Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Планета Земля - чудо Вселенной » Космос: далёкий и близкий


Космос: далёкий и близкий

Сообщений 61 страница 69 из 69

61

В сюжете под мерцающими звёздами

Я загляну в чужую жизнь - вглубь осторожно.
Как   в гости, только не спросив: - Друзья! К вам можно?
Со стороны -  хочу понять -  о чём мечтают.
Чего желают для себя, что ставят  к  чаю.

Какие говорят   слова  без затрудненья.
Что думают, о чём поют, быт, отношенья.
Зачем   нужна  чужая жизнь? Судить берёшься?
Тут со своей, как говорят,  не разберёшься.

В героях есть всегда  черты своей эпохи.
Всесилье  слов меня ведёт без суматохи.
Они сплошь  были  колдовством, имели силу.
От  слова  плачет   человек, то близкий, милый...

Я загляну в чужую жизнь - вглубь осторожно.
Как   в  гости,  вежливо  спрошу: - Друзья! К вам можно?
Друг друга, думаю, поймём  и  помечтаем.
Сюжет  вот только лишь найду...  и  ждите   к  чаю...

                                                                                  Я загляну в чужую жизнь - вглубь осторожно...
                                                                                                Автор: Ирина Коробкина

Jack Kaos - Ёжик в тумане

Запах только что поглаженной школьной формы – коричневой, с кинжальными стрелками на брюках.

Цвет и стрелки были тем, что, казалось Глебу, рождало этот запах. Точно так же, как запах болоньевой куртки возникал из водонепроницаемых свойств материала.

При первом же дожде материал оказался проницаемым, но на память о запахе это никак не повлияло. Это была первая болоньевая куртка Глеба, носившего до того только пальто.

Тёплый сентябрьский день не требовал куртки, но мальчику очень хотелось прийти именно в ней, хотя мать была против.

Спустя годы, рассматривая свою первую школьную фотографию, Глеб Яновский нашёл эту куртку на редкость бесформенной.

Он так и не смог понять, чем именно изделие тогда ему нравилось. Может быть, оно опьяняло его своим запахом, как хищное растение пьянит насекомых.

Как бы то ни было, 1 сентября мать, как всегда, пошла ему навстречу. Помогла надеть куртку и ранец. Посоветовала лишь куртку не застёгивать.

Ранец пах кожей, и ещё водой и маслом, и ядовитой пластмассой пенала, в котором громыхали ручки и карандаши. При спокойном движении мальчика громыхание было умеренным, но когда он переходил на бег, звук многократно усиливался.

Отбивавшийся чёткий ритм напоминал оркестровую погремушку мараку.

Будучи уже постарше, мальчик задавался вопросом: где учатся игре на мараке – неужели в музыкальной школе есть класс мараки, подобно классу скрипки или фортепиано? И не находил ответа, потому что не было такого класса.

Так вот, ранец, школа.

По желанию отца Глеба отдали в школу, где обучали на украинском языке. Мать не возражала. Она почти никогда не возражала.

Зная её способность примиряться с обстоятельствами, можно было бы удивиться тому, что ей хватило характера расстаться с мужем.

Удивительным, однако, было скорее то, что они с ним сошлись. Фёдор был родом из Каменца - Подольского, а Ирина – из Вологды, оба в своё время учились в Киевском институте гражданской авиации, и оба попали туда случайно.

Ирина – после неудачной попытки поступить в театральный, Фёдор – в консерваторию. Так они получили возможность остаться в большом городе.

Гражданской авиацией не интересовались ни в малейшей степени. Это была одна из немногих вещей, которая их объединяла.

В остальном же они говорили на разных языках в прямом и переносном смысле. Считается, что несходство рождает влечение, и это справедливо – но только на первых порах.

Да, темноволосого южанина Фёдора притягивала северная красота Ирины.

Эта красота была как туман в кратком утреннем безветрии, как сон царевны, который соблазнительно нарушить, была тихим прудом, по которому хочется, чтобы пошли круги.

На Ирину же производила впечатление неизменная задумчивость Фёдора, намекавшая на опыт и мудрость.

Она с удовольствием вслушивалась в произносимые им украинские слова и каждую минуту требовала перевода.

Но то, что разогревало чувства в первые годы, с течением времени в глазах Ирины обратилось в свою противоположность.

Задумчивость Фёдора стала казаться ей угрюмостью, мудрость являлась не с той частотой, на какую она рассчитывала, а непонятные слова красивого, но чужого языка начинали вызывать раздражение.

Она уже не спрашивала их перевода, дожидаясь, когда Фёдор догадается сделать это сам.

Ирина могла бы заставить его перейти на русский (в ответственных случаях он так и поступал), но в произношении Фёдора родной язык казался ей чудовищным.

А в постели, слыша его русские слова, она смеялась, как от щекотки, отталкивала его и просила говорить только по - украински.

А потом она ушла. Уже взрослым Глеб неоднократно слышал об иной причине развода – якобы легкомысленном поведении Ирины.

В легкомыслие матери (что бы под ним ни подразумевалось) он, пожалуй, мог бы поверить, но развод с ним не связывал.

Причина развода, как казалось ему, была глубже и в чём - то трагичнее.

Произошедшее между родителями Глеб объяснял той особой задумчивостью, в которую отец время от времени впадал. Этой задумчивости мать, человек жизнерадостный, стала бояться.

В такие минуты Глеб также чувствовал себя неуютно. Отец словно проваливался в глубокий колодец и созерцал оттуда звёзды, видимые только ему, – даже днём, такова оптика колодцев.

Когда Ирина ушла, всю полноту чувств Фёдора ощутила скрипка. Обычно он играл наедине с собой. Эту игру Глеб однажды слышал, когда с разрешения матери остался ночевать у отца.

                                                                                                                                                      из романа Евгения Водолазкина - «Брисбен»

Космос далёкий и близкий

0

62

Большее дарование - большая отдача

А большое дарование, — сказал смотритель, спускаясь с лестницы. — Хочет выступать в концертах.

                                                                                                                                      --  Толстой Л. Н. - «Воскресение» (Цитата)

Ты - моя надежда, ты - моя отрада - Vasiliy Ladyuk & Alexandrov Ensemble

Русский дом,
Изба да хата,-
Живописна красота
Под высоким деревом.

Ставни расписные
И широкое крылечко,
Русская тёплая печка,
Колыбельки подвесные.

Терем прекрасный,
Хоромы для жития,
Богатого бытия,-
Очаг домашний.

                                           Русский дом
                               Автор:Константин Шагар

Космос далёкий и близкий

0

63

В полёте  без права выхода

Космический корабль "Жизнь"
Несёт меня в просторах звёздных;
И я кричу себе: “Держись!”,
Ведь столько лабиринтов сложных
Встречается мне на пути,
Меня с него порой сбивая,
Но, всё ж, вселенской красоты
В них не найдёшь конца и края.

Судьба, цветные взяв мелки,
Рисует мира откровенья;
Её таланты велики,
Щедры потоки вдохновенья.
Мне соучаствовать дано
В твореньи всех её событий,
Держа в руках веретено,
Прядущее сознаний нити.

Я подбираю строки фраз
На тропах вымыслов случайных;
И чувствую, как в этот час
Из них ко мне струится тайна
О том, что всё вокруг меня -
Узор непознанных явлений,
А в основаньи – тишина
И глубина её мгновений.

                                                       Космический корабль Жизнь
                                                           Автор: Евгения Рупп

«И видел он ещё другой сон, и рассказал его братьям своим, говоря: вот, я видел ещё сон: вот, солнце и луна и одиннадцать звёзд поклоняются мне».

                                                                                                                                                                     -- Бытие, глава 37, стих 9.

– О, вы мне совсем не рады, милый доктор Гаше! – сказал, сняв шляпу и войдя в комнату маленького белого домика на залитой солнцем улочке, круглолицый, розовощёкий молодой человек с холёной остроконечной бородкой и в хорошем тонком костюме. – Какой чудесный денёк нынче выдался, прямо летний, что за прелесть! – особенно после этих ужасных дождей и штормов, что обрушились на нас в последнее время. А вы сидите тут один и предаётесь меланхолии, да ещё в компании с бутылкой; забыли Беранже: «Прощай вино в начале мая, а в октябре прощай любовь!». Бросьте грустить, выйдете на улицу, насладитесь солнцем и теплом!

Сидевший за столом худой белобрысый мужчина в белой фуражке и толстой синей куртке мрачно ответил:

– Что вам от меня надо, Феликс?
– Вот так приём! – расхохотался молодой человек. – Бросьте хандрить, говорю вам как врач! Хандра и тоска – причина почти всех душевных болезней.
– Вы сколько лет практикуете? – спросил Гаше.
– Второй год, но…
– А я – двадцать лет, – перебил его Гаше, – и вы мне станете рассказывать о душевных болезнях?
– Я вовсе не хотел вас обидеть, дорогой Поль, поверьте! – Феликс прижал шляпу к груди. – Никто не о спаривает ваш опыт: я даже написал статью о ваших успехах в лечении эпилепсии.
– Какие там успехи! – выпрямившись на стуле, махнул рукой Гаше. – У кого и было временное облегчение, потом вновь начинались приступы, – и это не беря во внимание прочие осложнения… Выпьете со мной, Феликс?

– Нет, извините, я ведь к вам по делу… – Феликс многозначительно посмотрел на него.
– Догадываюсь… – Гаше налил себе стакан вина и в три глотка выпил. – Приехали навестить вашего протеже? Вы о нём тоже пишете научную статью? Наверное, назовёте этот случай «синдромом Ван Гога»?
– От вас ничего не скроешь, – улыбнулся Феликс. – «Синдром Ван Гога» звучит неплохо – жаль только, что фамилия эта никому не известна.
– Да, не повезло вам с пациентом, он вас не прославит, – сказал Гаше.
– Я больше надеюсь на себя, чем на своих пациентов, – возразил Феликс.
– Ваша надежда восхитительна, – проворчал Гаше. Он встал и направился к выходу. – Что же, пойдёмте к нему.
– Но вы забыли запереть дверь, – удивился Феликс, когда они вышли из дома.
– А, пустое! Чего у меня брать… – буркнул Гаше.

***
В прошлом душевнобольных делили на две неравные группы.

В первую, небольшую, входили те, чьи отклонения от нормы считались признаком божественного вмешательства. Таким людям прощалось всё: даже буйные припадки расценивались как проявление высшей силы, а несвязное бормотание – как откровение. Подобные душевнобольные почитались как пророки и святые, их жития входили в священные книги.

В другую группу, составляющую абсолютное большинство, входили те, чья болезнь считалась проявлением злых сил. Таких людей боялись и презирали одновременно – главное же, старались избавить их и обезопасить себя от той нечисти, которая вызвала болезнь, при этом любые методы были оправданы, если они давали избавление.

Душевнобольным проламывали черепа, чтобы извлечь камни безумия, стегали плетьми и били палками, чтобы выгнать чертей из тела, зажимали голову в тисках, ошпаривали кипятком, чтобы пробудить сознание, сажали в узкие железные клетки и приковывали цепями к стене, чтобы успокоить дух.

Со временем лечение стало более щадящим: так известные психиатры Зигмунд Фрейд и Карл Юнг рекомендовали заменить опускание душевнобольных в воду простым обливанием, а кастрацию мужчин и вырезание клитора у женщин, что ранее признавалось действенными средствами обуздания буйства – успокаивающими микстурами.

Изменились и больницы для умалишённых: на смену жутким учреждениям, напоминающим пыточные застенки, пришли лечебницы с более - менее комфортным проживанием – впрочем, это было ещё далеко не везде.

Больница, где работал доктор Гаше, относилась к лечебницам нового типа: она располагалась в бывшем монастыре, кельи которого были переделаны под удобные палаты.

Они находились на двух этажах четырёхугольного здания, с прелестным садиком в центре его.

Единственным напоминанием об обители для умалишенных были решётки на окнах палат.

Палата Ван Гога на втором этаже тоже имела эти решётки, но за ними открывался чудесный вид на город и на холмы за городской окраиной; около окна стоял закрытый покрывалом мольберт.

Психиатры не пришли к единому мнению, полезно ли творчество для психического здоровья?

Одни говорили, что творчество является выплеском скрытых желаний и таким образом полезно как разрядка от внутреннего напряжения; но другие уверяли, что оно, напротив, приводит к перевозбуждению психики и нервной системы и поэтому чрезвычайно вредно.

Эти специалисты сравнивали творчество с безумием и находили, что не существует границ между тем и другим, а уж гениальность, безусловно, есть проявление безумия в самой крайней форме: все гении безумцы, не было ни одного гения, который был нормальным.

Доктор Гаше, склонный по своему характеру к скептицизму, подкреплённому ещё и многолетней практикой, иронически оценивал обе теории и говорил, что если Ван Гогу хочется рисовать, пусть рисует – большого вреда от этого не будет.

Руководство больницы не разделяло эту уверенность и пыталось запретить Ван Гогу заниматься живописью, но доктор Гаше знал способы обойти запрет.

… Когда Гаше и Феликс вошли в палату, Ван Гог лежал на кровати и смотрел в потолок.

– Как хорошо, что вы пришли, доктор! А вам, Феликс, я особенно рад! – сказал он, поднявшись и пожимая им руки. – Я превосходно себя чувствую, но скука, скука!.. Надоело сидеть в четырёх стенах, хочется на воздух, на природу; как прекрасны поля за городом, – как было бы здорово пойти туда с мольбертом и рисовать, рисовать, рисовать!..
– Видите, милый доктор, даже ваши больные рвутся на свежий воздух, а вы добровольно подвергли себя заточению, – засмеялся Феликс.
– Но я не болен и могу сам выбирать, где мне находиться, – ответил Гаше.
– О чём вы спорите? – улыбнулся Ван Гог, глядя на них.
– Да вот, никак не могу убедить доктора Гаше, что нельзя всю жизнь просидеть взаперти, это пагубно для здоровья, – весело сказал Феликс.
– Жизнь вообще вредная для здоровья штука, – отрезал Гаше.

Ван Гог расхохотался.

– Вы извините меня, доктор, – сказал он, – но только вчера я отправил брату письмо, в котором писал, что среди врачей немало нервно и душевно больных людей – наверное, как ни в одной другой профессии. А мой доктор, – ещё раз простите меня, Гаше! – кажется, более одержим тяжёлой хандрой и нервическими припадками, чем я!

Феликс тоже захохотал:

– Не в бровь, а в глаз! Ну, дорогой Поль, что вы скажете теперь?
– Скажу, что вы тоже врач, а значит, недалеко ушли от меня, – неожиданно спокойно ответил Гаше. – Посмотрим, каким вы станете через двадцать лет.
– Поживём - увидим! – беспечно отозвался Феликс и спросил Ван Гога: – Стало быть, лечение ваше продвигается успешно? Приступов больше нет? А что с нервами, вы успокоились?
– Приступы бывают, но лёгкие, а что касается нервов…. – Ван Гог пожал плечами. – Временами мне кажется, что я совершенно спокоен, но вдруг в голову придёт какая - нибудь недобрая мысль о жизни и людях, и меня охватывают бешенство, ярость, безудержная злость! Видимо, тоже издержки профессии: я ведь был проповедником, хотел изменить мир к лучшему, но ни на йоту не продвинулся в этом.

– Любопытно, – хмыкнул Феликс. – Выходит, вы связываете вашу болезнь с разочарованием в людях? Это не ново, конечно, но в данном случае добавляет интересные черты в общую картину заболевания… Не держите это в себе, милый Винсент, поделитесь с нами своими мыслями.
– Может, обойдёмся без этого? – пробурчал Гаше. – Надо ли тревожить больного?
– Признайтесь, что вам просто хочется поскорее вернуться к своей бутылке, – шепнул ему Феликс. – Однако не забывайте, всё же, о врачебном долге.
– Да, да… – неопределённо ответил Гаше.
– О чём вы шепчетесь? – насторожился Ван Гог.
– Так, пустяки, маленький консилиум, – улыбнулся ему Феликс. – Рассказывайте, рассказывайте же, старина! Перед вами друзья, которые выслушают и поймут вас.

                                                                                                                                          Одиннадцать звёзд, солнце и луна (Отрывок)
                                                                                                                                                        Автор: Брячеслав Галимов

Космос далёкий и близкий

0

64

Ракеты четырёх поколений

Горел напрасно я душой,
Не озаряя ночи чёрной:
Я лишь вознёсся пред тобой
Стезёю шумной и проворной.

Лечу на смерть вослед мечте.
Знать, мой удел — лелеять грёзы
И там со вздохом в высоте
Рассыпать огненные слёзы.

                                                         Ракета (24 января 1888)
                                                          Поэт: Афанасий Фет

Человек является наполовину тем, что он есть, а наполовину тем, чем он хотел бы стать, сказал Оскар Уайльд.

Если это так, то советские дети шестидесятых и семидесятых были все наполовину космонавтами. Я знаю это точно, так как и сам в возрасте семи - восьми лет был таким же полукосмонавтом.

Удивительно, но уже тогда я догадывался, что всё это детский бред, который пройдёт с годами. В то же время я говорил себе:

«Я знаю, все хотят стать космонавтами. Но у меня это совсем по - другому! Я действительно хочу им стать, по - настоящему! И если у других это пройдёт, то пожалуйста! У меня нет!»

Я думаю, что многие из моих ровесников, мечтавших полететь в космос, проникали в те же глубины саморефлексии. Некоторые даже сдержали клятву – пара космонавтов как - никак действительно существовала.

Как бы то ни было: тогда мы все, от мала до велика, жили одной ногой в космосе. Космос был везде.

В школьных учебниках, на стенах домов и на мозаиках московского метро: курносый космонавт за стеклом своего шлема - аквариума проделывал какую - нибудь символическую работу – сажая маленький зелёный росток в ямочку на Марсе или протягивая звёздам спутник.

В чаду городов он был всегда и всюду, так что стал в какой - то степени постоянным свидетелем всего происходящего, постоянным «третьим», такого же рода ипостасью, как тот Ленин, который тащит на субботнике бревно.

При этом взрослые принимали его, по всей видимости, за неизбежного собутыльника, который хотя и не вносил никакого вклада в покупку бутылки, но и много не выпивал. Может быть, именно ему посвящены те пара капель, которые алкаши ритуально сбрызгивают на землю, прежде чем бутылка сделает свой первый круг.

Под окнами пятиэтажных хрущёвок стояли модели спутников. В отрывных календарях один звездолёт сменял другого.

Поток космических аллюзий открывал советским будням, так сказать, дорогу в будущее и не давал жизненной вони ударить в нос.

Мир вокруг казался палаточным лагерем, в котором люди жили только временно, пока город солнца не будет достроен. И о том, что этот лагерь существовал уже чуть ли не вечно, в апофеозные моменты наших космических иллюзий мы не вспоминали совершенно: по телевизору показывали старты ракет с Байконура.

Это были моменты, когда оживали космонавты с фризов домов. В их скафандрах и капюшонах, с микрофонами у губ, они махали рукой телезрителям в последний раз, перед тем, как повернуться и пойти к белому фаллосу, который стоял наготове, целясь в тёмно - синее небо Казахстана.

Один аксессуар экипировки космонавтов казался мне особенно загадочным. Они несли с собой маленькие, пузатые чемоданчики, которые блестели на солнце сталью и титаном.

Меня очень занимал вопрос, что же могло находиться внутри.

Может быть, звёздные карты? Кодовые таблицы? Секретное оружие? Запас кислорода для чрезвычайных ситуаций?

Я долго не решался спросить об этом взрослых – по опыту зная, что после их объяснений мир редко становился интереснее. Когда я всё же не выдержал, ответ был ошеломляющим.

«Чемодан?» – переспросил один из сидящих у телевизора. «Так он для говна. Видишь, от него шланг к скафандру идёт. Космонавты ведь тоже люди.»

То, что подобная система удаления отходов была важна, отрицать было невозможно. Но космонавт с чемоданчиком дерьма в руках казался мне таким немыслимым, что мой чистый звёздный мир получил в этот момент явную трещину.

С тех пор, когда новый космонавт шёл к своей новой ракете, мои глаза, не отрываясь, смотрели только на этот чемодан.

Наверное, это зависело от того, что я вырос и давно заметил, что не только космонавты несли с собой этот чемодан, это делали все советские люди. (В дореволюционной России говорили, каждый должен нести свой крест – возможно, этот чемодан был атеистическим обрубком той метафоры.)

Более того, вся советская космонавтика уходила корнями в вонь ГУЛАГа, там сидел главный конструктор Королёв, его чемодан был с тех пор всегда с ним.

Символярий, который советские ракеты несли в космос (гербы со связками колосьев, вымпелы со звёздами и так далее), был подделкой, в то время как это было очень точным символом, открывающим весь ужас:

советский человек, построивший первые космические корабли и полетевший на них к звёздам, навстречу обитателям других миров, не мог ничего предъявить им кроме чемодана, полного лагерного говна, тирании и тёмной нищеты.

Чем больше я узнавал о мире, тем больше становился чемодан, и тем тяжелее было космонавту тащить его к ракете.

Поэтому меня не удивило то, что на борту советского шаттла «Буран» при его единственном запуске не было ни одного космонавта.

Невидимый чемодан весил к тому времени так много, что для человека уже не нашлось места.

Позднее, во времена Ельцина, оказалось, что этот универсальный символ существует ещё в другой, глубоко фрейдистской инкарнации:  как чемодан в банковском сейфе.

Чтобы одни русские могли хранить свою инкарнацию в швейцарском банке, должны существовать другие русские, которые волокут другую инкарнацию вверх по обледенелой лестнице в свои дома где - нибудь в холодном Владивостоке – все это является как бы законом сохранения энергии.

Чем толще один чемодан, тем больше входит в другой.

Наконец я понял, что в России нет ни коммунистов, ни демократов, националистов или либералов, нет ни правых, ни левых, как ни пытается убедить нас в этом телевидение.

Есть только этот чемодан – невидимый главный реквизит всех происходящих в России драм. Это тот загадочный объект, с которым столкнулся «Курск» перед своей гибелью.

В настоящий момент он сбрасывает станцию «Мир» с её орбиты. И – кто знает – может быть, это тот кейс, который один президент наследует от другого, а генералы не перестают уверять нас в том, что это ядерный чемоданчик.

Однажды, чемодан и я сам были ещё маленькими, я обнаружил в советской детской энциклопедии загадочный рисунок:

белые линии зигзагом на чёрном фоне. Согласно подписи под рисунком, речь шла об осциллографически закодированных словах «СССР», «Ленин» и «Мир», которые посылали в качестве высокочастотных радиосигналов в космос.

Мы, будущие космонавты того времени, давно выросли. СССР не существует уже несколько лет. Памятники Ленину убрали с постаментов и расплавили.

Сейчас падает и «Мир» – а с ним и тот мир, в котором мы родились.

И только те три слова - сигнала летят во Вселенную как лучи давно погасшей звезды, которая, уже не существуя, всё ещё видна на небе, и за этой видимостью нет ничего, кроме пустоты и счастливых случайностей.

                                                                                                                                                              эссе Виктора Пелевина - «Код Мира»

Космос далёкий и близкий

0

65

В поле притяжения - Космос

Блуждают звёзды одиноко.
Лишь кажется: им нет конца.
Они - недремлющее око
Несотворённого Лица.

Они - небесное мерцанье,
мечты с надеждою - приют.
Самой первоосновы знанье,
которое ещё прочтут.

                                                  ОНИ - НЕДРЕМПЮЩЕЕ ОКО...
                                               Автор: Владимир Юденко

Сериал Подростки в космосе | Трейлер (2024) Wink | Лев Зулькарнаев, Денис Косиков, Святослав Рогожан

***
Ирина Оловянная
Маленький дьявол (отрывок)

Сюжет: Энрик живёт в мире, где все мальчишки с раннего детства занимаются единоборствами, где в 13 лет ещё рано водить машину, но уже можно — космический катер. 

***
Подъём. До завтрака всего двадцать минут. Как там Мыш? Оказалось, что нормально — выздоравливает.

Проф такой свеженький — аж противно.

— Между прочим, — заметил я, наливая себе кофе, — на свете существуют выходные, отпуска, а у таких, как я, бывают даже каникулы.

Может быть, синьор Галларате просто не догадывается, что не все разделяют его стремление работать день и ночь. Если он согласится съездить отдохнуть, например, на Липари — значит, я и впрямь перехитрил сам себя.

— Каникулы, говоришь? После экзаменов. За какой класс ты готов их сдать?
— За восьмой, — твёрдо ответил я, глядя на профессора честными - пречестными глазами.
— Не преувеличиваешь? Три года назад ты умел только читать маркировку на компьютерных запчастях.
— Вы это скоро проверите.
— Это будет официальный экзамен — пора тебе обзавестись документом об образовании. Сегодня до обеда ты свободен. А вечером будешь проходить тесты за восьмой класс.

Полдня полной свободы. Здорово! Я уже даже понял, чем буду заниматься: пару недель назад у нашего бассейна установили прыжковую вышку.

С тех пор я каждый вечер с завистью наблюдал, как охранники и сам проф с неё прыгают, — я даже плавать перестал, чтобы не травить душу.

Я тайком нашёл в сети курс подготовки и много раз проделал все упражнения из него. С утра бассейн пуст, но и я по утрам обычно бываю занят.

Начнём с трех метров. Ну это невысоко. Плюх! Целый фонтан брызг — так не годится, в воду надо входить аккуратно, без всплеска.

Ещё раз, и ещё… Кажется, получается. А теперь с семи. Далеко внизу солнечные лучи играют на поверхности воды. Это уже серьёзно. Глаза начинают слезиться от бликов. Расстояние кажется непреодолимым.

Нет, я не боюсь. Прыжок… Как быстро приближается поверхность воды. Теперь надо выпрямиться и вытянуть руки перед собой… Оп, идеально.

Не слишком ли резво я приближаюсь ко дну? Я попробовал извернуться, и меня чуть не сломало пополам. Не паникуй: здесь даже с десяти метров ныряют и ни одного утопленника. Я буду первым. Время поджимает. Ещё раза три — и всё.

Удовольствия — море, точнее бассейн. Я пожалел о недоступном Липари. Этот морской курорт принадлежит семье Кальтаниссетта, и проф мог бы на него ездить — со мной, естественно.

После обеда профессор позвал меня к себе в кабинет. Через пару минут туда же вошёл очень испуганный человечек с двумя ноутбуками в руках. Наверное, это клерк из муниципалитета, который будет меня экзаменовать.

— Здравствуйте, синьор Муссомели, — сказал проф, — знакомьтесь, это мой сын Энрик.

Я вежливо наклонил голову. Сыном меня назвали впервые, и я был несколько потрясён.

— Сколько вам лет, синьор Энрик? — спросил Муссомели.
— Двенадцать, — ответил я. Ещё одно потрясение: надо же — «синьор». Чего это он так дрожит и заискивает? Семья Кальтаниссетта уже контролирует муниципалитет, и клерк боится не угодить новым хозяевам?
— Вы уверены, что знаете программу восьмого класса?
— Об этом судить вам. — Фраза получилась весьма светская.

Муссомели положил на стол оба своих ноутбука, соединил их и включил.

— В вашем распоряжении четыре часа. Пользоваться чем - либо не разрешается. Садитесь, время пошло, — сказал он и устроился со своим ноутбуком напротив меня.

Для разгона я начал с математики: лучший способ отрешиться от всего, что её не касается.

Задачи оказались даже проще, чем я думал. Через двадцать минут я уже взялся за физику. Потом химия, биология, география Этны в смешных пределах проспектов для инопланетных туристов, астрономия и курс «Соседи Этны».

Под конец я поболтал на английском с приятным компьютерным голосом. На всё — меньше трёх часов. Все это время проф простоял за спиной Муссомели. Переживает за меня или следит, чтобы клерк со страху не подсуживал? Не требуется.

— Готово, — сказал я наконец.

Синьор Муссомели запустил проверку результатов на своём ноутбуке.

Через пять минут из встроенного принтера показался край сертификата об окончании восьмого класса. Клерк просиял, показал его всё ещё стоящему у него за спиной профессору, потом встал и прокашлялся:

— Поздравляю вас, синьор Энрик, это лучший результат, который я могу припомнить.

Кто бы сомневался!

Он пожал мне руку и вручил документ.

— Спасибо, — сказал я, проверяя, все ли результаты стопроцентные. Да, всё отлично, поставленная вчера самому себе оценка не разошлась с реальностью.

Повисло неловкое молчание. Проф подошёл ко мне и тоже пожал руку:

— Молодец! Кстати, ты ещё успеешь на тренировку, а я провожу синьора Муссомели.

Я попрощался и отправился в гости к Мышу.

Раненый выздоравливал. Я погладил его мягкую шёрстку, посоветовал не толстеть и пожелал не разлениться, по возможности передав свои ощущения от Контакта с Клариной.

Храбрый Парень обещал. Потом он вежливо обнюхал мой новенький сертификат. Что такое образование, Мыш не понял, но раз для меня это так важно, он готов порадоваться за компанию — мы же партнёры.

                                                                                                                              из книги Ирины Оловянной -  «Маленький дьявол»

Космос далёкий и близкий

0

66

Через дерзость к космическим стартам

Человек мой, солнечноголовый! Звездоликий ты мой человек!..
Заковал тебя в свои оковы прагматичный двадцать первый век.
Пред тобой закрыты двери рая. Над тобой умолкли соловьи…
Я стихи, как пальцы, погружаю в солнечные локоны твои.
В строчечках стихов встают рассветы, плещется прибой, цветут цветы…
Я мечтаю стать твоей планетой!.. Извини за дерзкие мечты…

                                                                                                                Дерзкая мечта поэта...
                                                                                                            Автор: Александр Смирнов

Эпизод 8

На большом ковре в кабинете академика Благовидова лежали чертежи, которые Витя демонстрировал на сборе отряда в Музее космонавтики.

Сам Благовидов и академик Огонь - Дугановский стоя на коленях разглядывали чертежи. Академик Курочкин сидел за большим полукруглым столом, академик Филатов заложив руки за спину, задумчиво прохаживался по кабинету.

Огонь - Дугановский с сомнением смотрел лежавшие на чертежи, всё ещё лежавшие на полу.

— Боюсь, что ты, как всегда, увлекаешься, — сказал он. — Ведь он же ещё мальчишка!
— Мальчишка? — Благовидов с улыбкой взглянул на Благовидова. — А если этот мальчишка — гений?

Огонь - Дугановский пожал плечами.

— Васечка, скажи, пожалуйста, ты бы додумался до этого? А? Или Сергей Сергеевич додумался? Или я, наконец? А он подсказал! Он — мальчишка! Его идея хранения антивещества… Это гениально! Прошу вас, товарищи, впредь этого мальчишку именовать по имени отчеству! Как его зовут, Серёжа?
— Витя… Э-э… Виктор. Прости, Коля, отчества я не знаю.

Благовидов снимает трубку телефона.

— Прошу вас срочно выяснить и сообщить мне имя и отчество этого мальчика из Калуги. Середа его фамилия. (Смеётся). Мальчишка!

Огонь - Дугановский покачал головой.

— Увлекаешься, Витя…
— Между прочим, Вася, позволю себе заметить, что великий Моцарт, уже в три года играл на клавесине сложнейшие пьесы. Сложнейшие!
— Ну уж извини, Вася, пожалуйста, сердито проговорил Огонь - Дугановский. — Я тоже позволю себе заметить, что клавесин это всё - таки не звездолёт, и даже не фортепьяно… А этот ваш калужский Витя, боюсь, не Моцарт!
— Ну уж извини, Вася, — вспыхнул Благовидов, — различие между клавесином и звездолётом я понимаю лучше тебя… Скажи, в чём именно ты сомневаешься? Чего ты боишься?
— Не знаю, чего боится Вася, — вскочил из-за стола Курочкин. — А я боюсь, что такое предприятие не под силу детям!
— Вот именно! Человек впервые встретится с инопланетной цивилизацией… И кто же будет представлять нашу Землю? Дети? Мальчики и девочки? — поддержал его Огонь - Дугановский.
— Вы меня извините, Василий Анистифорович, — вмешался в спор Филатов, — но к тому времени, когда они окажутся в районе Альфы Кассиопеи им будет уже по сорок… Это будут взрослые, образованные люди, закалённые в длительном космическом полёте!

Эпизод 9 (отрывок)

А возле кабинета Благовидова, рядом с его секретарём, Витя сказал И.О.О.

— Один, без Павлика, не пойду.
— Вы напрасно упрямитесь, дорогой мой, — сказал И.О.О. — Я позволю себе напомнить вам то немаловажное обстоятельство, что к академику Благовидову приглашены вы, вы лично и только вы один.

И.О.О. величественно поднял указательный палец.

— Без Павлика не пойду, — твёрдо сказал Витя и хотел было отойти от двери, но И.О.О. неожиданно проворно схватил его за шиворот и, приоткрыв дверь, втолкнул в кабинет.

Витька зацепился за край ковра и растянулся у ног ожидавших его академиков.

В кабинет вошла секретарша Маргарита Михайловна и, не обращая никакого внимания на лежавшего на чертежах Витьку, громко сказала:

— Николай Кириллович, вы просили выяснить как зовут этого мальчика из Калуги. Его зовут Виктор Данилович.
— Благодарю вас, — сказал Благовидов. И секретарша вышла.

Филатов и Курочкин помогли Вите подняться, и Сергей Сергеевич сказал:

— Позвольте, дорогие коллеги, представить вам моего друга Витю… простите, Виктора Даниловича Середу, — и показывая на академиков, продолжал:
— Знакомься: академик Благовидов, академик Благовидов, академик Курочкин, академик Огонь - Дугановский.

Академики по очереди знакомились с Витей.

— Не ушибся? — вежливо осведомился Благовидов.
— Бывает, — усмехнулся Огонь - Дугановский. — Я помню ещё в гимназии… Меня вызвали к директору. Прихожу, а там, представьте себе, сам генерал - губернатор…
— Слыхали, Вася, слыхали, — желчно оборвал его Курочкин, и, обращаясь к Вите, сказал: — А вам, молодой человек, следовало быть осмотрительнее при входе в незнакомое помещение.

Витя не отрываясь восторженно смотрел на Огонь - Дугановского.

— Что это ты на меня… как смотришь? — смутился Огонь - Дугановский.
— Извините… — растерялся Витя. — Вы… тот самый Огонь - Дугановский, автор знаменитой космогонической гипотезы Огонь - Дугановского?
— А ты что же, знаком с моей гипотезой? — изумился Огонь - Дугановский.
— Я не только знаком с вашей гипотезой, — сказал Витя, протирая очки. — Я полностью её разделяю.
— Прошу присаживаться, — сказал Благовидов, как радушный хозяин.

Все уселись за длинный стол, покрытый тёмно зелёной скатертью, а Николай Кириллович открыл ящик стола и извлёк оттуда голубую папку, в которой Витька хранил свой фан - проект (*).

— Ещё вчера это был фантастический проект калужского школьника Виктора Даниловича Середы, — сказал Благовидов. — Сегодня это основа проектного задания первого космического корабля, отправляющегося к далёкой звезде Альфа созвездия Кассиопеи.

— Не может быть, — прошептал Витя.

Но Благовидов услышал его.

— Да, — кивнул он Вите. — Решение состоялось. Дело в том, что некоторые твои выкладки помогли нам сдвинуть с мёртвой точки работу над аннигиляционным релятивистским двигателем и позволили поставить это дело на практические рельсы.

— Ну да! — удивлённо воскликнул Витька.
— Когда говорят взрослые, дети должны молчать! — цыкнул на него Курочкин.
— Извините, — смутился Витя.
— Разработка окончательного проекта, — сказал Благовидов, обращаясь к Витьке, — поручается вам вместе с академиком Филатовым и его институтом космических путешествий.
— Должен признаться, дорогой Виктор… э… Данилович, — сказал Огонь - Дугановский, — что у меня вызвала некоторые сомнения ваша кандидатура… но сейчас, после личного знакомства с вами… Я снимаю свои возражения и, как астроном, не могу не порадоваться плодотворности выбора именно Альфы Кассиопеи как объекта исследований. Более того, здесь, в узком кругу, — продолжал академик, — я могу сообщить, что характер принимаемых оттуда сигналов…

Огонь - Дугановский достал из портфеля портативный магнитофон и, поставив его на стол, нажал клавишу. Послышался странный тревожный звук…

— Вполне вероятно, — сказал Огонь - Дугановский, — что какая-то цивилизация из глубин космоса обращается к нам. Да, да, именно к нам. Вот почему ваш проект встречает со стороны Астрономического центра принципиальную поддержку.

                                                                                                  из киносценария Авенира Зака и Исая Кузнецова - «Москва — Кассиопея»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) и извлёк оттуда голубую папку, в которой Витька хранил свой фан - проект - Проект написанный в рамках участия в том или ином Фандоме. Фандом — неформальное сообщество, возникшее в рамках фанатской субкультуры. В Советском Союзе такие сообщества часто строились вокруг книг популярных писателей - фантастов. Например, существовал фандом, сформированный вокруг творчества братьев Стругацких, где поклонники заучивали наизусть их произведения, цитировали и даже «дописывали» книги.

Космос далёкий и близкий

0

67

Мцыри эпохи межзвёздных перелётов

Я животное странное, мне бесполезно под кожу
Электродами тыкать в попытке добыть результат,
И прилежный адепт академика Павлова может
Сам слюной изойти от моих мазохистских отрад:

Загрызаю себя, загрызаю - на старых рефлексах,
Неизменно, неистово веря, что сам виноват.
Наши щели в доспехах и комплексы - родом из детства,
Фармацевт без рецепта в аптеке отпустит мне яд,

Я и в пятом, и в - надцатом опыте ринусь под фазу,
Просто чтобы проверить - не выход ли там?

                                                                                 Побег из лаборатории (избраное)
                                                                                               Автор: Субоши

скачать на андроид клип слипкнот 100 видео найдено в Яндекс.Видео - ВКонтакте.mp 4

Глава 3. Беда (фрагмент)

Это была не беда. Это был полный тотальный… трындец!

Каким-то совершенно необъяснимым образом произошла самопроизвольная активация юнита при перемещении из капсулы в контейнер.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! Рита чуть не завыла. Она могла бы щедро раздать дюлей погрузчикам, но их на базе давным - давно заменили роботы, а им даже от самых яростных дюлей ни жарко ни холодно.

– Антиматерию мне в печень! – выдохнула Беликова, глядя, как механические клешни манипуляторов слепо шарят возле вскрытой капсулы. – Твою же мать!

И куда он делся? Куда делся киборг, практически не способный действовать без приказа хозяина? Кто мог его активировать? Паша? Исключено – он разбирался с проблемой оплаты. Асуми с её пятым уровнем доступа? Невозможно.

Маргарита обвела ангар глазами.

Отсюда имелось три выхода: стыковой отсек для транспортировочных шаттлов, аварийный выход к внешнему кольцу и лифт, на котором они с японкой спустились с верхнего яруса.

Недолго думая Беликова рванула к аварийке. Бесполезно: цельнометаллическая дверь требовала минимум второго уровня. Рита сама не смогла бы её открыть, а уж юнит тем более.

Доступным для всех аварийный выход становился только в случае непосредственной угрозы.

– Проклятье! – Маргарита в сердцах шлёпнула по металлу ладонью. Подобного разворота событий она не могла представить даже в самом страшном сне.

Браслет на запястье мигнул зелёным и противно завибрировал.

– Белка! Где вас носит? Твои французы мне уже весь мозг съели! – шипел Пашка.

Рита проглотила подкатывающий к горлу ком, чтобы голос не дрожал. Шеф назначил её начальником смены, а значит, она сейчас командир. И, что бы ни случилось, должна оставаться сильной. Сильной. Смелой и решительной.

– Деньги пришли? – строго спросила она.
– Да, с этим всё улажено, – отозвался Павличенко. – Как дела с отгрузкой? Разрулили беду?
– Всё под контролем, – уверенно соврала Рита. – Скажи клиентам, контейнер прибудет к ним на корабль в течение часа.

Она дала отбой и повернулась к ассистентке. Глаза маленькой японки испуганно расширились.

– Асуми, слушай внимательно и делай, что скажу. – Беликова ухватила девушку за хрупкие плечи. – Помнишь, мы вчера собирались выставить шестерых юнитов из последней партии в торговом зале, но не успели?

Японка кивнула.

– Держи мой ключ. – Рита открепила бейдж и сунула в узкую ладошку ассистентки. – Беги в лабораторию. Отыщи среди киборгов брюнета с голубыми или серыми глазами и сюда его, на погрузку. Поняла?
– Поняла, – пропела Асуми тоненьким голоском и нахмурилась: – А родинка?
– Что «родинка»?
– У того родинка на щеке. – Японка коснулась собственного лица в том месте, где у сбежавшего киборга имелась особая примета.
– Воспользуйся маркером и не задавай глупых вопросов! – рыкнула Рита. – Бегом! У тебя десять минут!

Дочь самурая бросилась к лифту, а Маргарита – к стыковочному отсеку.

Гигантская титановая пластина отделяла ангар от космического пространства. Бескрайнего и безжизненного, лишённого света и воздуха.

– Красная зона! Красная зона! – мгновенно заверещала система оповещения раздражающе звонким контральто.

По неизвестным причинам все местные называли её Прасковьей.

– Немедленно покиньте отсек стыковки! Красная зона! Немедленно покиньте отсек стыковки! Запуск процесса идентификации нарушителя. Сканирование…

Рита сделала десять шагов назад. Не хватало ещё, чтобы на всю орбитальную станцию сообщили, что она, Беликова Маргарита Павловна, вторглась в красную зону. Потом неизбежно возникнут вопросы, а за ними, как водится, – проблемы.

Она сморщила лоб. Юнит не мог покинуть станцию через стыковочный отсек: система оповещения мгновенно подняла бы тревогу. А значит…

Она подняла глаза. Под потолком жужжали лопастями четыре здоровенные вентиляционные отдушины. Четыре жужжали, а пятая молчала. И край решётки на ней подозрительно топорщился…

– Вот же сукин сын! – выцедила Беликова сквозь зубы.

Маргарита всегда гордилась своей физической подготовкой. Даже поступив в аспирантуру к Левандовскому, она не оставила спорт: занималась зарядкой, ходила в орбитальный тренажёрный зал, плавала в бассейне…

Но всё равно добраться до отдушины ей было не под силу: при росте сто шестьдесят восемь сантиметров до вентиляции она могла только долететь. А летать, как известно, люди не умеют.

Ни к селу ни к городу вспомнился монолог Екатерины из «Грозы» Островского. Да уж, действительно. Отчего, чёрт побери, люди не летают?

Взгляд упал на замёршие от безделья манипуляторы, и медлить Беликова не стала.

Забралась в первый же, подключилась и мыслеприказом перевела в ручное управление. Механический здоровяк шустро докатил до нужного угла, и Рита дёрнула пару рычагов. Стальные клешни механоида поднялись вверх и замерли.

Отлично.

А вот теперь физподготовка сыграла свою роль. Ловко и быстро Маргарита Павловна выбралась из кабины и вскарабкалась наверх по стальным ручищам.

Осторожно. Тихонечко. Ещё немного…

Она сумела ухватиться за край отдушины и повисла, как сосиска, в трёх метрах от пола. Не самое комфортное положение. К тому же в процессе Рита больно впечаталась грудью в железную стену ангара.

Чёрт бы побрал грёбаного юнита! Но… репутация «Юниверсума» не должна пострадать. Ни в коем случае. Иначе кранты.

Маргарита сжала зубы и, зарычав, подтянулась.

Нырнула в отверстие вентиляции и поползла по шахте так, как учили на военных сборах: по-пластунски.

Лопасти вентилятора, как она и предполагала, оказались погнуты. Вот же засранец! Как вот он мог такое сообразить? Что за сбой в программе? Ну ничего. Левандовский разберётся.

Главное сейчас – вернуть юнита в лабораторию.

Шахта вывела за пределы внешних стен – в гравитационный тоннель. Опасное место. Гиблое.

С одной стороны помоста размещались гигантские, с пятиэтажный дом, выхлопные трубы гравигенераторов. С другой – защитная гамма - сеть. Искусственный радиоактивный ветер гудел, сбивая с ног. Кислорода не хватало.

Нехватку эту Беликова ощутила почти сразу, но ухитрилась протопать шагов тридцать.

Очень уж хороший имелся стимул: впереди по длинному и узкому металлическому мосту шёл сбежавший юнит. Шёл он странно. Покачивался. Кренился вправо. Кожа обнажённого киборга блестела от пота.

– Стой! – крикнула Рита, и это стало роковой ошибкой: она почти сразу начала задыхаться. Схватилась за горло. Упала на колени, но не сдалась. – Стой, дурак! Туда нельзя! Дальше нельзя! Тебя расплющит, как мышь! Назад!

Юнит вздрогнул. Замер. Обернулся. Мутный, лишённый каких - либо эмоций взгляд скользнул по Рите.

– Назад, дубина… – прохрипела Маргарита. Из носа хлестала кровь. Сознание меркло. – Ко мне! Быстро!

Она попыталась дотянуться до поручня и встать, но рука безвольно упала. Сквозь гул генераторов и рёв ветра слух уловил чьи-то истошные вопли.

                                                                                                                из любовно - фантастического романа Леоки Хабаровой - «Юнит»

Космос далёкий и близкий

0

68

Альфа. Альтер. Дух Веющий - Веснушка Бета 2.

Мели метели, падали дожди,
Стекало время вязкое как сон,
А мы с тобой уже куда-то шли,
Нас где-то ждал обшарпанный перрон.

С какой-то там Центавры паровоз
Опаздывал всего на пару лет
И до Земли пока нас не довёз
И мы ещё не знали Этот свет.

Как далеко - вселенское вчера,
Закручена туманная спираль,
И нам теперь не вспомнить до утра:
Откуда мы и где такая даль.

___________________________________________________________________________________________

  * Альфа-Центавра - двойная звезда на расстоянии 4,5 световых лет от Земли.
____________________________________________________________________________________________

                                                              Альфа Центавра
                                                Автор: Анатолий Сокольничий

Алиса Сементина и Rocket Start - Альтер - Эго / ELLO UP^ /

Глава 7 ( Фрагмент )

Перед сном я долго чистил зубы, глядя в зеркало и размышляя.

Сны — не сны. У меня и у Джея.

Квантовая запутанность сбоит и перебрасывает нас на минуту - другую в чужую тушку, на Землю?

Возможно.

Будут ли наши с Джеем видения продолжаться дальше?

Или сойдут потихоньку на нет… или однажды нас «закоротит» и мы навсегда окажемся в чужом теле?

«Слава, ты не о том думаешь».
«А о чём надо?»
«Что за оружие использовал падший Престол. Что случилось с Серафимом? Кто такие ангелы и Падшие?»

Я прополоскал рот и поставил зубную щётку в стаканчик. Щётка мне стала крупновата, а мятная паста перестала нравиться. Хотелось шоколадную или малиновую.

«Ты сам всё прекрасно знаешь. Пришли дни последней битвы, ангелы небесные сражаются с силами тьмы…»

Боря очень умело изобразил смех.

«О да, силам тьмы так нужен сжиженный водород и гелий в циклопических объёмах… Кому ты втираешь, Славик? Своему Альтеру?»
«Ты — моя паранойя» — огрызнулся я. «Ты, конечно, знаешь мои мысли, потому что ты сам — моя мысль. Но интерпретируешь всё иначе».

«Конечно. В этом же и есть моя функция.

Идеальных людей нет, у каждого пилота существуют те или иные проблемы в восприятии и оценке реальности. Я добавляю тебе занудства и скепсиса… я голос твоего здравого смысла».

«А может ты тёмная часть моего сознания, изначальное зло, первородный грех?» — огрызнулся я.

Боря вновь рассмеялся, совсем уж демонически.

«Да? И меня могли создать, дали мне голос ангелы?»

«Изолировали, чтобы мог только бормотать глупости» — мстительно ответил я.

Боря обиделся и замолчал. А я пошёл спать.

Я ещё помню, как Бори не было. Как с нами, пятилетками, работали психологи. Мы рисовали картинки, что-то объясняли. Потом нам сказали, что у нас в голове поселится воображаемый настоящий друг.

Наше Альтер эго. Что кому-то не хватает юмора и друг станет шутить и веселить его.

А кто-то слишком нетерпеливый и друг научит терпению.

Мы придумывали друзьям имена… вот Джей упёрся, что хочет Санту… а я сказал, что хочу Зануду. Но меня не поняли, и записали «Боря».

Потом мы проснулись, а в голове зазвучал голос. Вначале робкий и растерянный, потом он окреп.

Альтер — не какая-то подсаженная в голову нейросеть, и не наивная дитячья выдумка.

Он действительно существует, но в той же самой коре мозга, что и мы сами.

Некоторые священники даже утверждают, что в раю, куда мы непременно однажды попадём, наши Альтеры обретут собственное тело…

Тут я не удержался и начал улыбаться. А Боря явственно хихикнул.

Я натянул одеяло под самый подбородок, выключил свет и полежал, глядя в потолок.

Ну да, конечно. Кто ангела видел, тот в Бога не верит — есть у нас такая присказка.

Потому что, конечно же, всерьёз считать человекоподобных двухметровых существ, носящихся по космосу в коконах силовых полей и странных кристаллически - металлических структурах ангелами — это надо очень серьёзные проблемы с головой иметь.

Но представить себе, что откуда - нибудь с Альфы Центавра прилетели инопланетяне, похожие на демонов и принялись грабить систему… а с Сириуса прилетели другие, притворились ангелами и принялись дурачить человечество, защищая Землю, но попутно расхищая ценные газовые ресурсы планет - гигантов… это тоже такое… сомнительное предположение.

Хотя, при этом, абсолютно отвечающее имеющимся данным!

— Сволочь ты, Боря, — сказал я.

«И я тоже тебя люблю, Слава» — ответил Боря. «Спи, мне интересно, будет сегодня что-то или нет».

Ничего не было. Я спал крепко, как убитый, проснулся в восьмом часу, когда пискнул будильник. Вздохнул, пожал плечами и пошёл мыться.

За завтраком я оказался на раздаче рядом с Анной, мы приветственно толкнулись плечами, поскольку руки были заняты, принялись выбирать еду.

Как я и ожидал, Анна вчера постилась, а судя по красным глазам — как минимум полночи молилась. Ну да, она не задаётся странными вопросами о реальности ангелов, в её понимании всё так и есть, как гласит официальная версия.

— У меня два клона умерли, — со вздохом сказала Анна, когда мы пошли к свободному столику. — Одна маленькая, а другая десятилетняя. Жалко.
— Им всё равно не жить, — пробормотал я. — Своего сознания нет и не было бы. Ты бы в них вселилась рано или поздно.
— Ну да, — не стала спорить Анна. — Но хоть бы так они пожили, вместе со мной! А Падшие их убили.

С этим милым разговором мы и позавтракали.

Потом пошли в обзорную — там настоящее бронестекло, выходящее на посадочную площадку.

Смотрели, как проплывает по орбите пришедший с Земли маршрутом Марс - Каллисто - Титан буксир «Гаргантюа», один из четырёх снабжающих базы. Буксир сверкал в лучах далёкого маленького Солнца как исполинское острие стрелы.

За ним тянулись три огромных цилиндра. Вот крайний отделился и пошёл вниз, к нам.

                                                                                                                                                       из романа Сергея Лукьяненко - «Седьмой»

Космос далёкий и близкий

0

69

В почти отсутствия себя

Я обнаружил отсутствие себя
перебирая лица,
А прохожий рукой
закрыл наличие дня
хирургической спицей.
Полиграфия старого графа
на жёлтом стуле
показала ложь
из ложного страха.
От долгой пропажи слов
я ценю теперь каждое
из раннее сказанных
и каждый раз попадаю в ров
из словами раненных.
И если бы миг чёрных пятен
сужался в реку
и плыл вперёд,
Он оставил бы в городе вмятины
как треснутый лёд.
Я громыхаю зелёным огнём,
Белой пылью слёз
и телевизорной рябью.
Он создан тобой
и нашей сердечной палью.
Вокруг много людей,
Но я, конечно, не с ними,
Я не сам с собой,
Я секунда среди недель -
Лишний и злой .

                                                          Отсутствие себя
                                                          Автор: МR.Маяк

В тот миг, когда мироздание треснуло, я ещё не осознавал, что стою на пороге невозвратимого преображения.

Реальность раскололась с тихим, почти мелодичным звуком – как старинный пергамент, разрываемый невидимыми руками судьбы.

Пол под моими ногами утратил свою незыблемость, превратившись в колышущуюся мембрану между мирами.

Знакомая геометрия комнаты изогнулась, словно отражение в кривом зеркале карнавального лабиринта.

Где-то на периферии угасающего сознания мерцал слабый импульс – напоминание о необходимости заботиться о физической оболочке. Но эта мысль казалась столь же нелепой, как беспокойство о заброшенном имуществе в галактике, имя которой я давно забыл.

И вот – падение.

Я обнаружил себя в измерении, где законы привычного мира утратили власть.

Моё физическое тело?

Лишь далёкое воспоминание, абстрактная концепция, оставленная на другом берегу бытия.

Я лежал с распахнутыми глазами, но видел не потолок, а бесконечность – и погружался в первозданный, абсолютный Ужас.

Но этот Ужас был особенным. Он не нёс в себе привычной отрицательной окраски.

В этой вселенной дуальности, на которых строится человеческое восприятие – приятно и неприятно, радость и печаль, счастье и страдание – растворились, как соль в космическом океане.

Весь эмоциональный спектр схлопнулся до трёх чистых, первородных состояний: всепоглощающий Ужас перед лицом непостижимого, кристальная Эйфория соприкосновения с истиной и фундаментальное Осознание – безграничное понимание того, что я наконец-то вошёл в единственно подлинную реальность.

Царство чистого духа, обнажённого разума, беспримесного сознания.

То, что обыденный разум назвал бы галлюцинациями, было оскорбительно неточным определением.

Я не видел глазами – у меня больше не было органов восприятия в их земном понимании.

Я просто знал окружающее пространство, и оно разворачивалось передо мной во всей своей многомерной полноте.

Закрыть глаза?

Бессмысленное действие в мире, где нет разделения между наблюдателем и наблюдаемым.

Пространство вокруг пульсировало живыми символами – величественный орёл с геометрически совершенными крыльями; фрактальные узоры, соединяющие в себе мудрость инков и тайны Древнего Египта; иероглифы несуществующих языков, раскрывающие свой смысл напрямую, минуя барьеры перевода.

Всё это двигалось, трансформировалось, дышало собственной жизнью.

Не просто образы – а орнаменты на самой ткани бытия, узоры первичной материи вселенной.

В том, что отдалённо воспринималось как мои ноги – теперь полупрозрачные и лишённые физической плотности – извивались змееподобные сущности, хранители порога между мирами.

Здесь не было искажений – только кристальная ясность. Свет не стал ярче, но приобрёл невыразимую чистоту, словно я всю жизнь смотрел на мир через запылённое стекло, которое внезапно сняли.

Это была подлинная реальность, а не грубая аппроксимация (*), созданная несовершенными органами чувств.

Мой разум освободился от телесной тюрьмы и вошёл в первооснову космоса – в измерение, где обитают сознания, свободные от оков материи.

Обитель душ до рождения и после смерти. Место, которое всегда здесь, но скрыто за пеленой наших убеждений и ментальных конструкций.

И тогда пришло озарение: сюда можно проникнуть и без химического ключа – достаточно отбросить все верования, все концепции, все привязанности к иллюзии отдельности.

Я назвал это место "царством богов", но мгновенно осознал ошибочность этого термина.

Никаких богов – только чистые сознания, человеческие души в их изначальной форме, абсолютно индифферентные к нашей повседневной реальности.

Они не создавали её и не управляли ею. Оказаться здесь значило предстать обнажённым перед лицом абсолютного хаоса, непостижимой мощи и бесконечности подлинной вселенной – вселенной сознаний.

Первый час этого путешествия был неописуемо интенсивным. Бесчисленное множество событий разворачивалось одновременно, в каждой точке моего существа. Мой разум штурмовали потоки информации, которые он не мог ассимилировать.

Я знал с абсолютной уверенностью, что сошёл с ума, и сомневался, что когда-либо вернусь в привычное состояние. Что значит "быть нормальным"?

Этот концепт растворился в новой реальности. Большую часть этого времени доминировал Ужас – не пугающий в обыденном понимании, не парализующий, а просто неоспоримое констатирование факта бытия перед лицом Непостижимого.

На второй час интенсивность начала спадать, как затихает буря.

Ужас постепенно уступил место базовому состоянию Осознания, временами вспыхивала чистая Эйфория – от понимания того, что я "вижу всё" и прохожу через этот опыт, не рассыпавшись на квантовые частицы.

Я начал чувствовать, что мой разум адаптируется, что я теперь принадлежу этому измерению. Безумие казалось не болезнью, а необходимой платой за инициацию в высшие тайны.

Мысли замедлились, приобрели глубину и ясность. Речь стала даваться легче, хотя мне казалось, что моё физическое тело, далёкое и почти забытое, произносит слова на древних языках, которых никогда не существовало в земной истории.

Мне требовалось напоминание о прежнем "я" – о моих ценностях, убеждениях, личности.

Я мысленно обращался к образам своей семьи, вспоминал их взгляды и голоса – словно боялся утратить эту последнюю нить, связывающую меня с обыденным миром, чувствуя, как она истончается перед лицом новой, грандиозной реальности.

К четвёртому часу я начал "возвращение" – медленное, неохотное приземление в физическую форму, хотя эхо иного измерения продолжало резонировать в каждой клетке моего существа. Я был контужен этим опытом, но абсолютно убеждён: то, что я пережил, было подлинной реальностью. Более реальной, чем вся моя предыдущая жизнь.

Даже на следующий день это чувство не отпускало меня. Я снова и снова прокручивал в сознании фрагменты своего путешествия, пытаясь интегрировать этот опыт в ткань повседневного существования.

Окружающие замечали, что я фундаментально изменился – словно часть меня осталась там, в междумирье. Я теперь знал, где окажусь после смерти, но совершенно не представлял, как продолжать эту земную жизнь.

Обыденная реальность потускнела, стала казаться второстепенной, почти иллюзорной по сравнению с той, большей реальностью, к которой я прикоснулся всего на несколько часов.

Путешествие завершилось, но эхо Бездны навсегда осталось со мной – как тихий шёпот из-за границы привычного мира, напоминающий о том, что за тонкой завесой восприятия скрывается бесконечность.

                                                                                                                                                                  Через разлом в ткани бытия
                                                                                                                                                                       Виктор Нечипуренко
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Это была подлинная реальность, а не грубая аппроксимация - Аппроксимация (от лат. approximare — приближаться) — научный метод замены одних объектов другими, в каком-то смысле близкими к исходным, но более простыми. Цель аппроксимации — упростить анализ и вычисления, особенно когда точный аналитический вид объекта неизвестен или сложен для работы.

Космос далёкий и близкий

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Планета Земля - чудо Вселенной » Космос: далёкий и близкий