Сиды

Каким богам здесь молились люди — узнаешь, встретив глухую полночь. Однажды звёзды тебя разбудят, и ты начнёшь им светить по полной. Наденешь шляпу с высокой тульей, в рюкзак положишь бутылку сидра. Пойдёшь в луга к деревянным ульям, пойдёшь в холмы к молчаливым сидам.

И вмиг забудется всё пустое. Дорога в завтра вперёд поманит. Луна монеткой в пыли утонет, счастливым пенсом в твоём кармане. Но ты же точно не ради денег. Тропинка лета спешит к концу, но на горизонте танцуют тени, и ты танцуешь, и я танцую.
Ты станешь лёгким, как вольным ветер, ты станешь плавным, сродни напеву, но никогда, ни за что на свете не тронь пчелиную королеву.

Отведай ласковой медовухи, плыви по жизни, смешной кораблик. Какие сказки любили духи, узнаешь, выжав себя до капли. Я — сид — носил башмачки-скорлупки, хранил баллады в груди, как пули. Но вот влюбился (какая глупость). Не знаю — в девушку ли, в пчелу ли. Росой на листьях писал записки, в бутонах ей оставлял подарки. Она умела казаться близкой, а привлекательной — и подавно.

Чего хотелось? Тепла хотя бы. И я про это признался честно. Она ответила — вот сентябрь закружит в небе, и я исчезну в шатрах туманов, в дождливых гроздьях, с последним ливнем, с ворчливым громом.
Потом меня пригласила в гости. Снаружи улей, внутри хоромы. Уют, конечно же, пах цветами, нагретым деревом, пряным медом. Сестрицы роем вокруг летали, её семейством, её народом. Клянусь — мне не было там тревожно, мне было просто, светло и грустно. Я слышал вереск и подорожник, цикаду, ящерку, трясогузку. Горели лисьи следы огнями, на берегах разрастался клевер. Крутила Землю — и мир меняла моя пчелиная королева.

Сейчас ты скажешь — но ты же, мальчик, дитя холмов и привычен к чуду. А значит, сид, ты простой обманщик, лжецы, хитрюги теперь повсюду. Но чудом только пчелу считаю, и мы должны оставаться вместе. Вода становится золотая, паук прогалины заневестил, грибов у местных полны корзины. За тёмным лесом старуха плачет. Я пережду, перемаюсь зиму, и будет вечер густой, прозрачный.

Сейчас немного уже прохладней, тягучий август лошадок вздыбил. Закаты дышат вовсю на ладан. И я смотрю, как в закатной зыби моя с разлёта ныряет в осень, смеётся: сид, не учи учёных. За ней гудят золотые осы, за ней жужжат золотые пчелы, и стрелы солнца, и пятна света. Вернётся всё — наберись терпения.
Какого дома просил у лета, такой и выдали на хранение.

Наталья Захарцева (с)

Юрий Шевчук - Дом (стихи Владимира Высоцкого)

Остров

У него элегантная трость и тяжёлый взгляд. У него есть сиамская кошка по кличке Прил. Безрассудные дети не ведают, что творят. В своё время он тоже достаточно натворил.
Очень-очень давно, когда он был настолько юн, что ещё не боялся ни бурь, ни штормов, ни крыс, он наткнулся на остров с горбами песчаных дюн, с перламутровым солнцем и целым каскадом брызг. Почему это сон? Никакой это был не сон. От родных берегов он уплыл в настоящий мир. Ему нравился ветер. И нравился Робинзон, даже слишком, пожалуй, практически что кумир.
Он ходил в кругосветку, дельфинов смотрел, в луче узнавал тот обещанный рай, неподкупный суд.
И на острове встретился с девушкой. А зачем? Он назвал её Пятницей. Боже, какой абсурд.
Всё равно ничего невозможно вернуть назад. Есть билеты в партер, лучший друг — дегустатор вин.
Но когда засыпает, то видит её глаза, а потом утешается: стар уже для любви.

Он не хочет быть злей — он пытается быть взрослей. Не всегда удаётся. Тогда он берёт конверт и размашисто пишет: "На Остров. Далёкий. Ей".
Тем же почерком, только в конверте: "Привет. Привет.
Расскажи мне про остров, где нет никого вокруг, только райские птицы, кокосы, узор лиан. Где живём мы цветами, расшитыми по ковру. Расскажи мне про нас. Расскажи мне про океан. Про белёсый песок, про шершавую вязь коры и прозрачных медуз, словно сделанных из стекла".
И письмо, превращаясь в одну из летучих рыб, бесконечно летит, плавником задевая гладь.

У неё многослойная юбка, тугой браслет.
Она листьям танцует босая, поёт воде. И вода подпевает. И бог у неё атлет, поднимает оранжевый диск, запускает в день. Бродят ящерки вдоль позвонков и по позвонкам. Звёзды падают наземь и жаркие дни сулят. Она любит весёлого странного моряка.
У него апельсиновый смех, неприступный взгляд. Называл её Пятницей. Волны сбивали спесь. Он был так ненастойчив, она была так горда, понимая, внимая:
не мог он остаться здесь, а она — очевидно же, мальчик — чужая там. Кто-то должен был что-то решить, разрубить, сказать, разрулить, обьяснить и расставить всё "от" и "до". Но когда она спит, то ей снятся его глаза. А потом она думает: "Верно, уже седой".

У него есть щенок, золотист и кудряв как Джа.
А он пишет и плачет, и ранит о звук губу:
— я опять не справляюсь, ну, Пятница, приезжай. Может статься, вдвоём у нас выгорит что-нибудь. Хотя нет, подожди, я реально приеду сам. Как же глупо у нас получилось, чего тянуть".
Самолёт устремляется в длинные небеса, города терпеливо вытягивая в струну.
Облака под крылом, как бурунчики за кормой.
Узкий шов горизонта закатами опалён.
В это время она, не успев получить письмо, уплывает к нему с первым маленьким кораблём.

Резная Свирель (с)

Frans - Liar