Брачное агенство "Ара"

— Почем ваши птички?
Женщина прищурилась, оценивающе разглядывая клетку.
— Они не продаются, — мужчина тяжело вздохнул.
— А что же вы тогда тут встали?
— Это не я их, а они меня продают, — мужчина вздохнул еще печальнее.
— Не пр-р-р-родаем! — отозвался желтый попугай.
— В р-р-руки! Хор-р-р-рошие! — добавил синий.
— Отдаем! — заорал красный.
— Как неожиданно, — женщина удивленно подняла брови, — А можно узнать причину?
— Не пьёт, не кур-р-р-рит! — осуждающе сказал желтый попугай.
— Скукота! Ни каких р-р-р-развлечений! — добавил синий.
— Даже матом не р-р-р-ругается! А у нас пр-р-р-редки — пир-р-р-раты! — сердито выругался красный.
— Интересненько... А разрешите узнать, что он ест? — женщина подмигнула попугаям...
Через минут двадцать покупательница увела с собой светящегося от счастья мужчину.
— Кр-р-р-расота! — желтый захлопал крыльями.
— Мы фир-р-р-рма! — Добавил синий, пересчитывая деньги, полученные часом ранее от мужчины.
— Кто у нас следующий? — развернул бумажку красный.
Очередь у брачного агенства "Ара" была расписана на год вперед.

© Александр Горбов

Боцман и попугай 1982. Все серии

Малышка Джудит

Белый и черный - людская гамма, гамма из страха, вранья и боли.
Джу на палитре рисует маму, черным графитом и белой солью, кисточкой гладит по тонким скулам.
"Мама, смотри, я теперь художник. Мама, взгляни на мои рисунки. Мама, смотри, чудеса возможны".
Джу вытирает резинкой локон,
Пальцем ровняет кулон на шее.
Белый и черный глядят из окон.
Черный и белый следят с постели: вот, на испачканных пальцах — краска, щеки — в пыли от цветного мела.
Джу, как и люди, не верит в сказку.
Джу, как художник, не верит в дело, деньги и славу, слова и лица.
Больше, чем лицам, не верит людям. Падает дождь с мотылька-ресницы.
"Мама меня называла Джудит, мама меня называла правдой. Где эта правда теперь? В коробке душного города из металла.
Правда застряла в чернильной пробке и потерялась в дворах и окнах,
Где все художники спят на крышах. Мама, а мама, ты где? Мне плохо.
Мама, я верю, что ты услышишь".
Джу вытирает хвостатой кистью капельки слез со своих ладоней,
Капельки нежных пушистых истин в облаке замершей дымной боли, гладит палитру по тонким лункам.
"Что ты волнуешься, горе-Джудит, знаешь, в последнем твоем костюме новых карманов уже не будет. Знаешь, да только не хочешь верить. Хочешь прожить как другие люди. Только вот даже пускай есть деньги — ты человеком не станешь, Джуди.
Станешь художником. Стала вроде. Солью рисуешь на ранах время.
Не-человек, по своей природе, хочешь идти наравне со всеми? Значит, забудь про себя, художник.
И отрекись от меня, от мамы..."
Джу гладит лунку по светлой коже.
Джу невесомо целует мама.

***
Белый и черный — ночная гамма, гамма из силы, любви и меры.
Джудит сидит на оконной раме, смотрит, как город меняет веру.
Джу на колени кладет бумагу, чертит графитом любимый профиль, вот на холсте появилась мама, вот на холсте появился город.
Значит, с рассветом наступит утро.
Значит, что в сказках — есть доля правды.
Значит, в последнем ее костюме — будет два новых пустых кармана.

Елена Шилина (с)

Элементарная педагогика

«Тебя ждут дома», - напомнил Динке рекламный щит с подрагивающей лампочкой.
Она сделал вид, что это ее не касается, подбежала сзади к Нике и закрыла ей глаза оранжевыми варежками.

- Ты с нами? - деловито спросила подруга, не поворачиваясь.

- Конечно, - Динка разочарованно убрала руки. - А куда?

- Сначала в кафе, потом - к Женьке. У него родители в Красноярске. Так что трехкомнатный «флет» в нашем распоряжении!

- Круто! А Боня?

- Тоже идет!
Боня - Боря Бондарев - веселый парень со щенячьим взглядом, который заставлял Динкино сердце совершать акробатические этюды в груди. У Боньки сухие руки и курносый нос, красивый подбородок и всегда чистые уши. Последний факт играл в системе Динкиных предпочтений едва ли не определяющую роль. Все потому, что в тринадцать лет она получила психологическую травму - поцеловалась, сидя на плакучей иве, с соседом по даче, а через пять минут, когда уже собралась слезть с дерева, случайно заметила ярко-желтую пленку в раковине его уха. Потом все лето пряталась на чердаке и просила бабушку сказать неопрятному жениху, что объект его воздыханий уехал в город. Теперь каждый симпатичный парень, попавший в поле зрения, прежде чем быть допущенным в ближний круг, проходил «проверку ушами».
Боня прошел. Оставалось загадкой, прошла ли Динка его проверки. Ходили слухи, что у Бондарева есть девушка, но в молодежном театре, где сейчас репетировали новаторский спектакль «Ромео, Джульетта и другие», ее ни разу не видели.
Миниатюрная Динка с толстой косичкой темно-каштановых волос играла Джультту, Боря - Тибальда. Жалко, конечно, что не Ромео. Эту роль отдали Женьке - хозяину пустой квартиры.

- Люди, стройтесь! В метро шагом марш! - гаркнула Ника своим «особенным» голосом.
До пятого класса она занималась в народном хоре и, если верить ее рассказам, могла, при желании, силой песни сбивать воробьев налету. Мол, прецеденты - Динка недавно выучила, что это слово нужно произносить без буквы «н» в середине - уже были. Может, поэтому Нике досталась роль синьоры Капулетти, согласно замыслу режиссера, большой поклоннице тяжелого рока.
Вся компания, состоящая из двух девчонок и трех парней: Бони, Женьки и Саида, игравшего Бенволио, направилась от «Винзавода», где только что закончилась очередная репетиция, к станции метро «Курская». Динка то и дело оглядывалась, проверяя, идет ли Боня. Он шел, и даже один раз, поймав ее взгляд, многозначительно подмигнул.

«Сегодня я узнаю, есть ли у него девушка, и насколько сильно ли она ему нужна», - подумала Динка. Но стоило ей случайно посмотреть на очередной рекламный щит, как полоски призм повернулись, и на тревожно-фиолетовом фоне появилась надпись: «21:0. Пора домой!»

- Черт!

- Ты чего? - покосилась на Динку Ника.

- Да так! - махнула она неопределенно рукой, а сама подумала: пока в посланиях нет имени, можно делать вид, что они адресованы не ей. Но уже в следующее мгновение Динка заметила отчетливую надпись на заснеженном склоне, спускавшемся к тротуару:
«Дина, марш домой!».

- Дина, марш домой? - Прочитала Ника вслух. - Это тебе?

- Еще чего! - Она начала злиться.
Почему обязательно нужно лезть в ее жизнь? И что это за правило такое, приходить домой не позже десяти? В конце концов, ей уже пятнадцать, а это вам не сопливые тринадцать или ясельные одиннадцать! Вон, Ника всю ночь может гулять неизвестно где, и никто ей не указ! «Не пойду! - приняла решение Динка. - Пусть делает, что хочет!». И тут же ее взгляд споткнулся о свежее объявление, наклеенное на стену рыночного ларька поверх пестрого ковра из обрывков рекламных постеров: «Каникулы в Праге отменяются!».
Динка аж поперхнулась от возмущения. Ну, это уж совсем свинство свинское! Ведь знает же, что она дни до зимних каникул считает! И все ради этой поездки с классом…

- Слушай, Ник, ты меня, конечно, извини, но я с вами не могу! - Динка остановилась перед входом в метро, стараясь не смотреть подруге в глаза.

- Ты с ума сошла?! - зашипела та вскипающим чайником. - Как я с ними одна пойду?
В этот момент подтянулись чуть отставшие парни. Жизнерадостный Боня тут же обнял девушек за талии: Нику - по дружески, Дину - с намеком. По крайней мере, ей так показалось.

- Чего встали, девчонки? - весело поинтересовался он.

- Извините, ребят! - чуть не плача от жалости к себе, пискнула Дина, - Мне домой нужно…
Она вяло махнула рукой и побрела к эскалатору. Чего тут добавить? Волшебный вечер псу под хвост!
Вскоре ее поникших друзей скрыла волна ступеней. Динка повернулась лицом к бегущим навстречу часовым светильников и чуть ниже себя увидела влюбленную парочку. Уже не школьники - скорее всего, студенты - стояли, закрыв глаза, и глупо улыбались. Он обнимал ее, она обнимала розового зайца. Заяц тоже улыбался и обнимал большое сердце с надписью «Kiss my». В носу у Динки защипало.

«Это не честно! - пожаловалась она проплывшему мимо светодиодному столбику. - Не честно лишать человека личной жизни ради глупых правил! А если, я только что отказалась от настоящей любви? И другого шанса стать его девушкой уже не будет? Может, я вообще никого лучше него не встречу? Останусь старой девой из-за дурацкой поездки в Прагу!»
Она уже приготовилась перескочить на соседнюю, ползущую вверх, ленту эскалатора и даже потянулась за мобильником, чтобы попросить народ не разъезжаться, как ее ладонь неожиданно ощутила странный рельеф на плывущих параллельно ступеням поручнях. Динка опустила глаза и в отчаянье прочитала: «Даже не думай! Ужин на столе. Считаю до десяти. Раз!». Это была кривая надпись, торопливо процарапанная перочинным ножиком. Отличный способ окончательно испортить жизнь!
Динку окатило горячим негодованием. Она посмотрела вперед, на приближающееся дно «Курской кольцевой», и невольно зацепилась взглядом за ярко-зеленую аппликацию на рюкзаке влюбленного парня - большую цифру два.
Вот гадство! Ни о каком возвращении и речи быть не могло! Динка ускорила шаг и торпедой влетела в готовые захлопнуться двери вагона. «ТРИ способа повысить свой иммунитет» - увидела она рекламное сообщение над схемой метрополитена.
Прикусила губу, чтобы не сказать что-нибудь не приличное, и отвернулась. «ЧЕТЫРЕ дня до конца света…» - привлек ее внимание заголовок в газете, которую читал не молодой мужчина с желтоватым лицом.

«ПЯТЬ надежных причин делать долгосрочные вклады…» - выкрикнул рекламный плакат на переходе между «Краснопресненской» и «Баррикадной».

«ШЕСТЬ часов - это достаточно, что бы до меня доехать!» - несколько раз повторила, стараясь перекричать гул электрички, полная женщина на платформе.

«СЕМЬ ночей» - мелькнуло название какого-то спектакля на стекле билетной кассы возле выхода из станции метро «Улица 1905 года».

«ВОСЕМЬ видов бигудей» - сообщила отпечатанная на принтере реклама в витрине спящего киоска в подземном переходе.

«ДЕВЯТЬ» - ехидно ухмыльнулась медным номером квартирная дверь.

- Десять! - сказала высокая женщина, ставя на стол перед запыхавшейся Динкой тарелку плова с вкраплениями оранжевой моркови. - Молодец, что успела. Я только-только закончила.

- Мам, а можно в следующий раз просто позвонить на мобильник?!

- Конечно! - ответила та, и ее глаза, по-восточному подтянутые к вискам, засмеялись, - Если ты в следующий раз ПРОСТО не забудешь включить его после репетиции.
Злиться не было никакого смысла. Много раз проверено - выйдет боком. Поэтому Динка тяжело вздохнула и принялась за обжигающий плов.

- Кстати, у твоего Бони все-таки есть девушка, - невзначай, словно речь шла не о любви, а о стирке носков, сообщила мать, включая чайник. - И она о тебе ничего не знает!
Динка застыла с открытым ртом, ложка с рисом так и не добралась до него, остановив свое движение на полпути. Все-таки это ужасно, когда твоя мать - ведьма. Не бог весть, какая могущественная, зато очень опытная.
Словно ответ Динкиным мыслям, на стол перед ней опустился маленький пузырек из толстого стекла.

- Держи, дочь! Пользуйся моим хорошим настроением.

- Что это?

- Отворотное зелье. Пара капель, и о сопернице можно не волноваться.

«Когда твоя мать ведьма - это ужасно, - подумала Динка, быстро уминая плов. - Однако здесь есть и хорошие стороны! Очень хорошие!»

Любовь Романова (с)

О любви и о счастье

Бабка на проходной бесцеремонно захлопнула перед ней дверь и рыкнула:
— Чего тебе?
— Мне бы… замуж, — прошептала она.
— Ишь, куда собралась, — усмехнулась старуха. – А зачем тебе?
— Чтобы любить кого-нибудь, — выдохнула девушка и покраснела.
— Значит, любить тебе некого? — непривычно ласково спросила старуха. — Ну, это мы сейчас быстро исправим, — успокоила она и, пошарив под своим столом... сунула в руки невесть откуда взявшегося котенка. – На, люби. Иди теперь, — приказала "злая ведьма", не дав даже открыть рот несостоявшейся невесте. — И пока не полюбишь, не приходи.

Котенок был жалкий — худой, грязный и вечно голодный. Со временем он обзавелся красивой густой шерстью, надменностью и наплевательским отношением к хозяйке. Любить его было нелегко: кот упорно отказывался ходит в лоток, точил когти об обои, подкарауливал в темноте и кидался на ноги, больно впиваясь когтями и зубами. Потом оставив эти детские забавы, стал метить туфли, шубу, кровать, ковер, дверь, книги. Сначала она хотела его кастрировать, но потом подумала, что вряд ли сможет объяснить старухе отсутствие на коте такого важного органа и оставила эту идею. И как такого любить? Она старалась изо всех сил, но кот в ответ только гадил в ее косметичку.

— Вот ваш кот, — девушка протянула бабке хорошо откормленного, чистого, ухоженного, красивого кота. Кот спрыгнул на пол и стал тереться о ноги "старой ведьмы", что-то приветливо мурлыкая. — Не могу я такого любить. И даже не знаю, нужна ли ему моя любовь.
— Любовь всем нужна, — наставительно сказала старуха. — А замуж за этим нечего ходить.
— А я за этим туда больше не хочу, — улыбнулась девушка.
— Вот оно как, — удивилась бабка, и первый раз внимательно посмотрела на нее. — А зачем тогда?
— Чтобы меня любили, — заявила барышня.
— Ну, конечно, зачем же еще, — недовольно хмыкнула бабуля. — Знаешь что, ступай на работу, там у тебя есть Игорь Семёныч, любит тебя без памяти. А здесь тебе нечего делать, — сказала, как отрезала, старуха.

Игорь Семенович и вправду был. Смотрел на нее долгим тоскливым взглядом, но подойти не решался. В прошлом году, на корпоративе они оказались за одним столиком, и он коснулся ее своей рукой. Рука была влажная, мягкая, неприятная. "Хорошо, что другие подробности про него я не знаю", — с облегчением подумала она тогда и пересела за другой столик.
По дороге домой она приказала себе: "Надо пробовать!", — и пригласила Игоря Семеновича на чашку чая. Чаепитие завершилось у нее дома. Мягкими, влажными и неприятными у Игоря Семеновича оказались не только руки. "Ничего, это не главное", — строго одернула себя она и согласилась встретиться с ним завтра. Потом послезавтра, потом поехать вместе отдохнуть, а потом переехать к нему.

Дни потянулись тоскливые, сонные, серые. Игорь Семёнович заглядывал в глаза и был готов исполнить любое ее желание, но желания пропали. Кроме одного — сбежать подальше.

— Не хочу так больше, — с горечью сказала она бабке, когда увидела ее около проходной.
— Так ты, милочка моя, сама не знаешь, что хочешь, — проворчала бабка, — Вот что, ступай домой и подумай, чего хочешь, а чего не хочешь, что нравится, а что не нравится. Что твоё, а что "чужое", "наговоренное". "Своё" оставляй себе, а хлам всякий – мети метлой, — и с этими словами бабка вручила ей метлу и подтолкнула к выходу.
"На чем же вы будете летать, бабушка?", — хотела съязвить девушка, но вовремя остановилась.

Первым делом она выкинула метлу, потом старые вещи, которые уже несколько лет пылились в шкафу, затем журнальный столик, который был ужасно неудобен и так же ужасно моден, следом все, что "может когда-нибудь пригодится", но так ни разу не пригодилось, туда же отправились журналы с "правильными" советами по организации "правильной" жизни, жуткие шторы, которые ее давно раздражали, но идеально подходили её кухне согласно фен-шуй, вымыла пыльное окно, которое едва пропускало свет, обнаружила, как много ненужного, лишнего, бесполезного разложено по полочках, ящичкам, коробочкам, распихано по углам, храниться в столе. Сметая мусор, она увидела на полу свой старый акварельный рисунок. Стерев с него пыль, с грустью подумала, как давно она не рисовала.

Краски и кисти нашлись почти сразу, они словно ждали ее за дверцей старого скрипучего шкафа. Предвкушая давно забытое удовольствие, она окунула кисть в краску.

В этот момент в дверь позвонили. Перед ней стоял симпатичный молодой человек с бабкиной метлой в руке.
— Извините, девушка, это не ваша метла?

©Юлия Минакова