На ринге первой ступени

От жалоб на судей,
На сильных и на богачей
Лев, вышед из терпенья,
Пустился сам свои осматривать владенья.
Он идёт, а Мужик, расклавши огонёк,
Наудя рыб, изжарить их сбирался.
Бедняжки прыгали от жару кто как мог;
Всяк, видя близкий свой конец, метался.
На Мужика разинув зев,
«Кто ты, что делаешь?» ― спросил сердито Лев.
«Всесильный царь! ― сказал Мужик, оторопев, ―
Я старостою здесь над водяным народом;
А это старшины, все жители воды;
Мы собрались сюды,
Поздравить здесь тебя с твоим приходом». ―
«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?» ―
«Великий государь! Здесь не житьё им ― рай.
Богам о том мы только и молились,
Чтоб дни твои бесценные продлились».
(А рыбы между тем на сковородке бились.) ―
«Да отчего же, ― Лев спросил, ― скажи ты мне,
Они хвостами так и головами машут?» ―
«О мудрый царь! ― Мужик ответствовал, ― оне
От радости, тебя увидя, пляшут».
Тут, старосту лизнув Лев милостиво в грудь,
Ещё изволя раз на пляску их взглянуть,
Отправился в дальнейший путь.

                                                                                        Рыбья пляска
                                                                          Басни изложитель: И.А. Крылов

Глава XI Где ваши локоны? (отрывок)

На Большой Пушкинской Ипполита Матвеевича удивили никогда не виданные им в Старгороде рельсы и трамвайные столбы с проводами.

Ипполит Матвеевич не читал газет и не знал, что к первому маю в Старгороде собираются открыть две трамвайные линии: Вокзальную и Привозную.(1) То Ипполиту Матвеевичу казалось, что он никогда не покидал Старгород, то Старгород представлялся ему местом совершенно незнакомым.

В таких мыслях он дошёл до улицы Маркса и Энгельса. В этом месте к нему вернулось детское ощущение, что вот сейчас из-за угла двухэтажного дома с длинным балконом обязательно должен выйти знакомый.

Ипполит Матвеевич даже приостановился в ожидании. Но знакомый не вышел.

Сначала из-за угла показался стекольщик с ящиком бемского стекла (2) и буханкой замазки медного цвета. Выдвинулся из-за угла франт в замшевой кепке с кожаным жёлтым козырьком. За ним выбежали дети – школьники первой ступени (3) с книжками в ремешках.

Вдруг Ипполит Матвеевич почувствовал жар в ладонях и прохладу в животе. Прямо на него шёл незнакомый гражданин с добрым лицом, держа на весу, как виолончель, стул. Ипполит Матвеевич, которым неожиданно овладела икота, всмотрелся и сразу узнал свой стул.

Да! Это был гамбсовский стул, обитый потемневшим в революционных бурях английским ситцем в цветочках, это был ореховый стул с гнутыми ножками. Ипполит Матвеевич почувствовал себя так, как будто бы ему выпалили в ухо.

– Точить ножи - ножницы, бритвы править! – закричал вблизи баритональный бас.

И сейчас же донеслось тонкое эхо:

– Паять, пачинять !..
– Московская газета «Известие», журнал «Смехач», «Красная Нива»,(4) «Старгородская правда» !..

Где-то наверху со звоном высадили стекло. Потрясая город, проехал грузовик Мельстроя (5). Засвистел милиционер. Жизнь кипела и переливалась через край. Времени терять было нечего.

Ипполит Матвеевич леопардовым скоком приблизился к возмутительному незнакомцу и молча дёрнул стул к себе. Незнакомец дёрнул стул обратно. Тогда Ипполит Матвеевич, держась левой рукой за ножку, стал с силой отрывать толстые пальцы незнакомца от стула.

– Грабят, – шёпотом сказал незнакомец, ещё крепче держась за стул.
– Позвольте, позвольте, – лепетал Ипполит Матвеевич, продолжая отклеивать пальцы незнакомца.

Стала собираться толпа. Человека три уже стояло поблизости, с живейшим интересом следя за развитием конфликта.

Тогда оба опасливо оглянулись и, не глядя друг на друга, но не выпуская стула из цепких рук, быстро пошли вперёд, как будто бы ничего и не было.

«Что же это такое?» – отчаянно думал Ипполит Матвеевич.

Что думал незнакомец – нельзя было понять, но походка у него была самая решительная.

Они шли всё быстрее и, завидя в глухом переулке пустырь, засыпанный щебнем и строительными материалами, как по команде повернули туда. Здесь силы Ипполита Матвеевича учетверились.

– Позвольте же! – закричал он, не стесняясь.
– Ка - ра - ул! – еле слышно воскликнул незнакомец.

И так как руки у обоих были заняты стулом, они стали пинать друг друга ногами. Сапоги незнакомца были с подковами, и Ипполиту Матвеевичу сначала пришлось довольно плохо.

Но он быстро приспособился и, прыгая то направо, то налево, как будто танцевал краковяк, увёртывался от ударов противника и старался поразить его ударом в живот. В живот ему попасть не удалось, потому что мешал стул, но зато он угодил в коленную чашечку врага, после чего тот смог лягаться только левой ногой.

Он угодил в коленную чашечку врага.

– О, господи! – зашептал незнакомец.

И тут Ипполит Матвеевич увидел, что незнакомец, возмутительнейшим образом похитивший его стул, не кто иной, как священник церкви Фрола и Лавра – отец Фёдор Востриков.

Ипполит Матвеевич опешил.

– Батюшка! – воскликнул он, в удивлении снимая руки со стула.

Отец Востриков полиловел и разжал наконец пальцы. Стул, никем не поддерживаемый, свалился на битый кирпич.

– Где же ваши усы, уважаемый Ипполит Матвеевич? – с наивозможной язвительностью спросила духовная особа.
– А ваши локоны где? У вас ведь были локоны?

Невыносимое презрение слышалось в словах Ипполита Матвеевича. Он окатил отца Фёдора взглядом необыкновенного благородства и, взяв под мышку стул, повернулся, чтобы уйти.

Но отец Фёдор, уже оправившийся от смущения, не дал Воробьянинову такой лёгкой победы. С криком: «Нет, прошу вас», – он снова ухватился за стул. Была восстановлена первая позиция. Оба противника стояли, вцепившись в ножки, как коты или боксёры, мерили друг друга взглядами и похаживали из стороны в сторону.

Хватающая за сердце пауза длилась целую минуту.

– Так это вы, святой отец, – проскрежетал Ипполит Матвеевич, – охотитесь за моим имуществом?

С этими словами Ипполит Матвеевич лягнул святого отца ногой в бедро.

Отец Фёдор изловчился, злобно пнул предводителя в пах так, что тот согнулся, и зашипел.

– Это не ваше имущество!
– А чьё же?
– Не ваше.
– А чье же?
– Не ваше, не ваше.
– А чьё же, чье?
– Не ваше.

Шипя так, они неистово лягались.

– А чьё же это имущество? – возопил предводитель, погружая ногу в живот святого отца.

Преодолевая боль, святой отец твёрдо сказал:

– Это национализированное имущество.
– Национализированное?
– Да-с, да-с, национализированное.

Говорили они с такой необыкновенной быстротой, что слова сливались.

– Кем национализировано?
– Советской властью! Советской властью.
– Какой властью? Какой властью?
– Властью трудящихся.
– А-а-а!.. – сказал Ипполит Матвеевич, леденея, как мята. – Властью рабочих и крестьян?
– Да-а-а-с!..
– М-м-м… Так, может быть, вы, святой отец, партийный?
– М- может быть!

Тут Ипполит Матвеевич не выдержал и с воплем «может быть?» смачно плюнул в доброе лицо отца Фёдора. Отец Фёдор немедленно плюнул в лицо Ипполита Матвеевича и тоже попал.

Стереть слюну было нечем – руки были заняты стулом. Ипполит Матвеевич издал звук открываемой двери и изо всей мочи толкнул врага стулом. Враг упал, увлекая за собой задыхающегося Воробьянинова. Борьба продолжалась в партере.

Вдруг раздался треск – отломились сразу обе передние ножки. Забыв друг о друге, противники принялись терзать ореховое кладохранилище.

С печальным криком чайки разодрался английский ситец в цветочках. Спинка отлетела, отброшенная могучим порывом. Кладоискатели рванули рогожу вместе с медными пуговичками и, ранясь о пружины, погрузили пальцы в шерстяную набивку.

Потревожённые пружины пели. Через пять минут стул был обглодан. От него остались рожки да ножки. Во все стороны катились пружины. Ветер носил гнилую шерсть по пустырю. Гнутые ножки лежали в яме. Бриллиантов не было.

Кладоискатели рванули рогожу вместе с медными пуговичками и, ранясь о пружины, погрузили пальцы в шерстяную набивку...

– Ну что, нашли? – спросил Ипполит Матвеевич, задыхаясь.

Отец Фёдор, весь покрытый клочками шерсти, отдувался и молчал.

– Вы аферист, – крикнул Ипполит Матвеевич, – я вам морду побью, отец Фёдор.
– Руки коротки, – ответил батюшка.
– Куда же вы пойдёте весь в пуху?
– А вам какое дело?
– Стыдно, батюшка! Вы просто вор!
– Я у вас ничего не украл!
– Как же вы узнали об этом? Использовали в своих интересах тайну исповеди? Очень хорошо! Очень красиво!

Ипполит Матвеевич с негодующим «Пфуй!» покинул пустырь и, чистя на ходу рукава пальто, направился домой.

На углу улицы Ленских событий и Ерофеевского переулка Воробьянинов увидел своего компаньона. Технический директор и главный руководитель концессии стоял вполоборота, приподняв левую ногу, – ему чистили верх ботинок канареечным кремом. Ипполит Матвеевич подбежал к нему. Директор беззаботно мурлыкал «Шимми»: (6)

Раньше это делали верблюды,
Раньше так плясали ба -та -ку -ды (7),
А теперь уже танцует шимми це - лый мир…

– Ну, как жилотдел? – спросил он деловито и сейчас же добавил: – Подождите, не рассказывайте, вы слишком взволнованы, прохладитесь.

Выдав чистильщику семь копеек, Остап взял Воробьянинова под руку и повлёк его по улице.

– Ну, теперь вываливайте.

Всё, что вывалил взволнованный Ипполит Матвеевич, Остап выслушал с большим вниманием.

– Ага! Небольшая чёрная бородка? Правильно! Пальто с барашковым воротником? Понимаю. Это стул из богадельни. Куплен сегодня утром за три рубля.
– Да вы погодите…

И Ипполит Матвеевич рассказал главному концессионеру обо всех подлостях отца Фёдора. Остап омрачился.

                                                                          из сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова - «Двенадцать стульев»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(1) к первому маю в Старгороде собираются открыть две трамвайные линии: Вокзальную и Привозную - Привозом в южных городах называли городской рынок, в Одессе это было и официальное наименование. Прим. редактора.

(2) Сначала из-за угла показался стекольщик с ящиком бемского стекла  – Бегемского стекла. Сорт листового шлифованного оконного стекла. Прим. редактора.

(3) За ним выбежали дети – школьники первой ступени - Школьники первой степени. В 1927 году, согласно советской классификации, действовавшей до 1934 года, школа I ступени – четырёхлетняя общеобразовательная, далее следовала школа II ступени – пятилетняя общеобразовательная, где учились с 5-го по 9-й класс. Прим. редактора.

(4) журнал «Смехач», «Красная Нива» - «Смехач» (1924 – 1928) – еженедельный иллюстрированный юмористический журнал при газете «Гудок»; «Красная нива» (1923 – 1931) – иллюстрированный еженедельник, считавшийся одним из самых занимательных в СССР. Прим. редактора.

(5) Потрясая город, проехал грузовик Мельстроя - Грузовик Мельстроя . Мельстрой – трест, затем акционерное общество по строительству мельниц и зерновых агрегатов, их оборудованию и торговле техническими принадлежностями. Советские тресты в эпоху нэпа были объединениями наиболее крупных предприятий одной отрасли на основе хозяйственного расчёта, то есть предоставления коммерческой самостоятельности с условием дальнейшей рентабельности. Руководство треста распоряжалось финансовыми средствами и ресурсами, определяло рынки сбыта, устанавливало цены на продукцию, ассортимент, вело торговлю. Акционирование же в годы нэпа было официально рекомендованным средством создания финансовой базы для дорогостоящих межведомственных проектов. Мельстрой был привилегированной организацией и располагал редкими тогда в СССР тяжёлыми грузовиками, поскольку в 1920-е годы строительство механизированных мельниц пропагандировалось как задача политическая – атака была направлена против мукомолов - частников, которых объявили «деревенской буржуазией. Прим. редактора.

(6) Директор беззаботно мурлыкал «Шимми» - «Шимми – куплеты из оперетты И. Кальмана «Баядера», текст которых в России, а позже в СССР варьировался едва ли не каждым режиссёром. Прим. редактора.

(7) Раньше так плясали ба -та -ку -ды - Батакуды (или ботокуды) — наименование племени южноамериканских индейцев, проживающих в восточной Бразилии. Известны также под названиями айморес, аймборес. В результате европейской колонизации почти все батакуды были истреблены или вымерли.