бывало, голова пухла. Что, у меня нос кривой? Хуже Тоньки я, что ли? Или щи варить не умею? Почему моего мужа к Тоньке потянуло? Потому, что ему интересно с ней. Она учёная, образованная. А я против неё тёмная, хотя и кончила семилетку.
— А кто в этом виноват? — спросил Иван Саввич.
— Виноват в этом ты, поскольку ты председатель колхоза. И я говорю тебе это на людях, хотя ты мне и родной отец. Ты что думаешь, нам только побольше картошки да денег на трудодни — и всё? Нет, отец, не всё… Матвей приедет, он с меня не одну картошку опросит. Как ты хочешь, а положила я себе с Тонькой сравняться. В лепёшку разобьюсь, а через два года буду с ней на равных разговаривать…

Лариса говорила, распаляясь всё больше и больше, и тетрадка всё быстрей кружилась в её сильных пальцах.

Иван Саввич сидел за столом и смотрел в зал. С приездом Тони беспокойней стало жить председателю колхоза «Волна».

Прежде было у него одно дело: заботиться о хозяйстве. А теперь — прямо хоть институт открывай в Пенькове. Он, конечно, понимает, что такое учение, и сам немного учился. Правда, учился Иван Саввич давно, и от учения в голове его завалялись какие - то бесполезные слова и цифры. Помнит он, например, слово «Каттегат» (***), но кто такой этот Каттегат — персидский царь или химик, — позабыл Иван Саввич, а если и вспомнит, вряд ли это принесёт пользу улучшению поголовья крупного рогатого скота.

Но, видно, Тоня в чём - то права, раз даже родная дочь поднялась против отца. А правда, если разобраться, что случилось в Пенькове? Почему веселей пошли дела?

Иван Саввич не первый год сидит на сельском хозяйстве и глубоко понимает, что, если бы не было решений сентябрьского Пленума, если бы не было постановления об изменении порядка планирования, долго не вылезло бы Пеньково из нужды.

Это, конечно, понятно.

Но не потому ли все эти решения стали приносить в Пенькове результаты, что появился настоящий клуб и наладилась настоящая культурная работа?

Вот, например, сам он, Иван Саввич, редко бывал в клубе, а тоже как - то незаметно переменился на старости лет. Ни за что не пойдёт он теперь менять горючее на водку. И не то что Тоньки совестно, а так, не пойдёт — и всё… Где она там? Наверное, думает, что снова влетит ей от председателя после такого собрания.

Тоня сидела, прижавшись к стене, и испуганно смотрела на Ивана Саввича. Что - то тёплое шевельнулось в его душе. Он широко, ободряюще улыбнулся ей, и она сразу ответила ему своей милой улыбкой…

Дальше можно было бы написать, как наладилась в Пенькове работа, как вернулся Матвей и увидел своего маленького сынишку, как колхоз «Волна» вышел в передовые.

Но мы удержимся от этого соблазна, потому что ещё неизвестно, каким вернётся через два года Матвей, да и колхозникам «Волны» надо как следует потрудиться, чтобы вывести своё хозяйство в передовые.

Однако мы уверены, что работа в Пенькове наладится, хотя бы потому, что Иван Саввич начал улыбаться Тоне.

И если вдуматься, это на первый взгляд незначительное обстоятельство является достаточно счастливым поводом для того, чтобы поставить точку.

                                                                                                                               из повести Сергея Антонова - «Дело было в Пенькове»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) а то вон лизунец в заявку включить позабыли - Соль в комках, используемая для подкормки животных.

(**) У неё ещё забота — постановки ставить… - Имеются ввиду театральные постановки в сельском клубе.

[font=Century Gothic][size=14][b](***) Помнит он, например, слово «Каттегат» - Каттегат — пролив между восточным берегом полуострова Ютландия и юго - западной частью Скандинавского полуострова, часть системы Датских проливов.[/b][/size][/font]