этА его Тема

ты моя тема

губишь
касаешься жарко в терновом
смотришь серьёзно

нижем мы ночи на слишком суровую нитку

что нам порезы?
ведь можем мы снова и снова…

ты моя тема

лодка в которой мне плыть
выкинув вёсла

                                                                              Ты моя тема
                                                                           Автор: Стейнар

Как уже отмечалось, на станции 715-й километр не было водоёмов.

Фантазия подростка питалась книгами о морских приключениях, радиопостановками (настенное радио было единственным средством массовой информации в доме Соловьёва).

Строго континентальное положение станции 715-й километр эту фантазию только подогревало.

Почему Соловьёв не стал моряком?

Он и сам не смог бы на это в точности ответить.

Да, он бесконечно любил море и всё, с морем связанное, и всё - таки…

Можно подойти к объяснению с другой стороны.

Существуют люди, обладающие даром созерцания.

Они не склонны вмешиваться в течение жизни и не создают новых событий, считая, что в мире достаточно событий и без них.

Свою роль они видят в постижении уже состоявшегося.

Не это ли отношение к миру рождает настоящих историков?

Как ни странно, в определённой степени созерцательность была свойственна и генералу Ларионову.

Проявилось это, может быть, особым образом и не сразу, но зададимся вопросом: а много ли известно созерцательных генералов?

Вообще-то немного. Задача генерала по сути своей созерцанию противоположна.

Но, видя, как глаза полководца подёрнуты туманом, как посреди кипящего боя взгляд его застывает в самой дальней точке пейзажа – там, где уже не отыщешь даже арьергарда противника, – видя такого генерала, любой подумает, что это – созерцатель.

Так думали и те, кто сопровождал генерала Ларионова в Крымскую кампанию 1920 года.

Внезапная задумчивость, охватывавшая его как в перерывах между боями, так и в ходе их, не только была отмечена соратниками, но нередко становилась и предметом обсуждения.

Разумеется, обсуждения эти носили в высшей степени конфиденциальный характер и отразились лишь в воспоминаниях обсуждавших (генерал не был тем человеком, который позволил бы себя так запросто обсуждать), но они – были, а значит, был и повод для их появления.

На многих из тех, кто имел возможность наблюдать за генералом в 1920 году, он производил впечатление человека задумчивого и даже чуть отрешённого.

Впечатление было тем более неожиданным, что ни в одну из прежних кампаний ничего подобного за ним не замечалось.

Как раз напротив: он воплощал собой действие и решительность. Собственно, это и были качества, которые сделали его генералом.

Справедливости ради нужно указать, что перемена, произошедшая с ним в 1920 году, была замечена не всеми в равной степени.

Так, ряд мемуаристов опирается, похоже, на более поздние свои впечатления и, подчёркивая отрешённость генерала, явно преувеличивает её степень по состоянию на 1920 год.

Некоторые соглашаются с описанными фактами как-то неуверенно, едва ли не из вежливости, говоря, что ввиду позднейшего умонастроения генерала нельзя их, наверное, отрицать и в 1920 году.

Примиряя различные свидетельства, с достоверностью можно лишь констатировать, что к 1920 году генерал Ларионов обнаруживал определённую созерцательность.

С течением лет это качество развивалось, приведя в конечном счёте к полнейшей сосредоточенности генерала на море.

То, чем завершилась деятельность генерала Ларионова, стало началом деятельности историка Соловьёва.

Созерцательное отношение к морю не позволило последнему овладеть ни одной из морских профессий.

Он боялся, что слишком близкие отношения с морем могут привести к разочарованию и заставят его разлюбить стихию.

Стоя по грудь в воде, молодой исследователь испытывал сомнения (ввиду его неустойчивого положения их можно было бы также назвать колебаниями) относительно того, не в слишком ли интимных отношениях пребывает он с предметом своей любви.

Помимо этих, совершенно новых для него, колебаний петербургский аспирант в очередной раз задавался вопросом о правильности избранной им (а в чём-то, пожалуй, и – за него) научной темы.

Этот же вопрос он когда-то задал проф. Никольскому, когда тот впервые предложил ему заняться сухопутной тематикой.

– Что бы человек ни изучал, он изучает в первую очередь самого себя, – загадочно ответил профессор. – Имейте, юноша, в виду, что случайных тем не бывает.

Из уст профессора слова вышли в оболочке папиросного дыма.

Столь зримый их облик в соединении с мудростью учителя сыграл свою роль.

Соловьёв решил не настаивать на морской теме и со всей страстностью принялся за исследование континентальных событий.

Получив в аспирантуре предложение заняться судьбой генерала Ларионова, Соловьёв вновь пришёл к проф. Никольскому и задал ему старый вопрос о выборе темы.

Ввиду запрета врачей старик уже не курил.

Но в остальном ответ его был тем же, что и несколькими годами ранее.

                                                                                                                         -- из  романа Евгения Водолазкина - «Соловьёв и Ларионов»