Мы встретились с тобой на жарком юге Так было предназначено судьбой! Под Мурманском у вас шумели вьюги А в "Porto Mare", здесь как суп, кипел прибой!
Не сразу овладело мною чувство Сначала год я мебель собирал! Но вот несу я Вам своё искусство Я полюбил Вас! Я без Вас теперь пропал!
Но закончится отпуск и наступит разлука И всё ближе и ближе расставания час! Людмила Ивановна! Я Вас люблю! Как друга! Давай станцуем! Давай станцуем! Давай станцуем с тобой хоть раз!
Жгучее южное танго (Отрывок) Автор: Портомарин
О лете мы начинаем плохо думать, когда сверх меры становится жарко, душно и тоскливо.
К Людмиле под вечер пришла соседка Света, женщина боевая и энергичная. И коня на скаку, и в горящую избу… В разведку вряд ли, а вот в бой, - обязательно!
- Что сидим, скучаем? Пошли ко мне, - она махнула в сторону дома кучерявой годовой, демонстрируя химическую завивку, - Подруги пришли. Ты их знаешь. Машка с Милкой, медсёстры из больницы, женщины боевые и, самое главное, без комплексов. Будет дамский, медицинский коллектив. Витя уже и шашлык пожарил. Посидим, вина выпьем, а может, чего и покрепче, - и она заразительно засмеялась.
- Света, какое вино, какая водка?.. Дышать нечем, - начала сопротивляется Людмила, прекрасно зная, что идти придётся. Уговорит обязательно.
- Вот после первой и раздышишься, - Света снова смеётся, - Одевайся и пошли. Стой! А чего одеваться. Все свои. Видишь я в чём. Наряжаться не для кого. Из мужиков, один Витя. Но он сегодня не в счёт. Запирай свою богадельню, и потопали.
У Светы во дворе уже всё было готово.
Люда вошла, поздоровалась.
- Девчонки, поехали, -скомандовала Светлана и, чокнувшись, выпила. Все последовали её примеру. Витя сидел немного в стороне, но тоже участвовал в этом деле.
- Сейчас анекдот расскажу, а то забуду, - у Светланы рот никогда не закрывается. «Лектор читает лекцию о нравственности и говорит, что самые развращённые – это артисты, на втором месте, медицинские работники, то есть, мы с вами, а на третьем - военные. На первом ряду сидит полковник, старый, лысый… И заявляет, что, мол, извините меня, я прожил с женой тридцать лет и ни разу ей не изменил. А с задних рядов орёт пьяненький майор: «Вот из-за таких ..., мы и тянемся на третьем месте», - Светлана заливисто смеётся и наливает снова, - Девочки, надо нам поднапрячься и обогнать артистов. Как идея? А ты не слушай пьяных женщин, - говорит она мужу, - пойди лучше музыку включи.
Витя, по-доброму, улыбается и идёт включать музыку, опрокинув в себя рюмочку водочки.
- Милый, - ехидно улыбается Светлана, - я тебя послала музыку включить, а не водку с нами жрать. Сегодня у нас девичник. Разве ты этого не заметил?
Наконец из окна полились «Добры молодцы» с «Богатырской нашей силой».
- Ты что нам включил, Витенька? Здесь собрались нежные и ранимые создания. Ты такие слова слышал когда-нибудь? И ещё красивые. На меня посмотри и сам всё поймёшь, А Людмила ещё и влюблена.
- Правда? – в один голос спросили Маша и Мила.
- Истинная правда, - подтверждает Света.
- Как интересно… В кого? – осведомились они.
- Это большая тайна, которая не раскрывается даже под пытками, - Эй, мой хороший, ты там не уснул? Давай для Люды Магомаева, «Ноктюрн». Такая песня, подруги, даже я плачу. Витюша, - снова кричит она в окно, - где ты, дорогой?
Летняя история (Отрывок) Автор: Александр Финогеев
Солярис общается с людьми точно так же, как люди с ним — втёмную, на ощупь, не понимая, с кем имеет дело. Видя человека целиком, он не способен отделить рациональное от иррационального, разум от души и — что особенно важно — сон от яви. Все “жестокие чудеса” планеты начинаются ночью. “Океан, — объясняет Сарториус явление “гостей”, — выуживает из нас рецепт производства во время сна. Океан полагает, что самое важное наше состояние — сон, и именно поэтому так поступает”.
По-своему Солярис прав. Во сне, когда наше сознание срастается с подсознанием, мы вновь цельны. Лишь во сне человек адекватен себе. Спящий — тот, кто есть, а не тот, кем он хочет или может казаться. Понять всю мучительность этой ситуации Келвину помогает другая жертва эксперимента — Снаут, которого Солярис “наказал” ещё сильней. Его “гость”, о котором мы, впрочем, ничего не знаем, — материализация фантазии, а не реальности, пусть и прошедшей. “То, что произошло, — говорит Снаут, — может быть страшным, но страшнее всего то, что не происходило. Возьмём фетишиста, который влюбился, скажем, в клочок грязного белья. Такое случается, но ты, вероятно, понимаешь, что бывают и такие ситуации, которые никто не отважится представить себе наяву, о которых можно только подумать, и то в минуту опьянения, падения, безумия — называй, как хочешь. И слово становится плотью. Вот и всё”.
Это значит, что Солярис не отделяет действительность от вымысла, бывшее от небывшего. Океан сам творит свою реальность. Для него нет ничего невозможного — мысль и есть дело, слово и есть плоть. Судя нас по себе, он ничего не знает о той границе между мечтой и реальностью, которую мы считаем непреодолимой. Его неведение — признак ущербности, которая является обратной стороной всемогущества.
Концепция “ущербного Бога” — самый радикальный тезис в теологии “Соляриса”. Эту еретическую идею, настолько озадачившую советских цензоров, что они её выбросили из первого русского перевода романа, Келвин излагает в самом конце книги. Очищенный пережитыми страданиями от учёной спеси, он всё прощает Океану, поняв, что тот не ведал, что творил. Келвин приблизился к пониманию Океана только тогда, когда научился ему сочувствовать: “Это Бог, ограниченный в своем всеведении, всесилии, он ошибается в предсказаниях будущего своих начинаний. […] Этот мой Бог — существо, лишенное множественного числа”.
Одиночество делало Океан всемогущим. Добившись тотальной власти над средой, он стал ею. На Солярисе не было ничего, что не было бы Солярисом. В его мире не оставалось места для понятия Другого. Оно появилось вместе с людьми, которые открыли разумному Океану его ущербность. Солярис был Богом, пока не встретил человека. Проблема контакта для Соляриса ещё более мучительна, чем для людей. Мы подготовлены к встрече своей историей — и биологией. Мы знаем, что мы — разные, Солярис знал, что он один. Единственное число чужого океана — того же порядка, что и нашего. Он не один среди многих, он один, как одна вода, какую бы форму она ни принимала.
Три «Соляриса» (Отрывок) АВТОР: АЛЕКСАНДР ГЕНИС
Десять. Не поздно ещё вернуть Всадника, тронувшего поводья. Ещё не сдавило тоскою грудь. Разлука не вылилась половодьем.
Девять. Чеканят копыта звон, Путь освящён и водой и хлебом. Ветер заждался, вопрос решён, И на попятный идти нелепо.
Восемь. Петля бесконечных путей Стянула туго горло событий. Волнуется море людей и идей В поисках истин в глазах открытых.
Семь как и шесть - середины край. Сердце сгорает в пожаре тревоги. В шаге от рая теряет он рай, Неся на сердце своём ожоги.
Пять. И надежды на счастье нет. Миг попадает в мир невозврата. Мрак, разлетаясь, стирает свет Крылатыми бабочками заката.
Четыре. Наносит черту метеор На чёрном алмазе выпавшей ночи. И плачет упавшей звездой простор Вслед уходящему в междустрочие.
Три. Позабылся прощания миг, Память несёт элемент разрушенья. Всадник былой или нищий старик Вымолит милостыню прощенья.
Два. Путь до Бога, виднеясь едва, Вывел его или в храм или к Риму. Только немы покаянья слова, Вольного братства святых пилигримов.
Один. Там в ночи застоявшийся конь, Фыркнув призывно, рвётся в дорогу. Всадник, поводья берущий в ладонь, Оставил былое своё за порогом.
Ноль. Он пытается снова забрать Вечность у Бога в закладе забытом. Будет молиться и ждать его Мать. Время обратным отсчётом разбито.
Стихотворение «Обратный отсчёт» Автор: Александр Шушунов
Щупальца света Ласкают меня. Сердце согрето Затмением дня.
Тело в жару, А душа в облаках. Мысль к утру Рассыпается в прах.
Разум заснул. Но проснулся я сам. Вера в плену Эмпирических драм.
Может когда-то Я что-то найду Ну а пока что Просто пойду.
Автор: Тосол Марков
Всё началось с того, что я едва не споткнулся о труп мёртвого тюленя. Мы бродили по берегу Финского залива в поисках места, где можно поджарить мясо, и я заметил гниющее тело лишь когда оказался рядом с ним на расстоянии полуметра. Смерть посмотрела на меня сквозь остекленевшие, подёрнутые дымкой глаза погибшего животного и я ощутил её физическое присутствие, до неё можно было дотронуться рукой. Мы поспешно ретировались оттуда.
Позже, сидя в темноте возле угасающего мангала, я почувствовал крадущиеся ко мне знакомые липкие щупальца, и решил прогуляться один по ночному лесу. Местность оказалась холмистая; сперва я плутал по низине, но почва под ногами начала оседать, мои следы быстро наполнялись водой - я ненароком угодил в болото и пришлось подняться на ближайшую гору. Сумерки уже сменило торжество ночи, однако мне удалось разглядеть во мраке белую полосу металлического забора, тянущегося широкой стеной от края до края леса. Подойдя к нему я увидел, что в одном месте он сломан, повален и лежит на земле, открывая путь к следующему холму. Не долго думая я миновал эту брешь и забрался на самую высокую гору
Дышать было уже невыносимо. Щупальца опутали мою грудь кольцом и сдавили лёгкие, я пытался поймать воздух ртом, но лишь шевелил губами, как выброшенная на берег рыба. Зная, что в такие моменты меня может спасти возможность обнять близкого человека, я отчаянно оглянулся, но рядом никого не было. Опушка холма зияла пустотой и мраком, только одинокое дерево стояло на её краю перед обрывом. Задыхаясь, я бросился к нему и обхватил руками, прижался к шершавому стволу всем телом, зажмурив глаза, вцепившись пальцами в трещины покрытой мхом коры. Время остановилось
Я почувствовал, как из земли, от самых корней дерева, навстречу мне поднимается мощный поток энергии. Это был ослепительный солнечный свет, пронзающий меня насквозь, растворяющийся в каждой клетке моего тела. Я словно попал под пушечный обстрел импульсов счастья и спокойствия. Они выжигали напалмом сковавшие меня щупальца, испепеляли их, это было похоже на удар током. Мозг вспыхнул калейдоскопом гормонов и эмоций, тело наполнилось таким количеством энергии, что в моменте я испугался, я был готов расщепиться на атомы и раствориться космической пылью в бесконечности ночного леса. И тогда я открыл глаза
Окружавший меня пейзаж, ещё недавно покрытый мраком, внезапно оказался наполненным густым, белым туманом. Я увидел деревья, холмы и болото, траву, ветки и робкие листья на них - мир будто кто-то осветил ярким лучом прожектора. Тьма рассеялась, моё сознание опустело, исчезли тревоги, осталось лишь ясное понимание того, что сейчас, в эту секунду, я жив, я вижу, слышу и чувствую свою жизнь, она обнимает меня, гладит по голове и шепчет слова, которые я не могу разобрать, но мне уже не важен их смысл
Душа моя на дне колодца, Там сыро, холодно, темно... Она кричит, наружу рвётся, Но вот взлететь ей не дано...
Дожди мне крылья намочили, Сковали мысли холода... Меня с душою разлучили - Не кровь во мне - одна вода...
Душа моя на дне колодца... Автор: Лора Лета
... я далёк от религии, даже в церкви не бываю; церковные тексты и напевы я воспроизвожу из чисто медицинских соображений: они наиболее радикально излечивают от двух недугов, которыми наградила меня природа, — от меланхолии и головных болей. Однако с тех пор как Мария переметнулась к католикам (Мария католичка, но слово «переметнулась» всё равно кажется мне тут вполне уместным), мои недуги усилились, даже «Tantum ergo» (*) и литания Деве Марии — раньше они действовали безотказно — теперь почти не помогают. Есть, правда, такое лекарство, как алкоголь, но оно исцеляет на время, исцелить меня могла бы только Мария, но Мария ушла. Клоун, который начал пить, скатится по наклонной плоскости быстрее, нежели запивший кровельщик упадет с крыши.
Когда я пьян и выступаю, я неточно воспроизвожу движения, которые может оправдать абсолютная точность, и еще я совершаю самую скверную ошибку, какую только может совершить клоун: смеюсь над собственными шутками. Нет горшего унижения! Пока я трезв, страх перед выходом всё время возрастает (большей частью меня приходилось силой выталкивать на сцену); моё состояние, которое некоторые критики характеризовали как «лирически-ироническую веселость», скрывающую «горячее сердце», на самом деле было не чем иным, как холодным отчаянием, с каким я превращался в марионетку; впрочем, плохо бывало, когда я терял нить и становился самим собой. Наверное, нечто подобное испытывают монахи, погрузившись в созерцание. Мария всегда таскала с собой массу всяких мистических книг, и я припоминаю, что в них часто встречались слова «пустота» и «ничто».
из книги Генриха Бёлль - Глазами клоуна.
(*) «Tantum ergo» - гимн, исполняемый перед Святыми Дарами во время адорации (поклонение Святым Дарам вне литургии) Текст песнопения представляет собой две последние строфы гимна Pange lingua, написанного Фомой Аквинским. Гимн начинается со слов - Славься Жертва, Дар Священный, в нём сокрыт Спаситель Сам.
А он любил писать стихи, Читать романы и статьи, Но вы сказали: "Не люби", И он не стал поэтом. Он полюбил играть в бильярд. Играл и в карты, и в рулетку, Но вы сказали: "Прекрати", И он забросил ставку эту. Тогда он стал ходить в кабак, И пропадать там вечерами, Но вы сказали: "Как же так?", И он пришёл с закатными лучами. Вы потушили в нём огонь, Вы растоптали искры пламя, Но не смогли его сломить И жить уже с другими стали. Вновь пристрастился к табаку, К бильярду, картам и рулетке, Читал стихи, писал статью, Но счастье уж покинуто навеки...
А он любил... Автор: Юрий Григорьев
Они довольно долго читали тогда Достоевского. Сестрица Ивэнь решила знакомить их с произведениями в хронологическом порядке. Когда дошли до «Братьев Карамазовых», Ивэнь спросила, помнят ли девочки Раскольникова из «Преступления и наказания» и князя Мышкина из «Идиота». И они, и Смердяков в «Братьях Карамазовых» страдали от эпилепсии, сам Достоевский тоже страдал от неё. Он считал, что наиболее близки к христианскому типу личности те, кто по каким-то причинам не смог влиться в общество, другими словами, настоящий человек – это человек вне социума. Вы же понимаете, что быть вне социума – не то же самое, что быть асоциальным? Когда Итин подросла, она всё равно не понимала, зачем сестрица Ивэнь все это рассказывала маленьким девочкам, почему читала с ними Достоевского, тогда как их сверстники не открывали даже книги Девяти ножей (*) и Нила У (**)? Может, это эффект компенсации? Ивэнь надеялась, что мы срастёмся в том месте, где её сначала согнули, а потом сломали?
В тот день сестрица Ивэнь пообщалась внизу с учителем Ли. Узнав, что они в последнее время читают Достоевского, учитель Ли сказал, что Харуки Мураками (***) с гордостью заявлял: в мире не так уж много людей, кто на память может перечислить имена всех троих братьев Карамазовых, – и добавил, что в следующий раз при встрече проэкзаменует девочек. Дмитрий, Иван, Алексей. Итин подумала про себя: почему Сыци не перечисляет имена вместе с ней? Вернулся братец Ивэй. Сестрица Ивэнь посмотрела на дверь, словно бы могла увидеть лязг входного замка. Она бросила выразительный взгляд на бумажный пакет в руках мужа. Во взгляде был не только дождь прощения, но и свет вопросов. Потом она сказала: «Это мой самый любимый торт. Твоя мама велела мне поменьше есть сладкого». Братец Ивэй, глядя на жену, рассмеялся, при этом в омут его лица словно бросили камешек, и оно подёрнулось рябью. Он сказал: «Ну тогда девчонкам отдашь». Итин и Сыци очень обрадовались, но по наитию притворились равнодушными: нельзя же накидываться на еду, как дикие звери. «А мы только что читали Достоевского. Дмитрий, Иван, Алексей». Братец Ивэй улыбнулся ещё шире: «Девочкам нельзя брать еду у незнакомых дяденек, так что придётся мне самому съесть».
из книги Линь Ихань. «Райский сад первой любви» __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) книги Девяти ножей - Тайваньский писатель и кинорежиссер Гидденс Ко. Он получил степень бакалавра наук в области менеджмента в Национальном университете Чао Тунг и степень магистра социальных наук в университете Тунхай. Он опубликовал более 60 книг, многие из которых были экранизированы. Он пишет под псевдонимом "Девять ножей".
(**) Нил У - Тайваньский режиссер, сценарист и писатель.
(***) Харуки Мураками - японский писатель. Его романы, эссе и рассказы стали бестселлерами как в Японии, так и за рубежом, а его работы переведены на 50 языков и разошлись миллионными тиражами за пределами Японии. Он получил множество наград за свою работу, включая премию Гунзу для новых писателей, Всемирную премию фэнтези, Международную премию Фрэнка О'Коннора за короткие рассказы, премию Франца Кафки и Иерусалимскую премию.
Моя личная башня Оттенка слоновой кости Слеплена из мигреней-стенаний-слёз И прочей душевной слякоти. Море подсылает к ней волны-цунами, Но те не смеют подступиться…
Ибо моя личная башня Оттенка слоновой кости Стоит на фундаменте Трагического молчания. Птицы горьких сомнений над ней Собираются в стаи.
Внутри же – довольно мило: Жемчужно-розовые стены, И русалки поют, играя на лютнях… Но чтобы увидеть – надо войти. А вы уже бежите прочь в ужасе.
И всё же… всё же Это лучше, чем кости мёртвых слонов, Чем кровь убитых врагов И боль забытой любви.
Думая так, Я смеюсь Под своей застарелой маской. А если маску перевернуть – Её брезгливый оскал Превращается в полумесяц улыбки.
И, если присмотреться к башне, Вы увидите над её стенами Белую бабочку надежды, Уцелевшую в цунами отчаяния.
Степями - веки разукрашу, Холмами - бровки подведу, И нет тебя милей и краше. Тебя, Роднулечка, люблю!
Тебя, мой свет, я обожаю. Тебя, мой космос, первоцвет! Ты - выходи со мной на танец, Во сне со мной встречай рассвет.
И постепенно: пядь за пядью Раскроются твои глаза. И заиграют очи светом, Струится речек с них слеза.
Свод небесных дам (Избранное) Автор: Ольга Кобякина
Оказавшись на борту гиперлёта и содрав с себя наконец-то скафандр, я испытал немалое облегчение. На какой-то миг мне показалось, что моя жажда новизны и острых ощущений несколько притупилась, я вдруг вспомнил, что уже очень давно не бывал дома, на Земле, где по-прежнему жило многочисленное семейство Стоунов. Да, пора, пора было заглянуть на Землю, навестить родителей в их доме в огромном яблоневом саду (сорок восемь сортов яблонь, это вам не шутки!), разузнать, как дела у моих приятелей - вондр (*), потолкаться по галереям, выясняя, что сегодня пользуется у них особенным спросом.
К моему удивлению, Умник с энтузиазмом поддержал намерение слетать домой. Подозреваю, мой помощник очень надеялся, что вдали от непредсказуемости большого космоса у него будет возможность вернуться к любимой головоломке. Ничего не забывающий прибор конечно же помнил о лабиринте, загадка которого не поддалась его совершенным мозгам. Я сильно подозревал, что даже во время серьёзнейших передряг Умник умудрялся сосредотачиваться не только на нашем спасении, он продолжал носиться по петлям лабиринта. В какой-то степени это объясняло его рассеянность и сыпавшиеся на нас неожиданности.
Так что вопрос был решён, ощущая радостный подъём от одной мысли про предстоящий визит на Землю, я покинул орбиту В-6457, вышел за пределы системы Зора и уже совсем было хотел выставить координаты будущего нырка, когда гиперлёт зафиксировал входящий сигнал. В самом получении сигнала не было ничего необычного, по вселенной странствует множество кораблей, время от времени перекликающихся друг с другом, отправляющих приветы знакомым со встречных гиперлётов. Однако, поймав именно этот призыв, я удивлённо замер на месте – в моей довольно разнообразной космической эпопее такого мне слышать ещё не приходилось.
Три, известные ещё с невероятной древности, переведённые на галактит буквы казалось заполнили собой кабину корабля. На языке межпланетного общения родившийся на Земле SOS по-прежнему оставался кличем о помощи, так неожиданно ворвавшимся в мои планы. Совсем рядом со мной, в этом удалённом от оживлённых лётных трасс уголке вселенной, кто-то отчаянно кричал о своей беде. Мгновенно переключившийся Умник тут же сообщил мне, что, судя по передатчику, сигнал идёт с малого корабля, подобного моему гиперлёту, только принадлежащему к прошлому поколению летательных аппаратов такого класса.
Неужели, чей-то "старичок" забарахлил во время нырка, вынудив своего хозяина просить о помощи? Очень маловероятно. Ведь практически по всему космосу, включая крупные астероиды, разбросаны аварийные базы космофлота. Невзирая на регулярные протесты руководства этой могущественной корпорации, планетарные правительства смотрят сквозь пальцы на то, что вондры частенько забираются в их законсервированные блоки и чинят свои корабли. И это правильно. В космосе больше всех рискуем именно мы, вондры, если у нас не будет возможности привести в порядок свой гиперлёт, угодивший в какую-нибудь непредсказуемую катастрофу, само понятие свободных нырков потеряет смысл.
Даже в школе вондр нас учили, что любой правильный риск должен быть просчитан, иметь несколько степеней защиты и определённые шансы на благополучное завершение. Должно быть, в нынешних правительствах сидит немало бывших вондр. Однако, непрерывный SOS, по-прежнему прорывавшийся сквозь космическое безмолвие, был свидетельством того, что проблемы моего коллеги не исчерпывались сломанным кораблём. Судя же по ответному молчанию, я оказался единственным, кто принял этот сигнал. Ни корабля экспедиции, изучавшей В-6457, ни крейсера галактической полиции, патрулировавшей этот сектор, ни других вондр поблизости не было.
Поэтому я, не колеблясь, велел гиперлёту отозваться на призыв и быстро ввёл в навигатор координаты бедняги. Место предполагаемого бедствия располагалось совсем недалеко, так что я лишь немного отклонялся от курса по пути на Землю. Несколько минут перелёта я вглядывался в окно, ощущая растущее напряжение. Конечно, мой корабль обладал самой высокой из возможных скоростей линейного передвижения в пространстве, но её могло оказаться недостаточно для спасения попавшего в переплёт вондры. Немного успокаивало лишь то, что сигнал был непрерывным и чётким, а значит часть оборудования старого гиперлёта определённо оставалась целой, это внушало надежду, что и укрывшийся в кабине пилот находится в безопасности.
Стоило в моём мониторе появиться голубоватому шарику планеты, с которой шёл панический зов, как Умник тут же выдал её характеристики.
– Класс П, – сообщил мне помощник. – Подкласс Гидра. Проблема. Сначала нужно сориентироваться, как нам самим совершить посадку.
В общем-то мне вполне была понятна суть проблемы, обозначенной Умником. Мало того, что после Либра я не мог недооценивать непредсказуемость планет класса П, так ещё и превалирующая водная среда Гидр создавала дополнительные сложности. Подо мной лежал настоящий водный мир и в контакт с ним требовалось входить с максимальной осторожностью. Продолжая нацеливаться на сигнал терпящего бедствие гиперлёта, мы стремительно обогнули планету, вблизи оказавшуюся гигантом.
Ослепительно переливающееся в лучах здешнего солнца море, удивительного, местами почти чернично-лилового цвета, растекалось внизу насколько хватало обзора. Более светлые мазки течений сменялись на его поверхности неровными кляксами – скоплениями водорослей? Крошечными островками? Разумеется, нигде не имелось никаких признаков разумной жизни, лишь водные монстры иногда мелькали в глубине, а то и выныривали из водных недр по своим малопонятным делам. Одна из таких тварей стремительно набросилась на тень от моего гиперлёта, очевидно расценив её как противника. Размер и манёвренность существа заставили меня порадоваться, что сам корабль для него недосягаем.
Ситуация прояснялась – видимо мой неосторожный коллега пострадал от нападения какого-нибудь обитателя этого безбрежного океана. После такого открытия я совсем было всполошился всерьёз, когда источник сигнала наконец показался на горизонте. Это действительно был почтенный ветеран космических плаваний, даже мой первый гиперлёт, с которым я начинал свои нырки, на его фоне казался воплощением сверхтехнологий. Подтвердилось и ещё одно моё предположение – корабль посадили на то, что сверху воспринималось мною как крошечный островок, но по словам Умника было колонией местных ракообразных.
Прибор сообщил мне, что эти удивительные обитатели водного мира строили себе нечто вроде гигантских муравейников из полых водорослей. Их колонии, уходящие на километры в глубину, болтались у поверхности, позволяя своим хозяевам охотиться и без проблем выбираться на воздух. Построенные ими конструкции были очень прочными и надёжными, вполне способными выдержать вес небольшого гиперлёта, и неудачливый вондра это знал, раз решил приземлиться именно на неё.
Но то, что я рассмотрел, подлетев чуть ближе, вполне заслуживало призыва о помощи. Островок с гиперлётом оказался основательно притоплен водой, так что она почти до половины скрывала корабль. О самостоятельном взлёте этого судна уже не могло быть и речи, и пока я переваривал эту информацию, Умник поспешил ещё больше меня обрадовать.
– Он продолжает погружаться. Какой-то неучтённый фактор, от простой посадки гиперлёта его класса на колонию краков такого произойти никак не могло.
Да я и сам видел неладное, миниатюрный на фоне гигантского водного "муравейника" корабль всё сильней уходил под воду. Требовалось срочно придумать, как вызволить из ловушки его пассажира. Словно подслушав мои мысли, дождавшись, пока мой гиперлёт зависнет прямо над его "старичком", незнакомый вондра распахнул носовой иллюминатор, и вот уже тощая, облачённая в защитный костюм фигурка вынырнула на обшивку корабля. Я видел такое лишь в фантастических плазмафильмах – человек стоял на крошечном островке посреди океана и изо всех сил махал мне руками.
Водный мир (Избранное) Автор: Ирина Лопатина ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) как дела у моих приятелей- вондр. - Вондр. Великолепные места, заменяющее виртуальную реальность, находящееся, как будто, в ином мире. Обычно его создают не только для того, чтобы начать форсить в нем няшу. Вондер - универсальное место для отдыха, где хост (устройство, предоставляющее сервисы формата «клиент-сервер» в режиме сервера по каким-либо интерфейсам и уникально определённое на этих интерфейсах может погулять с тульпой (паранормальное существо или объект, созданный с помощью силы мысли) . У каждого вондер свой. Уникальный, необычный. Нет никаких ограничений по поводу того, как он устроен, что внутри и, главное, зачем оно так - это твоя, личная реальность, и ты в ней царь и бог. В данном случае, видимо идёт речь об открывателях уникальных миров в большом космосе.
Нет мыслей чувство эйфории, Бессмысленность и подозренье, Что в жизни? Происходят измененья? С утра пришло мгновенное прозренье, Бессмысленно любое, К ней поползновенье. Сижу и мыслей нет, И образ в голове, как повторенье, Как первый раз, любви рожденье..
Нет мыслей (Избранное) Автор: nnbloha
Парень разливает коньяк, придвигает ко мне шоколадку. Поднимает свой стакан, смотрит на меня, улыбаясь:
- Ну что, за встречу?
Подавляю вздох разочарования. Ну, можно ли быть таким банальным? Сейчас ещё начни мне комплименты говорить...
- У вас красивые глаза.
Всё. Разозлил.
Томно улыбаюсь ему в лицо:
- У вас тоже.
Минута молчания. Откровенно наслаждаюсь его оторопелым видом.
- Ладно, - сжалившись, беру стакан, - давайте за встречу.
Выпиваем по глотку.
На лице парнишки такое искреннее замешательство, что я невольно начинаю чувствовать к нему что-то похожее на нежность. Бедный... Ты, похоже, уже не рад, что со мной связался. Впрочем, что это я его жалею? Сочувствовать надо не ему, а той девчонке с зонтиком...
Отпиваю ещё глоток:
- Хороший коньяк. Спасибо. Если бы не он – вернее, не вы – я бы, скорее всего, простудилась. - Гм, - он слегка расслабляется. - Ну, вы понимаете, я гуляла под дождём. Вы понимаете?
Бедный парень! Ты уже, кажется, решил, что попал в одно купе с сумасшедшей? Не бойся, я не буйная… Надо бы остановиться. Но коньяк на голодный желудок...
- Вот, гуляла под дождём, - продолжаю развивать тему. – Вы любите дождь?
И, без перехода:
- Хотите, я угадаю, кто вы по профессии?
Вероятно, на него тоже подействовал коньяк. Помотал головой, будто стряхивая наваждение; смотрит на меня, улыбаясь:
- А я думал, вы скажете: “Хотите, я угадаю, как тебя зовут?”
Хохочем оба. Нет, он мне определённо нравится.
- Лучше ВЫ угадайте, как меня зовут, - смотрю на него сквозь коньяк, ничего не вижу, в итоге мне это надоедает, ставлю стакан на стол. – Ну как? Угадаете? - Катя? – предполагает он.
Гм. А что? Хорошее имя.
- Катя, - соглашаюсь я. – Мне нравится. Пусть будет Катя.
Смотрит с интересом. Явно хочет спросить, как меня зовут на самом деле, но сдерживается.
Молодец. Сдерживайся дальше.
Никаких “на самом деле”. У нас отпуск из реальной жизни. Нас нет. Есть только наши роли, персонажи. Только те мы, которых играют.
Меня зовут Катя. Я еще не знаю, какая она – эта Катя. По ходу разберёмся.
А как зовут тебя? И - кто ты? Какой ты? - Ты – дизайнер, - говорю я, задумчиво глядя на него. – Возможно, веб-дизайнер. И тебя зовут Саша. Ты не возражаешь?
Он долго смотрит на меня, и мне нравится этот взгляд. Потом качает головой:
- Не возражаю.
Милый, похоже, тебе нравятся игры. Не меньше, чем мне. Иначе, почему бы ты ТАК смотрел? Локти на столике – и у тебя, и у меня. Мы сидим, подавшись друг к другу, глаза в глаза.
Ты хочешь, чтоб я придумала историю про Сашу-дизайнера? Нет. Сейчас твой ход. И я откидываюсь на спинку сиденья.
Я вижу, что ты растерян. Ты потерял ориентацию. Ты не знаешь, что делать дальше. И я чувствую, как на меня наваливается вялое равнодушие. Мне скучно... Мне снова скучно. Когда это кончится?
Тоска, тоска... Как от неё убежать?
Тоска. Я выйду на ближайшей станции, оставив чемодан в поезде. Я буду брести под дождём, кутаясь в плащ. Я не спрошу, что это за город и как он называется. Я просто буду идти. И, может быть, куда-то приду.
Ты смотришь на меня встревоженно.
Я могу сейчас сказать, что хочу спать. Попрошу отвернуться (не выйти из купе, а именно отвернуться). Сниму джинсы. А потом передумаю спать, вытяну ноги, положу ступни на твоё сиденье и закрою глаза. Рано или поздно ты повернёшься. И начнётся...
Полчаса забытья, полной отключки, когда ничего нет, кроме острых физических ощущений. Затем сразу – глубокий сон.
А когда проснусь – та же тоска.
Только ещё сильнее.
Сутки в поезде наедине с незнакомцем (Избранное) Автор: Диана Вишневская
