Радость — она окрыляет, тревоги старят

Один мой знакомый, играющий на гитаре, частенько на полном серьёзе мне говорил:
что радость — она окрыляет, тревоги старят,
а музыка — то, что живёт глубоко внутри.
С начала рождений, с курсора и с абсолюта, на дне, в облаках и на звёздной горе костей,
из музыки выросли боги, цветы и люди.
И не было в мире прекраснее тех людей,
таких настоящих, весёлых и непокорных.
И взгляды их были остры, как подводный риф.
Так мне говорил человек, в чьей душе — аккорды, канаты нейлоновых струн, деревянный гриф.

А как его звали? Наверное, как-то звали.
Я помню, что он обожал очень крепкий чай без сахара, чёрный. Смеялся, что инфернальный,
боялся обидеть кого-нибудь сгоряча.
С такими надёжно остылым тревожным утром, с такими нестрашно запрыгнуть в пустой вагон.
Есть люди, которые блюз, и они уютны.
Есть люди, которые джаз, и они огонь.
Есть люди-симфонии, оперы, люди-кантри.
Так он говорил, примеряя себя к ладам.
А кем же он был? Да, по-моему, музыкантом, хотя разве это профессия?
Это дар,
учение, исповедь, что-то ещё такое, чего я не зная, не ведая, берегу.
Деревья под снегом поют, фонари и кони, но их иногда заглушает машинный гул.

Один мой знакомый уехал к морям и пальмам — есть сладкие финики, темный инжир и нут.
Лежу, закрывая глаза, тишиной слепая,
хватаюсь за небо и верую в тишину,
плывучая, простоволосая как дриада.
Храни же меня, сохрани же в любых мирах.
Один мой приятель — косуха и медиатор — сквозь все расстояния велит мне не умирать.
А где он теперь?
Он при храме ли, при ашраме, в портовой таверне, в блескучем цветном бистро?
От времени, он говорил, заживают шрамы —
и снежная птица роняет в ладонь перо.
Живи — я живу и учусь быть светлей и проще, из слов безуспешно ваяю доспех и щит.
Но слышу, как он пересёк городскую площадь,
и каждый вмурованный камень в меня звучит.

Резная Свирель (с)

ZELAIT - ЩЕДРИК | CAROL OF THE BELLS

Мантикора

В её городе — стены-стены, в её городе — камни-камни.
Он трясётся как неврастеник, он хохочет, жужжит, мигает,
подчиняя себе пространство, время, судьбы, стихи и числа.
Здесь за каждого нужно драться,
здесь ломают людей как чипсы.
Рвутся нити, звонки и связки.
Сказки — часть городского мира.
Здесь живёт героиня сказки, надо имя — пусть будет Кира.
Совпадения все случайны. Дом у Киры — в конце аллеи.
Там всего пять минут до чайной.
Худо-бедно и помаленьку
силуэт её карандашный незаметно б года стирали,
но пополнил январь однажды Кире собственный бестиарий.

В её городе — камни-камни, в её городе — стены-стены.
Город цокает каблуками и рисует хитросплетенья
переулков и закоулков на пустынном доселе месте.
Ночь летит как кузнец Вакула и косит на рогатый месяц.
Кира любит сердитый город, с его толстой холодной кожей.
И гуляет в нём с мантикорой по ночам (днём полно прохожих).
Если прятаться за кустами — мех цепляют сучки и корни.
Мантикорья бежала стая по делам своим мантикорьим,
львиным прайдом неслась, отрядом, и сверкали глазища льдинно.
Да одна из них потерялась, засмотрелась и заблудилась.
Звезды в стёклах витрин блестели, перезрела луна как персик.
Не заметил отряд потери, словно в песне, а вот не в песне.
Мантикора была впервые в шумном городе бестолковом.
А потом она долго выла, не найдя ни еды, ни крова.
Золотые сияли соты, свет струился сгущенный, жирный.
Если б Кира не шла с работы, неизвестно бы, как сложилось.

В её городе — жути-жути, в её городе — смерти-смерти.
И в какой такой промежуток мантикоры пролезли, черти?
В нашем мире полно чудовищ, но их облик привычно-беден.
Мантикоре теперь готовит Кира завтраки и обеды.
Город грустно таскает маски, громыхает железной кровлей.
Мантикора не хочет мяса и не пьёт человечьей крови.
Лампа, плед, мотыльки бессониц. Если полная безнадёга,
человечье лицо, как солнце, улыбается ей с порога,
топит горе церковным воском. И улыбка на всю квартиру.
Мантикорье вернётся войско и прошепчет: "Спасибо, Кира.
Это нам было очень важно".
И в окне, как в картинной рамке,
в её городе — башни-башни, в её городе — замки-замки.

Резная Свирель (с)

Protoculture - Manticore (Radio Edit)

Можешь верить или не верить...

Можешь верить или не верить, может, правда, а может, небыль.
Просто шли по дороге звери, по дороге, ведущей в небо.
Котик, мишенька и зайчатка. Вдоль дороги росла просянка, и слова у них не кончались, и болтали о разном-всяком
звери плюшевые, живые, сны и ватное одеяло.
Даже волки на них не выли, даже солнце на них смеялось.
Бесконечно тянулись числа, города поднимались, страны.
Звери шли и добром лучились, и несли в мягких лапах странность.

Был зайчатка пушистым, белым, с носом розовым и цветочным. И навстречу беда болела в каждой клеточке, в каждой точке.
К ним беда — как старуха в чёрном, выжигая остатки счастья.
"Я же смелый", — сказал зайчонок.
"Я же справлюсь", — сказал ушастый.
Словно он не зверёк, а ветер. Окна хлопали как ладоши.
И не стало беды на свете, и нигде не болело больше.

Оставляли тираны троны, поджимали шпионы жала.
Просто шли по дороге трое, и усталость от них бежала. Падал с ветки созревший жёлудь.
Звери шли и сочились мёдом: котик, зайка и медвежонок, три довольных весёлых морды.
И любовь к ним спустилась плавно на серебряном парашюте.
Косолапый сказал: "Ну ладно",
"Я же сильный", — сказал мишутка.
И взвалил её на закорки, меж лопаток согрел ей норку. Холод треснул засохшей коркой, и любви сразу стало много.

Стало столько, что не измерить, не испить, не укрыть в застенках.
Просто шли по дороге звери: мишка, заинька и котейка. Понарошечные, смешные уши, души, хвосты и лапы.
Даже зубы у них не ныли, даже дождик на них не капал, деликатно вокруг мурашил.
Просто шли по дороге сказки. А потом повстречали в страшном, пустотелом и пустоглазом навьем царстве, в голодной бездне ту, что ходит бесцветной тенью. Ту, что в окна без спроса лезет.
И мурлыкнул друзьям котейка:

"Я ведь пуговка божьих судей. Оторвусь я — пришьют и вденут. У меня же их девять, судеб. А у вас вроде как не девять".
Стала шерсть у него из меди, стал он хтонью железной сборки. И не стало на свете смерти.
Просто шли по дороге боги.
А потом ты открыл им двери. Лунный луч был дрожащ и тонок. И вошли в нашу спальню звери, и сказали, что ты — ребёнок. Очень маленький, робкий, дивный.
Вот поэтому этой ночью они смерть твою победили,
и беду твою победили,
всех-превсех они победили.
И любви теперь сколько хочешь.

Резная Свирель (с)

Chris Rea - Winter Song

БИРЮЗОВЫЕ СТИХИ

В царстве вечных бирюзовых льдов
Время заморожено и чувства.
Там хранится вечная любовь,
Как пломбир с клубникой очень вкусный.

Там хранится терпкое вино,
Бирюзой застывшее в бокале,
Песня, прозвучавшая давно,
И слова, что раньше волновали...

Все застыло в вечной мерзлоте:
Небо бирюзовое а алмазах,
Звезды в бирюзовой высоте,
Издали похожие на стразы...

Бирюзовым светится лимон,
Бирюзовый чай искрит в стакане,
Бирюзовый прошлогодний сон
Мне еще привидится едва ли...

Все что было, стало бирюзой,
И покрылось льдом до основанья.
Стынут бирюзовою слезой
Наши прошлогодние свиданья.

Ты несешь огонь а своих руках,
Искры разлетаются тревожно...
Бирюзовый лед в моих глазах
Растопить, ты думаешь, возможно?

Татьяна Торхова (с)

Frederic Delarue - Caress My Spirit