Мне снятся сны о шумных городах

Мне снятся сны о шумных городах. Поведайте, родные, крепко спите ли? Я помню только своего учителя, который возникает из "тогда". Как будто открывается портал, в районе двух сердец беззвучно щёлкая. Прозрачный лунный луч дырявит щёку мне. Лун было двадцать тысяч, я считал.

Учитель мой, далёкий, дорогой.
Когда Вы говорили мне про Шамбалу, то вдохновенно и забавно шамкали, под маленьким столом тряся ногой.
Лежала в вазе на столе халва, и мягкий хлеб, и крошки на колени мне.
— уже готов, достигни просветления.

И я пошёл, поскольку слушал Вас. И встретил снег, вершины, стариков, похожих на вершины одиночества. Они светлы, им ничего не хочется, и вроде даже нет у них врагов.
Я встретил тех, кто покорял мечту, их кости, черепа и снаряжение. Но, бедствуя, не прекращал движение и видел мир, и видел красоту.
Бараны, яки, горные козлы и барсы с ледниковыми глазищами.
Учитель, я считаю — небо ищет нас, обшаривая темные углы.
Когда нашел я белую страну, висели облака вуалью газовой.
Но обещал подробно не рассказывать, я обещал, и я не обману.
Не жалуюсь, учитель, но теперь я путаю субботу с понедельником. Оброс до пят, сижу таким отшельником.
Отлично.
Ветер заменяет дверь.
Вот, правда, стал недавно замечать, что рядом люди, и порой воинственны. Любители сенсаций и лжеистины, их мастерство — охота и печать, их мастерство — всё путать в голове.
Пугают диких птиц тревожным зумером.

Учитель, не сочтите за безумие.
Мне снятся сны.
Я — снежный человек, нелепый зверь, носитель страшных рож.
Они всегда играют не по правилам.
Я видел своё фото — не понравилось.
Ну не похож, учитель, не похож, нельзя же вечно байками кормить. На это не решусь ни в коем разе я. Мне надоели враки и фантазии.
Так странно наконец вернуться в мир.
Естественно, держу себя в руках.
Я так хотел, чтоб обо мне не вызнали, но вот иду, переплетаясь жизнями.
И ом намах, и древесина дхак.

Резная Свирель (с)

Ziggy Alberts - Laps Around The Sun (Official Audio)

Человечья душа — потёмки

Человечья душа — потёмки, но они иногда нужны. Я хожу по дворам с котомкой и рассказываю про сны. Ты мне нравишься, ты смешная, тоже с логикой не в ладу. Кто я — толком и сам не знаю: менестрель или трубадур.

Я бродяга, но ты уж точно не считай меня храбрецом. Мой отец был прекрасным зодчим и совсем неплохим отцом. Вырываясь из скучных рамок, он бросался в неравный бой и мечтал, что построит замок, где остаться бы смог любой.
Где не будет темниц и криков, сундуков, ядовитых ртов. Только заросли базилика, только розы до холодов. Чтобы песни на ветках жили, а зимой согревал камин.
Мой отец — коренаст и жилист — был романтиком, чёрт возьми.

Но реальность другого кроя. Даже я бы давно остыл, но в итоге чудак построил людям замок своей мечты. Лучше мне не встречалось дома. В защищённом от непогод, в нём со стен улыбались гномы, и атланты держали свод. Пахло клевером, медуницей. Лился в окна витражный свет. Человечья душа — что птица с листопадами в голове.

Мой отец — он потратил вечность, и ещё одну жизнь вдогон. Люди к замку текли как речка. Миллион или легион. Шли из лавок, из кузниц, с пашни и как будто бы невзначай по частям разобрали башни до последнего кирпича. Пригодится, наверно, в деле. У отца бы случился шок, но старик не вставал с постели. Это плохо, но хорошо.

Я сегодня ходил по замку. Он разрушен, но я тайком дров набрал для костра вязанку, побеседовал с пауком. Ты смеешься, искришь глазами. Мне так нравится твой прищур. Хочешь в хижину с чудесами? Никого туда не пущу.

Резная Свирель (с)

Childhood (Original Mix) · Andrew Dream

Пока ты спишь...

Пока ты спишь, над крышами рассвет
Рассыплет в небе солнца угольки.
Безветренное утро. Мрака нет.
Лишь свет вокруг, звенят его шаги
И катятся по лужам звоном снов,
Что, уходя, одни надежды будят.

Проснись, мой друг, не надо лишних слов,
Пусть скалят зубы бешеные будни.
Ты знаешь сам. Всё это только миг,
А жизнь полна и света, и тревоги.
Морозен день? Тепло моё возьми,
Не расплескать бы только у порога.

Неси в себе весь цвет и зим, и лет.
Люби людей, как часть большого мира,
И помни этот лаковый рассвет,
В котором звонче радостная лира
Твоих небес. Пусть знает вечный Бог,
Что – хоть не всё случилось – ты старался.
Не верь мирам – он вовсе не оглох.
Пока ты спал, он рядом оставался.

Пока ты спал, он так тебя берёг,
Что даже ветер сумрачный притих.
Храни в себе всю гарь его дорог
И веру в то, что будет светлым стих.

© Агата Классен

Volcan Peaks - To Let You In (Instrumental Version)

Любая вещь ничего не стоит, когда ломается — и подавно.

Он был фанатом чудных историй, где жили эльфы, драконы, фавны, русалки, феи и гиппогрифы. Узнать несложно, летать нетрудно. На острых скалах, зелёных рифах его пиратское ждало судно.
Но больше разных чудесных сказок любил он сломанные игрушки. Медведик, жёлтый и одноглазый, лежал застенчиво на подушке. Солдат, в бою потерявший ногу, облезлый робот из "Футурамы".
Он мог о них говорить помногу. К несчастью, слушала только мама.
Он рисовал на листе альбома, как небо гладит макушки сосен, но сам, наверно, был тоже сломан, беда со зрением — минус восемь. Не то чтоб это ему мешало, но неуверенности вселяло. Чего противней давить на жалость? Придя из школы, смурной и вялый, он возвращался к нелепым монстрам, кривым машинкам, бескрылым птицам.
Внутри корябало чем-то острым. Возможно, сердце училось биться.
Промозглый дождик стучал и капал, терялись тени в ночных чернилах.
А в девяностых сломался папа, и мама долго его чинила.

Слова почти ничего не значат, когда холодные и чужие.

Потом он вырос, ловил удачу, поправил зрение, шаг пружинил. Но знал — покоя ему не будет ни архитектором, ни поэтом, пока ломаются страшно люди. И почему-то молчат об этом.
Наверно, в детстве людей учили — больным и слабым в строю не место. Ты должен жечься, как перец чили, быть покорителем Эвереста и жить насыщенно и красиво, иначе лузер, огрызок, тело.
Такая странная перспектива, и непонятно, что с миром делать. Мне непонятно, ему понятно, хотя смеётся, не зазнаётся.
А я — про социум и про пятна на равнодушно потухшем солнце.
А он — рюкзак мне, пропахший гарью, в карманы море, и лес на шею.
Я тоже глупый смешной очкарик, балбес, дурилка, несовершенный.
Но разве это бывает важно, когда, прекрасней всего на свете, вдали опять возникают башни, в груди опять напевает ветер, и три полоски на старых кедах. В ушах — Бутусов, Шевчук и Дилан.
На антресолях ворчат в пакетах медведи, зайцы и крокодилы с трухой, опилками и соломой. А вон король, что несчастлив в браке.
Раз кто-то лечит нам переломы, всё заживает как на собаке.
Он верит в гномов и автоботов и запускает воздушных змеев.
Мне иногда говорит: чего ты, давай починимся. Я умею.

Резная Свирель (с)

Today Is a Good Day to Live - John T Graham feat Michael Stenmark | Acoustic Song