Обратный отсчёт для детей Клоуна
Обратный времени отсчёт
С пятидесяти пяти
Мы запускаем, нас наперечёт,
И не пытайтесь нас найти.
Вот кто-то уж силки расставил,
Немудрено, попасться в них:
Здесь жизнь давно идёт без правил:
То в лоб дают, а то под дых.
Выходит, по моим подсчётам
Мне стукнет в этом сорок лет,
Нет-нет, не думайте ни от роду,
Гляди-ка, обветшал портрет.
Душа настолько молода,
Что разве дашь мои года.
Обратный времени отсчёт
Автор: Юрий Борисов
Встреча оказалась тёплой. Инвалид раскочегарил самовар. Выставил на стол снедь. Глядя, как жадно я набросилась на еду, инвалид принялся расспрашивать Хозяина о доходах, рассказывать об общих друзьях. По его словам, выходило, будто в одной из северных губерний сколачивается артель для охотничьего промысла, а охотничий промысел — самое подходящее для бывшего солдата дело.
— Пьянничаешь и таскаешься? — сказал инвалид. — Девчонку черномазую за собой таскаешь. А она вон уж округлилась. Чай, созрела, а? Что ты с ней дальше-то будешь делать?
— Замуж за тебя выдам, — сердито буркнул Хозяин. — Будет тебе мясо пережёвывать.
Я испуганно уставилась на инвалида, а тот, с увлечением шамкая беззубым ртом, принялся рассказывать о своей жизни. Побирается, дескать, у входа в ботанический сад, где в сезон разномастного народа пруд пруди. Много чистой публики, которая, дескать, и живёт с удовольствием, и милостыню подаёт с радостью. Милостыню инвалид просит с позволения здешнего начальства, которому с дневной выручки отчисляет твёрдый процент. В обмен на деньги, местный околоточный надзиратель поставляет инвалиду постоянную защиту от местной же шпаны, а жена околоточного надзирателя — щепу для растопки самовара и, если случится, недоеденные со вчерашнего дня пироги и прочую снедь.
Потому что господин околоточный надзиратель приготовленную вчера пищу есть не станет. Кроме блюд с околоточного стола и щепы, смотритель ботанического сада, христорадетельный и добрый человек, разрешает инвалиду собирать сосновые шишки. Платит смотритель сдельно, по десять копеек за мешок, и, кроме того, разрешает брать шишки неограниченно для кипячения инвалидского самовара. Эти взаиморасчёты производятся без обмана вот уже пятый год. Таким образом, инвалид живёт безбедно и даже кое-что откладывает на про чёрный день.
— Я живу хорошо, — проговорил инвалид в заключение своей речи. — Потому что пью умеренно. Не впадаю. Понял? По пляжам неделями без дела не валяюсь, а как пробьёт одиннадцатый час — я уж на посту. Стою себе у ворот, под аркой с картузом в руках. Вижу-вижу, ты уж на беленькую косишься. А как выпьешь, то одной не ограничишься. А где день пропьянствовал, там, глядишь, и неделя. А потом на берегу станешь валяться — вот она и ещё неделя…
Хозяин только фыркнул ему в ответ. Между плошками со снедью на столе действительно притаилась меж закусок чекушка беленькой, но инвалиду требовалось отправляться на работу, а Хозяин, похоже, принял решение держаться до последней возможности. Повисла минутная пауза. Оба собеседника молчали. Я по обыкновению и тогдашней дикости своей рта не смела раскрыть и уж тем более не могла помыслить о том, что сделаюсь объектом внимания инвалида Турецкой войны — человека, без сомнений, мужественного, смышлёного и трудолюбивого и, в отличие от нас, небедного. А инвалид как раз уставил на меня свои русские, по-детски прозрачные глаза и вымолвил:
— Цыганка?
Сказано это было в вопросительной интонации, но без малейшего сомнения на утвердительный ответ. Вчерашние пироги с надзирательского стола занимали внимание моего Хозяина всецело, и он промолчал.
— Видел я тут в цирке одну цыганку, — продолжал инвалид с мечтательной улыбкой на устах. — В цветной шали, с монистами на груди. На картах гадала. Будущее предсказывала. Наши дураки ей целую шапку монет накидали. Ты похожа на неё, как родная дочь. Одним делом только не вышла. У той цыганки глаза чёрные, зрачков не видать, а у тебя глазки, как фиалочки…
После столь тонкой похвалы моей девичьей красоте инвалид вернулся к разговорам о северных промысловых артелях, о тамошней богатой добычи и хороших заработках. Одним из доводов в пользу отбытия моего Хозяина в места столь далёкие явилась легендарная трезвость тамошних обитателей.
— В лесу ты водки не найдёшь, — так выразился инвалид.
— Там холодно, — буркнул Хозяин, покосившись на меня. — Она замёрзнет, а тут в любое время года с голодухи не опухнешь и не замёрзнешь. Море кормит. Море греет.
— А ты её оставь здесь. Пристрой куда-нибудь. Ей уж, поди, скоро замуж надо, — инвалид бросил в мою сторону обидно-оценивающий взгляд.
— Не за тебя ли выдать? — оскалился Хозяин, и я успокоилась.
Уж этот-то не выдаст, не оставит, не бросит. Ну выпьет он чекушку беленькой. Ну выпьет пяток. Ну поспит неделю на пустом берегу, а я пока у инвалида поживу. А там…
* * *
Однако в тот день Хозяин к беленькой не притронулся.
— Мне надо оставаться трезвым, — проговорил он, беря меня за руку.
Так об руку со мной он покинул домик инвалида. Прощаясь ненадолго, пообещал вернуться к ночи и принял взаймы небольшую сумму денег, которую обязался потратить с толком на моё образование.
— Смело веди её в цирк. Ей там самое место, — напутствовал его инвалид. — Там, кстати, тоже наш сослуживец подвизается. В полку его сиятельства Лорис - Меликова вольноопределяющимся служил, дослужился до прапорщика, а потом покалечило его. Ты припомни: Афоня Страбомыслов, молоденький такой, студент Санкт-Петербургской академии.
— Это у него пистолет в руке взорвался?
— Он самый. Академическое образование пустил побоку — и теперь цирковая знаменитость. По всему городу афиши. Цирк Страбомыслова! Видел шатёр? То-то и оно! Там возле циркового шатра билетная будка. Кассиру скажи, дескать, герой турецкой компании. Имя его сиятельства Лорис - Меликова упомяни и город Эрзерум. Таким по распоряжению Страбомыслова контрамарки бесплатно выдают.
Тумбу с афишей мы обнаружили на перекрестье двух кривых уличек. На ней был указан и адрес расположения циркового шатра, и много иных интересных сведений. Я с интересом рассматривала картинки, изображавшие лихих наездников и их коней в нарядных сбруях, тонкую, как тростинка, эквилибристку на трапеции. Чтению и счёту меня не учили, но Хозяин прочёл мне все слова на афише. Там было и о предсказательнице судьбы Любови Пичуге. Эта гадала на кофейной гуще и на картах, играла на гитаре и немного даже танцевала. И о Саре Самерс и её белых дрессированных голубках, о самом Страбомыслове в таких торжественных выражениях, что обыватель вполне мог бы надеяться увидеть по крайней мере земное воплощение фараона в тиаре, а может статься, и какое-нибудь античное божество. Впрочем, в те времена ни о фараонах, ни о насельниках Олимпа я ничего не знала…
Мы долго блуждали по улицам Сухум - кале в поисках циркового шатра. По пути нам встретилась не одна тумба с цирковой афишей, и все они были одинаковы. Помню, это обстоятельство меня немного расстроило. Будь моя воля, я нарисовала бы множество разных афиш с портретами эквилибристов, Любови Пичуги и великого клоуна Афанасия Страбомыслова.
Наконец, мы разыскали шатёр, представлявший собой высокое сооружение с конической крышей и разрисованными брезентовыми стенами, вокруг которых стояло множество кибиток. Тут же располагался загон для лошадей. Несколько пустых клеток стояли в два ряда. Пахло конским навозом. Над площадкой перед цирком кружились рои мух. Тут же с лотка продавалась сельтерская вода и кое-какая выпечка. Хозяин побрезговал, но я упросила, и он купил мне питья и воды.
При упоминании графского имени кавказец с крючковатым носом — повелитель билетёрской будки — сделался чуть менее надменным и действительно выдал нам две крошечные картонки, дававшие право на два места под самым куполом цирка.
Зрелище циркового представления вскружило мне голову. Лошади с высокими султанами скакали по кругу. Их золочёные копыта вздымали облака пыли под звуки духового оркестра, расположившегося в первом ряду зрительного зала. Средь сверкающей меди духовых инструментов неведомо зачем затесался огромный барабан. Время от времени угрюмого вида человек ударял в его бок большим молотком. Получалось громкое "БАМ!!!". Рядом с ним помещался высокий и жизнерадостный человек с двумя медными же тарелками в обеих руках. Когда он взмахивал руками, тарелки издавали веселящий и скандальный звук, похожий на звон бьющейся посуды. В целом, вместе с трубами и литаврами, получалась ужасная какофония, которая, впрочем, понравилась мне чрезвычайно.
Учёные собаки и медведь на велосипеде пробудили в моём сердце горячий восторг, а эквилибристы на трапеции благоговейное преклонение. Отвага, ловкость, тонкий расчёт и гром аплодисментов, и восхищённые взгляды в награду за всё. И золотой песок арены. И золотая пыль, вздымаемая в воздух копытами цирковых лошадей.
Фигурки на арене и под куполом цирка казались крошечными, кукольными, а вот облик гадалки по имени Любовь Пичуга и её огромный большой учёности попугай не произвели на меня ровно никакого впечатления. В действе с попугаем я чуяла подлог. Причина простая: гадалка хоть и провозглашала свои пророчества громовым, не по-женски низким голосом, но лицо её с галёрки никак не разглядеть. Какого там цвета у неё глаза? Стара она или юна? Какого роду племени? Из какой ткани пошито её яркое платье? В какие туфельки обуты её кукольные ножки? С галёрки ничего не разобрать. Главным действующим лицом её номера являлся именно попугай, который, порхая над рядами зрителей, присаживался на плечо то к одному, то к другой.
Далее Пичуга при помощи карт и кофейной гущи раскрывала подноготную избранного попугаем зрителя под изумлённый гул разномастной публики. И никто не подозревал подлога, меж тем юная Амаль Меретук скучала, слушая крики гадалки и чириканье её попугая.
из исторического романа Татьяны Беспаловой «Форт Далангез » Глава первая «ПРИЁМНАЯ ДОЧЬ КЛОУНА » (рассказ цирковой артистки, гипнотизёрки и разведчицы Амаль Меретук)
