Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Жизнь .. Жизнь ..

Сообщений 41 страница 50 из 58

41

На четвереньках

Ответьте мне, когда Вас унижали.
Вы, зубы сжав, не возражали.
Чего Вы ждали?

Скажите мне, когда Вы унижались
И, побледнев, вдруг робко сжались:
Вы испугались?

Потери денег, места, славы?
У Вас нет гордости, хоть Вы и правы.

Ответьте мне, когда Вы унижали,
И свысока другого обижали,
Вам возражали?

Зачем не извинились Вы и не сдержались?
Потом жалели Вы. Когда - то унижались.

Ответьте мне сейчас, а не потом,
С понурым и заплаканным лицом:
«Что – это сложно – просто уважать?
Не унижаться и не унижать!»

                                                              Унижение
                                                Автор: Василий Мишаков

Жизнь .. Жизнь ..

Казак сидел около стойки, в углу, между печью и стеной; с ним была дородная женщина, почтя вдвое больше его телом, её круглое лицо лоснилось, как сафьян, она смотрела на него ласковыми глазами матери, немножко тревожно; он был пьян, шаркал вытянутыми ногами по полу и, должно быть, больно задевал ноги женщины, — она, вздрагивая, морщилась, просила его тихонько:

— Не дурите…

Казак с великим усилием поднимал брови, но они вяло снова опускались. Ему было жарко, он расстегнул мундир и рубаху, обнажив шею. Женщина, спустив платок с головы на плечи, положила на стол крепкие белые руки, сцепив пальцы докрасна. Чем больше я смотрел на них, тем более он казался мне провинившимся сыном доброй матери; она что-то говорила ему ласково и укоризненно, а он молчал смущенно, — нечем было ответить на заслуженные упрёки.

Вдруг он встал, словно уколотый, неверно — низко на лоб — надел фуражку, пришлёпнул её ладонью и, не застёгиваясь, пошёл к двери; женщина тоже поднялась, сказав трактирщику:

— Мы сейчас воротимся, Кузьмич…

Люди проводили их смехом, шутками. Кто-то сказал густо и сурово:

— Вернётся лоцман, — он ей задаст!

Я ушёл вслед за ними; они опередили меня шагов на десять, двигаясь во тьме, наискось площади, целиком по грязи, к откосу, высокому берегу Волги. Мне было видно, как шатается женщина, поддерживая казака, я слышал, как чавкает грязь под их ногами; женщина негромко, умоляюще спрашивала:

— Куда же вы? Ну, куда же?

Я пошёл за ними по грязи, хотя это была не моя дорога. Когда они дошла до панели откоса, казак остановился, отошёл от женщины на шаг и вдруг ударил её в лицо; она вскрикнула с удивлением и испугом:

— Ой, да за что же это?

Я тоже испугался, подбежал вплоть к ним, а казак схватил женщину поперёк тела, перебросил её через перила под гору, прыгнул за нею, и оба они покатились вниз, по траве откоса, чёрной кучей. Я обомлел, замер, слушая, как там, внизу, трещит, рвётся платье, рычит казак, а низкий голос женщины бормочет, прерываясь:

— Я закричу… закричу…

Она громко, болезненно охнула, и стало тихо. Я нащупал камень, пустил его вниз, — зашуршала трава. На площади хлопала стеклянная дверь кабака, кто-то ухнул, должно быть, упал, и снова тишина, готовая каждую секунду испугать чем - то.

Под горою появился большой белый ком; всхлипывая и сопя, он тихо, неровно поднимается кверху, — я различаю женщину.

Она идёт на четвереньках, как овца, мне видно, что она по пояс голая, висят её большие груди, и кажется, что у неё три лица. Вот она добралась до перил, села на них почти рядом со мною, дышит, точно запалённая лошадь, оправляя сбитые волосы; на белизне её тела ясно видны тёмные пятна грязи; она плачет, стирает слёзы со щёк движениями умывающейся кошки, видит меня и тихонько восклицает:

— Господи — кто это? Уйди, бесстыдник!

Я не могу уйти, окаменев от изумления и горького, тоскливого чувства, — мне вспоминаются слова бабушкиной сестры:

«Баба — сила, Ева самого бога обманула…»

Женщина встала и, прикрыв грудь обрывками платья, обнажив ноги, быстро пошла прочь, а из-под горы поднялся казак, замахал в воздухе белыми тряпками, тихонько свистнул, прислушался и заговорил весёлым голоском:

— Дарья! Что? Казак всегда возьмёт что надо… ты думала — пьяный? Не-е, это я тебе показался… Дарья!

Он стоит твёрдо, голос его звучит трезво и насмешливо. Нагнувшись, он вытер тряпками свои сапоги и заговорил снова:

— Эй, возьми кофту… Дашк! Да не ломайся…

И казак громко произнёс позорное женщине слово.

Я сижу на куче щебня, слушая этот голос, одинокий в ночной тишине и такой подавляюще властный.

Перед глазами пляшут огни фонарей на площади; справа, в чёрной куче деревьев, возвышается белый институт благородных девиц. Лениво нанизывая грязные слова одно на другое, казак идёт на площадь, помахивая белым тряпьём, и наконец исчезает, как дурной сон.

Внизу, под откосом, на водокачке пыхтит пароотводная трубка, по съезду катится пролётка извозчика, вокруг — ни души. Отравленный, я иду вдоль откоса, сжимая в руке холодный камень, — я не успел бросить его в казака. Около церкви Георгия Победоносца меня остановил ночной сторож, сердито расспрашивая — кто я, что несу за спиной в мешке.

Я подробно рассказал ему о казаке — он начал хохотать, покрикивая:

— Ловко-о! Казаки, брат, дотошный народ, они не нам чета! А бабёнка-то сука…

Он подавился смехом, а я пошёл дальше, не понимая — над чем же он смеётся?

                                                                                                                                                  из повести Максима Горького - «В людях»

Жизнь .. Жизнь ..

0

42

Звездец

У страха мутные глаза.
Шершавым языком облизывает пятки
и щерит зубы,
кромсая острыми когтями сердце.
Озноб такой, что не согреться.
Куда бежать?! – вперёд? назад?
Беспомощная паника... Но злость
спасительная – верная защита
в боях без правил.

Болтается земная ось.
По небосводу вкривь и вкось
бегут разломы.
Для забавы
чертей
спасительница гонит страх в болото.
И сквозь открытые ворота
он отправляется ко дну.

Гремят аплодисменты от Вселенной.
Фонтанит звездопад,
разбуженный в космическом бассейне.
Идут торжественно планеты на парад.
А злость весёлая – к заслуженному сну.

                                                              Весёлая злость
                                                      Автор: Елена Картунова

Ника сидела на берегу залива и смотрела в голубое небо, в голубую даль и на голубую чистую воду с солнечными зайчиками. Она смотрела на гордые сосны там, на дальнем острове, куда они завтра поплывут на лодке и будут сидеть у огня, глядя, как жарится мясо. А пока что она пойдёт купаться здесь, вместе с дочкой, которая уже машет ей из воды, зовёт, прыгает, смеется от счастья.

Что может быть лучше, чем счастливая дочка, которая радуется тёплому летнему дню и радости мирной жизни.  И мама рядом, а папа завтра приедет. Олег стал настоящим папой для её дочки с первых дней, когда они стали жить вместе. "Мамочка, я попрошу у Деда Мороза нового хорошего папу!" - вспомнила Ника и засмеялась.

Ласковый ветерок развевал волосы, запахи свежести от воды успокаивали. Запахи... Они удивительные. "Чудесные запахи начинаются у нас самого утра, - думала, улыбаясь, Ника, - открываешь дверь, и нежный запах сирени и жасмина наполняет дом. Как чудесно!" В лесу они с дочкой знают места, где растут ландыши. Вчера собрали букетик - и эти маленькие белые колокольчики наполнили всю гостиную тонким чарующим ароматом...

Как хорошо ЖИТЬ!!!

А ведь всего пять лет назад ей казалось, что жизнь кончена, чёрный мрак накрывал с головой, ужас доводил до состояния страшной паники. Хотелось куда - то бежать, кричать, прыгнуть с моста, или исчезнуть неизвестно каким образом - но исчезнуть навсегда из этой жуткой жизни! "Я не могу быть с ним! Он отвратительный! Подлый. Жестокий. Я не могу и не хочу быть с ним!"

"Я убью тебя, если ты посмеешь уйти! Я не могу без тебя жить, я люблю тебя! Или ты со мной - или я убью тебя! Ты - моя!" - всплывали в памяти его слова.
"Я - не вещь. Я не продаюсь. Мне не нужны твои подарки. Абсолютно не нужны. Я задыхаюсь рядом с тобой" - думала, глотая слёзы, Ника.
"Я не выдержу больше. Не смогу. Что же делать?"

Но дочка держала на этом свете.
Что будет с ней, с моей малышкой???

Ровно пять лет назад она в полном отчаянии шла по улице, глотая слёзы, дрожа от ужаса, судорожно пытаясь найти выход из, казалось бы, безвыходного положения. Капкан! Настоящий капкан! Как это могло случиться??? Как???

"Мой муж - садист. И ещё он - убийца. И он МОЖЕТ УБИТЬ" - мысли судорожно крутились в голове. Что делать? Куда и каким образом скрыться, чтобы он их не нашёл? Он, который работает в милиции, в оперативном отделе. ОН, который по долгу службы ДОЛЖЕН разыскивать преступников - сам стал преступником. С такими же циничными и наглыми как он - творит беззаконие. А другие уже ушли. Они не смогли работать в такой системе.

Она вспомнила день свадьбы. Скромная свадьба, красивое платье, сердечные поздравления от мамы и друзей. Отец уже умер. Сестёр и братьев никогда не было.

Алексей был красив, заботлив, воспитан. В костюме и белой рубашке. С букетами  и конфетами. Комплиментами и обещаниями счастья.

И всё в начале их жизни было хорошо. Он заканчивал военное училище. А потом, после окончания, вдруг сказал, что пойдёт работать в милицию. Там хорошо платят. "У меня есть такая возможность, я сделаю карьеру, есть хорошие контакты, мне помогут" - сказал он с радостной улыбкой.

Была ли в нём всегда жестокость? И садизм? Он был вежлив, аккуратен, он много читал, разбирался в искусстве и мировой литературе. Хорошо танцевал, закончил музыкальную школу.

Но почему же у него бывают вспышки непонятного раздражения?

Ей вспомнились некоторые эпизоды.

Вот он пнул ногой котёнка так, что малыш летел через всю комнату и чудом остался жив. "Я ненавижу кошек!" - рявкнул он. Пришлось срочно искать других хозяев.

Вот он рассказывает, как арестовали человека - и его глаза горят от описаний, какую боль и страх испытывает тот, кого они схватили - и от собственной власти. "Улики?? Не найдём - подложим!" - эти его слова звучали всерьёз.

Он стал пить. Он всё чаще напивается в свои выходные. И тогда он изрыгает из себя потоки отборного мата, потоки ненависти. Это страшно. Что толку, что потом он просит прощения??

А у них уже маленькая дочка. Малышке всего годик. Ника понимает, что её замужество - это ужасная ошибка.

Она теперь совсем одна. Мама уже умерла. Инсульт убил её наповал. Когда она пришла с работы -  мама лежала на полу. На столе стояла еще тёплая чашечка кофе. Мама очень любила кофе - и пила его 1 - 2 раза в день, это было особое удовольствием и особый ритуал. Всё. Скорая помощь приехала и констатировала смерть. Было очень больно. Невыносимо больно. А потом внутри образовалась чёрная пустота. Но голос дочки возвращал к жизни.

И будильник утром не давал свободных минут на то, чтобы горевать - бегом - бегом! Завтрак, одеться, отвести дочку в садик - и на работу. Белка в колесе. Работа отвлекала. Но когда она приходила домой, на неё нередко выливались потоки ненависти. А потом он просил прощения - и долго объяснялся в любви. И то, и другое было противно до тошноты.

Периоды затишья и спокойной жизни чередовались со скандалами, причины этого были разными, надуманными и ничтожными. Она давно поняла, что это просто его потребность в агрессии.

"Я уйду от него! Я смогу! Я соберу немного денег, перееду куда-нибудь. Скорее всего - в Гродно, к подруге. Там устроюсь на работу, сниму комнату для начала. Оставлю ему квартиру, которая мне досталась от родителей. Всё, что угодно - только бы уйти от этого кошмара, от этого изверга. От его оскорблений, которые всё чаще сыплются на меня, от его ненависти. От самоуверенности, наглости, пьянства... От запаха перегара, от угроз..."

Эти мысли поддерживали её, грели замерзающую от безнадёжного положения душу.

Нет, не всё, конечно, было плохо. Были периоды, когда он вёл себя прилично, был заботлив, играл с дочкой, готовил фирменные блюда, прибегал с каким - нибудь дорогим подарком и радовался, что обновка подошла (он умел выбирать стильные вещи, он знал её размеры). Он давал регулярно деньги, зарабатывал хорошо.

Но такие периоды всегда заканчивались очередным скандалом.

- Он не изменится - понимала Ника, - Надо разводиться.

Но когда она ухитрилась собрать немного денег через подработки, и сообщила ему о разводе и отъезде, то поняла, что капкан громко захлопнулся.

В первый раз он поднял на неё руку. Потом долго и подробно объяснял, как он её убьет, причём медленно и мучительно - и ничего ему за это не будет. А дочка, естественно, останется с ним. Глаза его горели от радости описания, как долго он её будет убивать, и как "обтяпаяет" это дело, чтобы всё было "чики - дрики", к тому же у него есть верные друзья, которым он тоже не раз помогал.

"И НИЧЕГО МНЕ ЗА ЭТО НЕ БУДЕТ! ВАС, ТВАРЕЙ, НАДО УБИВАТЬ!"

Бешеные глаза, взмахи кулаками, мат, перекошенное лицо... Удар, от которого она летела через всю комнату. Также, как когда-то её котёнок. И осознание того, что он не шутит. Всё будет именно так. После "воспитания" он просил прощения, обнимал, твердил, что любит так сильно, что жить без неё не сможет. "Ты - моя!"

Потом она шла по улице, глотая слёзы, лихорадочно пытаясь придумать хоть что - нибудь. И только тёплые маленькие пальчики дочки в её руке хоть как - то поддерживали в ней жизнь. "Что же делать?? Я не смогу с ним дальше жить! Не смогу! Он мне противен!"

"Мамочка, не плачь, пожалуйста!" - пытается утешать её Иришка. А потом вдруг её девочка выдала: "Я придумала! Я придумала! Перед Новым годом я напишу Деду Морозу, чтобы он не дарил мне куклу, мишку или игры. Мне не нужны игрушки - у меня ведь они есть! Я попрошу у Деда Мороза нового хорошего папу! Вот! А Дед Мороз нам поможет! Он хорошим детям помогает! Ведь ты сама мне так говорила! Правда ведь, мамочка?"

От этого неожиданного утешения слёзы из глаз покатились ещё сильнее.

                                                                                                                                                                   Под небом голубым (Отрывок)
                                                                                                                                                                   Автор: Марианна Ольшевская

Жизнь .. Жизнь ..

0

43

Свой.  Чужой.

У тебя растёт сын, что
рождён от мужчины другого.
От того,
кто его не хотел.

У тебя растёт сын,
что не знает отца родного,
но ты сделала выбор
и ему воздаю я сполна.

Будут ночи бессонными длиться,
будут слёзы и будет печаль,
но, родная моя, дорогая моя,
этот сын для меня стал теперь дорогим.

Нареченный тобою по деду,
силу крепкую он возьмёт
и по отчеству, что от прадеда,
он сильнее вдвойне живет.

Боль утихнет, остынут нервы,
к новой жизни потянутся дни
и на грудь мою, от усталости,
ты головку свою прислони.

Я войду в твоё сердце открытым
к новым чувствам и новой любви.
Ты прими меня, пусть седого,
без любви твоей нет любви!

                                               Чужой сын (Отрывок)
                                            Автор: Жорж Дмитриев

Тихим осенним вечером у Юли начались схватки. Дома была только она и сын. Алексей с ней то жил, то снова уходил к матери. Он до сих пор сомневался нужны ли ему она, её сын и его будущие дети.

       В родильное отделение она пришла с сыном. Усадила его в приёмом покое и велела ждать бабушку. Пятилетний Максим вертелся на кушетке, пробовал садиться в кресла, стоящие рядом, крутил ручку на белой двери и, приоткрывая дверь, заглядывал в едва освещённый коридор. Через пару часов Максима забрала бабушка, а ранним утром у Юлии родились двойняшки.

  Их выписали только через две недели. Полгода Алексей и Юля пытались строить семью. Но на большее его не хватило и он, собрав чемодан, ушёл одним днём.

  Мальчишки росли слабенькими и болезненным. Юля уставала, постоянные больничные сводил её с ума. Лёшка за год четыре раза лежал в больнице. У Коли болезни протекали значительно легче. Юля пыталась наладить отношения с Алексеем, но он решил, что ни она, ни её дети его больше не интересуют. Маленький Максимка пытался помогать маме во всём.

Но его помощи было недостаточно. Мальчишки росли и в скором времени Юля перестала с ними справляться. Часто выручала Юлина подруга, её дочки с удовольствием возились с мальчишками. А когда Алёшка снова тяжело заболел, Аня предложила Юле на время болезни разделить мальчишек и забрать Лёшу к себе. Юля, уставшая от бессонных ночей, внезапно для самой себя, согласилась.

   Аня не спешила возвращать Лёшу родной маме и Лёшка, давно уже выздоровел, и ходил в садик, встречаясь там с Колей и мамой, когда та приходила его забирать. Как так получилось, что Лёшка, вдруг, стал для Ани жизненно необходимым не поняли ни он ни она. И когда Юля предложила Ане оставить Лёшку у себя, Аня ни секунды не думая согласилась.

Она всегда мечтала о сыне, а у неё друг за дружкой родились две замечательные дочки. И теперь, сразу, появился пятилетний сын.

  Лёшка тосковал по маме и просился из садика к ним, но Юля, наотрез отказывалась его брать. А Аня с мужем и сёстрами окружили его такой любовью и лаской, что в скором времени он начал понимать, что мама Аня для него самый лучший и добрый человек.

       С Колей они пошли в один класс. И это было правильное решение. Они росли вместе, хотя и в разных семьях. И только, чем старше становился Лёшка, тем чаще он стал задумываться над тем почему родная мама отдала его, а не Колю.

     Ответ на этот вопрос нашёлся на последнем звонке. В школьном коридоре к нему подошёл темноволосый мужчина. Его дочь оказалась первоклассницей, которую Лёшка должен был нести на плече, звонящей в колокольчик. И Лёшку поразило сходство с этим незнакомым мужчиной. Его сходство с ним...

     Лёшка не смог слышать слова, которые мужчина без остановки говорил ему. Горячая волна захватила его и щёки и шея покрылись пунцовыми пятнами. В висках стучало. Комом встала обида в горле. Слёзы поступили близко к глазам. Лёшка развернулся и, пробежав по коридору, выскочил из школы. Он пришёл домой далеко за полночь. Теперь - то он знал почему мать отдала его. Он был копией своего отца. Отца, которого за семнадцать лет видел первый раз...

    Сколько раз он думал об их встрече, сколько раз его мысли были о том, что он скажет ему, когда встретит. Сколько раз он проговаривал про себя те слова, которые хотел ему сказать. А оказалось, что он ничего не смог ему сказать, даже не просто сказать, а ответить... Он даже ответить ему ничего  не смог...

    Лёшка поступил в институт. Их выбор с Колей разошёлся и разные города встали между ними. Тогда он не знал сможет ли когда нибудь простить свою маму за то, что она смогла отдать его. А через пять лет, на выпускном в институте он сказал такую речь от которой у всех девочек и учителей текли слёзы по щекам. Он признавался в большой любви той маме, которая растила его всю его сознательную жизнь, он говорил спасибо отцу, тому, который не сдался и не струсил, взяв на себя ответственность за воспитание чужого мальчишки.

      Жёлтые листья под ногами. Ветер гоняет листву по тротуару и мелкий дождь тихо сыплет на дорогу. Лёшка медленно бредёт под осенним дождём, крепко держа ручку большой и удобной коляски. В коляске крошечная дочка, а он самый счастливый человек на свете. У его дочери есть любящая бабушка и самый лучший дед.

                                                                                                                                                                                          Чужой сын
                                                                                                                                                                                Автор: Елена Кирсанова

Жизнь .. Жизнь ..

0

44

Утомлённые солнцем

Полетит наконец снег над степью:
Закружится, как дым, над трубой! –
Почему – то покажется сетью,
Что нависла с утра надо мной
.

Возникает невольно сравнение:
Подставляю снежинкам ладонь! –
Загорелся – в душе ощущение
Неожиданно белый огонь.

Наблюдаю такую картину:
Заслоняет снег шапки холмов! –
Стали яркими кисти рябины:
Они угли сгоревших костров.

                                  Полетит наконец снег над степью...
                                       Автор: Валерий Пономарёв

Дед стоял за печь горой. «Не позволю!» – стучал он кулаком по столу и грозил длинным крючковатым пальцем. Отец хмурился, тёр виски, но против деда не шёл. Мать не вникала.

Печь занимала треть кухни – белая, тёплая и мягко - шершавая – будто намелованная. Гости шарахались от неё, боясь за пиджаки и свитера. Дед смеялся над ними и хлопал по тёплым бокам, демонстрируя чистые ладони.

На печь можно было забраться – по узенькой лесенке сбоку – и устроиться под самым потолком на цветастом одеяле, в горячем и сухом «гнезде». Так говорил отец. Из гнезда можно было наблюдать за происходящим на кухне – например, за тем, как кот пытается стащить со сковороды отбивную, а мать гоняет его полотенцем, или за тем, как спорят затемно отец и дядя, поглощая в жутких количествах терпкий чёрный чай. Дядя шевелил усами, горячился и яростно жестикулировал, а отец откидывался на стуле, складывал руки на груди и посмеивался. В гнезде можно было дремать, укутавшись, можно было прятаться ото всех, вжавшись в стену и затаив дыхание, можно было листать истрёпанную, пыльную книгу.

А дед в гнезде слушал радио.

Зайдёт на кухню; под мышкой личное сокровище – древний увесистый радиоприёмник под дерево, с вытягивающейся вверх антенной и отломанным регулятором громкости. Повертит головой, покряхтит, вытянет из хлебницы пару сухарей. Потом вздохнёт – и давай карабкаться по лесенке. Охая, ахая, хрустя суставами, устроится в гнезде, завернётся в одеяло, поскребёт бороду, щёлкнет приёмником и прижимает его к уху – иначе не услышать ничего. Чинить не даёт, боится. «У вас, – говорит, – руки кривые. Вам такой тонкий инструмент доверять нельзя».

– Выкинь ты свой тонкий инструмент, батя, – смеётся отец, – рухлядь же. Мы тебе новый купим, японский.
– В голове у тебя рухлядь, – отвечает дед, – а радио не трожь. В японском души нет, а сей мне прилюбился уже.

Отец всё смеётся, не спорит.

По негласным правилам деду касательно гнезда предоставлялось безусловное преимущество. Если он заставал на печи нас с братом, то шикал, делал страшное лицо – и мы исчезали.

Радио дед мог слушать ночами напролёт. Покрутит ручку, найдёт волну, прижмётся к коробке – и замирает. Тогда кругом него хоть земля трясись, ничего не видит. Дядя зайдёт, поздоровается, а дед не отвечает – весь там. Ночь на дворе, свет погасят, тихо; только и звуков что кот ворочается в углу, в печи что-то потрескивает, да дед сопит из-под потолка. А то возьмёт да и захрапит – раскатисто, с переливами. Отец тогда выходит из комнат, расталкивает старика, уговаривает перебраться в постель. Дед спросонья ворчит, но соглашается – сползает по лесенке, ковыляет к себе.

Однажды зимой, ближе к вечеру, спрятался я в гнездо. Выжидаю. Зашла мать, помыла посуду. Постояла у окна. За окном яблоня, за яблоней сарай, за сараем забор, а там небо в облаках. Солнце заходит уже, выглядывает из-за забора, разливается огнём. Все белым - бело, на сарае снежная папаха. Облака ну прямо горят. Хорошо. Мать постояла – постояла, да и ушла.

За окном пробежал с соседскими мальчишками брат. Летят снежки, слышен хохот. Я жду.

Появился кот. Прошагал деловито до обеденного стола, запрыгнул, обнюхал. Перебрался на подоконник, уселся носом к стеклу – наблюдает.

В печке трещит тихонько. Солнце – за забором уже, а облака всё горят. Жду.

Зашёл отец, выпил воды, сел у окна. Потрепал кота по спине, пробормотал что-то задумчиво. Уходя, подмигнул мне. Конспирация провалилась. Но это отец, от него не спрячешься.

Жду деда. Над забором небо ещё пылает, но выше – густая синь. Яблоня гладит голыми ветвями крышу сарая, на папахе остаются борозды. Кот сидит неподвижно, наблюдает за редкими снежинками, которые ползут сверху вниз. Я наблюдаю за котом. Наблюдаю, наблюдаю, да и засыпаю, размякший от тепла и тишины.

Просыпаюсь от голосов.

– Не позволю! – скрипит дед и стучит кулаком.

Он сидит на табуретке и вертит в руках приёмник. Горит лампа, за окном темно. Напротив деда сидит отец, пьёт чай. От чая вьются ниточки пара, отец дует на кружку, цедит понемногу.

– Батя, – басит он, – ну на что она тебе?
– Не позволю, – бубнит из-за бороды дед. – Вот помру – хоть весь дом разбирайте.
– Так ведь и соседи уже смеются, ни у кого такой нет.
– Пущай смеются.
– Что ж ты так упёрся-то?
– Захотел и упёрся. Твой дед эту печь ставил, душу вкладывал. Погляди, как мальцам она по душе, – тычет пальцем на меня. Я юркаю обратно.

Отец вздыхает.

– Чудак ты, батя, стал, – говорит, – совсем чудак.

Дед не отвечает, вертит приёмник. Потом зевает, встаёт и шаркает к печи.

– Слезай, шалупонь.

Я тру глаза и соскальзываю вниз. За мной увязывается кот, пытается прошмыгнуть в комнаты. На пороге оборачиваюсь и вижу, как дед жмется ухом к приёмнику. Его лысая макушка, голая и ровная как шар, блестит в свете лампы.

Кот воспользовался моим замешательством и просочился-таки вглубь дома.

Той ночью меня разбудил грохот – дед, слезая с печи, оступился и упал с лесенки. Сломал руку. Пока отец собирался и грел машину, дед сидел на кровати и тихо постанывал. Мать кружилась вокруг него, поднося вещи, воду, помогая влезть в куртку.

Вошёл в комнату отец – в верхней одежде, не разувшись.

– Марш спать, – приказал он нам с братом.

Взял деда под локоть и повёл в коридор.

Когда они уехали, мать зашла к нам и сказала:

– Я к соседке. Ненадолго. Спите или со мной пойдёте?

Мы к соседке не хотели

– Ты за старшего, – сообщила мать брату и ушла.

Воцарилась тишина. В комнате деда горела лампа, и у нас, с открытой дверью, было совсем светло. Я не мог спать. Ворочался, мял подушку, а потом тихонько встал.

– Ты куда? – спросил сквозь сон брат.
– В кухню, – и я зашлёпал босыми ногами по полу.

Из-за окна лилось сквозь занавески холодное белое сияние, но в кухне всё равно было темно. Я зажёг абажур и уселся за стол. В печи тихонько трещало. На подоконнике, свернувшись калачиком, дремал кот. В углу, под табуретом, лежал одиноко приёмник с погнутой антенной.

Я нагнулся, поднял. Повертел, приложил к уху – там неразборчиво шипело. Погасил абажур, сунул приёмник под мышку и полез на печь.

В гнезде было по-обычному жарко и сухо. Я вжался в угол и поднёс приёмник к лицу. Его пересекала белая полоса с цифрами и чёрточками. По полосе, если крутить ручку, полз маячок.

Я принялся двигать его вправо - влево, то и дело прислушиваясь. Звук был ужасно тихим – ничего не разобрать. Наконец маячок добрался до какой-то заветной чёрточки – и до моего слуха донеслась более - менее отчётливо музыка. Я приник к гладкому пластиковому боку. Пели про пальмы, море и закат. Кухня плыла серебряными бликами, мерцала таинственно.

Меня здорово разморило, я подтянул к подбородку одеяло и укутался в него.

После песни про пальмы диктор со смешной фамилией принялся монотонным голосом читать историю про какого-то мальчика, которого везли через степь в город. Мальчик сперва ехать не хотел и плакал, а потом только скучал и бродил по округе на привалах, а вокруг него суетились какие-то люди – приятные и не очень.

В глубине печи потрескивало, где-то в противоположном углу кухни завёл свою песню сверчок.

А мальчик всё ехал и ехал в своей телеге. День сменял ночь, вокруг кричали птицы, лаяли собаки, разговаривали, считая деньги, люди. Я сперва слушал внимательно, потом куда-то поплыл,– и не заметил, как уснул. Снилось мне, что я еду через степь и рядом со мной сидит дед. Он то и дело поворачивается, улыбается из-за бороды и показывает торжествующе ладони – то ли чтобы продемонстрировать их чистоту, то ли чтобы сказать, что с рукой у него всё в порядке. Степь застелена ровным слоем шуршащей травы, вдалеке темнеют на фоне неба холмы. С неба тянется редкий снежок, тает, не касаясь земли.

Наутро отец привёл домой рабочих – и они в два дня разобрали печь. Нам с братом до слез было жаль тёплого гнезда – и мы плакали, сидя у деда на кровати. Дед здоровой рукой гладил нас по головам и бормотал что-то ободряющее.

                                                                                                                                                                                            Гнездо
                                                                                                                                                                                  Дмитрий Лагутин

Жизнь .. Жизнь ..

0

45

Пока бежит олень

Старый мастер жил один
За витриною глухой,
Резал, ладил, шил, кроил
Он уверенной рукой.
А потом, зажав в кулак
Новый, гладкий золотой,
Старый мастер пил конъяк
За витриной в час ночной.
И глядел он в высоту,
Мнилось мастеру, что сам
Эту яркую звезду
Пришивал он к небесам.
Поутру же он вставал
И был болен, глух и трезв,
За иголкой напевал
Старый, простенький припев.

                                        Старый мастер (Отрывок)
                                        Автор: Мёртвая Королева

Как-то весенним майским деньком в дом старика Ролтына заглянула девочка, его внучатая племянница, Окко. Она осторожно открыла дверь и крикнула во тьму коридора:

- Деда, это я. Ты дома?

После трёх секунд тишины, раздалось трескучее:

- Да, внучка, заходи.

Двенадцатилетняя Окко вошла в темень затхлого дома, нащупала выключатель и зажгла свет. Под скрип половиц прошла коридор, заполненный разным хламом, и очутилась в небольшой комнате. Тень от фигуры, сидящей за столом, упала на её бледное личико:

- Деда, ты бы отдал нам что-нибудь. Мама просила.

Прокашлявшись, Рылтын повернулся морщинистым лицом к Окко:

- Я не могу, внучка. У меня ничего не получается. Приходи через неделю.
- Но сегодня приехали туристы и мама хотела что-нибудь продать. А через неделю они уедут.

Раздалось кряхтение, и старик заёрзал на стуле:

- Подождёт мама. Подождёт. Скажи, к собакам пошёл кормить.
- Ну ты же собак с утра кормишь.
- Хорошо, скажи Имрын бивни ещё не принёс.
- Но их же полно у тебя в коридоре.
- Ай, глазастая, ничего не утаишь. Ладно. Отдам тебе. Через час заходи.

Рылтын не любил, когда его беспокоили во время работы. Он был стар, но глаз был точен, как у юноши. Были у него ученики, но он разогнал всех, не ладил он с людьми. Если и общался с кем, то в основном с Окко. Нравилась ему внучка. Она напоминала ему его мать, похожа была и так же наклоняла голову, когда чем-то была недовольна.

Вот и сейчас она наклонила веснушчатое лицо и раскосые глаза лукаво заискрились.

- Покажи, что получилось, а я тебе скажу хорошо это или нет.

Она знала повадки деда, и когда он говорил, что надо подождать час, у него уже всё было готово. Просто он не отдавал сразу фигурки, а сидел и смотрел на них, как-бы прощаясь.

- Ладно, смотри.

Он рукой подозвал её к столу, и она увидела в свете настольной лампы чудесного белого оленя с прижатыми к спине рогами. Олень застыл в беге, и под его ногами завитками рассыпался снег.

- Это красиво. Мама это продаст.

Старик посмотрел на Окко и улыбнулся. Он протянул оленя девочке и сказал:

- Этого оленя я сделал давно, Окко. Я отдам его тебе. Ты его береги… Я заболел и мне плохо. В больницу меня заберут... Вон там на полке, - он кивнул на небольшую полку справа от стола, - Там я - маме. А это - для тебя. Ты храни этого оленя.

Окко вышла из дома старика и побежала к дому. Придя домой, достала фигурки и стала их разглядывать. Но все они меркли по красоте перед фигуркой оленя. Дед давно так красиво не резал. Снег тонкими кружевными узорами струился из-под бегущих ног, рога, завиваясь, повторяли изгибы снежной россыпи. Она, как заворожённая смотрела на оленя. Посидев с полчаса, достала тетрадку и принялась за уроки.

Скрипнула дверь и на пороге её комнатки появилась мама.

- Здравствуй дочь. Принесла?
- Да, мам, вон там на столе.

Мама сложила фигурки в небольшой мешочек и вышла. На пороге она обернулась.

- Дедушка заболел сильно. В больницу, Анадырь его везут. Вертолёт уже прилетел.

Этой ночью она не могла долго уснуть. Поворочавшись, она подошла к столу, включила свет и ещё раз посмотрела на оленя.

- Дедушка, поправляйся, - слезинка стекла с её щеки, потом ещё одна. Она, улыбаясь, смотрела на оленя, - Олень, помоги дедушке. Олень, помоги.

Поплакав немного, она легла, прижав оленя к груди и уснула…

… Приёмное отделение инфекционного корпуса Коммунарки штурмовала пожилая женщина. В руках её был небольшой свёрток, который она пыталась сунуть людям в комбинезонах и пластиковых масках.

- Передайте пожалуйста, прошу вас, - она казалась спокойной, но руки дрожали, а бледное лицо говорило об усталости.

Один из людей в комбинезоне вышел к ней.

- Понимаете, у нас это нельзя. Если я передам ваш свёрток, меня выгонят из больницы. Тем более, если это съестное.
- Нет, нет, - её безумные глаза смотрели умоляюще, - Это спасёт её. Это спасёт.
- Вы в своём уме? Уходите сейчас же, иначе позову охрану.
- Я сейчас, сейчас… Подождите, - она развернула свёрток и в руках у неё оказался олень, - Вот это. Она медсестрой у вас работала. Помогите ей.

Глаза в маске округлились. Доктор, молодой человек с чёрной бородкой, взял у неё фигурку и, спрятав в боковой карман, прошептал:

- Быстро говорите, как её зовут.
- Окко Семёнова.
- Хорошо, попробую.
…Окко спала крепким сном. Перевёрнутая на бок, она сипло дышала в маску. И ей снилось…

Она ехала верхом на большом белом олене. Снег, искрясь на солнце, взлетал из-под копыт и ветер кидал его в разгорячённые щеки. Где-то спереди маячил силуэт.

- Деда, деда, это я! – кричала она радостно.

Но силуэт впереди внезапно рассыпался и превратился в больших свирепых волков, бегущих по сторонам. Но олень бежал так быстро, он бежал всё быстрее и быстрее, до тех пор, пока она не проснулась.

Очнувшись, она увидела силуэт в комбинезоне, наклонившейся над ней. Потом ещё один, стоявший немного поодаль. Тот, что был ближе, произнёс:

- Кто бы мог подумать. Три дня не приходила в себя. Какая у неё температура?
- Тридцать шесть и девять, - ответил другой силуэт.

                                                                                                                                                                              Белый олень
                                                                                                                                                                    Автор: Роман Баринов

Жизнь .. Жизнь ..

0

46

Жизнь

Солнечный свет мягко проходит в дом.
Он садится на пол, на дверь, на стекло.
Он замирает там как на дне сом.
Солнечный свет. Попробуй найти его
.

В солнечном свете незримо искрится пыль.
Мягкие хлопья опали, укрыта земля.
Где - то под солнечным светом растёт ковыль.
В нашем же доме под солнечным светом я.

Плотно укутавшись в мягкий как пух сон
И утонув в солнечном свете дня,
Я сплю и вижу мой солнечный дом.
В нём живут только солнечный свет и я.

                                                                    Солнечный свет (Избранное)
                                                                        Автор: Зайцева Полина

Жизнь .. Жизнь ..

В какой-то момент я устал ждать смерти, обмирать каждый раз, когда ко мне подходит человек в белом халате. Нужно как-то отвлекаться. Тем более, что пока могу ходить самостоятельно. И вот в больничных лохмотьях( мои вещи в какой-то каптерке, а напрягать родственников я не стал - они заняты, они к моим похоронам готовятся) я после обхода и завтрака выходил из корпуса и обследовал территорию. Хоть и ноги дрожат и голова кружится, но пока ещё хожу сам, нужно пользоваться.

Вся мудрость - радоваться каждому дню, солнечному лучику и здоровью доходит, обычно, когда жить осталось часа два и радоваться особо нечему. Сегодня я дошёл до старого дуба. Дуб растёт у самой ограды ему несколько веков и такой он ладный и ароматный( я не знал раньше как изысканно пахнет дуб), что мне захотелось обнять это сильное дерево. Я так и стоял, пока меня не стала звать медсестра, выкрикивая мою фамилию душераздирающим голосом. Пришлось отлипнуть от дуба и плестись в палату. Конечно, пора принимать лекарства. А вот если приём лекарств пропустить, то... мне станет хуже и возможен летальный исход. Ладно, человек на работе, выпью я эти таблеточки.

От дубового пьянящего духа хотелось одновременно и есть и спать. Мне носят сплошные деликатесы, а хотелось какой-то нормальной еды. В столовой обедал Игорь Маркович - крепкий старичок из палаты напротив. Ну и я угостил его икрой, а он меня макаронами с румяной котлетой. И я, отяжелевший от еды, на ватных ногах, приплыл в палату и вырубился. Снился мне мой дуб. Да, этот дуб я уже считал своим.

Снилось как прорастает жёлудь, а это чертовски трудно - их жрут все, кому не лень - и мелкие грызуны и всякие жучки - червячки. Поэтому вокруг всякого большого дерева такое множество плодов - прорастают единицы. Человек в чёрной накидке огородил проросший жёлудь, поливал его, ухаживал всячески, и вытянулся маленький саженец, потом окреп и стал тянуться к солнцу...

Я проснулся. Был ранний вечер. Я натянул на себя больничные лохмотья и, торопясь,  отправился опять к своему дубу. Жаль, что ночи уже холодные. В сумерках наползал на землю туман и чёрный гигантский дубовый силуэт похож на великана, замершего в экспрессивном танце. Но я замёрз, а так хотелось встретить рассвет с дубом. Пришлось идти обратно в палату. На моё счастье медсестра забыла запереть отделение - было уже далеко за полночь. Я пробрался в палату и уснул, надеясь, что мой дуб и человек в чёрной накидке придут ко мне в снах.

Сон приснился ещё причудливей первого. Оказывается в дупле этого дуба юные влюблённые устроили такой почтовый ящик. Обменивались любовными письмами. Их свидания тоже происходили в тени могучего дерева, впрочем он ещё тогда не был могучим. Потом их дети собирали с няней крепкие жёлуди и няня обещала им показать как из желудей делать человечков.....

Пора просыпаться. И я проснулся. После обхода и раздачи таблеток, пришли мои родители. Они были похожи на испуганных птиц. Я старался их развлечь как мог, рассказал какую-то ерунду. А мама мужественно соврала, что мои анализы улучшились.

Я обнял её, потом обнял отца, а потом сказал, что чувствую себя превосходно. И они, облегчённо вздохнув, ушли. А я пошёл к своему дубу. Да, пусть ненадолго, но это мой дуб. Он открыл мне свою душу, а я ему свою. И рядом с этим прекрасным деревом, я не думаю о своей болезни, о смерти ...

Я думаю о человеке в чёрной накидке из снов. О Лукоморье - там тоже рос дуб и на нём висела златая цепь. Хм, кто-то смотрит на меня, я чувствую взгляд. Точно в траве сидит чёрный котище. Если бы он заговорил, я бы даже не удивился, но котище ещё несколько минут таращился на меня, в потом умчался куда-то. Солнце грело совсем по летнему. Я вспомнил совершенно непонятное слово "благодать".

Кажется теперь я понял, что оно означает. Жаль, но нужно топать в отделение. Я погладил свой дуб и пообещал ему скоро вернуться. Опять жутко хотелось есть и совсем не тошнило. Я догадывался, что это сила дерева помогает мне и ( страшно подумать, чтоб не сглазить) оберегает меня. В столовой никого не было и я молотил всё подряд. Потом опять спал до вечера в палате. А вечером я оделся и пошёл к своему дубу.

Солнце уже почти скрылось и в темнеющей небе проступала почти полная луна. Я обнял дерево и заплакал. Я уже так давно не плакал, не разрешал себе этой липкой трусливой мысли, что скоро меня не будет, и это моя последняя осень.

Я как маленький ребёнок прижимался к дубу и повторял: " спаси меня, дай мне немного твоей силы, помоги, ну что тебе стоит". И, когда совсем стемнело, я почувствовал, что дуб меня услышал. Его огромные ветки зашевелились и откуда-то я как будто услышал тихий шёпот: "ну конечно я тебе помогу, не бойся, всё будет так, как ты просишь - силой поделюсь и помогу, всему своё время...

Так мы стояли обнявшись до самого рассвета. Утром я вернулся в палату, выдержал обход, принял пилюли и уснул спокойным сном здорового и сильного человека. Мне снился мой дуб, да мой - я чувствовал, что теперь у нас одна душа.

Так бывает - человеческий организм, не смотря на сильнейшую диагностическую аппаратуру и накопленный научный потенциал, не полностью изучен. Да, по непонятным причинам болезнь остановилась и результаты анализов нас поражали. Я впервые столкнулся с таким феноменом. - так начал беседу с родителями заведующий отделением гематологии.

- Но затем состояние пациента резко ухудшилось и он сейчас в коме. - он не знал, что ещё сказать. Обнадеживать было нечем, а обманывать родителей считал себя не вправе. - Готовьтесь к самому худшему - выдавил он из себя ненавистную фразу. За окном свинцовые тучи заволокли небо и сильные порывы ветра срывали листву с огромных деревьев больничного парка.

А ночью выпал снег. Дворник, по такому случаю вышел на работу на полтора часа раньше и обнаружил следы босых ног на снегу. Следы вели от дверей гематологии к старому дубу и у дуба заканчивались. Дворник три раза обошёл вокруг, ничего не понял и, подняв недоуменно плечи, пошёл в каптёрке за лопатой и метлой.

Позже,  приехали родители парня, который умер на рассвете, не приходя в сознание. В руке у него был зажат жёлудь, но об этом заведующий отделением не стал  рассказывать никому. Жёлудь он решил сохранить и весной посадить у себя на даче.

Минула зима, принося кому-то выздоровление, кому-то надежду, а кому-то и избавление от всех земных печалей. Весной  дуб выстрелил молодым побегом, как будто отдал этому побегу всю свою силу. Дворник хотел убрать новую ветку, пришёл к дубу с секатором и ножовкой, но потом раздумал или что-то его отвлекло, а может быть вспомнил цепочку следов на снегу, этого никто не знает - дворник молчалив и нелюдим. Он опять ничего не понял, и ушёл по своим делам с недоуменно поднятыми плечами.

                                                                                                                                            Дуб в больничном парке (Избранное)
                                                                                                                                                          Автор: Елена Ханина

Жизнь .. Жизнь ..

0

47

Пока не пришли последние времена ...

- А вы знаете, какое сейчас время на календаре?
- Конечно знаю, на календаре сейчас 19 век 666 года от Р. Х.

Что на повестке дня?
А на повестке дня, *уйня.
А именно какая?
Да всякая там, бытовая.
А что случилось - то, скажи,
Да, *лять, муж захотел ***ЗДЫ.
Ни чё себе, как интересно.
Не говори, сама вся во внимании сижу.
И что? Пожалуй сяду в кресло ...
Он хоть немного оправдался?
Что, что, крышняк ему снесло,
Он ничего не испугался,
Остапа просто понесло...

                                                  На повестке дня
                                           Автор: Вероника Греция

Подъезд многоквартирного дома. Учительница стоит напротив двери квартиры с ворохом документов.

  Учительница: Умный Афанасьевич как утка! "Разнесите повестки по квартирам". И вот хожу по подъездам, как дура: получите, распишитесь! Столько раз уже посылали на три буквы, что уже кажется, вовек оттуда не вернусь! Несознательный пошёл народ! А мы, простые учителя, мало того, что с детьми за рабочую неделю намаемся, так ещё в свой выходной, вместо того, чтобы отдохнуть, мучаемся с военнообязанными. И уговариваешь по-хорошему, и уголовной ответственностью пугаешь - всё без толку! Вот кину эти повестки Афанасьевичу - пусть сам их и разносит, а мне до чёртиков надоело. Вот уже последняя квартира и всё, сворачиваю

(Звонит в дверь квартиры).

  Дверь открывает жилец, одетый в чёрный костюм.

  Жилец: Здравствуйте! Вы к кому?
  Учительница: Здравствуйте! Здесь живёт гражданин Семёнов Алексей Иванович?

  Жилец: Это мой отец...
  Учительница: Очень хорошо! Повестка в военкомат на его имя. Пусть возьмёт и распишется.

Жилец: Это невозможно. Во-первых, моему отцу восемьдесят шесть лет, а во-вторых...

Голос из квартиры: Ну, что, можно уже гроб выносить?
  Жилец: Да, давайте (раскрывает дверь пошире).

  Группа людей выносит закрытый гроб.

  Жилец: В общем, мой отец позавчера умер.
  Учительница (возмущённо): Ну, знаете, умирать, когда нужен Родине - это как-то безответственно! (Стучит в крышку гроба): Гражданин Семёнов, откройте, пожалуйста!

  Замогильный голос: Чего Вам от меня надо?
  Учительница: Вам повестка в военкомат. Получите, распишитесь.

Замогильный голос: Да пошли Вы с Вашей повесткой... (неразборчивые звуки).
  Учительница: Да что Вы себе позволяете? Вы понимаете, что за неявку в военкомат Вас могут привлечь к ответственности?

  Замогильный голос: Не имеете права! У меня есть свидетельство о смерти. И законы я знаю не хуже Вас, так что ищите другого дурака!
  Люди уносят гроб, жилец запирает на ключ дверь квартиры.

  Жилец: Извините моего отца! У него и при жизни был непростой характер (Уходит).
  Учительница: Ну, что за народ пошёл, такой несознательный! Мало того, что умирают, когда им вздумается, так ещё и повестки не берут! Вот как с такими дело иметь? С ума сойти можно!

                                                                                                                                                                                         Повестка
                                                                                                                                                                  Автор:  Вербовая Ольга Леонидовна

Наш Городок

0

48

Последний кадр моря

Лишь вчера
Мир мне объятья раскрывал,
Лишь вчера
Легко леталось мне во сне.
Но кто-то дверь нарисовал,
Вдруг мелом дверь нарисовал,
Белую, белую дверь
На кирпичной стене.

В нарисованных джунглях
Нельзя заблудиться,
И не съест никого
Нарисованный зверь.
Только верю я, верю я, верю,
Что может открыться
Эта белая дверь,
Эта белая, белая дверь.

Пусть пока
Не видно трещинки нигде,
И нигде
На свете нет стены прочней,
Но час придёт,
Придёт и день,
Чуть дрогнув, в этот
Час и день,
Белая, белая дверь
Вдруг откроется мне.

                                                     Белая дверь (Отрывок)
                                                    Поэт: Леонид Дербенёв

В одном далёком городе, в старом неопрятном доме, живёт сухонький старичок. Его лицо утопает в складках, а серые, некогда красивые глаза помутнели и, кажется вовсе перестали видеть окружающий мир. Голова старичка похожа на ворох перьев, седые волосы совсем запутались, давненько их никто не расчёсывал.

Целыми днями он смотрит один и тот же фильм. Пузатый телевизор без устали показывает любительскую плёнку с плохим звуком. Изображение каждые пять минут дёргается, краски давно выцвели, магнитофон грозит вот - вот сломаться. Но старичок всё равно смотрит на эти обрывки прошлого. Когда нет, будущего ничего другого не остаётся, как вспоминать минувшие дни.

Море, пляж, двое молодых людей и девушка. Они играют в мяч, бегают, по берегу ловя пятками прибой. Это самодельный фильм, за кадром звучит вялое шипение приёмника, в тандеме с шумом волн составляющее звуковой ряд. Пленка длиться около часа, никакого особенного действия не происходит. Просто трое людей отдыхают. Эти мальчишки друзья старичка. Он не знает, жив ли ещё кто-то из них.

Трое парней Александр, Евгений,  Тимофей. Девушку зовут Тая. Она любила петь, много читала, но ничем особенным не выделялась среди своих сверстниц.

Друзья не могли понять, что же в ней привлекает их. Видимо всё же было в этой девушке нечто таинственное, неразгаданное, по крайней мере, для этих лоботрясов. Сашку в жизни интересовало лишь три вещи: немое кино, собственная видеокамера, Тая.

Он не захотел поступать в институт, не видел смысла в дальнейшей учебе, школу окончил кое - как. Женя был хроническим мечтателем, в общем-то, он больше ничего не умел делать.

Хотя и отличник, учился в престижном ВУЗе, тем не менее, мечты оставались его основным занятием. Тимка поведением напоминал волчок, крутиться, вертится, сверкает, старается, а зачем - непонятно. В свои скромные годы ребята совершенно не представляли, что делать  с жизнью. На море они поехали со скуки. Всё кино дома пересмотрели, весь алкоголь выпили. Сидя на лавочке в парке, кормя голубей остатками булки, эти трое парней внезапно решили рвануть на юга.

- Тим, ты на море был?
- Нет. А ты?
- И я нет.
- Так поехали.

Всё просто и понятно. Таю решили позвать, потому что все трое были влюблены в  неё ещё со школьной парты. Каждый в тайне надеялся на взаимность, но только виду не подавал. Тая недавно сдала сессию, у неё было до одури хорошее настроение, она быстро собрала маленький чемоданчик. Наскребли денег, прихватили надувные матрасы, мяч и рванули на вокзал.

В поезде болтали о всякой чепухе или спали, с перерывом на подкидного дурака. Доехав до места назначения, дружно вывалились из пыльного вагона, как яблоки из корзины, покатились прямиком до пляжа. С разбегу в море, Сашка взялся за камеру, настроил приёмник, вознамерившись снять весь эпохальный отдых на видео.

Первые три дня жили на пляже, спали на шезлонгах. На четвёртый день Тимка куда-то пропал, искали, да не доискались. Под вечер он сам изволил появиться вместе с пластиковой бутылкой из-под минералки. Позже выяснилось, что это чача. Веселье продолжилось с новой силой. Когда бутылка опустела, ребята внезапно решили поискать нормальное жильё. Нашли: одна старушка сдавала нечто вроде сарая на своём участке. На большее у них не хватило денег. Но молодость всему рада, притащив скромный багаж в новое пристанище, ребята, недолго думая, рванули обратно на пляж.

Весь день Сашка, Женька и Тим пытались соорудить плот из всего, что попадется под руку. Тая рисовала на песке. Море приятно шуршало, ветерок трепал белобрысую чёлку. Вроде бы недавно учила, шпаргалки писала, а теперь отдыхает на юге. В голове мелькают обрывки лекций.

Задремала, вдалеке слышны крики чаек. Снится белая комната, Тая пытается обойти её, вдруг, откуда ни возьмись, появляется Зинон (*) и начинает доказывать, что как раз этого она сделать не может. Далее следует череда неясных, красочных образов.

«Эй! А где Тая?» - Женька оглядел пляж, подруга лежала на берегу, волна прибоя играла с её волосами. Девушка уснула в самом неподходящем месте, у кромки воды.

Влюблённые мальчишки чуть не подрались за право отнести её домой на руках.

Победила дружба. Женька тащил полотенца, Сашка камеру, а Тим трепетно нёс ненаглядную Таю. Красавица всё ещё прибывала в царстве Морфея, когда её положили на сдутый матрас.

Друзья проголодались, есть конечное же было нечего. Не знаю, где они раздобыли удочки, однако все трое отправились на рыбалку, на что они только рыбу ловить, собрались тоже не ясно.

Приснился кошмар. Тая проснулась в холодном поту. Запах древесины, солнце пробивается сквозь щелочки. Несмотря на летнюю жару, девушка почувствовала холод.

Всё тело начало трясти. Нервно прикусив палец, Тая стала считать до десяти. Обычно это помогало. Но ни в этот раз. Мозг уже не соображал, лишь где-то там, в глубине сверкнула мысль: «Мне страшно!». Сверкнула и погасла. Что теперь? Тело уже не слушается, дрожащими руками девушка пытается обхватить трясущиеся колени. В глазах помутнело, контуры медленно расплывались. Голова запрокинулась назад.

Возвращаясь с приличным уловом, ребята увидели страшную картину. У открытой двери сарая лежала Тая. Лицо, руки, ноги были в ссадинах, платье посерело  от пыли и песка.

Но самое ужасное, глаза! Широко раскрытые, мутные, как у рыбы, которую принесли друзья. «Тая, что с тобой?» - Тим бросился к подруге, откинув в сторону удочку. Девушка порывисто дышала, сухие губы ловили воздух. «Она умерла?» - Сашка побледнел от испуга. «Типун тебе на язык! - Женька пощупал пульс.

Солнце пряталось за горизонт, летний день угасал, наконец-то повеяло прохладой. Тая лежала на том же матрасе, но теперь в окружении друзей.  Ребята не понимали, что происходит, бедная девушка то проваливалась в беспокойный сон, то кричала, будто её ножом резали. Разваливающийся сарайчик напоминал перевязочную, парни, дабы хоть как - то помочь любимой девушке пытались связать её руки и ноги. Крик неожиданно перешёл в плач, за ним последовал стон.

Только через два часа Тая смогла выговорить: «Воды». Сашка дрожащими руками открыл бутылку с минералкой, Женя поднял девушку с матраса. Тим, непонятно зачем, держал Таю за руки. Сделав, пару глотков она  заснула, упав на колени растерянного Женьки.

Тёмная ночь, тёплая ночь, южная ночь. Тая всё так же спит. «Что это было?» - Сашка вглядывается в её лицо. «Может болезнь такая?» - предположил, Тим, рассеяно теребя скрученную майку. «В любом случае мы должны дежурить по очереди, вдруг Тае опять будет плохо»- заключил Женя. Решили, что первым стеречь сон девушки будет Тим. Парни легли спать. Тим, борясь со сном, складывал из старых газет кораблики.

К утру вокруг спящей Таи образовался целый флот. Протерев, глаза девушка, попыталась восстановить в памяти события прошедшего дня. «Неужели!»- слёзы отчаяния. Рядом спит Тимофей, мальчишки сопят поодаль, каждый на своём матрасе.

Плёнка рябит, старичок задремал. Девушка улыбается, она уже оправилась от страшного приступа и вновь веселиться вместе с друзьями. Они бегают вокруг фонтана. Несколько минут назад на его дне появились четыре новые монетки. Ребята хотят вернуться назад, в этот город, в это лето. Тая целую неделю ходит в одном и том же платье: белая марлевка, стиранная - перестиранная, в синий цветочек. Венок из цветов на голове. Сейчас Тае больше ничего не надо, сухого венка да солнечного ей вполне достаточно. Она счастлива, просто счастлива. А вместе с ней счастливы мальчишки.

Бежим сквозь солнце, теряя боль на ходу. Спотыкаемся, плачем, понимаем, что ноги больше не могут ходить и за спиной вырастают крылья. Теперь всё небо наше только бы не заблудиться.

Рано или поздно кто-то умный позавидовав нашей свободе,  берёт в руки пращу и ...

Перья парят в воздухе, вы лежите на земле то ли в крови, то, ли в грязи рассуждая о смысле жизни. Через некоторое время ваше тело начнет  гнить, мозги перестанут соображать, вот тогда вы будите жить одними воспоминаниями, дожидаясь смерти в одиночестве, но уже не в гордом, а в безысходном. Это краткая схема жизни без лишних подробностей, наглядно и просто.

Ребята бегут по освещённой солнцем дороге. Сашка выключил камеру, бережёт плёнку.

                                                                                                                                                          Старая плёнка (Отрывок)
                                                                                                                                                          Автор: Мария Тарадова
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  появляется Зинон  и начинает доказывать - Зенон Элейский — древнегреческий философ, ученик Парменида, представитель Элейской школы.
Основные идеи Зенона:
Вселенная является единым и неизменным целым.
Движение, множественность и пространство — иллюзии.
Зенон был известен своими апориями, которыми он пытался доказать противоречивость концепций движения, пространства и множества.
Некоторые известные апории Зенона:
«Ахиллес и черепаха». Ахиллес никогда не догонит черепаху, если она имеет хоть небольшое преимущество на старте.
«Стрела». Стрела, летящая по воздуху, находится одновременно и в движении, и в покое, что является противоречием.
Зинон — мужское личное имя древнегреческого происхождения со значением «принадлежащий Зевсу».

Жизнь .. Жизнь ..

0

49

Из жизни двух военнопленных

нас с тобой развели как хищников - в разные клетки,
чтобы ни стать калекой
ни одному, ни другому. словом,
справедливо. предусмотрительно. бестолково.
нас с тобой рассадили по разным веткам,
по разным маршрутам -
по разным углам одного и того же корта,
чтобы обоим было весьма комфортно.
как родители рассаживают плохих ребят,
потому что вместе опасно, двоим - грешно,
отделили меня от тебя
большой стеной.
и приставили стражу - к военнопленным.

ты случайно ещё не умеешь ходить сквозь стены?

                                                                                        разговор сквозь стену
                                                                                            Автор: Бармина

Уильям Гибсон. Двое на качелях

              (пьеса)

                    Перевод: Марии Дитятевой

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Картина первая.

     Обе комнаты.

     Ранние  сентябрьские сумерки.  В  раскрытые окна обеих комнат доносится
уличный шум. Комната Гитель пуста. Джерри в своей комнате сидит на кушетке с
сигаретой во  рту и водит пальцем по странице телефонной  книги, лежащей  на
полу возле его ног. Джерри лет тридцать с небольшим; он очень высокого роста
с привлекательной внешностью. В нём чувствуется скрытая грусть, а под  ней -
ещё глубже запрятанное озлобление. Одет он скромно, даже небрежно, но в этой
убогой обстановке его костюм кажется почти изысканным. Постель на кушетке не
убрана, на табуретке стоит пишущая машинка, сверху  брошена какая - то одежда,
на  давно не метенном полу валяется элегантный раскрытый чемодан, в углах, у
плинтусов, - скопление мусора и паутины.

     Найдя  в книге нужный номер,  Джерри  набирает  его. В  комнате  Гитель
звонит телефон. После четвёртого звонка Джерри кладёт трубку. Одновременно в
комнате Гитель слышно, как  в замке поворачивается ключ.  Вбегает  Гитель  с
продуктовой сумкой в руке, бросается к телефону, хватает трубку.

    ГИТЕЛЬ (запыхавшись): Да, алло! (пауза) А, чёрт! (кладёт трубку)

     Гитель смугла и худа,  сколько ей  лет, определить трудно. Её, пожалуй,
не  назовёшь хорошенькой - у неё слишком своеобразная внешность. Она нервна,
грубовата,  но  с особым обаянием, которым  она  обязана  своей неистребимой
весёлой  энергии. На  ней  туфли без каблуков,  широкая  пёстротканная юбка,
свитер, и всё  это не к лицу и сидит как - то нескладно. Её движения порывисты
и напряженно суетливы, как у птицы на земле.

Гитель и Джерри, каждый у себя,
занимаются своими  делами. Джерри, поставив  чемодан  на  кушетку,  вынимает
одежду, - отличную куртку,  отличный костюм, отличное пальто - и развешивает
на вешалке -  круглой палке,  укреплённой поперёк угла. Когда он  ставит под
вешалку  ботинки, один  конец палки  соскальзывает  с подпорки  и  все  вещи
валятся ему на голову.

     ДЖЕРРИ:  У,  с - собака! (сбрасывает  всё  на пол и идёт в  кухню, откуда
приносит деревянный брусочек, молоток и гвозди.  Кое - как прибивает брусок и,
водрузив палку на место, начинает снова развешивать вещи - на этот раз палка
держится.)

     Тем  временем  Гитель  с  продуктовой  сумкой  идёт на  кухню, по  пути
останавливается перед  манекеном и  критически оглядывает  наколотый на  нём
кричаще яркий лиф. Несколько  секунд стоит неподвижно, потом свободной рукой
откалывает  ворот и  прикрепляет  его по - новому. Отступив  назад, смотрит на
свою работу, на лице её отвращение.

     ГИТЕЛЬ: Мерзость какая! (Швыряет булавки на пол и идет  в кухню; видно,
как она выливает молоко  в кастрюльку и  ставит на газовую плиту.  Остальные
покупки кладёт на полку и в холодильник.)

     Джерри,  покончив  с  вешалкой,  в раздумье  глядит на  телефон,  потом
садится на  кушетку  и,  посмотрев в  телефонную  книгу, набирает  номер.  В
комнате Гитель звонит телефон.

     ГИТЕЛЬ (подбегает к  телефону после  второго звонка,  когда  Джерри уже
собирается положить трубку): Да, алло?
     ДЖЕРРИ (тон  его  изысканно вежлив, но, совершенно  независимо от того,
что   он   говорит,  в  нём  сквозит  бесстрастная  ирония):  Гитель  Моска,
пожалуйста.

     ГИТЕЛЬ: Я слушаю. Кто это?
     ДЖЕРРИ:  Это Джерри Райан. Я видел  вас в числе пока ещё  не опознанных
личностей вчера у Оскара. Мы с ним  из одного города,  когда - то встречались,
хотя нельзя сказать, чтоб были на короткой ноге ...
     ГИТЕЛЬ: Да - да?

     ДЖЕРРИ: ... наверное,  потому,  что я чересчур длинноногий. Рост  -  сто
восемьдесят  семь сантиметров.  (выждав,  добавляет для  уточнения) И  рыжая
борода...
     ГИТЕЛЬ: А, вы тот самый в берете, который весь вечер молчал!

    ДЖЕРРИ: Я не нашёл  в  магазинах  берета, который умел бы  рассказывать
анекдоты.  Вчера  я случайно  услышал,  что вы хотите  продать  холодильник,
может, я зайду посмотреть?!
     ГИТЕЛЬ: На холодильник?

     ДЖЕРРИ: Для начала, хотя бы на него.
     ГИТЕЛЬ: Но это не холодильник, это ледник, просто ящик для льда.

    ДЖЕРРИ:  Тем  лучше.   Экономия   электричества  -  прекрасный  образец
американской практичности. Я могу быть у вас через...
     ГИТЕЛЬ: Так ведь я его уже отдала!

ДЖЕРРИ (после паузы;  эта неожиданность опрокинула его планы): Вот как!
Не очень любезно с вашей стороны.
     ГИТЕЛЬ:  Я  только  что  помогла  какому - то  малому отнести  его домой.
Понятия не имею, кто он такой.  Его послала Софи, и  я отдала даром, лишь бы
избавиться от этого дурацкого ящика. Почему вы мне вчера ничего не сказали?

    ДЖЕРРИ: Вчера я решил, что в этой жизни мне больше нечего делать.
     ГИТЕЛЬ: Что - что?

     ДЖЕРРИ:  А сегодня я передумал и начинаю новую жизнь. Одним  словом,
сегодня великий день. Для начала решил заглянуть к вам.
     ГИТЕЛЬ: Что же делать, когда я его уже отдала...

     ДЖЕРРИ: Понятно.

     Пауза. Оба ждут.

     Да. Ну спасибо, простите.

     ГИТЕЛЬ: Пожалуйста, но...

     Джерри кладёт трубку.

     Фу, чёрт! (тоже кладёт трубку)

    Джерри сидит в  мрачном  раздумье, потом  вытаскивает пачку сигарет, но
она пуста. Идёт к окну, чтобы выбросить её, по пути ушибает ногу о кушетку и
злобно пинает её ногой; кушетка стукается о стенку.  Палка, на которой висит
одежда, соскакивает с подпорки и всё валится на пол.

                                                                                                                                            из пьесы Уильям Гибсон -  «Двое на качелях»

Жизнь .. Жизнь ..

0

50

Молитвой в Твоём сердце

Иллюстрация от 23. 11. 2024 г.

Позвоню папуле Папе в небеса
Пусть он мне ответит,
Спросит "как дела."
Я отвечу , грустно
Без тебя совсем,
Вот бы не загнуться,
В этой суете.
Папа мне ответит,
Ты же дочь моя,
Ты боец по жизни,
Справишься сама.
Если будет трудно,
Подними глаза,
Попроси у неба
Помощи.. тогда ..
И приснюсь тебе я,
Доченька моя,
Помогу с небес,
Я тебе всегда.
Главное будь сильной,
И не плачь по мне,
Знай что всегда рядом,
Я живу в тебе.

                                Автор: Валентина Курочкина

Дызз!

Маруся вздрогнула от звука бьющегося стекла, обернулась и окаменела. По белой глади маминого туалетного столика тонкой плёнкой растекалась прозрачная лужица, огибала поблескивающие на солнце остатки стеклянного флакона. Волны горько - родного аромата хлынули в комнату. «Нет! Нет, пожалуйста!» - всхлипнула девочка, оседая на пол.

-П - прости…

Рыжий и долговязый Пашка, лучший друг, с которым они с первого класса сидели за одной партой, медленно заливался краской, с ужасом смотрел то на следы своего преступления, то на съёжившуюся у стены подругу: «Я… Я не хотел… Я только понюхать… Сейчас, погоди, я исправлю всё. Я позвоню... Не плачь, ну что ты! Это же просто духи…»

- Просто духи?! Да ты… Да что ты вообще знаешь!..

Маруся плакала, выкрикивала бессвязно обрывочные фразы и чувствовала, как внутри неё разрастается - разбивается на тысячи осколков горький ком, не даёт дышать, наполняет вязкой горечью непоправимого…

***
- Слушай запах, - говорил папа, подносил ближе тестер с ароматом, бережно пристраивал пушистую макушку Маруси себе на плечо. – Сначала верхние ноты, чувствуешь? Цитрусовые оттенки бергамота с легкой травяной горчинкой, нежный кориандр, горьковатый грейпфрут – невесомые, лёгкие. Когда они тают, на смену приходит тонкий цветочный бархат средних – роза и жасмин, пряная толика мускатного ореха. И распускается шлейф сладости ванили, ореховой карамельности бобов, струится, плавно завершает королевский наряд...

Папин голос и сочетание ароматов завораживали. Маруся любила слушать эти истории, разбираться в оттенках и улавливать оттенки запахов, оживлённые папиными словами. Папа работал на фабрике «Новая заря». И вместо сказок на ночь, он рассказывал дочке истории фабрики. Как сначала она была «Империей Брокара», потом стала «Замоскворецким парфюмерно - мыловаренным комбинатом № 5». А затем фабрику переименовали, дали название «Новая Заря».

По официальной версии, название это предложил главный парфюмер фабрики. Но папа говорил, что на самом деле эту идею предложил его прадед. История про название была семейным преданием. Потому что на фабрике работал не только прадед папы, но его дед и бабушка, отец. Даже с мамой папа познакомился благодаря фабрике, вернее, благодаря духам «Красная Москва». В подробности истории Марусю по младости лет не посвящали, но, когда папа упоминал об этом, мама смущённо краснела, улыбалась и отворачивалась.

А папа смотрел на неё теплым взглядом, обнимал, шутливо поднимал брови и особым голосом говорил: «Любимый букет императрицы!». Маруся и мама знали, что так сначала назывались духи «Красная Москва», когда их только придумали. Ещё до революции. «Любимый букет императрицы» папа дарил маме на каждый день рождения. Теперь уже не подарит.

Его не стало пять месяцев назад. Попал в аварию. На похоронах Маруся не плакала. Мама тоже. С тех пор она перестала улыбаться и почти не разговаривала с дочкой. Уходила на работу рано утром, возвращалась поздно. Маруся делала вид, что спит. А сама слушала, как мама в соседней комнате садилась у туалетного столика, тихонько звякала пробкой последнего подаренного папой флакона «Красной Москвы» и тщетно сдерживала глухие беззвучные рыдания…

***
В раскрытое настежь окно комнаты врывался весенний ветер, уносил остатки нот «Красной Москвы». Пашка уже убрал разбитый флакон, ликвидировал пролитые духи, принёс Марусе чай, усадил её на диван, закутал в плед, поговорил с кем - то по телефону. А девочка всё сидела в оцепенении. Осколки внутри исчезли, вылились со слезами и лавиной воспоминаний о папе, его рассказах, его тёплых руках и накрепко связанном с ним и счастьем ароматом «Красной Москвы». Пустота. И… облегчение?

В дверь позвонили. Маруся подняла голову, но Пашка уже открыл сам, сказал что - то тихо. В прихожей зашуршали, дверь захлопнулась. Он вошёл в комнату – бледный, серьёзный, долговязо - нескладный. Подошёл, сел рядом и протянул флакон «Красной Москвы». Целый и, кажется, совсем такой же как тот, что рассыпался осколками.

«Прости», - сказал тихо. И обнял, уткнулся носом в пушистую Марусину макушку…

… Заметила ли мама, что флакон не тот? Маруся не знала. Вечером, ворочаясь в кровати, она услышала привычные уже приглушенные рыдания. Вскочила, бросилась в соседнюю комнату, обняла: «Прости, мама! Мамочка!».

Та слушала ее бессвязный рассказ о том, как Пашка разбил флакон, как вытирал Марусе слёзы, как обзванивал знакомых и искал по всей Москве духи той же партии.

Взгляд мамы светлел, морщинка меж бровей разглаживалась. Она обняла дочку. А та уткнулась в тёплое плечо и прошептала:

«Поговори со мной, мамочка. Накажи, если хочешь. Только поговори со мной». Мама прижала Марусю к себе ещё крепче и, наконец, заплакала – не сухо и страшно, а по - настоящему. Слёзы брызнули осколками разбитого флакона. У мамы в груди тоже был свой горький ком. И его нужно было выпустить.

***
«Дызз!» – звук бьющегося стекла, который она поставила на его входящие сообщения в телефоне, вырвал из пучины воспоминаний. «Я на месте», - прочитала Маруся. Глянула в зеркало, поправила макияж, улыбнулась и открыла флакончик духов. Запястья, нежная ямка на шее… Вдохнула нежно - горьковатые ноты кориандра, бергамота и масла нероли (*), закрыла и поставила на туалетный столик «Красную Москву».

Уже десять лет тот самый Пашка, Пашенька, дарит ей эти духи в годовщину дня, когда разбилось прошлое и началось настоящее.

                                                                                                                                                                                      Красная Москва
                                                                                                                                                                                   Автор: Мария Шило
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) масла нероли - Масло нероли - это эфирное масло, получаемое из цветков горького апельсинового дерева (Citrus aurantium subsp. амара или Бигарадия). Его аромат сладкий, медовый и немного металлический с зелёными и пряными оттенками. Флердоранж (белоснежные цветки померанцевого дерева (семейства Цитрусовые)) также извлекается из одного и того же цветка, и оба экстракта широко используются в парфюмерии.

Жизнь .. Жизнь..

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]