Жил на земле шаман...

А ещё говорят, что вот жил на земле шаман. Навещали шамана кукушки и звёзды тоже. Серебристое небо вовсю исходило дрожью, а потом над макушками сосен висел туман. Необычный туман, переменчивый и густой. Может, даже вообще не туман — я его не трогал. В нём звенела, петляла несбывшаяся дорога, даже смерть в нём казалась не точкой, а запятой.
А ещё говорят, что шаман принимал людей. Иногда принимал, если правильно был настроен. Он носил амулеты, рубаху косого кроя, колокольчики в черной растрёпанной бороде.

Нет, он не был целителем, магом, не правил баг.
Не читал Кастанеду запоем, не помнил Канта.
Демонстрировал людям различные варианты, как могла повернуться загадочно их судьба. А ещё говорят — очень много что говорят.
Разводились костры, и трещали в кострах поленья, растекаясь по вечеру золотом наваждения и кисельными реками медного сентября.
И до самых далёких болот, где шумит аир,
долетали слова, и пылали слова ожогом:

— я хотел стать великим заслуженным дирижёром.
— я хотела в кино, а теперь продаю чаи.
— почему я хирург? я хотел забивать голы.
— я хотел — чтобы рыцарь, и пусть не в стальных доспехах.
"Я хотел, я хотела" — везде разносило эхо, разбивалось о камни и плющилось о стволы.

С каждым долго отшельник беседовал по душам
А ещё говорят, что случалось с людьми такое —
посетители шли по домам хорошо, спокойно, а порой улыбались, осенним листом шурша:

— ты не стал дирижёром, а если бы стал — вчера поперхнулся бы косточкой вишни в пустой квартире. И рыдали бы скрипки в последнем твоём эфире, и тебя позабыли, а ты молодец —
играй на ступенях вокзалов. Придумывай бой во сне, в переходах метро, рассыпая себя на искры. Уж поверь, я не слышал прекраснее гитариста, я их слышал немало, но честно, прекрасней — нет.

— ты хотела в кино? тебя взяли бы в сериал, режиссер гениальный бы вовремя не заметил, а сейчас на коленях мурлычут коты и дети, а умрёшь в девяносто на море. Ну как финал? А в другой ипостаси — не более тридцати. Да и друг у тебя просто сволочь, а не художник. Возвращалась со съёмок бы вечером, капал дождик. А тут пьяный водитель, врачи не смогли спасти.

— почему ты хирург? а об этом спроси её, ту актрису, что в новой реальности не актриса.
Отдохнул бы, отправился к пальмам и кипарисам. Чувство долга, наверное, щиплет сильней, чем йод. Футболист из тебя получился бы высший класс, нарасхват футболист — за тебя только клубам драться. Но тогда ты не сделал бы тысячи операций, хотя что тут лукавить —
вообще б никого не спас.

— ты о чём пригорюнился? стал же ведь, кем хотел. Посмотри на себя — настоящий отважный рыцарь. В холодильнике — эль, на столе — розмарин, корица, и не страшно с тобой прогуляться по темноте. Ты же рвешься на помощь — два раза не надо звать. С рюкзаком за плечами, и каждый поход — крестовый, потому что мечи и щиты бесполезней слова, что рождает твоя кучерявая голова.

А ещё говорят, что достаточно грустно жить, если вечно жалеть о несбывшимся, неуспетом. Подивись, дорогая, у нас за окошком лето, хотя вроде сентябрь, и солнце лежит во ржи.
И идём мы к шаману, и небо поёт не в такт. Оглянуться значительней легче, чем оглядеться.
А ещё говорят, что когда-то в далёком детстве, он совсем не хотел быть шаманом. Но как-то так.

Резная Свирель (с)

Smith & Thell feat. Andreas Moe - Feathers & Gasoline (Live Session)

Обернись, и узнаешь!

Вдоль фонарного частокола, по разметке арбузных корок возвращаются дети в школу, возвращается осень в город и тебя, дурачину, ищет. Ты спешишь к ней с запасом маны.
С точки зрения многих — нищий, но богатый.
В твоих карманах долька солнца и звёзд секреты — это память о жарком лете.
Что вы делали прошлым летом? То же самое, что и этим.
Осень встретит тебя и примет. Занырнёшь от дождя под арку.
Даже в городе — он алхимик —
лес готовит тебе подарки.
Вот садится медведь за столик медовухи попить с волчонком.
Вот девчонка — лиса и только, в жёлтой куртке и с рыжей челкой.
Вот колдунья, обняв кошёлку, дочитала строку абзаца.
Вот курьер поднимает жёлудь, и откуда ему тут взяться.
Вот ведьмак на одной из станций потерял перочинный ножик
Возвращаешься в дом, и в танце духи следом крадутся тоже, потому что нельзя иначе, впрочем, можно, но это вилы.
Ты ловцов забираешь с дачи, чтобы зимние сны ловили, чтобы мир твой никто не рушил.
Вот русалка с озёрным пением.
Виноград, облепиха, груша, дым костра и вороньи перья.

На больших площадях малюя (видно, краска недорогая), возвращается осень к людям, сентябреет и поджигает липы, клёны, рябины, вязы.
Вот дракончик в пожарной каске.
Будет время для новых сказок.
Ты продолжишься в этих сказках.
Будут праздники, будут будни, будет с травами чай горчащий.
Обернись и узнаешь, путник, что скрывает лесная чаща.

Резная Свирель (с)

Dayglow - Hot Rod

За дверью

Снова приходит волна на берег, лижет страницы книг. Есть сухопутные люди. Верь мне, я же один из них. Стыдно признаться, но страшно трушу, прячусь за позывной. Сколько бы я не бежал на сушу — шёл океан за мной по лабиринтам колодцев, скважин, труб, темноты, огней.
Раньше я был не в пример отважней, кроме того, сильней.

Жили мы дружно, почти что свято, старый уютный дом: мама и я, и четыре брата. Каждый всегда ведом страстью расправить крылатый ветер, крикнуть в морское дно: эй, неизвестность, я чист и светел, ты не придёшь за мной.
Можешь рычать и грозиться всеми чудищами подряд. Старший мой братец уплыл на север, севером стал мой брат.
Если теперь замечаю снег ли, иней ли на траве, знаю, что братик не в адском пекле и говорю: привет, что-то сегодня ты, брат, в ударе, прямо сбиваешь с ног. Брат мне такие снежинки дарит, я бы, поди, не смог.

Юнгой на шхуне тянул канаты, бурю считал игрой брат мой второй. Полюбив закаты, западом стал второй. К скалам, похожим на гобелены, в каменный вечный плен, брат возвращается белой пеной, песнями, сном сирен.

Третий — хорош, на лице веснушки, солнышко в хохолке. Мальчик, зачем тебе было нужно, карту зажав в руке, словно дельфин или глупый окунь, к маревным плыть местам. Если восток мне щекочет щёку, только смеюсь: отстань.

Братец четвертый — упрямый ослик, крошечные следы — очень любил строить замки возле жадной до слёз воды. Я вот на днях, обливаясь потом (лето вовсю печёт), — угомонись, говорил. Кого там, юг не освоил счёт.
Ну, океан, опрокинешь чарку, выпьешь девятый вал? Мама потом превратилась в чайку — я её долго звал.
Маме спокойно, свободно, вольно между свинцовых туч. Лезут в карманы настырно волны. Вот вам — бросаю ключ.

Домик я выставил на продажу, яркий как Рождество. Сам отселился куда подальше, чтобы не слышать волн. Снял себе угол — к нему ступени, круто на них сидеть. Только опять вместо длинной тени падает наземь плеть, губки, кораллы, морские звёзды. Снова в груди компАс. Мой океан, ты не дикий монстр, голоден, зол, зубаст.

Снова волна подступает к горлу. Маленький великан, я выхожу, а за дверью город тихий, как океан. И я прошу его: хватит, хватит, ты понимаешь речь?
И океан — он вернёт мне братьев, их приказав беречь. Тронет ботинки холодной лапой, ну-ка пошли домой. И заживём мы: восток и запад, юг мой и север мой.

Резная Свирель (с)

Luca Firth - ‘Dancers’