Две музы .. и он стоящий где - то сбоку

Думали - человек!
И умереть заставили.
Умер теперь, навек.
- Плачьте о мёртвом ангеле!

Он на закате дня
Пел красоту вечернюю.
Три восковых огня
Треплются, лицемерные.

                                     Думали - человек! ..
                                Поэт: Марина Цветаева

Весь вечер они провели вдвоём, вместе. Пели старинные романсы, танцевали танго,  пили бордо, читали Ахматову и Есенина, шептали друг другу нежности, а потом...

Он снова начал говорить ей о том, как он страдает один в огромной доме, как печально, что у них нет детей, как он мечтает об этом, и что свобода это вредно, особенно в избытке.

Она молча слушала его, бесстрастно и глухо. Слушала, но не слышала.

- Соф.. Ну что ты молчишь,- театральная пауза,- я хочу знать, когда кончится это.
- Никогда.

  София встала с дивана и подошла к окну. Её душу рвали смешанные чувства. С одной стороны ей и самой хотелось прекратить такую жизнь. Наконец, стать заботливой матерью, хранительницей семейного очага. А с другой... Она не смогла бы перебороть тот огонь страстей, который терзает её душу.

- Тебе пора. Уже поздно.
- Как? Я думал, что останусь у тебя, - Александр был крайне удивлён, но с её решением спорить было весьма сложно, - Ладно, проводи меня.

Машина мужа тронулась с визгом, и женщина облегчённо вздохнула. Она снова одна и свободна, не нужно быть в маске любящей и счастливой жены. Она выкурила пару тонких сигарет в серебряном мундштуке и подошла к телефону. Ещё пару минут раздумывая - звонить или не звонить, София всё таки решилась. Долгие гудки, секунды, как вечность, она закрывает глаза в ожидании и..

- Алле, - голос заспанный, усталый.
- Привет. А у меня сегодня День Рождения, ты разве не помнишь?
- Ээ... Это кто? А, праздник значит, ну заезжай, отпразднуем.
- Дима, это  София, ты пьян снова?
- А, Софка, ты что ль. Да не.. Спал. Ну с Днём тебя, что ли. Чего хотела?
- Ну вот чтоб поздравил и хотела.

Долгая пауза.

- Ну поздравил вроде.
- Ну да.
- Приехать хочешь что ль?
- А ты хочешь?
- Ну я же спрашиваю тебя.
- Хочу.
- Ну приезжай, вина привези только.

Гудки. Теперь уже короткие, как капли слёз на щеках.

Она приодела дорогое итальянское пальто, капнула пару капель Шанель №19 на шею и вышла из дома.

На тротуаре одиноко стоял её подарок и, казалось, на абсолютно новой блестящей машинке  не хватает только  красного банта. София печально посмотрела на свою очередную дорогую игрушку и пошла в сторону автобусной остановки. На улице было зябко и сыро, как-никак осень. В лужах плавали мёртвые листья, а в серо - буром небе собирались живые тучи. Всё равносильно - что-то живо, что-то мертво.

Через полчаса она остановилась у старинного дома, высокого, в псевдо - готическом стиле. Она посмотрела на его шпили и башенки, подняла воротник пальто и зашла в подъезд. Внутри здание оказалось не таким величественным и манящим - сырые стены, вонь, грязь и вообще сплошная антисанитария. Держась ближе к центру лестничного проёма и стараясь ничего не задевать, женщина поднялась на третий этаж.

"ДЗыыыыыыыыыыыыынь!"

- Входите! - раздался знакомый, но уже не заспанный, а весёлый мужской голос.

София осторожно открыла дверь, не снимая кожаных перчаток. Через мгновение она снова была в этом счастливом для неё бедном уголке бедного художника.

Воспоминания прошедшей молодости, нежных и опьяняющих любовью вечеров, смеха и радости, нескончаемого счастья напали на неё из-за тёмного угла совсем и совсем не во время, она еле сдерживала слёзы. А что теперь? Талантливый, целеустремленный и живой молодой художник превратился в вечно пьянствующий объект для не подражания. И это её уничтожало морально, разрушало физически, страшно раздражало при встрече. Ведь больно видеть как падут идеалы.

Он вышел ей навстречу уже подвыпивший, с трёхдневной щетиной на лице и с распахнутой рубахой. Запах вчерашнего празднества до сих пор витал в воздухе дома. Она закрыла дверь и уставилась на него, в очередной раз думая, что она здесь вообще забыла.

- Ну привет, вина принесла? - он встал в дверном проёме, и где то совсем рядом она снова увидела того парня, которого полюбила всем сердцем на долгие - долгие годы.
- Да, вот, - София отдала непочатую бутылку бордо и ждала приглашение войти.
- Ну че встала-то, раздевайся, проходи коль пришла.

И она послушно сняла пальто, сапоги, выполняя это с ещё большей грацией чем обычно.

Художник всё это время пристально смотрел на неё и ухмылялся, потом забрал у неё вещи и махнул рукой в сторону мастерской - место их встреч в юности.

  А тут ничего и не изменилось, всё те же картины, холсты, кисти, полотна, краски и угли, какие-то непонятные приборы и... атмосфера. Эта чарующая, сладкая, лёгкая и воздушная атмосфера. В этой комнате за всю историю её существования были только две женщины - она и его муза. Музу он рисовал, любил, она воодушевляла его, дарила ему жизнь, мгновения, силы, стремление. Она была его "шеей", куда смотрела - туда и направляла. А направляла всегда вверх, всегда к высокому и чарующему искусству. Но потом она исчезла. Просто взяла и умерла - оставила его совсем одного.

  Когда-то, София, уже будучи помолвленной, для саморазвития, пришла в художественную школу. Её преподавателем был совсем ещё молодой парень, с которым они очень быстро сошлись характерами. Сначала были друзьями, потом она стала его натурщицей, потом любовницей. Его страсть к ней была всепроникающей и всепрожегающей. Она же с лёгкостью  и иронией относилась к этому любовному приключению - у неё скоро свадьба, у него его Муза. Что может быть? Да и старше она, да и привыкла к роскоши и лёгкости. Будущего у них не было. Хотя, даже "их" не было. Были он и она.

А сейчас художник оценивающе смотрел на неё и открывал бутылку, налил в гранёные стаканы вязкую жидкость и протянул один женщине. Казалось, с годами его взгляд приобрёл  циничные краски. Знаете, у человека так бывает, то ли от душевных мук, то ли от счастья. Как-будто меняется сам оттенок радужной оболочки, и тогда говорят "Какие выразительные глаза!", потому что в них заложен некий смысл. И не важно какой, ведь понятия добра и зла относительны. Хотя, может быть это всего лишь миф. Но... Мне нравится в это верить.

- Слушай, сколько лет прошло уже, а ты всё не меняешься. Я рад за тебя. Ну что, с Днём Рождения. - он залпом опрокинул стакан в горло.
- Спасибо, а ты вот стал грубее,- она отпила совсем чуточку.
- Да брось, - он засмеялся и налил себе ещё.

Минуты две они простояли в полной тишине смотря друг на друга. Он - словно в пустоту, она - с сожалением. На стене тикали часы с кукушкой, отсчитывая время для осмысления происходящего. В воздухе царила грусть воспоминаний. Он прогонял в голове всякие бредовые мысли, слова, и не знал , что ей сейчас сказать, спустя эти годы. Говорить об искусстве уже не интересно, о прошлом - грустно, о их страсти? Нет, тем более нет. А она тоже думала, как разрушить нависшую тишину и что вообще с ним сейчас делать. На помощь обоим пришли старинные часы с кукушкой. Створки домика распахнулись, выползла, явно потрёпанная жизнью и возрастом, кукушка и прохрипела девять раз  свое "ку-ку".

Бывшие любовники засмеялись - обстановка более - менее разрядилась. Дмитрий поставил стакан на стол и сел на кушетку, поманив Софию рукой к себе. Она подошла к нему ближе.  Он смотрел на амплитуду колебаний её бёдер, а она на амплитуду колебаний его жилки на шее -  всегда  пульсировала от волнения.

- Присаживайся, рассказывай, что да как, - он снова потянулся за стаканом и бутылкой.
- Да что рассказывать, ставлю  пьески, живу как всегда одна, взялась писать роман.
- Ух ты, молодец. Я тут недавно проходил мимо твоего театра, хотел зайти, но времени было мало совсем, - художник небржно обнял её за плечи одной рукой, а свободной продолжал вкушать напиток Диониса.
- Да ты за пять лет наверно не один раз мимо проходил, - характерно произнесла София и художник оглянулся на неё, ухмыльнулся, с видом "А не дура ведь, всё понимает". -  Как у тебя дела? Рисуешь? Как дела с выставками, ты же так хотел....
- Да мало ли что я хотел. После смерти Ленки мне никакие выставки не нужны, - он смотрел в пол,-  рисую. Так, для себя, когда делать нечего.

Дима отрешённо уставился на часы с кукушкой и нагнулся вперед, поставив локти на колени. София бросила на него возмущённый взгляд, за то что он убрал горячие руки с её плеч.

Опять молчание. Женщина затронула тему прошлого, а оно слишком нещадно обжигает нутро прежним огнём. Да и к тому же, её слова натолкнули художника на мысли о его  любимой Музе.

Она не смела и слова вымолвить, пока он размышлял и потягивал вино с земель Бордо:

- Хочешь картины покажу, новые.
- Хочу конечно, - женщина резко встала и заулыбалась.

Художник взял её за руку и повёл за фиолетовый плотный занавес, разделявший огромную комнату надвое. В этой части находились кровать, светильники и мольберты с новыми, ещё пахнущими красками, работами. На всех полотнах была изображена одна и та же девушка, в разных цветах и интерпретациях. То она сидела в кресле качалке на старинном живописном балконе, потягивая из кружки что-то горячее в лучах рассветного солнца; то, абсолютно  голая, парировала в шёлковых красных простынях. В общем, он показал её такой какой видел всегда: великолепной, манящей к себе, притягательной, идеальной. Вот она! Его Муза!

Но более всех полотен внимание Софии привлекла ещё незаконченная работа. Это был портрет Елены. В сиренево - фиолетовых тонах - цвет  её глаз. Дима нарисовал почти все, форму лица, ушки, губы, провёл все тени и линии, но глаза были не завершены. Он увидел реакцию своей посетительницы и совсем другим, нежным, кротким голосом, чуть - чуть осипшим, сказал:

- Не знаю, как показать её глаза. Всё время получаются какие-то несчастные, а я хочу счастливые.
- Ты разве видел у неё когда-нибудь такие глаза? - Она вопросительно посмотрела на него, ожидая вспышки гнева или ещё чего-нибудь грубого, но он, вопреки её ожиданиям, рассмеялся.
- Ну как сказать, она иногда делала вид, - мастер прошёл далее вглубь комнаты, - тут, кстати, и ты есть.
- Честно говоря, не ожидала, - София действительно была удивлена.
- Да вот же, смотри, недавно нарисовал.

И мужчина показал огромное полотно, ещё пока без рамки, на котором была изображена  София. Она была на сцене, с розой в руках и печальным взглядом, в старинном свадебном платье. Именинница была несколько ошарашена выбором такого сюжета. В этом платье она пела Лючию ди Лямермур (*).

- Ого! Ты почему меня в роли Лючии изобразил? - художник верно ожидал такого  вопроса, отвёл взгляд в сторону, где было круглое грязное окно, и помолчав с минутку ответил, - а она тоже замуж не по любви вышла. Только не смирилась с этим.

Дима подошёл ближе к картине и, достав из кармана потёртых брюк пачку сигарет, закурил.

Он думал, что дальше сказать Софии, но не знал. И действительно, почему именно так? Он помнил её во всех ролях, он знал её в жизни, чувствовал и видел. Лючия не совсем была ролью Софии - к ней больше подходила Виолетта из Травиаты. Но это уже не имело никакого значения. Ему на самом деле было совершенно плевать, и только прошлое терзало совесть. Мучил один вопрос - как теперь, столько лет спустя, сказать ей, что ему всё равно. Что ему вовсе неинтересно сейчас пить  с ней вино за её здоровье, что проходя мимо театра он даже и близко не вспоминал про неё, не то чтобы зайти поздороваться, что все эти годы она была для него хорошо забытым прошлым.

Но как-будто было невыносимо больно оттого, что он видел её живой, а Музу нет. Для него София и Муза были чем-то вроде одного единого и неразделимого. Поэтому когда ушла одна должна была исчезнуть и другая. Это единственное толковое объяснение, которое выдвигал его разум. А портрет он написал на заказ, который во время не успел завершить. Какой-то начинающий меценат решил облагородить своё жилище полотнами современных талантливых художников и попросил "красивую женщину на старинный манер" - именно так и сказал.

Долго ждал он работу и в итоге отказался.. Тем более на шедевр это полотно совершенно не тянуло.

Больше они не говорили ни о чём. Молча допили вино. Молча легли в постель. Типично.

                                                                                                                                                                                           Две Музы (Отрывок)
                                                                                                                                                                                              Автор: Анни Лос
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) В этом платье она пела Лючию ди Лямермур - Лючия ди Ламмермур (итал. Lucia di Lammermoor) — трагическая опера (итал. dramma tragico) в трёх актах итальянского композитора Гаэтано Доницетти. Итальянское либретто Сальваторе Каммарано по мотивам романа Вальтера Скотта «Ламмермурская невеста» (1819). Премьера оперы состоялась 26 сентября 1835 года в театре Сан - Карло в Неаполе.

Под покровом благоразумия ..

Жену хотят все молодую.
Вот старый граф и взял такую.
Бутон фиалки, колосок.
И райской птички голосок.
Из небогатых, будет чтить.
Да день и ночь благодарить.
Друзья на свадьбе тоже старцы.
От зависти хрустят их пальцы.
Вдовцы тот час засуетились.
Женатые на жён косились.
Хоть пудри плечи, лоб замаж,
Из красоты один плюмаж.
Граф стар хотя, но не дурак.
Он знал, не дремлет где то враг.
Жена с гусиным всё пером,
По дому ходит с дневником.
Вот села, радость, за рояль,
И ножкой давит на педаль.
С ней дневника, конечно, нет.
Найти скорей, узнать секрет !
Дневник лежал меж безделушек,
Овечек, кошечек, пастушек.
Открыл граф первую страницу.
Да, всё же стоило жениться.
Жена чиста, ну как слеза.
Вот пишет :" За окном гроза !
За мужем я как за стеной.
Он мой защитник, мой герой !"
Наклейки ниже - три щенка,
Букет тюльпанов, облака.
Перевернул страниц так пять.
Хвалу себе устал читать.
И вышел, тихо дверь прикрыв,
В усах улыбку затаив.

                                          Молодая жена (Отрывок)
                                            Автор: Агния Батрок

Стояли предновогодние дни. Дни, когда народ с выпученными глазами бегает в погоне за елками, красной икрой, подарками и шампанским. Этот год был не исключением. Всюду толпы и очереди. Очереди на кассах в супермаркетах из людей с огромными, нагруженными всякой снедью тележками. Очереди в примерочных магазинах одежды, где за пыльными занавесками дамы и кавалеры примеряют наряды с целью быть самыми красивыми и покорить друг друга...

У Иры не было такой цели, но праздник есть праздник и она отправилась в магазин за пресловутой икрой и бутылкой шампанского. Ещё она решила побаловать себя тортиком, вспомнив при этом, что дома закончился чай. Она заполнила тележку и пристроилась к крайней кассе в очередь. Очередь двигалась плохо и Ира от скуки сначала рассматривала покупателей, пытаясь определить что это за люди - семейные или холостяки. Потом начала рассматривать покупки в чужих тележках, а когда надоело и это, уткнулась носом в телефон...

Бац! Чья-та тележка сзади с размаху ударила её по ногам. Ира только охнула и присела. Это было очень больно и она от неожиданности практически плюхнулась на пол, а капюшон упал на лицо, скрыв от неё окружающий мир...

- Боже мой, боже мой... Девушка, милая, прошу меня простить! Я правда не хотел, меня толкнули сзади. Как вы? Давайте я помогу вам встать... - приятный мужской голос был где-то рядом, а сильные руки осторожно оторвали её пола. Подняв капюшон, она увидела перед собой два очень тревожных серых глаза и выдохнула:
- Ничего, ничего, всё нормально. У меня высокие сапоги и, надеюсь, я отделаюсь только синяками... - она повернулась по сторонам и увидела виновника происшествия. Красный от страха мальчуган лет десяти стоял и выслушивал упрёки матери:
- Извините пожалуйста, девушка, уж дома он у меня получит! Сколько раз я тебе говорила, веди себя прилично в общественном месте! Эти игры в догонялки до хорошего не доведут. - женщина в ярко розовой шапочке продолжала отчитывать мальчика. Ира улыбнулась ей.
- Ничего, всё уже хорошо. Я просто не ожидала, поэтому и упала... У меня даже ничего не болит, честно! -

... Сложив покупки в машину, Ира потёрла ушибленный места, подумав что синяки конечно будут знатные, и вдруг услышала совсем рядом уже знакомый голос.

- Я понимаю, что мое поведение после всего, что произошло, будет верхом наглости, но всё таки. А пойдёмте выпьем по чашечке кофе и съедим на нервной почве по эклеру? Как вам моё предложение? Я просто не знаю как загладить свою вину, хотя я был всего лишь инструментом у маленького хулигана... - перед Ирой стоял тот самый мужчина, чья тележка протаранила её ноги...

Они зашли выпить кофе и застряли здесь надолго. Они говорили, говорили и никак не могли наговориться. Потом он пошёл её провожать к машине и она, неожиданно для себя, пригласила его на чай. И он поехал за ней на своей машине. Затем они долго не могли найти два места на стоянке и им это показалось очень смешным и они смеялись, и смеялись. Смотрели друг на друга и хохотали...

... Больше они не расставались. Леонид был старше её на девятнадцать лет. Целая жизнь... Но она не замечала разницы. В его пятьдесят три он был спортивного телосложения, подтянут и аккуратен. Хорошо одевался, следил за собой. А до уровня его интеллекта не дотягивал ни один бывший жених Иры. И она влюбилась. Влюбилась в его серые глаза, нежные руки, в его рассудительность и опыт. Ей казалось, что она ждала его всю свою жизнь...

Годы шли. Ира взрослела, хорошела в своей женственности, а он всегда был рядом. К сожалению у них не получалось с детьми. И Ира долгое время очень переживала по этому поводу. Пока он однажды не сказал ей:

- Не у всех людей есть это предназначение - иметь детей. Значит у тебя другая миссия. Твоя миссия - быть счастливой самой и сделать таким же меня. Живи, и не думай ни о чём!

И она расслабилась и ни о чём не думала. А зачем, ведь рядом был он. И он решал все проблемы, все бытовые вопросы и не только. И так длилось долго. Достаточно долго.

А потом он стал стареть... Она увидела это однажды и сначала испугалась. Они собрались куда-то на вечеринку и он вдруг сказал, что лучше бы побыл дома.

- Ты что, Лёнь, какой дома! Там же все наши будут - и Мишка с Настей, и Коля со своей кучерявой, забыла как её зовут... Да неважно, оторвёмся-то как здорово! Давай пойдём, не придумывай! - сказала она, а потом увидела его лицо. Уставшее и измученное. Тогда ему было пятьдесят девять. Ей сорок. И она первый раз поняла, что он старше её... И испугалась...

Он стал чаще оставаться дома. Сначала она оставалась за компанию, а потом ей стало тоскливо и она уходила одна. Хотя с друзьями было не лучше - они были все по парам и только она одна. Она видела своих женатых друзей - ровесников. Они были на одной волне, а между Леонидом и ею была пропасть. И со временем она только увеличивалась...

Когда ей было сорок пять, а ему шестьдесят четыре, он внезапно заболел и попал в больницу. Ему сделали небольшую операцию. Домой вернулся совсем другой человек. Куда делось ухоженное тело и упругие мускулы. А также остроумие и смекалка. Перед Ирой сидел пожилой человек. А ей было всего сорок пять...

А ещё через месяца два она поняла, что не может с ним спать. Её раздражало, что он храпит. И она переехала в другую спальню. Потом её стало раздражать, что он шаркает ногами, громко хлебает чай из кружки, кладёт ноги на стул прямо в тапках... Удивительно, что раньше она этого не замечала. Наверное потому что любила... Когда любишь, то любишь в человеке всё. И даже как он пьёт чай...

И вот сегодня она, обливаясь слезами, жалуется подруге Асе, что не может больше так жить. Не может...

- Он старик уже, Ась. Старик. А я ещё молодая, да и выгляжу отлично. Я как в заточении, как заложница, понимаешь? Не сходи никуда, ни к нам никого нельзя, потом что Лёня спать рано ложится, ему шум видите-ли мешает. Вот что делать, Ась?
- Ну что я тебе могу посоветовать, Ир. У нас сейчас жизнь свободная и никто никого не принуждает. Не хочешь жить - разведись. Детей нет у вас, разведут за пять минут.
- Ась, получается, что эти шестнадцать лет коту под хвост, да? И я теперь осталась одна, а у меня на руках семидесятилетний старик и никакого будущего. Так? Боже мой, что же делать... Что делать...

... А на носу был очередной новый год. Праздник, который Ира очень любила. Любил и Леонид, по крайней мере раньше. В предпраздничной суете Ира отвлеклась и на мгновение ей показалось, что всё как раньше. Полный сил муж рядом с ней, друзья, мечты о будущем за гостеприимным столом...

Новый Год решили отмечать дома, позвав близких родственников и друзей. Приехали две подруги Иры со своими мужьями, два приятеля Леонида и Ирина мама, Наталья Николаевна. К сожалению отца Ирины, как и родителей Леонида, уже не было в живых. Папа Иры ушёл в прошлом году, не пережив инсульт. И её мать до сих пор не могла поверить в случившееся, словно потеряв часть себя. Основную...

- Итак, я поднимаю этот бокал за исполнение всех желаний! За счастье! За любовь! За мир во всём мире! С новым годом! Ура ура ура!!! - Леонид, как хозяин дома, поднял заключительный тост, перед самым боем курантов. Послышались радостные возгласы, звон бокалов и... новый год наступил.

Было уже около двух ночи, когда подружки с мужьями уехали домой. Откланялся и один друг Лёни. За столом остались Ира, её мать, Леонид и его друг Саша. Веселье плавно перешло в ностальгию по прошлом годам, воспоминания и грустным историям. Около трёх ночи, Леонид извинился и встал из -за стола.

- Прошу меня простить, старика, я отдыхать. Саш, Ирочка и моя любимая тёща, вы сидите, празднуйте, пошумите тут за меня. А я пойду прилягу, устал.... Ещё раз всех с новым годом.

Они остались за столом втроём и настроение у Иры испортилось. Как ни старался Саша её развеселить, всё было тщетно - Ира грустила. А около четырёх утра друг Леонида распрощался и уехал на такси домой - спать. Мама Иры осталась помочь убрать со стола. Да и ей, честно сказать, некуда было торопиться.

- Ира, я уже долгое время наблюдаю за тобой и понимаю, что у тебя что-то не так. Вы стали ссориться с Лёней? Он тебя обижает? Ты заболела? Или что-то в материальном плане случилось? Ты скажи, может я чем помогу, да и легче станет, когда выговоришься. Что происходит? - мама внимательно смотрела на дочь.
- Лёня меня обижает? Не смеши меня, мама. И по поводу ссор тоже мимо. И вообще, как может обижать старик? - Ира подняла на мать злое лицо. - И как можно ссориться со старым человеком?
- Не поняла...
- А что тут непонятного? У меня старый муж со всеми вытекающими... Который рано ложиться спать, рано встаёт, пьёт таблетки и кефирчик на ночь. Не любит рестораны, вместо гостей готов весь вечер просидеть с книжкой или просто ходить по улицам... Только как мне во всем этом жить? Как? Если я ещё не старая и мне просто хочется другой жизни? Более живой, а не пропахшей нафталином... Вот и вся проблема, мама.
- Другой жизни, говоришь хочешь? То есть, когда он был молод, полон сил и способен выполнять твои капризы, было нормально, да? А теперь, когда он стал стареть, тебя это не устраивает. Ты что, когда выходила за него, думала, что ему вечно будет пятьдесят три? Или ты думала, что он не постареет? А теперь ты хочешь другой жизни. Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты использовала его и просто хочешь выбросить, как отработанный материал!? Ведь так? - вдруг отчётливо, глядя ей в глаза сказала мать.
- Мама, что ты такое говоришь?! Я разве это сказала? - вскочила со своего места Ира.
- Да, именно это ты и сказала. Или ты имела ввиду что-то другое, жалуясь на то, что твой муж постарел и тебе стало с ним скучно? Мой тебе совет, моя дорогая дочь, - подумай хорошенько, прежде чем совершить какое-то действие. Ведь нет гарантии, что когда-нибудь с тобой не поступят точно также, как ты собираешься поступить с Лёней... Я домой, спать, дорогу найду, не провожай. - Наталья Николаевна молча вышла из-за стола и также, ни слова не говоря, удалилась...

А на следующий день Наталья Николаевна получила на ватсап сообщение от дочери. Оно гласило " Мам, мы решили с Лёней на новогодние праздники махнуть в парк - отель в Подмосковье. Там и отдохнуть можно, и здоровье поправить. Но мы на связи) Целуем мамочку и тёщу".

Наталья Николаевна дочитала сообщение и улыбнулась. Она не сомневалась, что дочь примет правильное решение. И справедливое. Ведь это её дочь).

                                                                                                                                           Отработанный материал (Отрывок)
                                                                                                                             Источник: Дзен канал «Одиночество за монитором»

Мимо детской площадки .. пройдя

В ярком летнем свете,
В сквере, в цветнике,
Маленькие дети
Возятся в песке:
Гречники готовят,
Катят колесо,
Неумело ловят
Палочкой серсо (*);
Говорят, смеются,
Плачут невпопад, —
В хоровод сплетутся,
Выстроятся в ряд;
Все, во всём — беспечны,
И, в пылу игры,
Все — добросердечны…
Ах! лишь до поры!

                        Детская площадка (Отрывок)
                              Поэт: Валерий Брюсов
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Палочкой серсо - Серсо. Игра в обруч, который особой палочкой подкидывается в воздух и затем ловится на ту же палочку.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Когда мне было семь лет, я мечтала научиться кататься на коньках.
Мы с родителями жили на Чукотке.
В десяти минутах ходьбы от дома был стадион «Трудовик», который с ноября превращался в огромный каток.
Северная зима очень долгая, за это время можно научиться кататься «ласточкой» и отточить «двойной тулуп».
Только вот коньков у меня не было.
Царила эпоха тотального дефицита, в магазине «культтовары», в народе именуемом «культиком», вперемешку с пластмассовыми мячиками для настольного тенниса лежала пара чёрных хоккейных коньков сорок второго размера.

И всё.

Я смотрела на их уродливые огромные лезвия и просила родителей купить мне хотя бы беленький теннисный мячик. Для успокоения.
Дома я цокала им об пол и мечтала, что когда-нибудь у меня будут, обязательно будут мои конёчки.
Настоящие. Девочковые, с высокими гладкими белыми ботинками, с белыми шнурочками. Я встану на них и…. !

И однажды свершилось чудо.
Морозным субботним вечером, папа принёс мне коньки. Те самые, из мечты.
Дочь папиного друга, дяди Бори, выросла из них, даже не успев толком покататься.
Папа выпросил коньки. Он помнил.
Я радостно схватила подарок и, усевшись на пол в прихожей, тут же принялась мерить.
Ботинки оказались малы.
Такие нежно белые и изящные снаружи, они были жёсткие, холодные и тесные внутри. Как тюрьма. Пальцы, согнувшись, упирались в носок.

— Ну как? — папа внимательно смотрел на мои неуверенные корявые шажочки. — Не малы?
— Нет! Нет! — я испугалась, что он унесёт их обратно. — Как раз!

На следующий день мы с ним отправились на каток. Мне не терпелось.
Я была уверена, что сразу, буквально с первой минуты полечу, как Ирина Роднина и Александр Зайцев, как Наталья Бестемьянова и Андрей Букин, в общем, как все наши прославленные фигуристы того времени.
Коньки я надела ещё дома.
Хотелось красиво пройти по городу.
Пусть соседи, одноклассники, случайные прохожие увидят, какие чудесные у меня конёчки.
Пусть представят, как сейчас я изящно вспорхну на лёд и помчусь — помчусь — помчусь, и только ледяные искры будут сверкать из-под зеркальных лезвий.
Пусть.

Реальность оказалась иной. Совсем.
Всю дорогу я держалась за папину руку. Шаталась, спотыкалась и косолапила.
По снегу. По корявому северному асфальту, который изредка проглядывал сквозь плотный снежный наст.
В лицо дул ветер, я закрывала глаза варежкой, переставала видеть дорогу, цеплялась лезвием за асфальтную скобу, падала, поднималась, но шла.
Ботинки нестерпимо жали, терли и мучили. Чёртовы кандалы.
Но я всё равно шла — коряво, нелепо, вперёд.
Не спрашивайте теперь, откуда у меня ослиное упрямство. Оттуда.

Когда мы, наконец, добрались до стадиона, ноги мои горели, были сбиты. Я изо всех сил делала вид, что все хорошо. Улыбалась радостно, во весь рот.
На стадионе шла игра. Хоккей.
Здоровенные румяные старшеклассники ловко скользили по льду, как жуки - водомерки по воде, толкались и размахивали клюшками.
Я робко пристроилась на краешке катка. Думала, пронесет. Ан нет.
Два раза шайба влетала мне под лезвия. И я, неуклюже размахивая руками, спотыкалась и плюхалась на лёд.
Три раза мне в ноги ударялась чужая клюшка, я снова бултыхала в воздухе руками, нелепо семенила и валилась глупым мешком.
Потом я решила изобразить Спящего Ковбоя. Был такой номер у знаменитого советского фигуриста Игоря Бобрина. Надвинув на глаза шапку, я застыла, небрежно — точь-в-точь как Игорь — скрестив руки на груди. Папа даже зааплодировал, так оказалось похоже.
Но тут один шустрый хоккеист, приземистый и коротконогий, похожий на грубо сколоченную табуретку, не успел затормозить и сбил меня.
Я снова распласталась. Как звезда. Руки - ноги — врозь, нос — впечатан в каток. Обидно до слёз.
«Хватит! — сказал папа. — Для первого раза достаточно. А то эти бугаи тебя зашибут, пошли домой».

Ноги мои болели адски, были покрыты водянистыми мозолями, и местами кровоточили.
Я не могла идти сама.
Всю обратную дорогу папа нес меня домой на руках.

Через неделю всё зажило, а через месяц папа от нас уехал, и больше я его никогда не видела.
Я долго думала, что это все из-за моего дурацкого выступления.
Я и сейчас иногда так думаю, хотя, конечно, понимаю, что дело в другом.
Коньки так и провалялись в кладовке, я не смогла найти в себе силы на них встать.
На следующий год мне подарили новые. И размер был мой, и тёплый носочек можно было надеть...
Я осталась к ним равнодушной.
Зачем? Если нет главного зрителя.

Не спрашивайте теперь, почему я не умею кататься на коньках.

Поэтому.
                                                                                                                                                                                       Разговор с отцом
                                                                                                                                                                                     Автор: Наталья Дзе

И убегая от обид

Обидели... Умышленно, случайно...
Как будто, камень бросили большой.
Обида сделала тебя печальным,
Иль ты простил обиду всей душой?

Обидеться легко – простить труднее:
Так кажется порой, на первый взгляд.
Но нет, прощать легко, и тяжелее –
Хранить в душе обиды горький яд.

Обидевшись, лишаешься покоя,
И мир из сердца убегает прочь,
Обиды тяжесть среди дня с тобою,
И облегченья не приносит ночь.

                                                      Обида... (Отрывок)
                                          Автор: Любовь Фёдоровна Васенина

Он уезжал.

И единственной мыслью, которая вертелась в голове, было стучащее где-то: «Вот и всё…»

Нет ничего вечного в нашем жестоком несправедливом мире. Всё имеет начало и конец. Это просто ещё один завершённый этап жизни. Ещё один, который мне было особенно больно отпустить и ещё больнее забыть спустя какое-то время. Но так устроена вселенная. Что тут скажешь?..

И стоя вместе с ним под большим чёрным зонтом, собирая капли в ладошку, я молчала, не в силах придумать хоть какие-то слова, которые смогли бы спасти нас и разрушить нарастающий драматизм.

А может, просто боялась, что всё - таки найду их и потеряю что - то очень ценное, хрупкое и едва уловимое… Он тоже ничего не говорил. Стоял и смотрел на падающий дождь, погружённый в себя.

Все слова и пустые фразы, и никчемные обещания были бы просто нелепы... Чтобы понять, что он хочет сказать, мне было достаточно просто взглянуть в его глаза.

Он уезжал. С билетом в один конец и без надежды на то, что мы ещё когда-нибудь встретимся. И, наверное, поэтому, мне было так нестерпимо грустно и одиноко уже сейчас, хотя он ещё стоял рядом, легонько сжимая мои холодные пальцы в своей тёплой и мягкой руке... Впрочем, вполне возможно, мое тоскливо - щемящее состояние вызывала эта шумная сутолока вокзала, и бегущие кто - куда люди, которые безнадёжно пытались спастись от дождя, и монотонно - безразличный женский голос, объявивший, что до нужного рейса осталось совсем ничего, и этот дождь, в конце концов... Дождь и осень.

Да. Всё дело было именно в осени, сводившей меня с ума. И как бы я ни сопротивлялась ей и всему окружающему, но… не в моей власти изменять этот мир и его дурацкие правила.

Он уезжал. Через пять мучительно - коротких минут. Уезжал на целую бесконечную вечность. Исчезал из моей жизни… А потом бы – постепенно, шаг за шагом – из мыслей. И памяти.

Разумеется, предполагались длинные письма, тяжёлые вздохи, долгие ностальгические воспоминания, просмотр фото по вечерам и приукрашенные рассказы подругам…

А у него… у него начиналась новая жизнь. Другой этап. И всё, что я могла сделать – отпустить его с грустно - фаталисткой улыбкой на лице, помахав рукой вслед.
Несмотря ни на что.

Ни на что…

Я брела от вокзала до дома, совсем не обращая внимания на дождь и распинывая носком ботинка мокрую листву. Убеждая себя по дороге, что всё случилось так, как должно было случиться. Он должен был ехать. А я должна остаться здесь и продолжать наслаждаться осенью. Я не могу ничего изменить. И гораздо лучше принять этот факт и смириться, чем мучаться всю оставшуюся жизнь. Знаю! Но что с того?..

Прочно поселившаяся во мне апатия, когда я увидела, как исчезает за горизонтом его поезд, никуда не уходила. И находясь в этом осеннем одиночестве, я буквально физически ощущала, как от меня оторвали внушительных размеров кусок, вернее, огромную часть меня. Мою лучшую часть. Забрали силой, увезли на чёртовом поезде, скрывшимся вдалеке слишком быстро…

И единственное, что у меня сохранилось – тихий грустный шепот дождя и его всё понимающий взгляд.

                                                                                                                                                                                         Он уезжал
                                                                                                                                                                                      Автор:_skazka_