Чародейка Сванхильд с королевной Астрид...

В молоке туманов утонули фьорды и луна качает в колыбели звезд серебром одетый вечно юный ветер, заточив в оправу зеркала озер. Там, где ели выше всех волшебных башен колдунов могучих и прекрасных дев, там в лесу туманном, колдовском-дремучем, стоит Летней ведьмы изразцовый терем. Сванхильд тихо шепчет заклинанья травам, льнет к подолу платья белоснежный кот… Лисы к ней приходят залечить все раны, избежав ловушек северных господ.

Жемчуг слез роняют ей в ладони совы, ворон чертит клювом руны тайных слов, у нее в объятьях притаился сокол – принц, что заколдован, ею был спасен. Сванхильд чует лихо – в королевском замке родилась в ночь Йоля у царицы дочь; ведьма знает – в замке этой ночью тихо, и король не в силах сам себе помочь. То дитя – волшебно, как сиянье ночи, в его венах – пламя голубого льда, всех сапфиров ярче у принцессы очи, и белее снега перья в волосах.

Слуги шепчут тихо в коридорах замка, что в принцессе кровь Северных лисиц, этих непокорных зимних фей проклятых, что танцуют с вьюгой в пламени зарниц! Королеве Анне дочь ведь подарила воля Белой Альвы, а не Божий свет… А дитя растет и сплетает чары, словно льда узоры в неземной обет.

Сванхильд помнит много – короля прабабка, та Волчица-Ульфа, что деревни жгла, колдовскую силу приняла у Альвы, обещав в час верный подарить дитя… Вот и отдан долг Северным лисицам, скоро зов метелей призовет дитя. Королева, раня в кровь все пальцы спицей, дочь, как звезды в небе – Астрид нарекла…

Астрид вырастает в лебедь с тонким станом, серебром мерцает длинная коса. В лес к избушке Сванхильд в тайне убегает, чтоб учиться видеть сердцем чудеса. И, хоть шепчут люди, что принцесса – ведьма, у которой в сердце только чары льда, Сванхильд точно знает, что в душе той – Лето, вся янтарность света и любви огня!
Сванхильд учит дочку короля смеяться, собирать чернику среди мхов и трав. У принцессы тонки и проворны пальцы, словно в них струится некий дивный дар. Астрид в день весенний собрала подснежник и цветущий синью неземной шафран, принесла корзину своей Летней ведьме, чтобы в сумрак зимний свет весны спасал.

А колдунья Сванхильд, вся в пурпурно-алом, вишни и черешни на ухо надев, косы украшает розами и маком, словно Лето вечно взяло душу в плен. И идет колдунья в город мимо замка, открывая лавку всех своих чудес – там в котле кипят вишни с шоколадом, а на полках – сласти, что не видел мир! Мармелад из солнца, абрикосы в сотах, мед из земляники, сахарный миндаль… Ароматом манят пироги с черникой и дымится в чашке горький шоколад… Это – царство Лета, ароматов ягод, чар волшебных сада, что рос в танцах фей. И принцесса тоже стала частью сада, чтоб на сердце стало с каждым днем теплей.

Обучает Сванхильд ту, в чьих венах – холод, всей душою страстной свет и жизнь любить, и котел кипящий с ней мешает Астрид и поет так сладко, словно Лету – быть! Так проходит май, чередой – все лето, на пороге – мокрый старый лис – ноябрь… И в душе тихонько вновь скребется где-то, весь в хрусталь закован, ее зимний дар. Сванхильд все хлопочет и колдует верно в шоколадной лавке – даре летних фей, но зима все ближе, а тепло так зыбко под дыханьем северных неблагих теней.

Плачет ночью Астрид, все не веря в сон свой – феи сребровласые ей в окно стучат и зовут по снегу звездной зимней ночью править челн хрустальный прямо в звездопад… Ковш Большой Медведицы сыплет пыль волшебную, стелет путь обманчивый молоком небес, Астрид закрывает взор от зимних песен, все твердит, чтоб утром этот сон исчез. Дети все – как дети, игры и забавы, ну а к ней стучится в сны сама зима… И ночами долгими хочется проснуться и прогнать седых фей в сумрак навсегда…

Белой Альвы сани вот уж мчат по небу, застилая звезды вьюжным серебром, и горят в туманах хрусталями реки, и мерцает льдистый ярко-синий взор. Сванхильд просит Астрид до весны из лавки – ни ногой, иначе быть большой беде. Пусть принцесса верно шоколад свой варит на янтарно-спелом колдовском огне. За окном – снежинки, дети тащат санки, на коньках узоры чертят все на льду… И принцесса хочет стать, как снежный ангел, из кристаллов снега выплетать судьбу!

Ночью слышит шепот за окном принцесса: «Ты – дочь звезд холодных и лазурных зорь! Так танцуй же с ветром в песне звездопада, в самом сердце вьюги и беспечных бурь! Стань, как мы – столь дикой и свободной птицей, надевай же перья ярче серебра, и ступай на луч, что ведет на Север – там горит алмазом лишь твоя Звезда!»

Астрид вся трепещет, в ее сердце – радость, ослепляет воля и призыв луны… По хрустальным, снежным, ярким звездным знакам она путь находит к неземной судьбе. Сани Белой Альвы ждут со сворой гончих, чьи глаза – рубины, шерсть – как белый снег. И принцессу феи в зимний час уносят в неприступный замок – снега цитадель. Больше нету страха в сердце у принцессы, только – пляска дикая вьюг семи ветров… Разрывает смело всех миров завесы и летит за Альвой в звездный зимний сон.

В шоколадной лавке остывает пламя, шоколад покрылся весь хрустальным льдом… Чары Лета лавку чародейки Сванхильд покидают тихо, словно Лето – вор… Сад, что спрятан ловко за стеной с котлами, дарит цвет, как прежде, и зимы там нет… Расцветают пышно розы ярко-алым и черешни спеют там, где льется свет.

Призывает Сванхильд в песнях древних Лето, звездный луч ей чертит к феям летним путь. По созвездьям вечным неземного света вся дорога блещет, словно пляшет ртуть… И колдунья ночью, обратившись птицей, крыльев шелк расправив, в Летний Дом спешит. Блещут под крылами севера зарницы, словно это снежный неприступный щит!

И совою белой чародейка Сванхильд вся без сил упала в росы сладких трав – залечили феи ее боль и раны средь чертогов летних, куда путь лежал. Королева Лета – в опереньи белом, словно лебедь пляшет среди синих роз, ночь волос венчает серебром корона и в руке – кристаллы всех весенних гроз. Взгляд зеленый леса устремила к Сванхильд, в нем печаль струится и нездешний свет: «Дочь прекрасной Анны не сдержали чары, что растил наш сад, словно ясный свет…»

Королева Лета в дар колдунье Сванхильд протянула плод с древа всех богов – с медом Авалона золотое яблоко, что струится в мякоти лучезарным сном. Мчится вновь на север, сквозь ветра метелей, ведьма летних чар, чтоб спасти дитя. Астрид, словно льдинка, в снежном древнем замке, чертит знаки вьюги, чтоб открыть врата. На челе принцессы – руна-полумесяц, вся горит нездешним лунным серебром. И душа принцессы радостно трепещет, чтоб уйти за Альвой к звездам босиком…

Но сквозь все ветра и шальные вьюги белою совою Сванхильд к ней летит, кружит словно в танце, все зовет с собою, падает без чувств на холодный снег. Астрид встрепенулась, льдинка в ее сердце содрогнулась в песне света и любви, и бежит по снегу к чародейке Летней, чтоб спасти наставницу от лихой беды. «Мне не надо больше помогать, принцесса… Лишь одно желанье у меня сейчас – не смотря на волю Белой Альвы властной, съешь тот плод чудесный! Помни меня в снах…»

Слезы, словно жемчуг – по щекам холодным, прожигают душу колдовским теплом. Чары фей седых – хлад и равнодушие - растопили слезы, в сердце вызвав боль. Плод в руках принцессы ароматом дивным, золотом нездешним Летних нежных фей так манит отведать солнца мед искристый, вспомнить бег веселых и счастливых дней. Астрид исполняет волю мудрой Сванхильд, зажигая Лето в сердце навсегда. Цитадель из снега пред глазами тает, звездопад уносит в дом ее отца. Белой Альвы чары более не властны над ребенком с кровью серебристых вьюг – в Астрид вновь струится мед шального лета, боль потери друга, горечь всех разлук…

Замок полон света, песни вновь и танцы, только Астрид грустно все чего-то ждет. И к окну открытому манит свет обманчивый, наполняя сердце вздохом лунных вод. Встрепенулась Астрид – на руку садится, заслоняя ночь снежности крылом, Сванхильд, что сумела птицей обратиться – серебристо-белой сказочной совой!
«Спасена была я в северной пустыне королевой дивной Летних юных фей. И совою белой всем ветрам на диво полетела к свету столь родных огней. Ждет тебя, принцесса, сад волшебный с розой, лавка шоколада и черничный мед. Подари же людям чудо Лета в сердце и зажги их души сказочным огнем!»

Так с тех пор и бродят по земле подлунной две звезды прекрасные, сны даря сердцам. Чародейка Сванхильд с королевной Астрид, продавая людям дивный шоколад. И пылают души тех, кто смог отведать Летних фей волшебный и сладчайший дар, - светом зорь чудесным и мечтами звездными, и горят любовью пламенно сердца…

(c) Наталія Гермаковська

Сказки созвездий

Осень ноября полна соблазнов,
Приносящих сладостный покой.
Словно россыпь маленьких топазов -
Пояс Ориона золотой.
Что хранят соседние созвездья?
Слышишь в небесах ночную трель?
Чья она? Должно быть, это грезит,
Став звездой, погибший менестрель...
Альнилам, Альнитак и Минтака -
Три в одном созвездьи короля,
Власть свою используют однако,
Музыку хрустальную творя.
Бабочка симфоний небосвода -
Вот венец, итог, творенье их.
Гордо дарят отраженье водам
Бетельгейзе, Ригель и Саиф.
Беллатрикс в ладонях грубых бьётся -
Бабочку король поймал за хвост.
Но она видна со дна колодца,
Как одна из самых ярких звёзд.
Имена менестрелей прошлого
Вышивали боги на заре,
Для того, чтоб люди песни пели,
Чтобы жили чувства на земле.
Синий бархат вышит именами,
И ночами нежный, тихий звон
Вьётся над закрытыми глазами -
Это шепчет песни Орион...

(с) Tegral_Dirrah

Arvo Pärt: Spiegel im Spiegel (Cello & Piano)

Его имя – Припрыгги...

Черный космос весь в пятнах от звезд и пролитого кофе с парным молоком,
А напротив него пляшет вождь, барабанит руками по молниям и столу,
У него по ладоням протянуты шпалы Пути и полсотни дорог, испещренных сном,
Что ведут поезда Андромеды в туманах, космической пыли к родному его селу,

Что протянуты через планеты копьем, стариковской рукой направленным точно в цель.
Вождь не знает ни горя, ни бед, неудач на охоте супротив коварных и злых лисиц,
Вождь не знает ни шторма, ни бури, корабль его никогда не держала мель,
Его сила и храбрость воспеты мелодией томных, ночных, сероглазых, смущенных птиц.

У него на ресницах слезами от смеха застыли жемчужные волны земных морей,
И дугою морщин протянулся по лбу дым сакральных, священных, горячих молитв-костров,
Бьется пульсом в артериях кровь его молодых, не видавших страданий и бед детей,
В полусомкнутых веках запрятался космос, почувствовавший любовь.

Расплескалось по сердцу вселенское счастье, по венам, по душам, созвездиям и Пути,
Разнеслось перестуком тамтамов по звеньям, по рельсам, по усикам поездов,
Разлетелось на атомы, чашечки судеб, на ноты для песен и вещие странные сны,
Разлилось перезвонами гонга и рынды, медовыми косами гаваней и берегов.

Его имя – Припрыгги, он в пляске несется по молниям и прозрачным алмазам далеких звезд,
Его имя – Припрыгги, он держит в ладонях все ниточки памяти, космоса и земли.
Его имя – Припрыгги, он пляшет для тех, кто всю жизнь принимает страдания, горе всерьез.
Его имя – Припрыгги.
И если ты хочешь,
Он научит тебя безграничной святой любви.

Елена Шилина

Burito - По волнам

Морваэн - Unseelie blues

Время на повороте, небо травит голубизну,
Словно кочки в болоте, зеленеет облачный свод,
Кажется, будто что-то постепенно идет ко дну,
Кажется, будто что-то непременно произойдет,
Стоит промедлить ночью и не успеть уснуть -
Что-то наружу хочет, ворочается во сне,
Странные крики птичьи, серый рассвет, как ртуть,
Это в ином обличье снова пришел ко мне

Unseelie blues,
Медленный, как кинжал, проницающий воду,
Самому сердцу понятный без перевода,
Под серебро фаготов и медный рокот струны,
Слава всему живому, еще шесть месяцев до весны -
Это ненужная песня нашей свободы,
Unseelie blues.

Если не остеречься, под ногой шелохнется гать,
Внешнее сумеречье определяет час -
Правая половина еще продолжает спать,
Левая половина уже открывает глаз,
Ночью вдоль небоската - смотри, если ты готов -
Крылья летучих скатов, хвосты подземных китов,
Без суеты и гнева, но с силой тысячи рук,
Мерно качает небо тяжелый каменный звук -

Unseelie blues.
Через заброшенный парк, не зная дороги,
Тихо крадется кто-то оленерогий,
Он пока что бесплотен, сквозь него проступает фон,
Но ожидает срока его охотничий саксофон,
Он напевает слышный пока немногим
Unseelie blues.

Это не то, о чем думают варвары - это совсем не то.
Мы продолжаем играть по закону - нам ли не знать о нем,
Просто минутой раньше накрывается темнотой
Город, и дня становится меньше с каждым прошедшим днем;
Скоро зажгутся огни в амбарах, хлынет в стаканы хмель,
Скоро на пустошах станет пусто, как и должно зимой,
Нам остается дремать недолго - восемь кривых недель,
Мы на пороге, мы на пути, мы скоро придем домой –

И, покуда лето еще удалилось недалеко,
И покуда баржи часов пропускает небесный шлюз,
Я остаюсь недвижным, соблюдая древний закон,
Но еле слышно, тихонько
напеваю
этот недобрый блюз -
Unseelie blues!

Господин горных дорог (кавер гр. Мельница на два голоса)