В стекляшке. На окраине. (©)
Котора дверь? Дверь котора?
Прилагательна та, что поставили день назад.
За ней, сидя в креслах, танцует контора
Модный танец "зампом - помзам".
Зампом танцует, пиная мяч из мятой кожи,
Помзам принимает пас.
У цели мяч, на лист осенний похожий,
Но зам ворота босса спас.
Параллельно пускают порочные бумажки по кругу
Под звуки клавишных кастаньет.
Одна подсказка – звонок другу,
Его здесь нет – один ответ.
Лишь временами заштормят чай и какава
Да закудрявится Доширак.
Потом вновь застучит в стиле Вуди клава
Да погаснет в кабинете добрый знак.
Котора дверь? Дверь котора?
Прилагательна та, что поставили день назад.
За ней, сидя в креслах, танцует контора
Модный танец "зампом - помзам".
Контора
Автор: Виктор Стройкин
Рассвет был уже полон пролезшим под веки суицидным серым.
Он полулежал в плетёном кресле - качалке, ввиду возраста перекосившемся и потому не способном к качанию, а Спилберг - Аллен свернулся пельмениной на узкой тахте, укрытый клетчатым байковым одеялом.
Глаза обоих были закрыты, и если б не тихий, словно предсмертный бред, разговор, они казались бы спящими.
– В общем, – закончил фразу Спилберг - Аллен, – надо бы тебя в «Совстрах» устроить.
Есть там один мой старый знакомый, агентом, кажется, работает.
А у меня когда-то мастерская была рядом с их страхакадемией, ребята приходили выпить, он – чаще других…
Этот агент, сделавшийся, конечно, уже старшим аналитиком, оказался неплохим парнем, закомплексованным, но добрым.
Устроил недавнего знакомого по просьбе Спилберга - Аллена (давно им оставленного в буйной молодости и забытого) в «Росстрах» (тогда «Совстрах») средним аналитиком, хотя всем известное правило состояло в полной невозможности такого устройства.
Ты его порекомендуешь, несмотря на беспартийность и пятый пункт, а он возьми да по израильской визе с целью воссоединения семьи…
Но в группу общего анализа идти никто не хотел, бесперспективно. Вот его, чёрт знает кого с улицы, и взяли…
В ближайшие сто лет имеет смысл предлагать людям только страх. За страх они будут миллионы платить, памятники будут ставить. Текст должен внушать это.
Ну, памятник – не первой необходимости вещь, но и более практичные были доступны производителям страха.
Хотя Игорь Матвеевич С. пришёл в контору на излёте её могущества, в стране всё ещё не существовало чего - либо, что он хотел, но не мог получить.
Он лез вон из кожи, и вылез, и стал одним из монстров «Росстраха», и зарабатывал один столько, сколько приличная группа в полном составе, и вот теперь сидел в стекляшке на окраине, пил неописуемо мерзкий коньяк и старался не думать о том, что придвигалось, стреляя сразу во все стороны адским пламенем.
И ни на мгновение не вспомнил её.
Тоска – стоило утратить на минуту контроль – пролезала во все углы, пряталась под подушкой, стягивала голову, словно бочку обручами.
Тоска делала жизнь невыносимой, но именно невыносимая жизнь оказалась самой эффективной, если можно так оценивать жизнь.
Главное из правил, которым он теперь следовал, не замечая, что следует им, – он твёрдо решил никогда не спорить ни о чём и ни с кем.
Он соглашался с любым утверждением, принимал любое предложение, и те, кто с ним имел дело, прекрасно понимали, что он всё врёт, абсолютно всё, но им было лень не верить ему.
Этого оказалось достаточно, чтобы сделать карьеру.
Прежде всего считался хорошим парнем, а потом, хотя звёзд с неба не хватал – по невысказанному, но общему мнению, точнее не хватал последнюю, самую важную, решающую звезду, – считался и способным.
И вот, когда карьера была уже сделана, скромная, но зато не постыдная, в ней обнаружилось много неприятного и даже отвратительного.
С ужасом он повторял про себя: «А если б настоящую сделал… В петлю, только в петлю!»
Так он относился к неизбежным жизненным компромиссам.
И не то что был таким уж совестливым, а просто понимал, что «скромная, но не постыдная» была бы обязательно постыдной…
В общем, гордо отрекался от успехов, которых не было.
Начальники бывают со стороны начальников и со стороны подчинённых.
Те, что со стороны начальников, постепенно сами становятся всё большими начальниками.
Те, что от подчинённых, при первом же сомнительном случае срываются, слетают в свою компанию – в подчинённые.
Первые не проявляют ни малейшего понимания и, тем более, сочувствия по отношению к мающимся на плацу подчинённым.
Мотаются под ветром фонари над ледяными военнослужащими. Щиплются и горят в сырых валенках ноги и руки. КРУ - У - ГОМ!
Опять первые стали последними и въехали в арьергард…
Итак, никаких критик! Пусть радуются хотя бы тому, что возможно.
Итак, не продолжаю, нет нужды. Вцеплюсь, удержусь из последних сил. В конце концов, столько лет внушая страх другим, ты не мог уберечься.
Встать, умыться, привести в порядок себя – и в контору.
Нет ничего, кроме конторы.
И я буду служить в конторе, конторе и для конторы.
Вот о чём то, что вы уже прочитали.
Ну, и хватит.
из повести - пьесы Александра Кабакова - «Группа крови»
