Просто муж. Просто дети. Просто семья.

Девушка, ищи не сказочного богатого принца на белой иномарке, а своего
работягу Ваню, который вкалывает на стройке и не помнит себя от усталости,
от него ты родила мальчика и девочку, они похожи на него, пусть он бурчит
иногда, может выпить, но он тебя любит, пусть он не пишет стихи и не может
красиво объясниться в Любви, но он честный человек, на его руках мозоли от работы,
потому что он думает о ВАС, о тебе и ВАШИХ малышах, а принц развлечётся
с тобой, а потом выкинет на помойку, принцы ждут богатых принцесс, а бедные
домохозяйки  им не на долго. ПОсмотри, как твой муж с обожанием смотрит на своего
ребёнка, а другому мужику он не нужен. НЕ родной он ему и его деньги не помогут
твоему ребёнку, потому что чужой дядя не дал ему жизни. Старайся
не критиковать и унижать своего мужа, а похвали его. Скажи, что он помолодел
когда он побреется, что его запах самый приятый, что он чистюля и когда он помоется
его "сороки украдут" так он блестит от чистоты. Лучше промолчи, чем обидеть его,
ты сама не идеальная, не дай уйти ему, потому что с ним ты согреваешься
холодной зимой и ты не одинока!

                                                                                                                                                             ТВОЙ МУЖ - работяга
                                                                                                                                                           Автор: Мария Кисель

В последнее время Марийка чувствовала себя совсем хорошо.

Этот токсикоз совсем перестал мучить её, по утрам она уже не стояла на коленках перед ванной, боясь, что не успеет добежать и её стошнит прямо в комнате.

Конечно, если муж Серёжка был дома, то не разрешал ей бегать в ванную, а приносил тазик и ставил рядом с диваном.

- Будто я не видел никогда, как человека выворачивает наизнанку, - ворчал он. – Подумаешь, цаца! Стесняется собственного мужа! Или ты доченьку свою стесняешься? Так это ей надо стесняться, что мамочку довела до состояния «кожа да кости»! Только чай и разрешает пить, да и то без сахара.

Потом строго предупреждал:

- Ещё раз увижу, как в ванную комнату бежишь, выпорю! Марийка устало кивала головой, соглашаясь: только бы прекратилась эта гадкая тошнота. И вот теперь – свобода! Счастье! Воля!

Не прошло и недели, как дочурка запросилась тоже на волю. Наверное, с мамочкой её волю хотела разделить. Вызывалась скорая.

- Преждевременные роды! – вопил в трубку телефона   новоявленный папаша.

Приезжала скорая, а дочурка уже раздумала рождаться и успокаивалась в мамином животике, где ей было комфортно и безопасно.

Медики уговаривали Марийку лечь в больницу, но она, глотнувшая свободы по принципу «есть, что хочу», никак не соглашалась сесть на диету в больничной столовой.

Тем более, что приехала свекровь, и закармливала вечно голодную сноху такими вкусными блюдами, что Марийке не хотелось выходить из-за стола, вернее, даже не ей, а её бедной дочке, которая тоже наголодалась, пока мама не могла есть.

Эти ложные роды длились целую неделю, пока, наконец, дочка решилась появиться на свет.

В этот раз Марийка без возражений легла на носилки и поехала в роддом.

Сергей, усталый после тяжёлой работы, поехал сопровождать своих дорогих девочек, не слушая ни Марийки, ни матери, которые советовали ему отдохнуть, а уж потом приехать в роддом.

Может, придётся ждать всю ночь, когда дочурке захочется появиться на свет.

Однако в роддоме Марийку сразу же положили на каталку и повезли в родовую палату.

Сергей хотел тоже прорваться туда, но его не пустили, поэтому он маялся у двери, прислушиваясь, не раздастся ли крик его долгожданной дочки.

Наконец, он его услышал, шумно вздохнул и, успокаиваясь, сел на скамейку.

Но вдруг из палаты выскочила медсестра и, теряя тапки, понеслась в кабинет врача.

Тот, появившись из двери, что-то крикнул постовой медсестре и понёсся в родовую.

Раздался шум, и мимо Сергея пронеслись ещё два медика, застёгивая на ходу халаты.

Сергей заволновался и схватил за халат медсестру:

- Что случилось?
- Не мешайте, папаша! – рявкнула она и заскочила в палату. Сергей забегал по коридору.

В родовой палате уже шумели, не соблюдая положенной тишины.

Сергей приоткрыл дверь и воткнул голову в проём. Кто-то из медиков воскликнул:

- Она опять рожает!

- Это что, двойня! – дошло до Сергея.
- Как хорошо! Вот бы сыночек и дочка! Сергей успокоился и сел, счастливый, на скамейку.

- У вас двойня, папаша! – выглянула из двери медсестра. Сергей мечтательно прикрыл глаза:
- Друзья обзавидуются! Сразу сынок и дочка. А потом снова заволновался:

- А с чего я решил, что там сынок и дочка, я же ещё не узнал пол ребятишек? Чуть посидел и, успокоившись, подумал:
- А ладно, не всё ли равно! Правда, с девчонками труднее будет. Попробуй выдать замуж сразу двоих.

Тут снова выглянула медсестра и громко сказала:

- Папаша, у вас – тройня! И все девочки.
- Что? – воскликнул, вскочив, Сергей. – Трое девчонок! И, резко побледнев, потерял сознание.
- Какие папаши нежные пошли! – схватив нашатырь, проворчала медсестра и кинулась приводить в чувство Сергея.

А в палате врачи впали в шок. Роженица снова рожала. Родился мальчишка.

- Наконец –то, парень! – засмеялся врач и скомандовал медсестре.

- Иди обрадуй отца. Только сообщи как - нибудь бережно, а то теперь от радости, что и сын появился, снова грохнется в обморок. Медсестра в коридоре присела на скамейку к Сергею и участливо проговорила:

- Ну, пришёл в себя, милок! Ты бы радовался, сынок, что тебе Бог четверых детей дал…
- Как четверых? – прошептал Сергей. – Было, вроде, трое?..

- Ой, милок, я ж тебе ещё не сказала, что у тебя ещё и сынок родился. Ты только в обморок не падай, а то мы весь нашатырь на тебя изведём.

- Что ж ты скрывала, что сын… У меня три дочки и сын. Только вдумайся: четверо детей! Сразу четверо. Конечно, лучше бы двое на двое. Но что есть, то есть. Вернее, кто есть… Я так понимаю, что Бог за что-то больно сильно меня полюбил. Как же я теперь с ним расплачусь!

- А он платы не требует! – рассердилась сестра. – Помни теперь, что ты теперь многодетный отец. Сразу четверо ребятишек. Это не только счастье великое, но и огромная ответственность. Вырасти их всех хорошими людьми. Вот это и будет твоя плата Богу и своей жене.

                                                                                                                                                                      Многодетный отец
                                                                                                                                                               Автор: Людмила Белькова

(кадр из фильма «Дом, в котором я живу» 1957 )

Со смертью после атаки

Здесь, в тылу, война совсем иная, — подумал он. — На фронте каждому приходится бояться только за себя; если у кого брат в этой же роте, так и то уж много. А здесь у каждого семья, и стреляют, значит, не только в него: стреляют в одного, а отзывается у всех. Это двойная, тройная и даже десятикратная война.

                                                                                    -- Эрих Мария Ремарк Роман «Время жить и время умирать» (Цитата)

***

Вспомним своих военруков. Отрывок из фильма А.Тарковского Зеркало

Когда на смерть идут - поют, а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою - час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг, весь почернел от пыли минной.
Разрыв - и умирает друг. И значит - смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черёд, за мной одним идёт охота.
Ракеты просит небосвод и вмёрзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины.
Разрыв - и лейтенант хрипит, и смерть опять проходит мимо.

Но мы уже не в силах ждать, и нас ведёт через траншеи
Окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи.

Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную,
И выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую.

                                                                                                                  Перед атакой
                                                                                                 Автор: Семён Петрович Гудзенко

( кадр из фильма «Зеркало» 1974 )

Один урок из жизни педагога

Жизнь проходит упругой походкой,
и не скажешь ей: подожди!
Из чего её плащ был соткан?
Звёзды, травы, снега, дожди...

Жизнь проходит грозою и грёзой,
исчезая в туманной мгле,
оставляя вопросы и слёзы,
и цветы на сырой земле.

                                                      Жизнь проходит...
                                  Автор: Наталия Максимовна Кравченко

насекомые какие-то странные #ai #insects #нейросеть #насекомые #macro #макросъёмка

Кабинет биологии в обычной средней общеобразовательной школе был похож на тысячи типовых школьных кабинетов, разбросанных по нашей необъятной стране.

Напротив массивного стола учителя, возвышающегося на небольшом «пьедестале» практически от одной стены кабинета до другой, стояли три ряда парт по семь штук серо - голубого цвета, подобного тому, что использовался в старых заставках киножурнала «Ералаш».

За ними, перед входом, стояли два старых скелета и одна модель человека, показывающая внутреннее строение органов и мышц в разрезе.

Их качество недвусмысленно говорило о том, что эти обитатели «выучили» не одно поколение школьников.

В центре, между ними, стояли два шкафа, битком нагроможденные не менее необходимыми для учителя вещами: черепами, гербариями, моделями насекомых и мелких животных в прозрачном пластике, моделями - аппликациями, морилками для насекомых и, конечно же, микроскопами.

На стенде пылился явно раритетный и давно не использующийся на уроках экземпляр из частной коллекции.

На самой нижней полке аккуратно в ряд были выложены муляжи частей тела внутренних органов человека.

Особенно жутковато на этом фоне смотрелась объёмная модель человеческого глаза. Уж слишком натуралистично она выглядела.

По тёмно - зелёной поверхности классной доски бегло скользила рука Павла Юрьевича – учителя биологии, заслуженного и уважаемого педагога, выучившего не одну сотню выпускников.

Правда, уважали его, в основном, только коллеги - учителя (да и то не все).

Сейчас он писал на доске тему сегодняшнего урока и слышал за спиной едва доносившиеся до его уха привычные смешки.

Ох уж этот его 7 «В».

.. Он не разбирал слов, но знал, почему Яковлева и Шупегина смеются.

Он знал, почему ВСЕ они смеются, но привык, ПОЧТИ не обращал внимания и продолжал вести урок.

– Так, – произнёс он, резко перенося опущенный взгляд с доски к журналу. – Кто расскажет мне, какую роль играют насекомые в природе?

Класс затих и зашелестел тетрадками и учебниками. Кто-то с замиранием сердца следил за движением пальца учителя по списку журнала.

– Просто толпа желающих отвечать, – поднял голову Павел Юрьевич, поправляя рукой немного скатившиеся с переносицы очки.

Оправа со временем ослабела и это движение он проделывал часто и на полном автомате. – Ну, раз никто не рвётся… Послушаем Анодину.

У двоечников ненадолго отлегло. Вера поднялась с места и быстро направилась к доске.

Все знали, что хорошистка Верочка всегда готовила биологию на отлично. Гуманитарный склад ума позволял ей с лёгкостью осваивать этот предмет. Табель омрачали только оценки по математике и геометрии.

– Насекомые составляют около 80 процентов всех животных на Земле, – начала штудированно чеканить девочка, сложив ручки по бокам. – В современной фауне их от двух до десяти миллионов, из них пока известно чуть больше миллиона. Они активно участвуют в круговороте веществ, играют большую роль в природе.

Павел Юрьевич за долгие годы своей школьной практики научился слушать учеников, не слушая их. Задавать вопросы на полном автомате.

При чём он полностью вникал в суть рассказываемого материала, и задавал именно те вопросы, которые нужно было задать тому или иному ученику.

Он сжимал в одной руке пальцы другой и смотрел на них, иногда подолгу не отрываясь.

Слушал учеников одного за другим, успевая между их словами вставить свои мысли.

Опять он начинал думать об этом.

– Спасибо, Верочка, садить, пять. Домашняя работа выполнена тоже на отлично, – произнёс преподаватель, «вернувшись» в класс.

Затем он снял очки и встал.

Если он так делал, дети знали, что сейчас учитель будет рассказывать новую тему.

Он всегда смотрел на ребят близорукими глазами.

Ученики седьмого класса ещё не понимали почему, но многие учителя, кто наблюдал за уроками Павла Юрьевича, всё прекрасно понимали.

Сегодня он затянул с опросом домашнего задания и выслушал только Веру Анодину, которая рассказывала тему целых 15 минут, поэтому времени на других в классе просто не осталось.

Нужно было ещё рассказать новую тему.

На самом деле, он просто хотел немного отвлечься от своих мыслей.

                                                                                                                                                                    Учитель биологии (отрывок)
                                                                                                                                                                       Автор: Володя Моденов

Товарищество Западного Ветра (©)

Хочу уснуть я сном осенних яблок
и ускользнуть от сутолоки кладбищ.
Хочу уснуть я сном того ребёнка,
что всё мечтал забросить сердце в море.

Не говори, что кровь жива и в мёртвых,
что просят пить истлевшие их губы.
Не повторяй,
как больно быть травою,
какой змеиный рот у новолунья.

Пускай усну нежданно,
усну на миг, на время, на столетья,
но чтобы знали все, что я не умер,
что золотые ясли — эти губы,
что я товарищ западного ветра,
что я большая тень моей слезинки.

Вы на заре лицо моё закройте,
чтоб муравьи мне глаз не застилали.
Сырой водой смочите мне подошвы,
чтоб соскользнуло жало скорпиона.

Ибо хочу уснуть я — но сном осенних яблок —
и научиться плачу, который землю смоет.
Ибо хочу остаться я в том ребёнке смутном,
который вырвать сердце хотел в открытом море.

                                                                                              Газелла о тёмной смерти
                                                                        Автор: Федерико Гарсиа Лорка. Перевод; А. Гелескула

«Своё место» ( Фрагмент )

Я отправилась за лекарствами.

Утро предвещало удушливую жару.

Аптекарь узнал меня.

На улице было чуть больше машин, чем в последний мой приезд, год назад.

Всё было совершенно таким же, как во времена моего детства, и оттого я не могла представить себе, что мой отец действительно болен.

Я купила овощей для рагу. Посетители кафе обеспокоенно спрашивали, почему не видно хозяина, отчего он ещё не встал, несмотря на прекрасную погоду.

Они находили простые объяснения его недомоганию, приводя в пример собственное самочувствие:

«Вчера в огороде было не меньше сорока градусов, я свалился бы с ног, если бы копался там столько, сколько он», или:

«В такую жару чувствуешь себя погано, я вчера ничего не ел».

Так же, как и моя мать, они, очевидно, считали, что отец заболел оттого, что вёл себя, не считаясь с возрастом, за что наказан, и впредь так делать не должен.

Отправляясь днём спать, ребёнок, проходя мимо постели больного, спросил:

«Почему мосье лёг бай - бай?»

Мать то и дело поднималась наверх, успевая между тем обслужить и покупателей.

Когда раздавался звонок у дверей, я кричала ей снизу, как когда-то: «Тут пришли!» — чтобы она спустилась в лавку.

Отец пил только воду, но его положение не ухудшилось. Вечером доктор больше о больнице не упоминал.

На другой день, когда мать или я спрашивали отца, как он себя чувствует, он с раздражением вздыхал или жаловался, что не ест уже двое суток.

Доктор ни разу не пошутил, не сказал, как обычно:

«Поперхнулся не с того конца, только и всего».

Мне кажется, что, глядя, как он спускается вниз, я всё время ждала, что он произнесёт эту или какую - нибудь другую шутку.

Вечером мать, опустив глаза, тихо проговорила: «Не знаю, что же теперь будет».

Она пока не упоминала о возможной смерти отца.

Ещё накануне мы стали с ней вместе есть, вместе заниматься ребёнком, не упоминая ни словом о болезни.

Я ответила ей: «Там видно будет».

Когда мне было лет восемнадцать, я иногда слышала от матери:

«Если с тобой приключится несчастье... ты знаешь, что тебе придётся делать».

Не было необходимости уточнять, какое несчастье она имела в виду, мы обе знали, о чём идёт речь, хотя никогда не произносили слова «забеременеть».

В ночь с пятницы на субботу дыхание отца стало тяжёлым и прерывистым.

Потом мы услышали очень сильное длительное урчанье, не похожее на дыхание.

Оно было ужасно — мы не понимали, идёт ли оно из лёгких или из кишечника, казалось, всё внутри сообщается между собой.

Доктор ввёл ему транквилизатор.

Отец успокоился.

После обеда я укладывала в шкаф выглаженное бельё.

Из любопытства я вынула оттуда кусок розового тика (*), развернув его на краю постели.

Отец приподнялся взглянуть, что я делаю, и сказал незнакомым голосом:

«Это чтобы обтянуть твой матрац, наш мать уже переделала».

Он потянул за одеяло, чтобы показать мне свой матрац.

Впервые после приступа болезни он проявил интерес к чему-то вокруг него.

Я вспоминаю этот момент: я думаю, что ещё не всё потеряно, его слова доказывают, что болезнь не так страшна, на самом же деле попытка отца установить связь с внешним миром означает, что он от него отдалялся.

После этого он со мной больше не говорил.

Он находился в полном сознании, поворачивался, когда медсестра приходила делать укол, отвечал «да» или «нет» на вопросы матери: больно ли ему и не хочет ли он есть.

Время от времени он заявлял (точно ключ к выздоровлению заключался именно в этом, а ему кто-то упорно отказывал):

«Если бы я по крайней мере мог есть».

Он уже не считал, сколько дней он не ест.

Мать повторяла: «Немного посидеть на диете не вредно».

Ребёнок играл в саду. Я наблюдала за ним, пытаясь читать «Мандарины» Симоны де Бувуар.

Я не далеко продвинулась — на одной из страниц этой толстой книги моего отца не станет.

Посетители кафе по-прежнему спрашивали, как дела.

Им хотелось знать, что произошло с отцом — инфаркт или солнечный удар; уклончивые ответы моей матери вызывали у них недоверие, им казалось, что от них что-то скрывают.

Для нас название болезни не имело больше значения.

В воскресенье утром меня разбудило певучее бормотанье, прерываемое молчанием.

Отца соборовали. Трудно придумать что-то более непристойное — я уткнулась лицом в подушку.

Мать, вероятно, встала рано, чтобы привести к отцу священника по окончании первой мессы.

Позднее я поднялась к нему, когда мать обслуживала посетителей.

Я застала отца сидящим на краю постели со склонённой головой, с полным отчаяния взглядом, устремлённым на стул возле кровати.

В протянутой руке он держал пустой стакан. Его рука сильно дрожала.

Я не сразу поняла, что он хочет поставить стакан на стул.

На протяжении нескольких нескончаемых секунд я глядела на эту руку. На его отчаянный вид.

Наконец, взяла у него стакан и положила его самого, подняв на кровать ноги.

«Я в состоянии это сделать», или: «Я вполне большая и могу сделать это» — мелькнуло в голове.

Я не отваживалась взглянуть на него внимательнее.

Его лицо лишь отдалённо напоминало то, которое я привыкла видеть.

Над искусственной челюстью — он отказался вынуть её — поднялась вверх губа, обнажив дёсны.

Он превратился в одного из тех стариков из больницы для хроников, у постели которых директриса католической школы заставляла нас распевать рождественские гимны.

Но мне всё же казалось, что даже и в таком состоянии он сможет ещё жить долго.

В половине первого я укладывала ребёнка спать.

Он не хотел ложиться и прыгал изо всех сил на своем пружинном матрасике.

Отец дышал с трудом, широко раскрыв глаза.

В час дня, как всегда по воскресеньям, мать закрыла кафе и лавку. Она поднялась к отцу.

Пока я мыла посуду, приехали тётя и дядя. Посетив отца, они уселись в кухне. Я подала им кофе.

Я слышала, как мать медленно ходит наверху, как спускается по лестнице.

Несмотря на её необычно медленные шаги, я подумала, что она идёт выпить кофе.

На повороте лестницы она тихо произнесла: «Всё кончено».

Кафе и лавки больше не существует. Это частный дом с прозрачными занавесями на бывших витринах.

Заведение закрылось после отъезда моей матери, которая живёт в однокомнатной квартире неподалёку от центра.

Она поставила на могилу красивый памятник из мрамора.

А... Д... 1899 — 1967.

Он строг и не требует особого ухода.

                                                                                                                                  -- из романа Анни Эрно - «Своё место»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) я вынула оттуда кусок розового тика - Тик — плотная ткань плотного переплетения, которая используется для пошива чехлов для матрасов и наматрасников. Название связано с голландским словом tijk, которое означает «чехол».