Насильник

Был переполнен зал суда.
Насильника в суде судили.
Зловеще тихо, как всегда
Часы процесса проходили.
Рвал и метал улики прокурор
И что - то мямлил адвокат халявный.
Насильник, этот общества позор
Осознавал, что он здесь самый главный.

                                               Преступление и наказание (Отрывок)
                                                           Автор: Николай Изотов

Однажды осенним утром, подняв воротник своего пальто и шлепая по грязи, по переулкам и задворкам пробирался Иван Дмитрич к какому-то мещанину, чтобы получить по исполнительному листу. Настроение у него было мрачное, как всегда по утрам.

В одном из переулков встретились ему два арестанта в кандалах и с ними четыре конвойных с ружьями. Раньше Иван Дмитрич очень часто встречал арестантов и всякий раз они возбуждали в нём чувства сострадания и неловкости, теперь же эта встреча произвела на него какое-то особенное, странное впечатление. Ему вдруг почему-то показалось, что его тоже могут заковать в кандалы и таким же образом вести по грязи в тюрьму.

Побывав у мещанина и возвращаясь к себе домой, он встретил около почты знакомого полицейского надзирателя, который поздоровался и прошёл с ним по улице несколько шагов, и почему-то это показалось ему подозрительным.

Дома целый день у него не выходили из головы арестанты и солдаты с ружьями, и непонятная душевная тревога мешала ему читать и сосредоточиться. Вечером он не зажигал у себя огня, а ночью не спал и всё думал о том, что его могут арестовать, заковать и посадить в тюрьму. Он не знал за собой никакой вины и мог поручиться, что и в будущем никогда не убьёт, не подожжёт и не украдёт; но разве трудно совершить преступление нечаянно, невольно, и разве не возможна клевета, наконец, судебная ошибка? Ведь недаром же вековой народный опыт учит от сумы да тюрьмы не зарекаться.

А судебная ошибка при теперешнем судопроизводстве очень возможна и ничего в ней нет мудрёного. Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например, судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови.

При формальном же, бездушном отношении к личности, для того, чтобы невинного человека лишить всех прав состояния и присудить к каторге, судье нужно только одно: время. Только время на соблюдение кое - каких формальностей, за которые судье платят жалованье, а затем — всё кончено. Ищи потом справедливости и защиты в этом маленьком, грязном городишке, за двести вёрст от железной дороги! Да и не смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается обществом как разумная и целесообразная необходимость и всякий акт милосердия, например, оправдательный приговор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чувства?

Утром Иван Дмитрич поднялся с постели в ужасе, с холодным потом на лбу, совсем уже уверенный, что его могут арестовать каждую минуту. Если вчерашние тяжёлые мысли так долго не оставляют его, — думал он, — то, значит, в них есть доля правды. Не могли же они в самом деле прийти в голову безо всякого повода.

Городовой, не спеша, прошёл мимо окон: это недаром. Вот два человека остановились около дома и молчат. Почему они молчат?

И для Ивана Дмитрича наступили мучительные дни и ночи. Все проходившие мимо окон и входившие во двор казались шпионами и сыщиками. В полдень обыкновенно исправник проезжал на паре по улице; это он ехал из своего подгородного имения в полицейское правление, но Ивану Дмитричу казалось каждый раз, что он едет слишком быстро и с каким-то особенным выражением: очевидно, спешит объявить, что в городе проявился очень важный преступник. Иван Дмитрич вздрагивал при всяком звонке и стуке в ворота, томился, когда встречал у хозяйки нового человека; при встрече с полицейскими и жандармами улыбался и насвистывал, чтобы казаться равнодушным.

Он не спал все ночи напролёт, ожидая ареста, но громко храпел и вздыхал, как сонный, чтобы хозяйке казалось, что он спит; ведь если не спит, то, значит, его мучают угрызения совести — какая улика! Факты и здравая логика убеждали его, что все эти страхи — вздор и психопатия, что в аресте и тюрьме, если взглянуть на дело пошире, в сущности, нет ничего страшного, — была бы совесть спокойна; но чем умнее и логичнее он рассуждал, тем сильнее и мучительнее становилась душевная тревога.

Это было похоже на то, как один пустынник хотел вырубить себе местечко в девственном лесу; чем усерднее он работал топором, тем гуще и сильнее разрастался лес.

Иван Дмитрич, в конце концов, видя, что это бесполезно, совсем бросил рассуждать и весь отдался отчаянию и страху.

                                                                                                                                    из  повести Антона Павловича Чехова - «Палата №6»

Где же ты где  .. мой друг?

Как хорошо гулять среди прохожих
и охранять хозяина от кошек
И просто мерять в лужах глубину,
А маленькую бедную собачку,
Хорошенькую белую собачку
Опять в квартире заперли одну.

А где-то есть неведанные страны,
Где можно рвать сосиски и бананы
И увидать на улице слона.
А маленькая бедная собачка,
Хорошенькая белая собачка
По целым дням скучает у окна.

А маленькая бедная собачка,
Хорошенькая белая собачка
По целым дням скучает у окна

По целым дням скучает у окна.

                                Музыкальная композиция : Умная собачка Соня

Воскресный полдень. Помещик Камышев сидит у себя в столовой за роскошно сервированным столом и медленно завтракает.

С ним разделяет трапезу чистенький, гладко выбритый старик французик, m-r Шампунь. Этот Шампунь был когда-то у Камышева гувернёром, учил его детей манерам, хорошему произношению и танцам, потом же, когда дети Камышева выросли и стали поручиками, Шампунь остался чем-то вроде бонны (*)  мужского пола.

Обязанности бывшего гувернера не сложны. Он должен прилично одеваться, пахнуть духами, выслушивать праздную болтовню Камышева, есть, пить, спать — и больше, кажется, ничего. За это он получает стол, комнату и неопределённое жалованье.

Камышев ест и, по обыкновению, празднословит.

— Смерть! — говорит он, вытирая слёзы, выступившие после куска ветчины, густо вымазанного горчицей. — Уф! В голову и во все суставы ударило. А вот от вашей французской горчицы не будет этого, хоть всю банку съешь.
— Кто любит французскую, а кто русскую… — кротко заявляет Шампунь.
— Никто не любит французской, разве только одни французы. А французу что ни подай — всё съест: и лягушку, и крысу, и тараканов… брр! Вам, например, эта ветчина не нравится, потому что она русская, а подай вам жареное стекло и скажи, что оно французское, вы станете есть и причмокивать… По-вашему, всё русское скверно.
— Я этого не говорю.
— Всё русское скверно, а французское — о, сэ трэ жоли! [Это очень мило! (от франц. – c’est trs joli)] По-вашему, лучше и страны нет, как Франция, а по-моему… ну, что такое Франция, говоря по совести? Кусочек земли! Пошли туда нашего исправника, так он через месяц же перевода запросит: повернуться негде! Вашу Францию всю в один день объездить можно, а у нас выйдешь за ворота — конца краю не видно! Едешь, едешь…

— Да, monsieur, Россия громадная страна.
— То-то вот и есть! По-вашему, лучше французов и людей нет. Учёный, умный народ. Цивилизация! Согласен, французы все учёные, манерные… это верно… Француз никогда не позволит себе невежества: вовремя даме стул подаст, раков не станет есть вилкой, не плюнет на пол, но… нет того духу! Духу того в нём нет! Я не могу только вам объяснить, но, как бы это выразиться, во французе не хватает чего-то такого, этакого (говорящий шевелит пальцами), чего-то такого… юридического. Я, помню, читал где-то, что у вас у всех ум приобретённый, из книг, а у нас ум врождённый. Если русского обучить как следует наукам, то никакой ваш профессор не сравняется.

— Может быть… — как бы нехотя говорит Шампунь.
— Нет, не может быть, а верно! Нечего морщиться, правду говорю! Русский ум — изобретательный ум! Только, конечно, ходу ему не дают, да и хвастать он не умеет… Изобретёт что-нибудь и поломает или же детишкам отдаст поиграть, а ваш француз изобретёт какую-нибудь чепуху и на весь свет кричит. Намедни кучер Иона сделал из дерева человечка: дёрнешь этого человечка за ниточку, а он и сделает непристойность. Однако же Иона не хвастает. Вообще… не нравятся мне французы! Я про вас не говорю, а вообще… Безнравственный народ! Наружностью словно как бы и на людей походят, а живут как собаки… Взять хоть, например, брак. У нас коли женился, так прилепись к жене и никаких разговоров, а у вас чёрт знает что. Муж целый день в кафе сидит, а жена напустит полный дом французов и давай с ними канканировать.

— Это неправда! — не выдерживает Шампунь, вспыхивая. — Во Франции семейный принцип стоит очень высоко!
— Знаем мы этот принцип! А вам стыдно защищать. Надо беспристрастно: свиньи, так и есть свиньи… Спасибо немцам за то, что побили… Ей-богу, спасибо. Дай бог им здоровья…
— В таком случае, monsieur, я не понимаю, — говорит француз, вскакивая и сверкая глазами, — если вы ненавидите французов, то зачем вы меня держите?
— Куда же мне вас девать?
— Отпустите меня, и я уеду во Францию!
— Что-о-о? Да нешто вас пустят теперь во Францию? Ведь вы изменник своему отечеству! То у вас Наполеон великий человек, то Гамбетта (**)… сам чёрт вас не разберёт!
— Monsieur, — говорит по-французски Шампунь, брызжа и комкая в руках салфетку. — Выше оскорбления, которое вы нанесли сейчас моему чувству, не мог бы придумать и враг мой! Всё кончено!!

И, сделав рукой трагический жест, француз манерно бросает на стол салфетку и с достоинством выходит.

Часа через три на столе переменяется сервировка и прислуга подаёт обед. Камышев садится за обед один. После предобеденной рюмки у него является жажда празднословия. Поболтать хочется, а слушателя нет…

                                                                                                                                                                   из рассказа А. П. Чехова - «На чужбине»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  остался чем-то вроде бонны - Бонна. Воспитательница маленьких детей (обычно иностранка).

(**) То у вас Наполеон великий человек, то Гамбетта - Леон Мишель Гамбетта. Леон Мишель Гамбетта (фр. Léon Michel Gambetta) — французский государственный и политический деятель, один из основателей Третьей республики. Родился 2 апреля 1838 года в Каоре в семье богатых торговцев. По окончании юридического факультета Парижского университета в 1860 году занимался адвокатской практикой. В 1869 году избран в парламент (Законодательный корпус), где возглавил группу оппозиционных депутатов - республиканцев. Энергично отстаивал всеобщее избирательное право, свободу печати, индивидуальные и коллективные свободы, выступал за отделение церкви от государства. Принимал активное участие в свержении режима Второй империи и провозглашении республики (4 сентября 1870). В сентябре 1870 — феврале 1871 года был министром внутренних дел в «правительстве национальной обороны». После революционных событий 1871 года Гамбетта сблизился с правыми республиканцами и выдвинул идею «нерасторжимого союза работающих с владеющими». Был убеждён, что Третья республика должна опираться на средний класс. В 1879–1881 годах занимал пост председателя Палаты депутатов. С 14 ноября 1881 года по 26 января 1882 года — председатель Совета министров и министр иностранных дел Франции. Попытки Гамбетта усилить роль исполнительной власти были восприняты в парламентских кругах как проявление авторитаризма, что привело к его отставке с поста главы правительства.

Адамы и Евы

Купание – медлительный,
Значительный процесс,
Когда ты без купальника,
Ну, совершенно без!

Не стиснутые плавками
Свободны между ног
Идём походкой плавною –
Такими создал Бог.

Проходит мимо женщина
Замужняя она?
Волн бликами подсвечена,
Светло обнажена.

Нудистское сообщество
Свободная страна
Веди себя как хочется,
Пускай несет волна!

Здесь пары обнажённые
Сплетаются в воде,
Мужья играют с жёнами
Ты видел это? Где?

Курчавые на золоте
Расслаблены тела,
И нас в пески, по зову тел
Природа позвала…

                                          Нудисты. пляж. приятно! (Отрывок)
                                                   Автор: Пётр Давыдов

Моё отношение к нудизму вполне индифферентное, хотя? Когда один оголяется на глазах у многих, это – эксгибиционизм, когда же это делают многие на глазах у одного – нудизм? Чтобы обнажить свою несовершенную плоть, необходимо преступить некую черту, снять путы условностей и предрассудков. При этом не мешает быть уверенным в собственной привлекательности или, как минимум, не безобразности.

К сожалению, обнажённые тела на пляже мало радовали глаз, выставив на всеобщее обозрение: целлюлит, жировые складки, обвислые груди, морщинистые зады и нависающие, скрывающие половые признаки, животы.

Обнажённых женщин было больше, они легче оголяются, нежели мужчины, а те, если и решаются на такое, делают это тем охотнее, чем внушительнее выглядят признаки их отличия (надо же!), порождая комплексы у тех мужчин, кому нечем хвастать, и давая окружающим женщинам редкое увлекательное занятие сравнивать…

Ближе к вечеру на пляже материализовались два отшельника.

Странное впечатление производили они своей несхожестью с остальными, отстранённостью, худенькими телами. Оба невысокие. Головы их обросли седыми космами, давно не знавшими ножниц. Одеты они были в полотняные просторные одежды, за плечами котомки. Неопределённого возраста они были очень похожи друг на друга, как потом выяснилось, – братья. Лёгкие, хрупкие, изящные, они не ступали, а как бы парили, едва касаясь земли. Лица блаженные, с улыбками, обращёнными вовнутрь себя, словно знали нечто, другим неведомое. Легко входили в контакт, удивляя простотой общения.

Обосновались они на нудистском пляже неслучайно. Безусловное единение с природой было возможно лишь в состоянии обнажённости плоти и… духа. Погружённые в медитацию, надолго замерев, они становились у кромки моря, простирая руки к светилу. Не стриженные их волосы и борода как бы служили антеннами, способствуя общению с космосом. Отшельники обладали по - юношески молодыми безволосыми телами, что являло поразительный контраст с их седыми волосами.

Полюбопытствовал, не бесполые ли они? Нет, признаки пола наличествовали, впрочем, едва заметные в виду скорой их ненадобности, когда отпадет потребность в еде, питье и других плотских радостях.

Старший брат позднее сознался, что попытка отказаться от еды, заменив её энергией солнца и космоса, едва не закончилась для него плачевно. Он последовательно сокращал приём пищи: вначале до одного раза в день, затем – до одного раза в неделю (почему - то по четвергам), и был уже готов совсем отказаться от еды, да не успел, попал в лечебницу. Вспоминается притча о цыгане и издохшей лошади (*).

Братья приехали из Москвы, они ходили по городам и весям, проповедуя учение Иванова (**) , полностью помещавшееся на пожелтевших стареньких страницах «Комсомолки» (восьмидесятых годов) и нескольких печатных листках неизвестного происхождения. По их словам Учитель не умер, а трансформировался, соединившись с космосом.
Старший брат в прошлом имел семью, детей. По понятной причине развёлся – мало, кто такое мог выдержать. Младший брат семьи не имел, судя по всему, ему это уже не грозило, и идя на поводу у старшего брата, он безусловно подчинился ему, отказавшись от того немногого, что необходимо для жизнеобеспечения, немало страдая от этого – на ногах и руках у него расслаивались ногти, облезала кожа.

На какие деньги они жили – неведомо. По их словам, у них в Москве всё же был небольшой заработок, кажется, от сдачи квартиры, впрочем, им и нужно - то было всего ничего. Приглашенные к костру странники разъяснили нам суть учения Иванова, которая сводилась к полному слиянию с природой, с Космосом с целью бессмертия, если не телесного, то духовного, и предполагало согласие с собой, миром, отказ от всего мирского. Они создавали группы единомышленников, селились в отдалённых поселениях, жили простой близкой к природе жизнью, зимой купались в проруби, ходили босиком по снегу...

Отшельники проповедовали вселенскую любовь ко всем и вся, любовь же мирскую отвергали.

На уточняющие вопросы по поводу получения удовольствия и радостей от жизни, от музыки и искусства, от вкусной пищи и вина, от любви и семьи, они предлагали безусловный постепенный уход от всего этого, самоотречение, концентрацию всех сил на слияние с космическим вселенским разумом и, наконец, абсолютное в нём растворение. Хотелось спорить с ними.

Счастливы ли были они, познав смысл жизни? По безжизненным их глазам и отсутствию эмоциональных проявлений это не чувствовалось.
К вечеру отшельники исчезли,  растворившись в воздухе...

На другой день я вновь увидел два тоненьких обнажённых тела. Они сидели недалеко от моря в позе “лотоса”, обратившись к светилу лицами и душами. Неужели вернулись?
Нет.

Это были совсем юные тела. Поднялись и, держась за руки, направились к морю. Вначале мне показалось, что они однополые, но при более внимательном рассмотрении стало понятно, что это не так.

Также отстранённые от мира, они составляли поразительный контраст и с предыдущей парой, и окружающими. Полная гармония, погружённость друг в друга, в любовь, в радость постижения. Казалось, они светились, и даже в сумерках их силуэты отчётливо выделялись на тёмном фоне моря в отличие от других блеклых и размытых. Они не обнимались, не целовались, не ласкались, а просто держали друг друга за руки, что было убедительней самых жарких объятий и поцелуев, руки же служили им проводниками, через которые любовь перетекала от одного к другому.

Исподтишка не без зависти я наблюдал их, хотелось прислониться к их любви, напитаться ею, одолжить кусочек счастья, ведь у них его был явный избыток.
Может быть, день такого счастья стоит вечной жизни? Юные избранники любви, невольные её проповедники, убедительно это доказывали…
На утро следующего дня меня ждала ещё одна неповторимая встреча.

Выйдя из палатки, споткнулся глазами о загоревшую обнажённую девушку, сидевшую на подстилке метрах в пяти от нас возле появившейся утром небольшой палатки. Она была замечательно сложена, и стоя возле своей палатки, я поглядывал (подглядывал) на прекрасную незнакомку, с трудом скрывая свой интерес к ней.

Естественная, как сама природа, она никак на меня не реагировала. Затем поднялась и последовала к морю – неотразимая, грациозная. Не существует в мире более восхитительного зрелища, чем обнажённая молодая женщина, идущая к морю, разве что, она же, выходящая из воды, в сверкающих искорках капелек. Юное, безмятежное личико, невероятной красоты линия развитых бёдер, и торчащие, забывшие о земном притяжении полные груди, венчаемые крупными напряжёнными тёмно - коричневыми бутонами. Она опустилась на подстилку. Не в силах отвести от неё глаз, я почему - то мучился ощущением незавершённости картины и, что удивительно, абсолютно не испытывал эротических помыслов.

Послышался детский плач. И сразу всё стало на место, обрело завершённость. Она – молодая мама! Вот почему у неё такие налитые груди, набухшие соски, раздавшиеся бёдра. Вышла из палатки с полугодовалым малышом на руках, таким же загорелым и необыкновенным. Направилась к морю.

Удивительная гармония, всё совершенство природы выразилось в этой картине: солнце, море, далекий силуэт Кара - Дага (***) и мадонна с младенцем! Удерживая за руки, она стала купать его, роняя в воду с головой, нисколько не беспокоясь, что малыш захлебнётся. Он заливался счастливым смехом, а я вместо того, чтобы заниматься своими делами, не в силах был оторвать глаз от юной мадонны, забавляющейся с малышом…

Вышла из воды, прилегла на подстилку, положив рядом оголодавшего сынишку. Тот вожделенно охватил губами солёные, брызнувшие молоком, соски, захлебнулся от жадности, разминая ручонками переполненную грудь.

Я мог часами любоваться, как молодая мама играет с малышом, как тот ползает по ней, как они плещутся в воде, как лопочут друг с другом на языке, понятном лишь им одним. И я не был в этом одинок – многие с умилением смотрели на них.

Мне почему - то невероятно захотелось подержать малыша на руках! К моему удивлению юная мама это позволила. Я находился на вершине счастья от доверчиво прижавшегося ко мне тёплого тельца, от снисходительной улыбки мадонны, стоявшей совсем рядышком, оказавшейся неописуемо привлекательной вблизи. Малыш, поджав нижнюю губку, с интересом и безо всякого страха разглядывал меня.

Увы, счастье оказалось недолгим из - за вопроса, заданного мне одним из моих друзей, откуда, мол, у тебя ребёнок, на который я неудачно пошутил, что здесь дают подержать (не за бесплатно, естественно). Малыш вздрогнул, удивленно глянул на меня и вдруг зашёлся в плаче – то ли от моего громкого голоса, то ли от неуместности сказанного. Довелось вернуть его маме.

Днём появился отец ребенка – мощный, хорошо сложенный молодой человек, также обнажённый, но почти не загоревший. Высокого роста (много выше жены), в нём было крупно всё: и торс, и плечи, и ноги, и налитые ягодицы, и мужское “достоинство”.

Они зашли в море, и, став на расстоянии метров двух друг от друга, пускали малыша торпедой между собой. Тот бесстрашно проплывал под водой долгий путь, вылавливался родителем и отправлялся обратно. Я наблюдал за игрой молодой пары, мучимый странным ощущением, что - то не давало мне покоя. Появившийся атлет нарушал сложившуюся гармонию – плещущееся искрящееся море, огненный шар, кативший к горизонту, юная мадонна с младенцем. Он был лишним! Или это была ревность?

К вечеру ветер усилился, поднялась волна. Наши юные соседи собрали палатку и поднялись выше, спрятавшись за загораживающий от ветра выступ скалы.

[size=16]Я же сел на берегу, глядя на море, размышлял о жизни: о неизбывности гармонии, о счастье, о любви, о вечности, о бесконечности мироздания, благо искрящееся море, растущая луна и далёкие звёзды удивительным образом располагали к этому…[/size]

                                                                                                                                                              НУДИСТСКИЙ ПЛЯЖ (ОТРЫВОК)
                                                                                                                                                                          Автор: Ивушка
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Вспоминается притча о цыгане и издохшей лошади -  Решил однажды цыган приучить свою лошадь жрать поменьше. И начал. Сначала дал ей вместо двух охапок сена одну, на следующий день - половину, потом еще меньше. Довел до трех травинок в день. И научил бы лошадь совсем ничего не есть, но эта сволочь возьми, да сдохни...

(**) они ходили по городам и весям, проповедуя учение Иванова - Суть учения Порфирия Иванова заключается в восстановлении потерянного контакта с природой и достижении бессмертия. По мнению Иванова, причина всех болезней и смерти — в отрыве человека от природы. Потребности в пище, одежде, жилом доме приводят к зависимой, «умираемой» жизни. Нужно научиться жить независимо, за счёт естественных условий воздуха, воды, земли. Также Иванов считал, что для избавления от болезни мало устранить её симптомы и последствия, нужно кардинально изменить образ жизни. Нужно следить и за физическим, и за моральным здоровьем, соблюдать этические нормы (преодолевать в себе лень, гордость, жадность и лицемерие), отказаться от алкоголя и табака, обливаться холодной водой утром и вечером. Следует отметить, что учение Порфирия Иванова не имеет научного обоснования и может быть расценено как эзотерическое.

(***) силуэт Кара - Дага - Карадаг — горно-вулканический массив на территории Феодосийского региона Крыма, на берегу Чёрного моря. Максимальная высота — 577 м (гора Святая). Название Карадаг переводится с крымскотатарского языка на русский как «чёрная гора».  Карадаг — остатки вулкана, действовавшего примерно 173 миллиона лет назад.  Это единственный в Европе геологический объект, где можно увидеть следы древних вулканических извержений и последующих процессов выветривания и эрозии. На склонах Карадага за тысячи лет эволюции сформировался особый природный комплекс, включающий в себя крайне редкие и частично эндемичные (свойственный определённой географической местности) виды флоры и фауны. Значительная их часть занесена в различные Красные книги. Вся территория массива входит в состав одноимённого природного заповедника. Из-за охраняемого статуса попасть на его территорию возможно лишь в составе организованной экскурсии.

Крокодил жив .. а мы уже нет?

Крокодил жив .. а мы уже нет? - Культурные отсылки:

1. Но Рок - н - ролл жив, а мы уже нет(©) ;
2. Поэма "Мёртвые души" Н. В. Гоголя.

Солнце по небу гуляло
И за тучу забежало.
Глянул заинька в окно,
Стало заиньке темно.
А сороки -
Белобоки
Поскакали по полям,
Закричали журавлям:
«Горе! Горе! Крокодил
Солнце в небе проглотил!»
Наступила темнота.
Не ходи за ворота:
Кто на улицу попал —
Заблудился и пропал.
Плачет серый воробей:
«Выйди, солнышко, скорей!
Нам без солнышка обидно —
В поле зёрнышка не видно!»
Плачут зайки
На лужайке:
Сбились, бедные, с пути,
Им до дому не дойти.
Только раки пучеглазые
По земле во мраке лазают,
Да в овраге за горою
Волки бешеные воют.
Рано - рано
Два барана
Застучали в ворота:
Тра - та-та и тра - та - та!
«Эй вы, звери, выходите,
Крокодила победите,
Чтобы жадный Крокодил
Солнце в небо воротил!»
Но мохнатые боятся:
«Где нам с этаким сражаться!
Он и грозен и зубаст,
Он нам солнца не отдаст!»
И бегут они к Медведю в берлогу:
«Выходи - ка ты, Медведь, на подмогу.
Полно лапу тебе, лодырю, сосать.
Надо солнышко идти выручать!»
Но Медведю воевать неохота:
Ходит - ходит он, Медведь, круг болота ...

                                                                             Краденое солнце (Отрывок)
                                                                               Поэт: Корней Чуковский

Аристократия - Крылья

Вдоль дорожки стояли полускрытые деревьями статуи античных воинов. В них было что - то очень грубое и настоящее: казалось, они дожидаются, когда веселье уляжется, чтобы слезть с лунных постаментов и пойти допивать оставшееся после чужого пиршества вино.

Аллея привела к одному из боковых входов в трёхэтажный замок. Над дверью горела одинокая лампа, освещая мраморный барельеф – два мускулистых рогатых героя с кудрявыми бородами, почти титанические в своей напряжённой экспрессии, держали щит с треугольником, из которого во все стороны били мраморные лучи.

– Оп, – прошептал Капустин. – Вот оно.

Он поднял руки, замысловато сложил пальцы перед лицом – и словно бы нажал на кнопку невидимой камеры, издав ртом тихое жужжание.

– Sir? – повернулся батлер от двери.
– Иду - иду… I’m coming right after you…(*)

Капустин вошёл в дом и стал спускаться вслед за батлером по узкой и странно аскетической для такого места лестнице. Стены здесь были из простого кирпича, даже не покрытого штукатуркой.

Спустившись, они пошли по голому кирпичному коридору со множеством дверей. На стенах между ними висели гравюры с видами виноградников.

– Винный погреб, – прошептал Капустин.

Батлер открыл дверь и вошёл в большую круглую комнату.

Она тоже выглядела аскетично и строго. В углу, правда, стояла бронзовая статуя Диониса – но из - за кирпичных стен и резкого потолочного света она казалась ржавой.

Центральную часть комнаты занимал большой круглый стол, окружённый множеством стульев: так мог бы выглядеть ядерный бункер короля Артура.

На столе стояла лампа с тёмным от времени абажуром, покрытым плохо различимыми значками. Она не горела.

– Please make yourself comfortable, worshipful sir (**) – сказал батлер и вдруг перешел на русский. – Сейчас к вам выйдут.

Капустин порылся в кармане, вынул оттуда килограммовый золотой слиток со штампом «Массандра 999,9», повернул его так, чтобы девятки стали шестёрками, и протянул батлеру.

– Thank you, my good man. You’ve been most helpful… (***)

Батлер подхватил брусок с таким видом, словно подобные чаевые были здесь обычным делом, но не вышел из комнаты, а так и остался стоять у дверей. Мало того, он посмотрел Капустину на ноги и чуть приподнял бровь.

Капустин испуганно глянул на свой фартук – и увидел, что тот опять оброс мехом. Чертыхаясь, он стал приводить себя в порядок, водя над фартуком скрюченной ладонью. Закончив, он почувствовал, что в комнате что-то изменилось – и медленно поднял глаза.

С другой стороны стола на него глядело Солнце.

У Солнца было круглое древнее лицо с расходящимися во все стороны волнистыми лучами. Оно казалось сделанным из раскалённого золота. Его рот победно улыбался, а глаза были красиво очерченными чёрными дырами. С первого взгляда было ясно, что эти дыры видели все на свете и удивить их чем - то новым очень и очень трудно.

Солнце чуть заметно кивнуло Капустину, словно успокаивая – и лишь тогда Капустин понял, что перед ним сидит человек в золотой маске, отражающей свет потолочной лампы. Когда и как он вошел, было непонятно. Может быть, он вообще не входил, а, например, тихонько выскользнул из - за статуи Диониса, вылез из- под стола или вообще сгустился из воздуха, пока Капустин занимался своим фартуком.

– Солнце, – неслышно прошептал Капустин в свой микрофон, – наивысший градус…
– Здравствуйте, мой друг, – сказало Солнце на чистейшем русском языке. – Что привело вас в мой скромный приют?
– Здравствуйте, – отозвался Капустин. – Поверьте, огромная честь быть принятым в этих стенах… Как правильно к вам обращаться? Генеральный Секретарь? Великий Инспектор? Рыцарь - Командор?
– Не нужно формальностей, – ответило Солнце, – они мешают откровенной беседе. Зовите меня «брат Солнце».
– Хорошо, брат Солнце, – сказал Капустин. – А я тогда брат Фёдор.
– Теодор, – поправило Солнце. – Шотландский мастер не может быть Фёдором. Итак, Теодор, я вас слушаю…

Капустин кивнул.

– Я хотел бы передать высшему руководству… ну то есть вам, брат Солнце, что мы очень тяжело переживаем возникшее между нами отчуждение. Мы хотели бы восстановить контакты. Мы приносим извинения за инцидент – поверьте, мы уже поняли, какую допустили ошибку. Но наши намерения были самыми добрыми. Сердечными, так сказать. Просто неловко получилось. Ну взгляните на вещи широко – подумаешь, не так поднесли, что же теперь делать…

– Вы про эту историю с абажуром? – спросило Солнце. – Так и знал, что о нём зайдёт речь. Вы хоть видели его сами, Теодор?
– Нет, – ответил Капустин. – Это шло по другой линии. Поверьте, я вообще никакого касательства…
– Я верю, – сказало Солнце ....

                                                            из романа Виктора Пелевина  - «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) I’m coming right after you… - Я иду сразу за вами.

(**) – Please make yourself comfortable, worshipful sir (англ.) - Устраивайтесь удобнее, почтенный сэр.

(***) – Thank you, my good man. You’ve been most helpful… (англ.)  - Спасибо, дружище. Вы очень помогли.