И жизнь хороша .. развернулась душа

Жизнь хороша, когда пьёшь не  спеша
Бокал красного сухого вина.
Сидишь и глядишь через этот бокал
На ярко красный огненный закат.

Сквозь стекло сияет залив
И ярким цветом играет вино.
Сидя на пляже с бокалом вина,
Всё наблюдаешь на этот закат.

Жизнь хороша, когда пьёшь не спеша,
Всё то же вино у большого костра.
Он полыхает всё ярче и больше,
Греет снаружи , но не внутри.

Только вино согревает немного
Одинокую душу мою.
Жизнь хороша, когда пьёшь не спеша
Бокал красного сухого вина...

                                                      Жизнь хороша когда пьёшь не спеша
                                                                Автор: Даниил Германов

Глава LI. ДВАЖДЫ ПЬЯНЫЙ

Вернёмся снова в уединенную хижину на Аламо, так внезапно покинутую картёжниками, которые расположились под её кровом в отсутствие хозяина.

Близился полдень следующего дня, а хозяин всё ещё не возвращался.

Бывший грум (1) Баллибаллаха по-прежнему был единственным обитателем хижины.

По-прежнему он лежал пьяный, растянувшись на полу.

Правда, с тех пор, как мы его видели в последний раз, он уже успел протрезвиться, но теперь был снова пьян после нового обращения к богу вина.

Чтобы объяснить всё, надо рассказать, что произошло дальше в ту ночь, когда игроки в монте (2) так неожиданно бежали из хижины.

Вид трёх краснокожих дикарей, сидевших за столом и поглощённых игрой в карты, протрезвил Фелима больше, чем сон.

Несмотря на явный комизм этой сцены, Фелим не заметил в ней ничего смешного и приветствовал непрошеных гостей неистовым воплем.

Но в том, что за этим последовало, не было уже ничего смешного.

Впрочем, что именно последовало, он ясно себе не представлял. Он помнил только, что трое раскрашенных воинов внезапно прекратили игру, швырнули карты на пол и, нагнувшись над ним, стали размахивать ножами.

Потом к ним вдруг присоединился четвёртый, и все они, толкая друг друга, выбежали из хижины.

Всё это произошло в течение каких - нибудь двадцати секунд. И, когда он опомнился, в хакале (3) уже никого не было.

Спал он или бодрствовал? Спьяну он видел всё это или во сне?

Произошло ли это на самом деле или было новым, непостижимым для ума явлением, вроде того, которое до сих пор стояло перед его глазами?

Нет, это не могло ему померещиться. Он видел дикарей слишком близко, чтобы сомневаться в их реальности. Он слышал, как они разговаривали на непонятном языке. Это наверняка было индейское наречие.

Кроме того, на полу валялись карты.

Фелим и не подумал поднять хотя бы одну из них, чтобы узнать, настоящие ли они. Он был для этого достаточно трезв, но у него не хватало мужества. Разве мог он быть уверен, что эти карты не обожгут ему пальцы?

Как знать – ведь они могли принадлежать самому дьяволу.

Несмотря на путаницу в мыслях, Фелим всё же сообразил, что оставаться в хижине опасно.

Раскрашенные картёжники могут вернуться, чтобы продолжать игру. Они оставили здесь не только свои карты, но и всё имущество мустангера (4).

Правда, что-то заставило их внезапно удалиться, но они могут так же внезапно и вернуться.

При этой мысли ирландец решил действовать. Погасив свечу, чтобы его никто не заметил, он крадучись выбрался из хижины.

Через дверь он выйти не осмелился. Луна ярко освещала лужайку перед домом. Дикари могли быть где - нибудь поблизости…

Он выбрался через заднюю стену, сорвав одну из лошадиных шкур и протиснувшись между жердями. Очутившись снаружи, Фелим скользнул в тень деревьев.

Он не успел ещё далеко отойти, как заметил впереди что-то т`мное. Он услышал, как несколько лошадей грызут удила и бьют копытами. Фелим остановился и спрятался за ствол кипариса.

Скоро ирландец убедился, что это действительно лошади. Ему показалось, что их было четыре. Они, несомненно, принадлежали тем четыр`м воинам, которые превратили хижину мустангера в игорный дом. По-видимому, лошади были привязаны к дереву, но ведь хозяева могли быть рядом…

При этой мысли Фелим хотел уже повернуть назад. Но вдруг он услышал голоса, доносившиеся с противоположной стороны, – голоса нескольких человек, говоривших повелительным и угрожающим тоном.

Потом последовали крики ужаса и лай собаки. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь треском ломающихся ветвей, точно несколько человек в паническом страхе бежали сквозь кусты.

Фелим продолжал прислушиваться; шум становился всё громче, – бегущие приближались к кипарису.

Кипарис был окружён молодыми побегами, в чёрной тени которых и укрылся Фелим.

Едва успел слуга спрятаться, как появились четыре незнакомца и, не останавливаясь, кинулись к лошадям.

Пробегая мимо, они обменялись несколькими словами, которых ирландец не понял; но в их тоне звучал ужас. Лихорадочная поспешность этих людей подтвердила его предположение. По-видимому, они бежали от какого-то врага, который напугал их до смерти.

Рядом с кипарисом была небольшая поляна, ярко освещённая луной. Четыре беглеца должны были пересечь эту поляну, чтобы добраться до своих лошадей. И, когда они попали в полосу лунного света, Фелим отчётливо увидел их обнаженные красные спины.

Он узнал в них четырёх индейцев, которые так бесцеремонно расположились в хижине мустангера.

Фелим оставался в своём тайнике до тех пор, пока по доносившемуся топоту не определил, что всадники поднялись по крутому откосу на равнину и быстрым галопом помчались прочь, явно не собираясь возвращаться.

Тогда он вышел из своего убежища и, всплеснув руками, воскликнул:

– Святой Патрик! Что же это означает? Что этим чертям здесь понадобилось? И кто гонится за ними? Ясно, что кто-то здорово их напугал. Не тот ли самый? Клянусь, что это он! Я слышал, как рычала собака, а ведь она убежала за ним. О Господи, что же это такое? А вдруг он, в погоне за ними, прискачет сюда?

Боязнь повстречаться с загадочным всадником заставила Фелима снова спрятаться под деревом. В трепетном ожидании он простоял ещё некоторое время.

– В конце концов, это, наверно, всего лишь шутка мастера Мориса. Он возвращался домой, и ему захотелось напугать меня. Хорошо, что он подоспел как раз вовремя и напугал краснокожих – ведь они собирались ограбить и убить нас. Дай-то Боже, чтобы это был он! Только я ведь его уже давно видел… Сколько же времени прошло? Помню, что выпил я изрядно, а теперь хоть бы в одном глазу… Да, не нашли ли они мою бутыль, эти индейцы? Я слыхал, что они любят это зелье не меньше нас, белых. Да ведь если они отыскали бутыль, то там, наверно, и капли не осталось! Надо вернуться и проверить. Их теперь нечего бояться. Они так понеслись, что теперь и след их уже простыл.

Снова выбравшись из своего убежища, Фелим направился к хакале.

Он пробирался с опаской и несколько раз останавливался, чтобы проверить, нет ли кого - нибудь поблизости.

Успокаивая себя правдоподобным объяснением случившегося, Фелим всё же по-прежнему боялся новой встречи с всадником без головы, который дважды появлялся около хижины и теперь мог быть уже внутри.

Если бы не надежда найти «капельку» в бутыли, он, пожалуй, не решился бы до утра вернуться домой. Однако желание выпить было сильнее страха, и Фелим, хотя и нерешительно, вошёл в тёмную хижину.

Света он не зажёг – в этом не было нужды: он достаточно хорошо знал хижину и особенно то место, где обычно стояла бутыль.

Но в заветном углу бутыли не оказалось.

– Чёрт бы их побрал! – воскликнул он с досадой. – Похоже, что они до неё добрались! А то – почему её нет на месте? Я оставил её там. Отлично помню, что оставил её там… Ах, вот ты где, моя драгоценная! – продолжал он, нащупав наконец ивовую плетёнку. – Да ведь они осушили её, скоты эдакие! Чтоб на том свете черти припекли этих краснокожих воров! Украсть вино у спящего! Ах ты, Господи! Что же мне теперь делать? Опять спать ложиться? Да разве заснёшь без выпивки с мыслями о них и о том, другом? А ведь ни капли не осталось… Стой! Пресвятая Дева, Святой Патрик и все остальные! Что это я говорю? А полная фляга! Я ведь её в чемодане запрятал. Наполнил до самого горлышка, чтобы дать мастеру Морису в дорогу, когда он в последний раз собирался в посёлок. А он забыл её захватить с собой. Помилуй Бог, если только индейцы добрались своими грязными лапами до неё, я сойду с ума!.. Гип - гип, ура! – закричал Фелим после того, как некоторое время рылся в чемодане. – Ура! Вот счастье-то! Краснокожим невдомёк было сюда заглянуть. Фляга полна – никто и не дотронулся до неё! Гип - гип, ура!

После этого радостного открытия ирландец пустился плясать по тёмной хижине.

Затем наступила тишина, потом скрипнула отвинчиваемая пробка, и громкое бульканье возвестило, что жидкость быстро переливается из узкого горлышка фляги в горло ирландца.

Через некоторое время этот звук сменился чмоканьем и возгласами удовольствия.

Бульканье сменялось чмоканьем, а чмоканье – бульканьем до тех пор, пока не раздался стук упавшей на пол пустой фляги.

После этого пьяные выкрики некоторое время чередовались с пением, диким хохотом и бессвязными рассуждениями о краснокожих и безголовых всадниках, повторяясь всё тише и тише, пока, наконец, пьяное бормотание не перешло в громкий храп.

                                                                                                                                        из романа Томаса Майн Рида - «Всадник без головы»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) Бывший грум Баллибаллаха - Грум — это слуга, верхом сопровождающий всадника или экипаж.

(2) что произошло дальше в ту ночь, когда игроки в монте  так неожиданно бежали - «Монте» (также известна как «найди даму» или «трёх карточный трюк») — азартная игра, в которой нужно найти определённую карту среди трёх игральных карт, лежащих рубашкой вверх.

(3)  И, когда он опомнился, в хакале  уже никого не было - Хакала, представляет собой полуземлянку, стены которой сложены из костей животных и дёрна, а крыша покрыта шкурами.

(4)  Они оставили здесь не только свои карты, но и всё имущество мустангера - «Мустангер» — это американское название человека, занимающегося ловлей диких лошадей - мустангов на открытых просторах Северной Америки, особенно на равнинах Техаса и соседних штатов XIX века. Такие люди вели кочевой образ жизни, проводили много времени в седле и были известны своей свободолюбивостью и независимостью. Под выражением «имущество мустангера» подразумевается личное имущество такого конного охотника, включающее одежду, инструменты, оружие, принадлежности для ухода за лошадьми, снаряжение для выживания в условиях природы, возможно, даже личные дневники или карты местности. Обычно такие вещи носили практический характер и использовались ежедневно в работе и повседневной жизни мустангера.