В круговороте безрадостных впечатлений
А у кого штаны в заплатах, - Того не жалует семья ..
-- Уильям Шекспир. Песни шута (Из трагедии «Король Лир») Цитата
Не суета безвыходна, а бедность.
Но суета засасывает в ил
Бессмысленности жизненного бреда.
И отнимает лёгкость светлых сил.
Не суета безвыходна, но тяжесть,
Что копится и держит волю ног.
И далее она над мыслью княжит,
Расплывчатой усталости предлог.
Не суета безвыходна, а бедность.
Нельзя покорно суетиться в ней.
Но тот, кто примет жизни бесполезность,
Вернёт себе простор и блеск огней.
Вернёт себе волнения свободу,
И вольницу иных весёлых дум.
Всё – впечатленье; вот чему в угоду,
Принять возможно жизни чехарду.
Не суета безвыходна, а бедность
Автор: Валентин Баранов

3 Школьные годы чудесные… (отрывок)
Интересно проследить траекторию движения, приводящего к неминуемой встрече предназначенных друг другу людей.
Иногда такая встреча происходит как будто без особых усилий судьбы, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий, – скажем, люди живут в одном дворе или ходят в одну школу.
Эти трое мальчишек вместе учились. Илья и Саня – с первого класса. Миха попал к ним позже.
В той иерархии, которая выстраивается самопроизвольно в каждой стае, все трое занимали самые низкие позиции – благодаря полнейшей непригодности ни к драке, ни к жестокости.
Илья был длинным и тощим, руки и ноги торчали из коротких рукавов и штанин. К тому же не было гвоздя и железяки, которые не вырвали бы клок из его одежды.
Его мать, одинокая и унылая Мария Фёдоровна, из сил выбивалась, чтобы наставить кривые заплаты совершенно кривыми руками. Искусство шитья ей не давалось.
Илья, всегда одетый хуже других, тоже плохо одетых ребят, постоянно паясничал и насмешничал, делал представление из своей бедности, и это был высокий способ её преодоления.
Санино положение было худшим.
Зависть и отвращение вызывали у одноклассников курточка на молнии, девичьи ресницы, раздражающая миловидность лица и полотняные салфетки, в которые был завёрнут домашний бутерброд.
К тому же он учился играть на пианино, и многие видели, как он с бабушкой в одной руке и нотной папкой в другой следовал по улице Чернышевского, бывшей и будущей Покровке, в музыкальную школу имени Игумнова – иногда даже в дни своих многочисленных не тяжёлых, но затяжных болезней.
Бабушка – сплошной профиль – ставила впереди себя тонкие ноги, как цирковая лошадь, и мерно покачивала при ходьбе головой. Саня шёл сбоку и чуть сзади, как полагается груму (*).
В музыкальной школе, не то что в общеобразовательной, Саней восхищались – уже во втором классе на экзамене он играл такого Грига, которого не каждый пятиклассник мог осилить.
Умилению способствовал и малый рост исполнителя: в восемь лет его принимали за дошкольника, а в двенадцать – за восьмилетнего. В общеобразовательной школе по той же самой причине у Сани было прозвище Гном. И никакого умиления – одни злые насмешки.
Илью Саня сознательно избегал: не столько из-за автоматического ехидства, специально на Саню не направленного, но время от времени задевающего, сколько из-за унизительной разницы в росте.
Соединил Илью и Саню Миха, когда появился в пятом классе, вызвав общий восторг: он был идеальной мишенью для всякого неленивого – классическим рыжим.
Наголо стриженная голова, отливающий красным золотом кривой чубчик, прозрачные малиновые уши парусами, торчком стоящие на неправильном месте головы, как-то слишком близко к щекам, белизна и веснушчатость, даже глаза с оранжевым переливом. К тому же – очкарик и еврей.
Первый раз Миху поколотили уже первого сентября – несильно и назидательно – на большой перемене в уборной.
И даже не сами Мурыгин и Мутюкин – те не снизошли, – а их подпевалы и подвывалы.
Миха стоически принял свою дозу, открыл портфель, достал платок, чтобы стереть выбежавшие сопли, и тут из портфеля высунулся котёнок.
Котёнка отобрали и стали перекидывать из рук в руки. Зашедший в этот момент Илья – самый высокий в классе! – поймал котёнка над головами волейболистов, и прозвеневший звонок прервал это интересное занятие.
Входя в класс, Илья сунул котёнка подвернувшемуся Сане, и тот спрятал его в свой портфель.
На последней перемене главные враги рода человеческого, имена которых, Мурыгин и Мутюкин, послужат основой для будущей филологической игры и по многим причинам стоят упоминания, котёнка немного поискали, но вскоре забыли.
После четвёртого урока всех отпустили, и мальчишки с гиком и воем рванулись вон из школы, оставив этих троих без внимания в пустом классе, уставленном пёстрыми астрами.
Саня вытащил полузадохшегося котёнка и протянул Илье. Тот передал его Михе. Саня улыбнулся Илье, Илья – Михе, Миха – Сане.
– Я стихотворение написал. Про него, – застенчиво сказал Миха. – Вот.
Он был красив среди котов
И к смерти был почти готов,
Илья его от смерти спас,
И с нами он теперь сейчас.
– Ну, ничего. Не Пушкин, конечно, – прокомментировал Илья.
– «Теперь сейчас» не может быть, – заметил Саня, и Миха самокритично согласился:
– Да, точно. И с нами он сейчас. Без «теперь» звучит лучше!
Миха подробно рассказал, как утром, по дороге в школу, вытащил бедолагу - котёнка почти из самой пасти собаки, которая собиралась его загрызть. Но отнести его домой он не мог, потому что тётя, у которой он жил с прошлого понедельника, ещё неизвестно как бы к этому отнеслась.
Саня гладил котёнка по спинке и вздыхал:
– Я не могу его взять, у нас дома кот. Ему точно не понравится.
– Ладно, я его возьму. – И Илья небрежно перехватил котёнка.
– И дома – ничего? – поинтересовался Саня.
Илья усмехнулся:
– Дома как я скажу, так и будет. У нас с матерью нормальные отношения. Она меня слушает.
«Он совсем взрослый, я никогда таким не стану, я даже не смогу выговорить: “У нас с матерью нормальные отношения”. Всё правильно: я – маменькин сынок.
Хотя и меня моя мама слушает. И бабушка слушает. О, больше чем слушает! Но всё равно это по-другому», – опечалился Саня.
Он смотрел на костлявые руки Ильи в жёлтых и тёмных пятнах, в ссадинах. Длинные пальцы, две октавы возьмёт такими пальцами.
Миха пристраивал тем временем котёнка у себя на голове, на рыжем плюшевом чубчике, оставленном вчера «на развод» великодушным парикмахером у Покровских ворот. Котёнок скатывался, Миха всё усаживал его на темечко.
Они вышли из школы втроём. Котёнка покормили растаявшим мороженым.
У Сани были деньги. Их хватило на четыре порции. Как выяснилось позже, у Сани почти всегда были деньги…
Первый раз в жизни Саня ел мороженое на улице прямо из пачки: когда бабушка покупала мороженое, его несли домой, клали оседающей горкой в стеклянную вазочку на низкой ножке, сверху капали вишнёвым вареньем – и только так!
Илья с воодушевлением рассказал, какой фотоаппарат он купит себе на первые заработанные деньги, а заодно изложил план, как именно эти деньги можно заработать.
Саня ни с того ни с сего вдруг открыл свою тайну – руки у него маленькие, «непианистические», и это для исполнителя большой недостаток.
Миха, обживавший новую – третью по счёту – родственную семью за последние семь лет, сообщил этим почти незнакомым мальчишкам, что родственники уже кончаются, и если эта тётка его у себя держать не станет, то придётся опять в детский дом идти…
Новая тётка, Геня, была женщина слабая. У неё не было какой-то определённой болезни; скорбно и значительно она говорила про себя: «Я вся больная» – и постоянно жаловалась на боли в ногах, в спине, в груди и в почках.
Кроме того, у неё была дочь - инвалид, что тоже плохо отражалось на её здоровье.
Всякая работа была ей тяжела, и в конце концов семья решила, что сироту - племянника поселят у неё, а ей будут собирать по родне деньги на его содержание.
Миха, как ни крути, был сыном их погибшего на войне брата.
из романа Людмилы Улицкой - «Зелёный шатёр»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Саня шёл сбоку и чуть сзади, как полагается груму - Грум — слуга, верхом сопровождавший всадника или экипаж; мальчик - лакей.
