Буратино, дерзкий малый, С Карабасом Барабасом, Спор затеял небывалый, Чуть в печи не сгинул часом.
Но когда очаг холодный, Между делом вспомнил парень, Стал тут барин благородным, Приказал беречь он пламень.
Хоть огонь не грел жилище, Карабасу был он нужен. Он давно костер сей ищет, С Буратино будет дружен.
Денег дал ему без злости, Пять монет, для папы Карло. Карабас придёт к ним в гости, Ждать недолго уж осталось.
БУРАТИНО. Сказка в стихах. Избранное. Автор: Спорт Мен
Жил-был мужик. У этого мужика был кот, только такой баловник, что беда! Надоел он до смерти. Вот мужик думал, думал, взял кота, посадил в мешок и понёс в лес. Принес и бросил его в лесу — пускай пропадает.
Кот ходил, ходил и набрёл на избушку. Залез на чердак и полеживает себе. А захочет есть — пойдёт в лес, птичек, мышей наловит, наестся досыта — опять на чердак, и горя ему мало!
Вот пошёл кот гулять, а навстречу ему лиса. Увидала кота и дивится: «Сколько лет живу в лесу, такого зверя не видывала!»
Поклонилась лиса коту и спрашивает:
— Скажись, добрый молодец, кто ты таков? Как ты сюда зашёл и как тебя по имени величать?
А кот вскинул шерсть и отвечает:
— Зовут меня Котофей Иванович, я из сибирских лесов прислан к вам воеводой.
— Ах, Котофей Иванович! — говорит лиса. — Не знала я про тебя, не ведала. Ну, пойдём же ко мне в гости.
Кот пошёл к лисице. Она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичинкой, а сама все спрашивает:
— Котофей Иванович, женат ты или холост?
— Холост.
— И я, лисица, — девица. Возьми меня замуж!
Кот согласился, и начался у них пир да веселье.
На другой день отправилась лиса добывать припасов, а кот остался дома.
Где-то там, где-то прямо внутри, Между стуками наших сердец, Танцевали Великие Лебеди… Сам Себе Мать и Отец. Сам Себе Мать и Отец.
Значит, пора под венец.
Где-то там, где-то прямо внутри, На бескрайних озёрах чудес, Обвенчались Великие Лебеди… Сам Себе Мать и Отец. Сам Себе Мать и Отец.
Всё растворилось внутри…
Где-то там, где-то прямо внутри, С частотой в 1000000 кГц, Умирают Великие Лебеди… Сам Себе Мать и Отец. Сам Себе Мать и Отец.
Мандала Великих Лебедей. Избранное. Автор: Спящие Машины
Два удара колокола
Моросил холодный дождь. Было темно. В половине шестого из казармы, стоявшей в самом конце улицы, донеслись звуки трубы, послышался топот лошадей, тянувшихся на водопой, а в одном из окон соседнего дома вспыхнуло светлое треугольное пятно: кто-нибудь тут вставал спозаранку, а может быть, свет зажёг больной после бессонной ночи. Ну, а вся улица — тихая, широкая, недавно застроенная чуть ли не одинаковыми домами — ещё спала. Квартал был новый, заселённый самыми обычными мирными обывателями — чиновниками, коммивояжерами, мелкими рантье, скромными вдовами.
Мегрэ поднял воротник пальто и прижался к стене у самых ворот школы; покуривая трубку и положив на ладонь часы, он ждал. Ровно без четверти шесть с приходской церкви, высившейся позади, раздался перезвон колоколов. Из слов мальчишки Мегрэ знал, что это «первый удар» колокола, призывающий к шестичасовой мессе.
Колокольный звон всё ещё плыл в сыром воздухе, когда Мегрэ почувствовал, вернее, догадался, что в доме напротив надсадно задребезжал будильник. Через секунду он смолк. Должно быть, мальчик, лежа в тёплой постели, протянул руку и на ощупь нажал кнопку будильника. Не прошло и минуты, как осветилось окно на третьем этаже. Все происходило именно так, как рассказывал мальчик: весь дом спал, а он осторожно, стараясь не шуметь, вставал первым. Сейчас, вероятно, он уже оделся, натянул носки и, ополоснув водой лицо и руки, наскоро причесался, а потом…
Потом…
— Я тащу башмаки в руке по лестнице, — заявил он Мегрэ, — и только внизу надеваю, чтобы не разбудить родителей.
Так всё и шло изо дня в день, зимой и летом, вот уже почти два года, с той поры, как Жюстен стал петь во время шестичасовой мессы в больнице.
Он утверждал:
— Больничные часы вечно отстают от приходских на три-четыре минуты.
Теперь комиссар убедился в этом. Вчера инспекторы опергруппы Сыскной полиции, к которой он был прикомандирован несколько месяцев назад, лишь пожимали плечами, выслушивая рассказ Жюстена обо всех этих мелочах, в частности — о «первом», а потом о «втором» ударе колокола.
Мегрэ долгое время сам был певчим. Потому-то он тогда и не улыбнулся.
Итак, на колокольне приходской церкви пробило без четверти шесть… Тут же задребезжал будильник, а немного погодя из больничной церкви донесся мелодичный серебристый звон, похожий на звон монастырских колоколов. Комиссар всё ещё держал на ладони часы. Мальчик потратил на одевание немногим больше четырёх минут. Свет в окне погас. Должно быть, Жюстен ощупью спустился по лестнице, чтобы не разбудить родителей, затем присел на последней ступеньке, надел башмаки и снял пальто с бамбуковой вешалки, что стояла в коридоре справа.
Потом отворил дверь и, бесшумно закрыв её, вышел на улицу. Вот он тревожно озирается по сторонам… Увидев четкий силуэт, узнает комиссара, который подходит к нему, и говорят:
— А я боялся, что вы не придёте.
И устремляется вперёд. Светловолосому, худому мальчишке лет двенадцать, но уже чувствуется, что он упрям и своеволен.
— Вам хочется, чтоб я проделал то же самое, что делаю каждое утро, верно? Я хожу всегда быстро и считаю минуты, чтоб не опоздать. Кроме того, сейчас, зимой, совсем темно и мне страшно. Через месяц станет посветлее…
Он свернул направо, вышел на тихую и ещё сонную улицу, которая была куда короче, чем первая, и упиралась в круглую площадь, обсаженную старыми вязами. По диагонали её пересекали рельсы трамвая.
Мегрэ невольно подмечал все детали, напоминающие ему детство. Во -первых, мальчик шёл по самому краю тротуара — боялся, как бы кто-нибудь не выскочил из тёмного угла. Во-вторых, проходя по площади, он обходил стороной деревья: ведь за их стволами мог прятаться человек…
из книги Жоржа Сименон - Показания мальчика из церковного хора
1. Надежда рождена для осуществлении миссии. Эти слова сказаны в сакральный момент смерти. Надежда избранная.
Поэтому, отец не может записать её в батальон "Мальдивы".
2. А значит, мы переходим в матрицу "Лёнька".
Нет, погоди немножко.— Майор на секунду встал, Как в детстве, двумя руками Лёньку к себе прижал: Идёшь на такое дело, Что трудно прийти назад. Как командир, тебя я Туда посылать не рад. Но как отец… Ответь мне: Отец я тебе иль нет? — Отец,— сказал ему Лёнька И обнял его в ответ.
3. Матрица Лёнька началась хорошо. Кончилась плохо.
Извините, Константин Михайлович, но это моё личное оценочное мнение. Вторая половина тревожного экзистенциального вопроса, посредством лубка, была заметена под половой коврик. А ответ такой: Если Ленька погиб - отец должен застрелится. Потерял ногу - отец должен наступить на противопехотную мину В бессознательном состоянии, вводя силой его беспомощной рукой, заставили что - то подписать. Отец, войди в бессознательное состояние и тоже подпиши.
Рассуждения, что я (опытный отец - командир) не имею на это право, ради остальных бойцов, есть трусливое оправдание. Командира у нас всегда найдут, вот чего другого не найдут, а командира всегда найдут. Напрягутся, но найдут. Если ты попал в ситуацию, что тебе ничего другого не остаётся, как посылать своих бойцов на такое дело, что трудно прийти назад. Значит, твоя хитрость - прихитрость и опытность - приопытность переоценены. И ты вполне заменяем. Отвели, вверенное тебе подразделение, на отдых и пополнение. Хороший момент исполнить свой последний Рапорт. Вдали от подчинённых конечно. Посредством прогулки в 43 квартале или в каком другом удобном для этого месте.
