Имитация старых работ (©)

В час полночный в просторных гостиных,
Рядом с гипсовой нимфой нагой,
Корешки фолиантов старинных
Кто-то трогает дерзкой рукой.

Может, звёздный шалун и пролаза,
У вселенной на самом краю,
Недоступный для нашего глаза,
Здесь игру затевает свою?

Не скупится всю ночь на проделки,
В философские лезет труды,
Из окошка швыряет тарелки,
На ковре оставляет следы.

И смущает бессонные души
Имитацией старых работ,
Ни чернил не жалея, ни туши,
Даже копоть пустив в оборот.

Руки к торсам немым приставляет,
Мнёт безжалостно шёлк канапе…
И меня до утра подбивает
В смутном стиле писать о себе.

Гладит вазы, скользит по паркету,
Пыль сдувает с чьего-то плеча.
…По его еле видному следу
Утром ходит уборщик, ворча.

                                             Музей ночью
                                      Поэт: Лев Смирнов

— Позвольте, — я не мог отказать себе в удовольствии подёргать тигра за усы, — если вы не в курии, то у меня появляется основание безболезненно продолжать расследование.

Директор Юрайда разочарованно вздохнул.

— По-моему, с Джеджером вы уже разобрались.
— С ним да, но не с остальными, — тихо сказал я.

Пора было слегка приоткрывать карты. Либо он сейчас рявкнет мне свое воинское звание и потребует соблюдения всех почестей по стойке «смирно», либо примется доваривать лапшу.

— А кто вас интересует? — удивился директор.
— У меня тут списочек. — Я достал из записной книжки листок распечатки, аккуратно развернул и вручил директору. — Это не все, но для начала, думаю, хватит.

Просмотрев список бывших выпускников, он равнодушно вернул его.

— Если вас не затруднит, дайте адреса хотя бы некоторых.

Медленно покачав головой, он неожиданно рассмеялся.

— Боюсь, что не смогу удовлетворить ваше любопытство. Нет, я действительно не знаю, где они сейчас находятся.
— Следует понимать так, что к их исчезновению вы имеете отношение?
— Ну почему — «исчезновению»?! Мы действительно имеем отношение к их перемещению за пределы страны. Вы удовлетворены формулировкой?

Формулировка меня удовлетворяла. Я кивнул.

— Хорошо. Я полагаю… У вас есть дети? — перебил сам себя директор.
— Есть.
— Тогда вы поймёте. Хоть мы и привыкли к мысли, что мир катится в преисподнюю, балансирование на грани не может продолжаться вечно. Если канатоходец не слезает, он рано или поздно упадёт. В океанах подводных лодок больше, чем рыбы. Склоки из-за любой ерунды. Военно-промышленные спруты загребают всё, до чего дотянутся.

Нет, перспективы рода человеческого блестящими не назовёшь. Разумеется, я противник войны и насилия во всех проявлениях, но я не страус и зарывать голову в песок не хочу. Если мы не в силах предотвратить катастрофу, то надо хотя бы немного позаботиться о будущем человечества, вернее, остатков человечества после неё.

Вот так номер, подумал я, пацифист в рядах наших славных и доблестных вооруженных сил.

— Я охотно подпишусь под любым воззванием за мир и разоружение, — продолжал директор, — но если в каком-нибудь паршивом реле замкнёт контакт, то воззванием межконтинентальную махину, выходящую из шахты, не остановишь! И поздно будет приносить извинения по прямому проводу. Необходимо быть реалистом и учитывать всё, что в силах учесть. Этим мы и занимаемся!

— Чем именно? — тупо спросил я.

— Мы готовим наших выпускников к максимальному выживанию. Это потенциальные лидеры уцелевших! Они знают, как вести себя в экстремальных ситуациях. Даже если кроме них никого не останется, то они начнут всё сначала. Мы рассредоточиваем их повсюду, где только можно и нельзя. Сами понимаете, всё, что я вам рассказал, не для огласки. Хотя и это неважно. Пресса одну-две недели пошумит, ну, может, ещё парочка запросов оппозиции… Во всяком случае, я надеюсь на вашу порядочность.

Он замолчал, а я чуть было не зевнул ему в лицо. Когда он начал свои рассуждения о бренности бытия, я стал ожидать большого вранья и вот дождался рождественской сказочки о будущих благодетелях. Слов нет, придумано красиво. Так и видишь, как среди руин и пепелищ возникают быстрые ловкие тени, собирают уцелевших и ведут их в леса и горы. А там, разумеется, начинают рассказывать голодным и больным историю искусства, которую им здесь преподают почему-то ночами.

Директор Юрайда, грубо говоря, врёт. Но всё-таки непонятно, почему он и те, кто за ним, врут, а не просто выставляют. Раз так, подергаем ещё…

— И ваши супермены выживут в любой ситуации? — невинно спросил я. — Даже если никто больше не останется?
— Если у них будет шанс, они его не упустят.
— А дальше?
— Что — дальше?
— С кем они будут воспроизводить род человеческий? Надо позаботиться насчёт соответственно натасканных подруг.
— Мы это учли, — после секундной заминки проговорил Юрайда, — вы забываете, что существуют и женские исправительные школы.
— То есть вы их расселяете парами?
— М-да, нечто в этом роде.

Вот он и попался! Надо же — парами! Я специально убил два дня на списки выпускниц женских спецшкол, но ничего подозрительного не обнаружил, если не считать исчезновений воспитанниц вместе со своими сутенёрами или самоубийств в наркологических центрах. Эти вряд ли годились в праматери детей рода людского. Врал директор Юрайда, а почему врал — непонятно. Все здесь врут, решил я, пусть из самых лучших побуждений, но врут. Директор врёт, воспитанники заливают, Бидо темнит, и Шеф тоже хорош…

— Прекрасно! — сказал я. — Ваш случай вне моей компетенции. Полагаю, что в Сенате с одобрением отнеслись к вашей затее?

Со свистом втянув в себя воздух, директор Юрайда скривился так, будто ему птичка на язык капнула.

— Мне только этих фашиствующих старпёров не хватает!
— Как же вы проводите свой бюджет? Президент обещал урезать все программы, не имеющие выхода на Бункер.

Директор щёлкнул пальцами. Я понял так, что эти пустяки меня не должны волновать. Пробный шар ухнул мимо лунки.

                                                                                                                                                  из повести Э. Геворкян - ПРАВИЛА ИГРЫ БЕЗ ПРАВИЛ