Одна любовь, одна забота

прощанию час не выдался
покуда судим –
один
над чашкой кофейной высился
очерченный паром нимб

покорно ступил с порога и
был в каждом движенье твёрд
и сладостно пчёлы трогали
цветки
и рождался мёд

2.

а прежде чадила лампочка
в железной ладони бра
он сцеживал безостаточно
до сухости у ребра
свой сок
и купал в нём лезвие
сухого карандаша
и жарко бумагу резали
зловонно свинцом дыша
безвременные и прошлые
остуженные землёй
и волосы им ерошили
пресыпанные золой
их матушки побелевшие
солёные как моря
и он их ловил
прореживал
и сбрасывал якоря
в сердца их такие алые
как вишни в ином саду
и звонкие зёрна падали
в надежде что прорастут

                                                       на пряжке (отрывок)
                                             Автор: Александра Герасимова

Мишкину маму звали Марина.

Ей было тридцать восемь лет, по образованию она была архитектор и когда-то считалась самой красивой девушкой в институте.

Женщине, которая стояла за углом, по нынешним временам можно было дать все пятьдесят.

И работала она в регистратуре поликлиники.

Её давно все звали тётя Марина, она носила мальчиковую обувь – до десятки! – летом и войлочные сапоги – до пятнадцати! – зимой.

У неё были синий костюм Косиновской фабрики за сорок два рубля на все случаи жизни, пальто, купленное в комиссионке на рынке, и вязаная шапочка, которую она с трудом сварганила сама, потому что, как выяснилось, вязание давалось ей плохо.

Она путалась в счёте, спицы у неё почему-то гнулись, ломались, и она начинала нервничать вопреки принятой теории, будто за вязанием всегда успокаиваешься.

Марина смотрела вслед Мишке, и странное удивление наполняло её сердце. Неужели этот рослый и красивый мальчик – её сын?

Неужели возможно, чтоб так всё сталось? Неужели в её неудачной по всем параметрам жизни могло случиться счастье?

Что бы она ни делала для сына – он ведь родился едва живой, и потом на него посыпались одна за другой напасти, он сколько дома жил, столько и в больнице, – так вот, что бы она ни делала, она не верила, что он выкарабкается.

Теперь можно самой себе в этом признаться.

Обычно говорят так: но мать верила. Это сказано не про неё.

Она не верила.

Выслушивая диагнозы о его больном сердце, о плохом желудке, о расстроенной нервной системе, о зрении, которое едва ли улучшится, она думала только о том, что, не дай бог, он один останется, не дай бог, с ней раньше, чем с ним, это случится.

Он ведь никому не нужен. Отец его ушёл из семьи, когда Мишке было полтора года, он даже сидел ещё плохо.

Она тогда испытала странное чувство облегчения. Потому что было ясно: ей невозможно иметь сразу две любви и заботы.

Ей стыдно обнимать мужа, когда в полуметре от неё едва дышал ребёнок, и каждый раз она боялась, что она слышит его последний вздох.

Жизнь с мужем так или иначе требовала соблюдения законов дружбы с другими. Законов связей.

Молодые архитекторы мечтали тогда построить город - спутник, они приносили к ним в комнату листы ватмана и крепили их к стене, а она всё боялась, что, не дай бог, кнопка попадёт в детскую кроватку.

Не нужен ей был ни город - спутник, ни все их разговоры о преимуществе бетона перед кирпичом и об универсальности дерева, о возможностях пластика и перспективности вертикальных городов.

Другая жена, может, когда поскандалила бы, когда выгнала бы эту горластую компанию, она же терпела, мучилась и хотела только одного: остаться с сыном вдвоём любой ценой.

Ведь он у неё – сын – ненадолго.

Вот будет бетон, пластик, стекло и дерево, а мальчика её не будет, он не жилец этих городов!

Поэтому, когда обиженный её невниманием, оскорблённый её неприбранностью, возмущённый равнодушием к «его проблемам» муж ушёл, она испытала облегчение. И ни один человек её не понял.

Ей присылала деньги мама.

Геолог - мама в резиновых сапогах продолжала мерить страну и в свои пятьдесят лет. Она щедро присылала деньги дочери, но понять её не могла. Как это махнуть рукой на профессию, на себя, на людей?

Марина устроилась на работу в детский сад, куда определила сына, потом в регистратуру поликлиники, которая рядом со школой.

Мама уже умерла. Но Марина давно привыкла жить более чем скромно.

Муж присылал алименты. Они все полностью шли на летние поездки в Одессу.

Вряд ли бы мать, верящая, убеждённая в своей победе, помогла бы ребёнку больше, чем она, Марина, убеждённая в недолговечности своего материнства.

Но она делала не просто много, а всё.

Всё, что можно сделать вообще.

И если бы ей сказали, что самый главный специалист, который ей нужен, живёт где - нибудь на Филиппинах, она поехала бы туда, попробуй её останови!

Но в состоянии Мишеньки не было тайны, которую могли бы разгадать филиппинцы.

Он был слабый, плохо видящий мальчик, с осложнённой наследственностью.

Чьей? Муж сказал: «Твоей!» У него уже росли двое здоровущих мальчишек, Марина ходила на них смотреть.

Пышущие здоровьем, горластые, рыжие, они всем своим видом демонстрировали высокое качество приобретённой наследственности.

Только однажды старый педиатр, из тех, кто для диагноза отворачивал веки и так определял количество гемоглобина в крови, сказал ей:

«Знаете, в конце концов мальчик перерастёт».

Он сказал это в момент, когда у Мишеньки было сразу несколько тяжёлых болезней, он был весь истыкан иголками и она держала его на горшке, потому что Мишенька падал с него.

В это ненаучное «перерастёт» она тогда не поверила.

И только теперь, стоя за углом, она вдруг осознала, что именно это и произошло: весёлый, уходящий с девушкой юноша – её сын!

И сейчас, вот с этого места, с этой секунды, началась совсем новая жизнь. Но Марина понятия не имеет, как ей в этой жизни быть.

Мишкина мама задумчиво пошла в регистратуру и стала, как обычно, ловко и спокойно находить чужие истории болезни и внимательно выслушивать всех, кто возникал перед ней в окошке, и никто не заметил в её поведении ничего необычного, только она сама знала: началась какая-то новая жизнь.

Со здоровым сыном. Вот ведь какая штука… Он перерос.

                                                                                                                         из повести Галины Щербаковой - «Отчаянная осень»

( кадр из фильма «Доктор» 2022 )