Как-то друг Кощей Яге, прямо к юбилею, Подарил сертификат из салона «Фея»… И с тех пор у бабки жизнь вся перевернулась, Захотелось ей вернуть красоту и юность. Целый месяц в тот салон на метле летала, Маски, пилинги, массаж…Только ей всё мало! Завернули в шоколад чахлую старушку, На костлявое бедро сделали татушку… Маникюр и педикюр, нарастили косы… Ринопластика? Легко! Никаких вопросов! В рот добавили зубов, в глаз- ресниц немного, Заменили на протез костяную ногу… Закачали силикон в попу и грудину. И подтяжка на лице - ни одной морщины! Бабку Ёжку не узнать! Выгнала Кощея И отличницей прошла «Курсы обольщенья». Напечатала с утра, позабыв про совесть, Объявленье в Инстаграм, дескать: «Познакомлюсь, Есть элитное жильё в живописном месте, Золотишко и своё транспортное средство. Сексуальна, хороша и умна на зависть. Налетайте, женихи, срочно выйду замуж» Добрый молодец Илья ей попался в сети, Лишь увидел тот портрет чудный в Интернете… На свидание пришёл в галстуке и трезвый… Съела бабушка его, сдобрив майонезом… Регулярно ей с тех пор пища поставлялась, Ведь натура у Яги, ох, не поменялась…
Чтобы не стряслась беда, ни за что на свете, Вы не верьте, господа, фоткам в Интернете…
Я варю кофе в замке украшенном хвоей, Снежное утро ловлю янтарными витражами, У меня за дверцами шкапа, - пряности в банках стеклянных: Кардамон и имбирь, ваниль и орех мускатный.
Я храню старые книги и ветхих таро колоду, Горку для детей заливаю недалеко от замка, И они с округи стекаются, - в шапочках кроличьих тёплых, В варежках бабушками расшитых, с салазками и без салазок.
Я могу привести в свой замок за руку ребёнка И напоить его чаем в зале светлой от снега в окнах, Я могу рассказать ему легенду красивую О королевне с длинными рукавами.
О королевне, которая любила зиму И венки из хвои, - больше всего на свете, Ходила в белом, пела Ave Maria, И вещи вязала из шерсти окрестным детям.
Белая шерсть так тепло обнимала плечи, забирала печаль, таила снежинки меж крупной вязки... Ещё королевна пекла в Рождество печенье, - Отстранив от печи кухарок, творила коричную сказку.
Динь-дон, - звенит колокольчик и платье идёт волнами, Любишь легенды старые, девочка в капоре синем? Я расскажу тебе как хорошо бывает, Когда зимним утром кухня пахнет сухим розмарином...
Я знаю, милая, ты любишь средневековье, Я расскажу тебе об Ordo Teutonicus Представь: тринадцатый век, время глухое, В пограничных землях отдалённое комтурство.
Там златокудрый комтур с мечом серебряным, Его десять рыцарей и старуха-янтарщица. Она ведьма, она заклинает каждый камень отделанный На удачу иль неудачу. (Сама не знает зачем, - не может сдержаться.)
Рыцари это знают, но уж очень красиво ей удаются вещицы, Ещё их можно дарить королям окрестным по всему Неману синему, Самим носить как солнце горящие перстни...
Я ещё расскажу тебе про дочь венгерского короля, Про хлеб для нищих, про розы в её переднике, Про браслет с янтарём тяжёлым в оправе серебряной, Про кисею на лице Мадонны у алтаря...
И ты, оставшись одна, задумавшись, скажешь вдруг медленно: «Ах, отведайте этого глёга, ландграф, Пока ваниль и корица оседают на пирогах...» И сама сочинишь о шляхтинке прекрасной легенду.
...О, тебя ранит средневековье. Не даёт покоя. Ты мечтаешь о дальних странах, городах с башнями... Но тебе тринадцать и дома ждёт бабушка.
Ты знаешь, я храню старинные книги в Немрачной библиотеке, Там уютно и мягко, и можно за чтением есть конфеты, Там лорд-остролист и принц-снежноягодник примостились на полках в вазах, Там портрет на стене королевы польской с красными рукавами...
Я хранительница книг, переписчица манускриптов, Я могу научить тебя многому в этом мире, У меня есть ключи от всяких сердец человечьих, Я знаю что кого ранит и что кого лечит...
Приходи, если хочешь, девочка, ещё в светлый замок мой, Я научу тебя рунам и лютне, заговорам и вязанию, Мы будем книги читать, вышивать по канве башни в розах и печь печенье...
Снежная птица. Cказка в рассказе. (Автор Тамара Малюнкина Ханжина).
После знойного июльского дня, подарившего Анечке много солнца, яркого света, беготни по пыльной зеленой траве с подружками, путешествия в зоопарк, где вздыхали белые медведи среди гомона и шума публики, и шумно плюхались в водоем, обдавая столпившихся за вольером людей брызгами прогревшейся за день воды, Анечка долго не могла уснуть.
И хотя вечер, принесший долгожданную прохладу, напоенный запахами свежескошенной травы и цветов и, наступившая ночь с ее свежестью и тысячью огней за окном были спокойными, это не помогало.
В комнату, тихо шаркая тапочками, в льняном халате, вошла бабушка. Она поставила клюквенный морс на столик возле Анечки. «Не спится?» - спросила она.
Бабушка была какой-то дальней родственницей, мама Анечки приходилась ей внучатой племянницей. Бабе Нюше, так ее звали, было негде жить и мама привезла ее к себе. Баба Нюша была старенькой, но ее белые волосы были всегда аккуратно забраны в пучок, синие глаза смотрели ясно и зорко. Бабушка собралась уходить, но Анечка ее окликнула: « Бабуль, не уходи, расскажи сказку, как ты рассказывала, когда я была маленькая». Баба Нюша рассмеялась – «А сейчас стала большая?» «Да, большая,- капризно сказала Анечка,- поэтому расскажи сказку про что-нибудь взрослое». Бабушка удивилась: «Ну, какие же это взрослые сказки бывают?» Она села на кровать в ногах у Анечки. «А впрочем, слушай - есть такая сказка, называется она «Снежная птица».
Анечка устроилась в кровати поудобнее и приготовилась слушать. «Эту птицу назвали снежной, потому, что она прилетает откуда-то с дальних краев, где вечные снега и белые медведи, - начала свой рассказ баба Нюша, - там солнце, цепляясь за края льдин, окрашивает их розово-сиреневым цветом, прежде чем исчезнуть в черной мгле.
Но, даже там ее увидеть большая редкость. Птица огромная, белая. Только вместо перьев, как у обычных птиц, у нее белый пух. Голову украшает белый хохолок, а глаза, как голубые льдинки. «Прямо как ты» - засмеялась Анечка. «Смейся, смейся над бабушкой» - усмехнулась Баба Нюша и продолжила: « Как только она появляется, начинает идти крупный снег. Снежинки огромные, как блюдце, рыхлые. Наступает тишина. Это Снежная птица колдует». «Она добрая, бабушка?» «Добрая, пока не рассердят». «Кто? Мальчишки с рогатками?» «Вот тогда вместо белого пуха на землю летит град или колючая поземка вьется по земле».
«А когда птица начинает колдовать, она чарует, влюбляет в себя тихой прелестью падающего снега, высокого неба, стоящего, как в белом молоке из-за густого снега. Снежная птица сама сказка, и похищает души некоторых детей, имевших неосторожность заглядеться на небо и увидеть ее. Кто хоть раз, увидел эту птицу посреди падающего снега - навсегда остается ребенком. И видит чудесное во всем: в солнце, растопляющем горючим золотом белый наст, облепивший бурую землю; в реке, мощно и полноводно разливающей прозрачные воды по зацветающим лугам; в студеном ручейке, с журчаньем бегущим по светлым камушкам, в божьей коровке, ползущей по упругой изумрудной травинке».
«Ну и что, бабушка, разве красоту видеть плохо?» «В том то и дело, что дети, которые увидели снежную птицу, навсегда остаются детьми и видят мир по-другому. Они несчастны, потому что не могут жить так, как другие люди. У всех людей есть цели и цели эти самые обычные: вырасти, выучиться, получить профессию, создать семью, завести детей, построить дом, сделать карьеру, да мало ли еще что. А эти, как каженники какие, как будто кто их обошел, порчу навел, живут и сами не знают, чего хотят, куда им стремиться, куда идти, и все обычные дела у них из рук валятся, ничего толком делать не могут. Что поручат им - все испортят: скотину упустят, посуду разобьют, пока свое дело не найдут». «Как Данилка из Каменного цветка?» - перебила бабу Нюшу Анечка, вспомнив недавно читанную сказку. «Вот, - обрадовалась удачному примеру бабушка, - именно, как Данилка. Весь мир видят в перевернутом виде, все созерцают, не знают, чего хотят, вечное перекати поле, оглянутся, а жизнь прошла». «И нет для них спасения?» «Иногда смилуется Снежная птица над некоторыми, покажется им второй раз и дар принесет - талант художника, музыканта или писателя.
Тогда они могут жить благодаря своему таланту, деньги зарабатывать и большие деньги, преуспевать, как твой папа говорит. И люди начинают их почитать за их успехи». «А они?» «Они этого не замечают, они все время в грезах». «Бабушка, а сразу птица не может, с первой встречи, талант подарить?» «Ну, это, Анечка, если только полюбишься ей».
Баба Нюша укрыла ее простыней и вышла. А Анечка все лежала и представляла себе Снежную птицу, ее голубые глаза, белоснежный хохолок и не заметила, как уснула. Во сне ей снились белые медведи из зоопарка, одни купались в водоёме, другие лежали беззаботно на изумрудной травке, а один, самый большой медведь стоял на задних лапах и смотрел в небо, откуда спускалась к нему невиданная белая птица. Она несла в клюве золотую флейту.
Пошёл вон, Вавилон! Или православные казаки изгоняют врага!
Великий комбинатор не любил ксендзов. В равной степени он отрицательно относился к раввинам, далай- ламам, попам, муэдзинам, шаманам и прочим служителям культа.
- Я сам склонен к обману и шантажу,— говорил он,— сейчас, например, я занимаюсь выманиванием крупной суммы у одного упрямого гражданина. Но я не сопровождаю своих сомнительных действий ни песнопениями, ни ревом органа, ни глупыми заклинаниями на латинском или церковнославянском языке. И вообще я предпочитаю работать без ладана и астральных колокольчиков.
И покуда Балаганов и Паниковский, перебивая друг друга, рассказывали о злой участи, постигшей водителя «Антилопы», мужественное сердце Остапа переполнялось гневом и досадой.
Ксендзы уловили душу Адама Козлевича на постоялом дворе, где, среди пароконных немецких фургонов и молдаванских фруктовых площадок, в навозной каше стояла «Антилопа». Ксендз Кушаковский захаживал на постоялый двор для нравственных бесед с католиками-колонистами. Заметив «Антилопу», служитель культа обошел ее кругом и потрогал пальцем шину. Он поговорил с Козлевичем и узнал, что Адам Казимирович принадлежит к римско-католической церкви, но не исповедовался уже лет двадцать. Сказав: «Нехорошо, нехорошо, пан Козлевич»,— ксендз Кушаковский ушел, приподнимая обеими руками черную юбку и перепрыгивая через пенистые пивные лужи.
На другой день, ни свет ни заря, когда фурщики увозили на базар в местечко Кошары волнующихся мелких спекулянтов, насадив их по пятнадцать человек в одну фуру, ксендз Кушаковский появился снова. На этот раз его сопровождал еще один ксендз — Алоизий Морошек. Пока Кушаковский здоровался с Адамом Казимировичем, ксендз Морошек внимательно осмотрел автомобиль и не только прикоснулся пальцем к шине, но даже нажал грушу, вызвав звуки матчиша. После этого ксендзы переглянулись, подошли к Козлевичу с двух сторон и начали его охмурять. Охмуряли они его целый день.
Маоро сидел на краю кровати Ноэлль, задумчиво наблюдая за кружащимися за окном снежинками. Он точно знал, что эти хрустальные посланницы Рождества предвещают новое волшебство, способное совершать чудеса даже для таких, как он, игрушек. Маоро вздохнул. Конечно, он помнил, как его создали с большой любовью маленькие чародеи - помощники Зимнего Волшебника. Тогда новорожденная игрушка очнулась в залитом ярким светом доме, где пахло хвоей, счастьем и детским смехом, а за окнами, покрытыми причудливыми узорами, царствовала зима - такая, какая может быть лишь на Крайнем Севере, под россыпями алмазных звезд и полотнищами радужных сияний.
- Тебя зовут Маоро! - склонилась к нему помощница Волшебника, вся одетая в белоснежно-голубые одежды и хрустальную корону в виде снежинки. - Ты создан для того, чтобы дарить счастье детям. Тебя уже ждет одна девочка по имени Ноэлль, и живет она в чудесной Франции, стране, где делают самый лучший шоколад в мире! Скоро ты отправишься к ней, дружок!
Маоро и боялся, и с нетерпением ждал этой встречи. И вот уже три года, как он живет в чудесном городке у восьмилетней белокурой Ноэлль, самой славной девочки на всем белом свете! Как она была счастлива, увидев впервые свой подарок.
- Папа, это грустный клоун? - спросила она, осторожно беря в руки набитое ватой тельце игрушки, любуясь фарфоровым личиком и руками Маоро. - Я обязательно сделаю его веселым, вот увидишь!
Девочку просто заворожил белый колпак Маоро, голубой костюм с белыми пуговками и белым воротничком. И ей безумно захотелось такой же, как у него, голубой грим на белом лице.
- Теперь ты - мой самый близкий друг! - заявила синеглазая девочка, прижимая к груди Маоро.
И в ту же ночь, ведь это была волшебная ночь Рождества, печальный клоун заговорил со своей маленькой хозяйкой.
- Так ты - живой?! Самая настоящая волшебная игрушка! - восторгу Ноэлль не было границ.
- Конечно, я живой, и каждую ночь по воле Зимнего Волшебника я оживаю и разговариваю с другими твоими игрушками. Но люди не могут постоянно чувствовать магию, потому ты сможешь говорить со мной только в Рождественскую ночь и в канун Нового года... Как бы я хотел, чтобы волшебство длилось каждую ночь...
Ноэль задумалась. Она тоже хотела этого - больше всего на свете. Делиться секретами и мечтами с любимыми игрушками, слушать сказки Маоро, и даже его не всегда удачные шутки казались ей такими милыми. - А что нужно сделать, чтобы человек мог видеть волшебство всегда? - спросила она печального клоуна.
- От Зимнего Волшебника я слышал немного, но знаю, что это связано с заветным желанием сердца, загаданным в Рождество. И с любовью, чистой, как свет Рождественской звезды, Ноэлль. Ведь и твое имя означает "Рождество" тоже.
И Ноэлль решила во что бы то ни стало осуществить свою заветную мечту. И, пока она ждала следующего года с его волшебной ночью подарков и чудес, Маоро рассказывал спящей подруге зимние сказки Севера, в которых любовь побеждала любое зло, и свет души согревал даже от самого жуткого холода.
Плюшевый пудель Арти всегда составлял компанию Маоро по ночам, когда Ноэлль видела свои сказочные сны.
- Что с нами будет, когда Ноэлль станет взрослой и забудет нас? - грустно вздыхал клоун, боясь быть ненужным и заброшенным; ведь тогда даже светлая магия Зимнего Волшебника потеряет свою силу, и игрушки станут немыми и безжизненными.
- Я верю, что Ноэлль не бросит нас! - тявкнул преданно Арти, но в пуговичных глазах пуделя все-таки мелькнула легкая грусть.
- Если нас забудут, то мы все погибнем. Только любовь в человеческом сердце способна приводить в действие магию Зимнего Волшебника! - торжественно изрек выточенный из белого дерева Ангел и принялся играть на лире трепетную мелодию.
На второе Рождество игрушки приготовили для Ноэлль настоящее представление: Маоро рассказывал свои грустные прекрасные сказки под музыку Ангельской лиры, в которых всегда побеждали любовь и добро, а Арти тем временем ездил на маленьком велосипеде и танцевал на задних лапах, показывая новые фокусы. А после забав они все вместе играли в чаепитие, и Ноэлль угощала их самым настоящим ароматным чаем с восхитительным шоколадом!
- Маоро, расскажи, какой он - Зимний Волшебник? - спросила после чаепития девочка.
- Он самый добрый и светлый Волшебник на всем белом свете! - восхищенно воскликнул клоун, предаваясь воспоминаниям. - Он носит серебряную шубу, изукрашенную снежинками из голубого и синего льда, и такую же шапку, подбитую пухом снежных птиц. А еще Зимний Волшебник знает все сказки, какие только рождались под звездами. И каждой своей игрушке он передает эти сказки, чтобы дети несли их в сердцах, даже став взрослыми.
- А если ребенок, когда станет взрослым, забудет эти сказки? - спросила златовласая кукла, испуганно округлив голубые глаза с длинными темными ресницами.
- Тогда его волшебная игрушка лишится магии Рождества. И больше никогда и никому не расскажет своих сказок. А в сердце такого ребенка погаснет любовь, а значит - где-то в северном небе, над домиком Зимнего Волшебника, погаснет еще одна звезда... По щекам Ноэлль катились слезы. Она обняла свои игрушки, крепко прижимая к сердцу, и горячо прошептала:
- Я никогда-никогда вас не забуду! Никогда не брошу, и все ваши сказки буду помнить наизусть всю жизнь!
И вот приближалось третье Рождество в жизни Маоро. Когда вновь открылась волшебная завеса самой особенной ночи в году, в комнату вошла Ноэлль - в прекрасном нежно-голубом платье, с такими же шелковыми лентами в белокурых волосах. Она взяла печального клоуна, Ангела и пуделя Арти, тихонько спустилась во двор, к наряженной и сверкающей яркими огнями ёлочке, и прошептала свое самое заветное желание, глядя на Полярную звезду, надеясь, что Зимний Волшебник услышит ее.
- Добрый Волшебник, я хочу, чтобы в моем сердце всегда жила любовь и никогда не погасла, как Полярная звезда над твоим домиком далеко на севере! Пусть мои игрушки будут самыми счастливыми на земле, и их сказки живут вечно! Я сделаю все, чтобы Маоро улыбался, а мое сердце никогда не забывало волшебство Рождества!
Маоро, не сводившему глаз с неба, показалось, что Полярная звезда в этот миг вспыхнула ярче обычного. Ведь Ноэль исполнила свое заветное желание сама, силой собственного сердца, наполненного любовью и светом. А значит, и чары Зимнего Волшебника стали сильнее, сияние прекрасных звезд - ярче, а сказки продолжили свое путешествие от одного десткого сердца к другому.
...Прошло пятнадцать лет. Теперь в этом доме всегда царят детский смех и радость - у взрослой Ноэлль появились очаровательные дочка и сын, которые оказались еще теми сказочниками! Маоро, как всегда, сидит рядом с Арти и Ангелом на диванчике в комнате Ноэлль. Ведь она стала известной писательницей, и ее волшебные сказки читают дети по всему миру. Она не забыла ни одной истории, что рассказывал ей печальный клоун и другие игрушки. И теперь Маоро рассказывает сказки не только взрослой хозяйке, но и ее непоседам - Эжену и Марго.
А в канун Нового года в дом Ноэлль принесли особенное письмо: "Дорогая Ноэлль! Я помню твое желание, загаданное под ёлочкой и Полярной звездой в то Рождество, когда ты была еще совсем маленькой. Свет твоего сердца дал жизнь многим детским душам, зажигая над моим домиком на Севере множество новорожденных чистых звезд! Приглашаю тебя со всей семьей приехать ко мне в гости и принять предложение стать моим главным помощником. С надеждой и любовью, Зимний Волшебник."
Ноэлль, счастливо улыбаясь Полярной звезде, поспешила домой - ее семью ожидали незабываемые приключения, зовущие в сердце северной сказки.
Меня создали в незапамятные времена в эльфийских сияющих чертогах искуснейшие руки Темного Кузнеца. Он выковал меня из упавшей с небес звезды, из ее осколка, который назвали кристаллом Зари за его несравненный блеск и умение преломлять свет в ослепительную кладовую радужных драгоценностей!
Но был и другой кристалл – тот, что нарекли камнем Вьюг и Метелей. Он дарил холодное бледно -голубое сияние, и от его света все вокруг казалось изукрашенным серебристыми узорами инея. Меня подарили владычице Лета, зеркало Вьюг – королеве Ветров на далеком востоке, где высились горные пики Кунь-Луня…
Так прошли века, в благоденствии и магии, наполняющей мир благодаря мудрому правлению эльфийских владык. Когда в меня глядела прекраснейшая из прекраснейших - Краса Ненаглядная, то я приумножал ее прелесть и посылал в мир потоком несравненных красок, звуков, ароматов. Будучи выкованным из сердца упавшей звезды, я обладал не только ее мощью и волшебством, но еще и разумом. Я был живым, мыслящим, способным говорить с окружающим миром и проявлять свою собственную волю. Но счастье мое не длилось вечно.
Великие воды потопа обрушились спустя тысячелетия на эти земли, и я погрузился на многие века в пучину безызвестности. Владыки эльфов и моя Краса Ненаглядная ушли через открывшиеся Врата в другие миры; одни - под натиском пришедших смертных завоевателей, другие, чуть позже - уходя от обрушившейся стихии, оставляя все свои волшебные и прекрасные вещи в этом мире, погруженном в хаос. Я остался ждать и видеть свои долгие звездные сны на дне морей, оплетенный колдовскими синими розами. Но когда схлынули воды потопа – первое, что я увидел, это была ОНА…
Меня привез в свои владения король Радомир, потомок тех людей, что изгнали эльфийский народ в Холмы ядовитым железом. Как же велика была его радость, когда он обнаружил в развалинах проклятого волшебного города зеркало такой неописуемой красоты.
- Моя дочь Ровенна будет очень рада такому подарку! – улыбнулся король, увозя меня с собой в замок.
«Ровенна… Названа в честь рябины, дерева, способного бороться со злыми чарами», - подумал тогда я сквозь окутывающий меня глубокий сон, не видя ничего, кроме неясных теней; пробудить же меня к жизни могла лишь та, чья красота напомнила бы о Красе Ненаглядной...
Ровенна... Как мне описать ту, чьи уста – нежнее и ярче рдяных лепестков мака, размах тонких рук подобен лебяжьим крылам, а взор темных глаз был прекраснее любых звезд?! Ее темные косы струились безупречным темным шелком к изящным стопам, а кожа сияла, словно чистейший перламутр в окружении жемчужин…
Как только она взглянула в мою зеркальную душу – я пропал навеки. Она растворилась во мне золотым небесным огнем, а я дарил ей свое восхищение, приумножая ее красоту и сохраняя вечную юность. Все короли и цари мира склонялись пред ней, моля о любви и бросая к ее ногам все свои богатства и власть, но моя Королевна презрела их всех, так как любила она лишь меня на всем белом свете, ночи напролет отдаваясь моей зеркальной страсти при свете бесчисленных белых свечей в ее покоях. Наша страсть не знала предела. Она исступленно шептала: «Любимый, любимый, дай ответ! Я ль краше всех для тебя или нет?»
И я отвечал ей, когда она льнула к моей поверхности: «Ты – всех прекрасней, царица зари, затмишь даже звезды в величье любви!»
Моя любимая была жестока. Она убивала всех своих врагов и всех мужчин, которые решали, что могут обладать ей силой своего превосходства. Тех, с кем она делила ночью ложе, наутро находили во рву, растерзанными волками. Но я тем более восхищался моей Королевной и для меня она была нежнее розового лепестка и изумительнее утренней зари… Даже ее жестокость стала для меня знаком непокорного гордого духа этой удивительной женщины! Единственным, кому она хранила верность и кого любила безумно, был я. Кто еще мог так ею восхищаться и возвращать ее любовь, приумноженную во сто крат, как не Зеркало Зари?
Но вокруг замка множились слухи о том, что Королева – злая ведьма, сохраняющая ослепительную красоту и вечную молодость, убивая красивых девушек в округе. Моя любимая была безумна от самой себя, да… А я поощрял это безумие, растворяясь в ее красе…
Разве знал король, что взяв меня в замок, он тем самым обрек свою дочь – Ровенну Прекрасную на гибель. Не видеть счастья тем, кто посягнул на эльфийские святыни. А владычица Лета, покидая этот мир, сотворила великое заклятие, что любого смертного, кто взглянет в меня, постигнет недобрый рок. Так извратилась моя светозарная природа, и сердце звезды, которым я являлся, дало незримую трещину.
Когда же дивная моя госпожа Ровенна едва не убила Белоснежку, дочь давно почившей королевы – первой супруги Радомира, которую та родила от другого брака, то разъяренная толпа ворвалась в замок, требуя казнить злую ведьму. Все вельможи поддержали это жестокое требование – кто из зависти, кто из злобы, что красавица королевна не досталась ему. Король Радомир за ночь стал седым от горя, но ничего поделать не мог – чтобы сохранить королевство и успокоить народ, он приказал схватить свою дочь, королевну Ровенну, и сжечь утром на костре.
Когда моя любимая вышла к толпе, прекрасная, как солнечная пена волн, все затаили дыхание – так опьяняла страшная, непереносимая красота моей госпожи! Треск языков пламени, пожирающих ее нежную плоть, стал нестерпимым… Не в силах выдержать эту боль, желая сгинуть вместе с моей несравненной Ровенной в пламени, я разбился на тысячи острых осколков, жалящих всех, кто пришел посмотреть на казнь Королевны. Ядовитым жалом, ледяными иглами я впивался в своем безумии утраты в сердца жителей замка – не осталось в живых никого, даже короля Радомира…
Когда от цветущего королевства не осталось ничего, кроме груды искалеченных тел и пепелища, из ниоткуда появился незнакомец в темном плаще. Он спокойно подошел к месту, где еще вчера полыхал костер и стояли люди, и откинул капюшон. Это был владыка Осени, вернувшийся из Холмов ради мести. Он взял последний уцелевший от меня осколок в форме звезды и задумчиво произнес:
- Вот и свершилось возмездие тем, кто принес в наш мир железо и боль утрат… Теперь мы вернем все назад у смертного рода.
И с этими словами повелитель Осени отправился на крайний Север, в ледяной дворец, венчаемый сказочными полотнищами северных сияний, в обитель Арианрод, Королевы Зимы. Он вручил меня, как величайший дар, прекрасной повелительнице льда и метелей – белоснежной, синеокой, среброволосой, словно созданной из сапфиров, хрусталя и алмазов. Белоснежной птицей зимних вьюг казалась она, ледяным прекрасным цветком – совершенным и удивительным, хрустальной звездой с пылающим сердцем ангела!
Но как только Арианрод повесила меня, оправив в серебро инея, на грудь – как знак победы над врагом и печать памяти о былых утратах, я возненавидел моих бывших хозяев, тех, кто создал меня и кого я когда-то так любил! Теперь мой черед был мстить за мою незабвенную Ровенну!
И мои извращенные чары все глубже стали проникать в сердце и душу Королевы Зимы, и каждый раз, когда она глядела в зеркало Метелей, являющееся моим близнецом, доставшееся ей в дар от ее матери – владычицы Ветра, - тем больше исчезала ее благая природа, и вместо песен снежинок – этих небесных кристаллов, устилающих землю, в мир вырывалась неистовая сила холода, сметающая все на своем пути.
А я ждал, когда же придет назначенный срок и во дворец Арианрод явится обещанное дитя, что сложит из кристаллов льда тайное слово Вечности, отмыкающее Врата миров и времен. И тогда я, пронзив грудь бессмертной королевы эльфийской, верну в этот мир мою любимую Ровенну, и север обретет новую Королеву Зимы, оберегать которую от всех бед буду я.
(с) Наталія Гермаковська
Maria Callas sings "Queen of the Night" aria from "The Magic Flute" by Mozart
Король нервничал, до белизны сжимая грубые узловатые пальцы, вонзая ногти в вспотевшие ладони... Король ждал. После битвы он стал победителем, а победителей никто не судит. Он пытался внушить себе эту мысль уже третью ночь, когда сон не шел в гробовой тишине лагеря, не стелился молочным туманом под пологом королевской палатки. Ответ он знал, но не хотел признаться в этом даже себе. Расплата всегда приходит, рано или поздно. Так было с его отцом, и отцом его отца. Так случиться и с ним? Его войско втоптало белые кости сидхе в эту древнюю - чуждую людям землю. Его войско оросило эту священную землю кровью - нечеловеческой кровью. Он лично сжег древнюю рощу тысячелетних вязов и дубов, испокон веков служивших дивными залами для бессмертного и мудрого народа. Те оставшиеся, израненные и гордые, ушли сквозь открывшиеся врата сквозь Холмы, скрывшись от глаз ненавидевших их смертных, народа завистливого и темного... Он это знал лучше, чем кто бы то ни был! Что ж, слава великому герою, слава убийце красоты, искавшему собственного величия на крови невинных!
- Ваше Величество! Пленник пришел в себя! - произнес вошедший в шатер воин.
- Введите его! - сухо бросил король, и его лицо стало похожим на бледную тень с лихорадочно блестевшими глазами.
Когда стражники втащили пленного сидхе, короля поразило, как такое изящное и стройное создание могло носить латы и сражаться. Он не видел лица этого воина бессмертных, но запомнил его черный серебряный шлем в форме неясыти, мелькавший с ужасающей быстротой среди людей, и руку, разящую хладнокровно и верно. Какая отвага, какое самообладание. Даже несмотря на тяжелые раны, воин все еще был жив и полон отчаянного сопротивления.
- Снимите с него шлем, я хочу видеть лицо этого дьявола! - приказал король охрипшим от волнения голосом.
Но когда шлем был снят, в шатре повисла неестественная тишина. И даже жестокие солдаты на краткий миг устыдились своего варварства. По плечам пленника рассыпался каскад длинных серебристых волос, и на короля устремился прозрачный взгляд прерасных и мудрых глаз. Глаз, полных холодного презрения и несгибаемой воли. Глаз, принадлежавших женщине несравненной красоты.
Победитель смотрел на побежденного так, словно перед ним оказался призрак.
- Я убил почти весь твой народ, но ты не желаешь покориться мне. Скажи, как открыть проход в Холмы, и я подарю тебе жизнь. Ваш мир разрушен, теперь эта земля принадлежит людям! - выкрикнул ей в лицо король.
- Ты можешь взять эту землю лишь силой, так же, как силой одержал победу, смертный. Но эта земля никогда не признает ни тебя, ни твой народ. Она не будет цвести и плодоносить, как это делала для нас. И вам придется раздирать ее плоть плугами ради куска черствого хлеба! Ты никогда не познаешь того, чему научились мы, слушая эту землю, эти звезды, эту реку. Любя, а не навязывая свою волю, беседуя, а не насилуя. Холмы не откроются тебе, глупец!
Прекрасная воительница смотрела на окружавших ее людей без толики страха, весь ее облик говорил о величии и мудрости, а бездонные глаза излучали лишь холод и презрение - она презирала короля настолько, что в них даже мелькнула тень жалости. Он уже не мог выносить этой пытки. Сидхе была воплощенным упреком его несовершенству, его смертной природе, его животной ненависти. А еще - тем демонам, которые терзали его душу и разум безжалостными когтями памяти.
- Ты, король, готов утопить весь мир в крови, желая забвения. Но не в силах забыть, ты предпочел уничтожить все, что могло бы напоминать о нас как тебе, как и другим, чтобы сам мир забыл, стер сам факт нашего существования с лица этой земли. Но так не бывает... Память о твоих преступлениях ушла глубоко в земные корни - она в самих ее камнях и почве, в воде и криках птиц. В твоих снах. В твоем сыне.
Король дрожал, страх исказил его черты, делая жалким и уродливым, как нелепого карлика. А женщина, чье лицо пересекал кровоточащий узкий шрам, была так прекрасна и благородна, так похожа на ту - другую, чья красота жгла его каленым железом и пытала все дни и ночи долгие-долгие годы!
- Откуда ты знаешь о моем сыне, ведьма?! - заорал он, не в силах больше сдерживаться. - Это все ваша проклятая магия? Отвечай, демоница!
Холодная улыбка искривила нежный бледный рот, словно он был лезвием луны. Каждое слово, сказанное пленной, стекало ледяными иглами прямо в сердце короля смертных:
- Как ты убил ее? Ту, которую любил? Яд, кинжал в сердце, или это была темница, где она кричала до тех пор, пока жизнь не оставила ее?
Теперь презрение в серых глазах женщины обрело остроту ядовитых шипов.
О, он проклинал себя тысячи тысяч раз, что тогда, будучи юным и беспечным, свернул с лесной тропы и посмотрел на прекраснейшую девушку, вышедшую из озера в сверкающем морком платье и бледном венце на светлых волосах. Он любил ее, так, так мог любить эгоистичный и непостоянный человек, жаждущий земных богатств и славы... Но постепенно страх проникал все глубже в его сердце вместе с историями о демонах-сидхе, похищающих вместе с любовью саму жизнь и разум смертных. Эти истории старательно рассказывали ему монахи и король-отец, превращая трусливое сердце в черный от лжи камень. Лесная красавица была нежна, как первый весенний цветок, а ее чувства к нему - незыблимы, как вершины гор. Но он предал ее, и в ночь, когда его несравненная фея родила в муках сына, уснув от усталости на мокрых простынях, он тихо вошел в спальню и занес в темноте нож. За миг перед смертью лесная принцесса открыла глаза - и в них не было ни страха, ни удивления. Она все знала - не могла не знать, ведь она же была сидхе... Но любовь не позволила ей уйти от того, кого любила, даже зная цену этой любви.
В ее глазах была лишь печаль и любовь. А еще жалость. Точно такая же, какую он читал сейчас в глазах этой пленной отважной женщины. Но в глазах пленницы также горел холодный огонь презрения, ранящий острее ядовитых кинжалов из льда.
- Твой сын ничего не знает. Ты трусливо скрыл от него тайну его происхождения, ужасное убийство его матери. Он не понимает, почему от так не похож на других детей, почему, прекрасно владея мечом и луком, его душа жаждет мудрости и красоты, которых не понять ни одному смертному... Твоего сына мучает зов его волшебной крови, который не заглушить никакой ложью! Ты боишься, что он скоро узнает правду и уйдет искать своих родных По Ту Сторону Холмов. А твое королевство останется без наследника, погрязнув в хаосе и крови.
- Ты лжешь! - выплюнул ей в лицо обезумевший владыка.
- Разве ты не хотел убить своего сына, едва он родился? Но тебя остановил страх, что поползут слухи о жестоком короле, убившем свое дитя. А еще у тебя не было другого наследника. Ты никогда не любил сына - лишь терпел и втайне боялся. И эта победа над сидхе не тобою заслужена. К тому времени, как ты взошел на престол и любви не осталось в твоей мертвой душе, ты уже знал, что предашь ту, что любила тебя и рассказала наши тайны, веря, что ты не способен на обман. "Он любит меня!" - говорила она, когда ее увещевали одуматься родные. Человеческое сердце! Что может быть более непостоянным?! Вы рождаетесь и умираете, словно мотыльки-однодневки, в безумной жадности желая утащить с собой как можно больше. Алчные и подлые, трусливые и лживые. Что человек может знать о любви, непоколебимой и прекрасной, живущей в сердце сотни и тысячи лет, как песня звезд?.. Там, где есть страх, нет места любви! Ты забрал ее тайны, узнал, как проникнуть в наши лесные твердыни и уничтожить бессмертный род железом и огнем. Но в каждом языке пламени, в каждом взгляде убитого ты видишь ее - ту, которую ты предал, ту, которая любила тебя больше самой жизни! И его - своего собственного сына...
- Замолчи!!!! - Король упал на колени, закрывая лицо руками, корчась под ледяным презрением этой женщины в черных доспехах. Что-то в ее лице беспокоило его, не давало сосредоточиться.
И когда мысль узнавания промелькнула гаснущей искрой в его сознании, когда он ее тут же отбросил, как невозможную, пленница ухмыльнулась ему в лицо:
- Ты убил мою дочь, смертный король. Ты предал весь мой народ в ответ на доверие и те дары, которыми сидхе благословили ваш союз и твои земли. Теперь пришла пора возвращать долги. Земля не терпит несправедливости. Выйди и посмотри, что стало с твоим войском, Король Мертвых!
Только сейчас он заметил, что в шатре были только двое - он и эта женщина. Стражники исчезли, а вокруг стояла звенящая, неестественная тишина. Никакие путы больше не связывали пленную красавицу, чье юное лицо казалось почти детским... Мать его нежной феи... В это невозможно было поверить...
Когда король откинул полог шатра, он ужаснулся. Повсюду лежали разлагающиеся тела его воинов, и над ними кружили вороны, пророча гибель всему его королевству. По безжизненной земле, словно не замечая кровоточащих тел, шел юноша - его волосы развевались за плечами лунным серебром, а глаза сияли, словно прозрачный лед. Изящный и гибкий, как лоза, он двигался с нечеловеческой грацией.
- Сын... Что ты здесь делаешь? - ошеломленно прошептал король, в страхе осознавая, как мальчик похож на мать, и как не похож на него самого.
- Здравствуй, отец. Мои вороны славно потрудились, пока ты беседовал с матерью моей матери. Истина прозвучала под этими небесами, слова правды разрезали тишину этого мира лезвием боли. Земля отвергает тебя, убийца невинных, изгнавший из сердца любовь ради власти!
И с этими словами юноша нежно коснулся лица своего презренного отца. Сначала ноги, потом руки и туловище короля начали обращаться в камень, их оплетали черные колючие лозы, чтобы навеки скрыть от глаз живых, и даже память о нем чтобы истаяла в небытии. Последнее, что увидел король с застывшим на каменном лице удивлением, смешанным с ужасом - это прозрачный серый вгляд, исполненный жалости и презрения.
Когда камень полностью исчез под сетью черных лоз и шипов, из шатра вышла женщина и молча обняла сына короля. Они были так похожи, словно отражения друг друга.
- Пошли, мое бедное дитя. Твоя мать отомщена. А нас ждут родные, ушедшие в Холмы, чтобы исцелить свои раны и вернуть наши земли, когда придет назначенный час... Идем же, сын моей дочери, Врата отроются ровно в полночь...
