Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Метаморфозы

Сообщений 11 страница 20 из 21

11

Не дойдём, так поплаваем

   .. ложиться! Топселя долой! Фок и грот на гитовы! Баркас к спуску! 

                                                                                Станюкович К. М. -  «Вокруг света на «Коршуне»» (Цитата)

Я рисую тебя самой лучшею краской,
Добавляю души очарованной штрих.
Я рисую тебя, как Мадонну, но в маске,
Выходящую в ночь из чертогов морских.

Тихо капли стекают по бронзовой коже,
Пряди чёрных волос растеклись по плечам.
Прилегла на песка тёмно - жёлтое ложе,
Бросив сумку с ракушками прямо к ногам.

Посмотрев на меня, улыбнулась устало
И одну из ракушек открыла ножом.
На ладони жемчужина ярко сверкала,
Словно споря с костра одиноким огнём.

Я тебя рисовал, слыша моря дыханье,
Забывая о том, что уж скоро рассвет.
Уезжая, тебе подарил на прощанье
Нарисованный ночью твой чудный портрет.

                                                         Ныряльщице за жемчугом
                                                            Автор: Юрий Шмидт

Метаморфозы

0

12

Таящаеся меньше часа

Море затаилось.
Зыбью наделилось.
Светом заискрилось.
Дно вмиг обнажилось.

Штиль стоял повсюду.
Дрейф пророчил люду.
Если будет чудо.
Ветер дует с юга.

Море затаилось.
Чайка в небе вилась.
Может это снилось?..
С рыбкою явилась.

Штиль стоял повсюду,
В море, и на суше.
В вальяжности этюдов -
Царствие ракушек.

Море затаилось.
Небо отразилось.
В этом была милость
Бога и светила.

Штиль стоял повсюду,
Отдыхом пропитан.
В вальяжности этюдов -
Радость для пиита.

                                          Штиль
                      Автор: Рина Лесновская

Персей против циклопа. Гнев титанов (2012)

Циклопу оставалось жить меньше часа. Через сорок восемь минут судно станет общей могилой для трёхсот девяти пассажиров и членов команды.

Трагедию ничто не предвещало. Словно в насмешку, море было гладким и пустым, а небо – кристально чистым. Даже чайки, преследовавшие судно несколько недель, парили вокруг с ленивым безразличием, будто тёплая погода притупила остроту их инстинктов.

Лёгкий юго - восточный бриз едва шевелил американский флаг на корме. В половине четвёртого утра большинство пассажиров и не занятых вахтой членов экипажа ещё спало.

Остальные, неспособные забыться сном в такую гнетущую жару, навеянную пассатами, стояли на верхней палубе и, перегнувшись через борт, наблюдали, как нос корабля с шумом рассекал высокие волны. Океан казался безмятежным, но в его глубинах уже нарастали могучие силы стихии.

В рубке «Циклопа» лейтенант Джон Черч задумчиво смотрел куда - то вдаль через большой круглый иллюминатор. Это было единственное, что он мог делать, чтобы не заснуть, ведь ему досталась «собачья вахта» – с полуночи до четырёх утра. Черч мельком отметил, что волны стали подниматься выше, но, пока они оставались широкими и пологими, причин для снижения скорости он не видел.

Основательно нагруженный рудовоз даже при попутном течении медленно тащился со скоростью всего девять узлов. Ходовая часть судна нуждалась в капитальном ремонте, оно оставалось на ходу лишь благодаря единственному рабочему двигателю левого борта. Вскоре после того, как корабль покинул Рио - де - Жанейро, двигатель правого борта сломался, и старший механик доложил, что до Балтимора его никак не починить.

Лейтенант прошёл трудный путь от матроса до офицера. Он был худым, преждевременно поседевшим мужчиной, через пару месяцев ему должно было стукнуть тридцать. Черч служил на многих кораблях и уже четырежды совершал кругосветное плавание, однако «Циклоп» был самой странной посудиной, с которой ему довелось иметь дело за все двенадцать лет на флоте. Это было его первое плавание на восьмилетием судне, и странности начались с самого отплытия.

После выхода из порта один из моряков выпал за борт прямо под левый гребной винт, раскромсавший беднягу на куски. Затем случилось столкновение с крейсером «Рэли», в результате оба судна получили незначительные повреждения. На гауптвахте корабля сидели пять арестантов. Одного из них, обвиняемого в жестоком убийстве сослуживца по кораблю, везли в морскую тюрьму в Портсмуте, штат Нью - Гэмпшир. Заходя в гавань Рио - де - Жанейро, корабль едва не налетел на риф. Старший помощник обвинил капитана в отклонении от курса, в том, что это могло погубить судно, а тот, разгневавшись, арестовал помощника и посадил в карцер. И, вдобавок ко всему, команда постоянно роптала, правый двигатель барахлил, а капитан всё время напивался до беспамятства. Подытожив все печальные происшествия, Черч не мог избавиться от чувства, что настоящая катастрофа ещё впереди.

Тяжёлые шаги за спиной прервали его мрачные размышления. Он обернулся и застыл, когда в дверь рубки вошёл капитан.

Капитан - лейтенант Джордж Уорли был вылитым пиратом из книги «Остров сокровищ», не хватало лишь повязки на глазу и деревянной ноги. Своим видом он напоминал быка. Шея практически отсутствовала, казалось, что массивная голова вырастала прямо из плеч. Ни у кого раньше Черч не видел таких огромных рук – длинных и толстых, как брёвна. Капитан никогда не был строгим приверженцем морского устава, поэтому позволял себе являться на мостик в домашних шлёпанцах, котелке и одних кальсонах. Черч видел его одетым по форме лишь один раз, когда «Циклоп» стоял в порту и Уорли понадобилось сойти на берег по служебным делам.

Пробурчав что  -то вместо приветствия, вошедший человек подошёл к барометру и постучал по нему мясистым пальцем. Затем посмотрел на стрелку прибора и кивнул.

– Неплохо, – произнёс капитан с лёгким немецким акцентом. – Хороший прогноз на следующие двадцать четыре часа. Надеюсь, нам повезёт, и океан будет гладким как шёлк. Хотя возле мыса Хаттерас мы вполне можем попасть в передрягу.
– Там любым кораблям опасно проходить, – заметил лейтенант.

Уорли прошёл в штурманскую рубку и взглянул на начерченную карандашом линию, обозначающую курс и примерные координаты «Циклопа».

– Взять курс на пять градусов к северу, – сказал он, вернувшись в рулевую рубку. – Мы обогнём Большую Багамскую банку.
– Но мы уже в двадцати милях к западу от главного фарватера, – возразил Черч.
– У меня есть свои причины избегать судоходных путей, – грубо отрезал Уорли.

Лейтенант просто кивнул рулевому, и «Циклоп» сменил курс. После маневра судно развернулось левым бортом к волне. Началась сильная качка.

– Не то чтобы я сильно беспокоился, – сказал Черч, – но волны становятся круче.
– Не редкость для этих вод, – ответил капитан. – Мы приближаемся к району, где северное экваториальное течение встречается с Гольфстримом. Бывает, океан остаётся ровным, как высохшее озеро в пустыне, а иногда мне доводилось видеть, как под киль подкатывают волны высотой двадцать футов.

Черч хотел что - то сказать, но запнулся на полуслове и прислушался. Его внимание привлёк доносившийся в рубку скрежет металла о металл. Уорли не подал виду, что слышит что - то необычное, однако Черч подошёл к задней перегородке и выглянул, чтобы осмотреть длинную грузовую палубу «Циклопа».

Для своего времени корабль был достаточно большим, общей длиной от носа до кормы пятьсот сорок два фута и шириной шестьдесят пять футов. Он был построен в Филадельфии в 1910 году и использовался в качестве вспомогательного судна Атлантического военно - морского флота. Семь вместительных трюмов могли перевозить десять с половиной тысяч тонн угля, но в этот раз их загрузили одиннадцатью тысячами тонн марганца. Грузовая марка судна находилась на добрый фут под водой. Черч считал, что корабль опасно перегружен.

Выглянув на палубу, лейтенант окинул взглядом выступающие из сумрака двадцать четыре грузовых крана для погрузки угля, их гигантские ковши в штормовую погоду были закреплены. Но он разглядел и кое - что ещё.

В средней части судна палуба как будто приподнималась и опускалась, изгибаясь в такт прокатывающим под килем волнам.

– О боже, – пробормотал мужчина, – море сгибает корабль. Уорли даже не взглянул.
– Не о чем беспокоиться, сынок. «Циклоп» привык к небольшим встряскам.
– Я никогда не видел, чтобы корабль так гнулся, – не унимался Черч.

Капитан опустился на большое плетёное кресло, которое специально для таких случаев держал на мостике, и закинул ноги на нактоуз.

– Сынок, не волнуйся о старине «Циклопе». Он будет бороздить моря ещё много лет после того, как мы с тобой покинем этот мир.

Такая беспечность не успокоила моряка. Пожалуй, даже наоборот, его тревога усилилась.

Сменившись с вахты и передав командование другому офицеру, Черч покинул капитанский мостик и направился в радиорубку, чтобы выпить чашечку кофе с дежурным оператором. Спаркс поднял голову и посмотрел на вошедшего:

– Доброе утро, лейтенант.
– Есть какие - нибудь новости с ближайших судов?

Спаркс стащил наушник с одного уха.

– Простите?

Черч повторил вопрос.

– Ну, пара радистов с торговых судов обмениваются шахматными ходами.
– Присоединился к ним и ты бы для разнообразия.
– Я играю в шашки, – ответил оператор.
– Эти два «торговца» далеко?
– Их сигналы слабые… Думаю, они от нас где - то в доброй сотне миль.

Черч сел на стул верхом, сложил руки на спинке и положил на них подбородок.

– Свяжитесь с ними и спросите, что там у них с погодой.

Спаркс беспомощно пожал плечами:

– Не могу.
– Барахлят передатчики?
– Работают безотказно, как молоденькая шлюха из Гаваны.
– Тогда в чём дело?
– Распоряжение капитана Уорли, – ответил Спаркс. – Когда мы вышли из Рио, он вызвал меня к себе в каюту и запретил передавать сообщения без его команды, пока не доберёмся до Балтимора.
– Он назвал причину?
– Нет, сэр.
– Очень странно.
– Думаю, это из - за той важной шишки, которую мы взяли пассажиром в Рио.
– Ты о генеральном консуле?
– По крайней мере, я получил приказ уже после того, как он попал на борт.

Спаркс замолчал и надвинул наушники. Затем начал записывать входящее сообщение на лист бумаги. Через минуту повернулся и мрачно сказал:

– Сигнал бедствия.

Черч приподнялся:

– Где именно?
– Двадцать миль к северу от Ангильи.

Лейтенант мысленно подсчитал.

– Около пятидесяти миль от нашего курса. Что ещё?
– Название судна – «Кроган Касл». Разбит нос. Надпалубные сооружения сильно повреждены. Судно дало течь. Просят срочной помощи.
– Разбит нос? – озадаченно переспросил собеседник. – Из - за чего?
– Они не сообщили.

Черч направился к двери.

– Я доложу капитану. Передайте на «Кроган Касл», что мы несёмся на всех парах.

Спаркс болезненно поморщился:

– Простите, сэр. Не могу.

– Выполняйте! – скомандовал Черч. – Беру ответственность на себя.

Он развернулся и побежал по проходу, затем поднялся по лестнице в рулевую рубку. Уорли всё ещё сидел в плетёном кресле, покачиваясь в такт движениям судна. Сдвинув очки на самый кончик носа, капитан читал истрёпанный журнал «Либерти».

                                                                                                                                                                         из книги  Касслер Клайв - «Циклоп»

Метаморфозы

0

13

Зомби, который  всегда стреляет без предупреждения

Солнце заглянет в гости,
Но это последний раз!
Кукла считает кости,
У неё кровоточит глаз.

Улицы покрыты тьмой.
И только ветер шумит!
Смерть с одной ногой
По ночам никогда не спит.

Встанут мертвецы и пойдут
Утолять жажду голода.
Они живую плоть разорвут,
Чтобы добыть золота.

Окровавленная плоть сохнет,
И планета стала кладбищем!
Вся жизнь от чумы дохнет,
Как скот на далёком пастбище.

Никто из тьмы не вернётся.
Звучит страшная колыбель!
Смерть к жизни прикоснётся,
И жизнь не увидит туннель.

Зомбированная луна сгорит
От укуса мёртвого солнце!
Смерть ночью не спит,
Она утверждает своё господство.

Солнце заглянет в гости,
Но это последний раз
Зомби перебирает кости,
Жадно ища алмаз.

                                              Зомби - Луна
                                        Автор: Иван Юдин

Зинаида Петровна вслух и с выражением прочитала текст плаката, а отец Петра Пузырькова не постеснялся стукнуть, извините, кулаком по ученической парте и крикнул:

— Не верю! И плакату не верю! Сочинили вы Власа! Придумали! Из головы выдумали! Людей вы своим Власом пугаете!

Наступила тишина, такая тишина наступила, что слышно было, как текли слёзы обиды и возмущения по щекам нашей глубокоуважаемой учительницы Зинаиды Петровны.

А мы, родители, все, кроме отца Петра Пузырькова, сидели неподвижно, скорбно опустив головы, в которых было много тяжёлых мыслей.

— Вы просто завидуете мне, — вынужден был я сказать правду прямо в глаза этому родителю известного двоечника. — Но теперь всем, по крайней мере, стало ясно, почему у вас растёт такой сын.
— Какой это такой?
— Ленивый тунеядец.
— Согласен. С этим мы борёмся. По мере сил, конечно. Но предупреждаю от всей моей души: подведёт вас Влас. Опозорит. Скандал устроит. Осрамит вас показательный Влас.

Тут зашумели все родители.

Мы гневно спросили отца Петра Пузырькова:

— На каком таком основании вы обидели учительницу наших детей, нашу глубокоуважаемую Зинаиду Петровну? Раз. На каком таком основании вы не просто обидели, а даже оскорбили Власа и его родителей? Два. Как вы смеете не верить плакату? Три. И четвёртое: что вы намерены предпринять, чтобы из вашего ленивого тунеядца - двоечника сделать хотя бы нормального троечника?

Родитель долго молчал, видимо, думал, и ответил:

— Троечника мы из него когда - нибудь да соорудим. Мы на него рационом кормления воздействуем. Он у нас без солёных огурцов жить не может. Так вот, даю собранию слово, что Пётр ни одного солёного огурца не получит, пока в нормального, как тут правильно заметили, троечника не превратится. Перед вами и глубокоуважаемой Зинаидой Петровной я извиняюсь, если требуется. С плакатом я оплошку дал. Плакат — дело серьёзное, а я как - то не продумал. Теперь опять о Власе. От всей моей души глубоко сочувствую его несчастным родителям и даже родственникам. Как они, бедные, не могут понять, что не способен ребёнок длительное время быть замечательным! Сил у него на это не хватит. Надорвётся. Здоровье не позволит. Нервы сдадут. Вот увидите! Ведь растёт у них не ребёнок, а попка. То есть попугай. Или мартышка. Делает только то, что ему взрослые и плакаты советуют. А где же самостоятельность? Где активность? Инициативность где, в конце концов? Вот мой Пётр вчера что отчебучил? Компот вилкой ел! Надо же было самостоятельно до такого додуматься! Всей семьей хохотали. А вашему Власу скоро надоест попкой или мартышкой жить. Попадёт он обязательно под дурное влияние. И не узнаете вы своего Власа. Станет он хуже моего лоботряса.

И, представьте себе, именно так оно и случилось. Произошла с Власом метаморфоза, то есть превращение. Увлекся он этим самым шпионизмом. Вместо школы — кино про шпионов. Вместо домашних заданий — книжки про шпионов. Вместо сбора металлолома, макулатуры и развития мускулатуры — сплошное беганье с выпученными глазами. Разговаривает на непонятных языках. И совершенно невозможно определить: то ли он кого - то ловит, то ли его кто - то догоняет! Среди ночи, как ваш, вскакивает — и на бабушку с пистолетом. Правда, с деревянным.

Пётр же Пузырьков за это время тоже пережил метаморфозу: в троечника выдвинулся. А мой в двоечники скатился.

Явлюсь в школу на родительское собрание, сижу и слушаю следующее:

— Ах, какой у вас отвратительный Влас!

Или:

— Ах, какой у вас отрицательный Влас!

Иногда утверждалось и такое:

— Ах, как хорошо, что дети у нас не такие, как Влас!

Плакат и портрет со стены сняли и на склад сдали.

Увы, все это было лишь началом!

Однажды Влас закрыл бабушку в чулане. Да, да, свою родную бабушку, мою тёщу Валентину Ивановну, закрыл в чулане, куда она ушла за вареньем для него же, и спрашивал:

— Какое получили задание? Квадрат приземления? Явки? Быстро!

Я стою в дверях, от изумления и внутреннего негодования шевельнуться не могу, а бабушка из чулана отвечает:

— Задание я получила такое. Как приземлюсь в квадрате, так кормить тебя перестану.

А Влас размахивает пистолетом и несёт уж совсем что - то несусветное:

— Поймите, запираться не имеет никакого смысла. Мы только зря потратим время. Вы же опытная разведчица и должны понимать, что нечего играть в прятки с нами. Ведь мы же встречались с вами в Париже осенью…
— Вла-а-а-а-ас! — испуганно позвал я. — Опомнись! Это же твоя родная бабушка, мать твоей родной мамы! Какой Париж?! Она же дальше Голованова никогда никуда не ездила!
— Руки вверх! — крикнул он мне, родному отцу. — Ни с места! Одно движение — и пуля в лоб! Я стреляю без промаха и без предупреждения!

Поднял я руки вверх, в одной — тяжёлый портфель.

— Учтите, я даю вам семь минут на размышление! — продолжал Влас. — Дальше пеняйте на себя!
— Выпусти бабушку, — попросил я.
— Кругом! — заорал и на меня сын. — К стене! Стреляю без предупреждения и без промаха!
— Да он сумасшедший! — из - за дверей крикнула бабушка. — Мясо в духовке вот - вот сгорит.

«Если он сумасшедший, — подумал я, — то мне нужно вести себя предельно разумно».

— Я скажу все, — сказал я. — В Париже осенью вы встречались со мной, только я был переодет женщиной. Дайте мне стакан воды. Я очень устал, пока приземлялся в квадрат.

Хитрость моя удалась. Влас приказал мне не двигаться, ушёл на кухню, а я выпустил тёщу из чулана, и когда сын вернулся, я довольно ловко втолкнул его в чулан, вспомнив, что Влас боится темноты.

Как врач, я хорошо знаю, что самые горькие лекарства часто бывают наиболее действенными. Я с трудом гасил в себе жалость, но бабушка Валентина Ивановна удовлетворённо приговаривала:

— Так ему! Так его! Так ему! Так его! Не выпускать его оттуда до тех пор, пока не поумнеет!

из романа (роман чуть - чуть детективный, да ещё с научно - медицинским уклоном, да ещё с прологом, но зато без конца; в десяти частях, написанных лично автором, и одиннадцатой части, которую он предлагает написать самим читателям; среди них автор надеется увидеть мальчишек и девчонок, которые хотят как можно скорее повзрослеть, и взрослых, которые не забыли своего детства ( © Автора) )  Давыдычёва Льва Ивановича -  «Руки вверх! или Враг №1»

Метаморфозы

0

14

Счастливые люди, сошедшие с кораблей

(исполняется на гуслях)

Распирает недосказанность
Добра молодца - меня
ЗапеленОванного намертво
Тканью русского языка
Ой - да вырос я до срока лет
Открывалися глаза
На просторы окаянные
На родимые поля
Птахи пели
Славословили
Рисовалася заря
А робятушки здоровенные
Посягалися на меня
Я сигналы слал во вселенную
В глубь закидывал якоря
Скорбь - тоску гнал
Ох и бренную
От отеческого села
А всё - мимо прошла
Зазнобою
С непокрытою головой
Привечали меня убогого
Только взглядом
Но не рукой...

                                  Страдания сельской интеллигенции
                                Автор: Димитрий Поляков - Погодин

Комбайны с раннего утра утюжат огромное поле. Несколько грузовиков собрались у одного из его краёв и ждут от комбайнеров команды на загрузку. Полным ходом идёт уборка зерновых. В битве за урожай каждый день имеет значение. Чуть задержался, замешкался, потерял в намолотах... Колхоз и комбайнеры недополучат деньги, страна – хлеб.

Но работа работой, а обед по расписанию. Мы всё чаще начинаем посматривать на грунтовую дорогу, что протянулась на несколько километров вдоль всего пшеничного поля. Некоторых комбайнёров за штурвалами уже сменяют помощники. Часть комбайнов в ожидании обеда подъезжает к краю поля.

    Вскоре и бортовой газон прижимается к лесополосе, останавливается и начинает бодро гудеть. В кузове машины наша кормилица Варенька из столовой, что расположилась на центральной усадьбе среднего по здешним меркам колхоза, а также незнакомый мне худощавый мужчина пенсионного возраста. Они бодро снимают с грузовика столы и лавки, раскрывают бидоны, контейнеры и прочие причиндалы.

     Девушка чётко отработанными движениями быстро наливает очереднику в одну металлическую чашку ароматный борщ, в другую накладывает мясной гуляш, а мужчина выдает стоящим в очереди ложки и кружки.

     Местные подходят к мужчине, здороваются, жмут ему ладонь. Величают его, если я верно расслышал в этом гомоне, Василь Василичем. Очередь из комбайнеров и шоферов, враз образовавшаяся на краю поля в связи с приездом столовского газона, быстро движется вперёд. Подходит и мой черёд получать свою порцию.
     
    - Командировашный… – поинтересовался незнакомец.
     - Так точно! Прикомандирован к вашему колхозу на время уборочной. Водитель сто тридцатого зила. – отрапортовал я.
     - Пока ты тут со своим другом в очереди стоял и байки травил, я тебя заприметил. Гутаришь вроде как по-нашенски… Откель будешь? Чьих кровей? – вновь начал задавать он мне вопросы.
     - Василий Васильевич! Родом я с севера нашей области. После армии в сельскохозяйственный институт поступил, на инженера учусь. Специальность «механизация сельского хозяйства». Вот на уборочную в колхоз приехал…
     - На инженера?! Механизация много што нам дала. Но ещё лет на двадцать нашими темпами работы хватит... – с грустью в голосе сказал он.
     - А ваш колхоз готов внедрять передовые технологии? По средствам они ему или нет?
     - О, как вопрос студент ставит?! Не ожидал! Средства-то на дело найдутся... Молодежи башковитой мало на селе! Внедрять, эксплуатировать некому. Все в город стремятся. Факт. – А тебе зачем? Для поддержания разговору или по делу какому треба?
     - Места красивые… Земля богатая…
     - Что надо места… На нашу казачку глаз положил? Скор! Кто? – демонстративно прищурив свой левый светло - карий глаз спросил Василич. – Имя озвучь! Я тутошных всех знаю… Полную характеристику за пять минут дам. Надо – для комсомолу или для партии. Могу и для следствия… Опыт имеется.
     - Пока просто интересуюсь. В учебных аудиториях профессура всякое про современное село говорит…               
     - Казачки у нас гонористые. В меру… Если оглоблей промеш ушей чуток прикладывать с лечебной целью. Спросишь: как часто? Так смотря какой породы, кровь чейная в ней намешана. Одна бывает дюже понятливая, а другая?! Сопит, уперается… Кровь из носу течёт, а ей хошь бы што! Тогда по хребту легонько... Шо?! Испугался? А ты не боись. Дюже ласкавая она потом. Правда, день - два подождать треба. Перебесится, перегорит… Факт. Так что, прежде чем с нашими якшаться, хорошенько покумекай. Оно тебе надо!
     - Совсем красавца запугал! Молодой человек! Не слушайте его! Василь Василич не только советские, он ещё и кадетские времена припомнит. Такого наговорит! И поесть ему нужно. Борщ стынет! Язык у бывшего председателя колхоза без костей. Кого хошь заболтает! – послышалось от Вари, заканчивающей обслуживать очередь.
     - Точно! Отвлёк я горожанина от приёма пищи. Налей и мне борща, но половинку порции. Пообедаем в теньке со студентом.

     Мне показалось, что Василь Василич сменился и в лице, и в речи. Местный диалект почти полностью куда-то улетучился. Я даже попытался его представить в строгом костюме сельского интеллигента.

     - Вы председателем колхоза были, а теперь еду по полям развозите? – решил уточнить я.
     - Ничего зазорного в моей, да и в любой другой работе нет. Двадцать лет я честно руководил нашим колхозом. Орден Ленина заслужил и на пенсию вышел. Все когда-то становятся бывшими. Запомни. Но дома-то не привык сидеть… За колхоз, за дело наше общее переживаю. Посматриваю теперь со стороны одним глазом за хозяйством... Сегодня я в одном отделении, завтра в другом. Сменщика я себе, как и положено, подготовил, но он порулил колхозом пару лет и уехал. Сильно меня подвёл! Но понять могу его... Затосковал он у нас совсем…. С кораблей степей решил вновь на рыболовецкое судно пересесть. Без моря ему жизни, оказывается, нет. Зимой перечитывал я «Поднятую целину» М.А. Шолохова и пытался в очередной раз примерить на себя бушлат балтийца Семёна Давыдова. Тяжело ему в наших краях было. Ох, как тяжело! Что ему помогало тогда не спиться, не бросить всё к чёртовой матери и не сбежать с хутора?! Идейный он был. Будущее видел и этим жил… А сейчас? Перестройка. Новое мышление. А демократизация? Будь она неладна!

     Василий Васильевич вдруг замолчал и принялся быстро хлебать борщ.

                                                                                                                                                                                 Крепкий колхоз (Отрывок)
                                                                                                                                                                                  Автор: Александр Мохов

Метаморфозы

0

15

А лунный ветер в парусах ..

Как будто по течению реки,
Душа плывёт, пейзаж благословляя.
Душа плывёт… Но истина живая,
Она всегда приходит вопреки.
Как не ищи на вещих небесах,
Как не листай библейские мгновенья,
Гламурны и мудрёны наставленья,
Но искренни и слепы чудеса.
На свет никем не видимой зари
Душа плывёт, качая звёзды грусти…
… И что откроет завтра жизни устье?
Ты знаешь…
Только мне не говори.

                                                             По течению...
                                                  Автор: Инна Филиппова

Плот. Эх, командировочки...
                                     «На маленьком плоту…»

  Эх, командировочки… Неси меня, плот, по бурной реке Жизни! Живи и
здравствуй, Советский Союз! Я, совсем юный, устраиваюсь на новую работу.

В отделе кадров сразу предупредили: – Могут быть командировки. Вы как,
согласны? – почему бы нет? Страну увижу, как народ живёт, погляжу: – Да!

          И вот уже Николай Иванович, начальник участка, пригласил меня к себе:

          – В Воронеж поедете на месяц? Вдвоём?
          – Поеду. – можно подумать, у меня есть выбор.
          – Ну, тогда собирайтесь. Лариса введёт вас в курс дела, чем там будете
заниматься и что с собой взять. Желаю удачи! – он был немногословен.

          Поезд мчит нас в Воронеж.

          Воронеж, весь в зелени, высоким правобережьем спускался к Дону, будто
бы пытаясь охладиться в нём. Жарко. Конец августа, температура + 30. Впору
купаться, загорать, а у нас с собой пять штук чертежей в ватманский лист –
радиорелейные схемы, где чёрт ногу сломит. Нас ждал авиационный завод.

Да? Я бы лучше занялся Ларисой, хороша была собой: в упругом теле, грудь
торчком, так и манила к себе прильнуть...

          После недели тщетных трудов поняли – нам тут вдвоём не справиться,
нужен третий. Присоединившись к нашему дружному коллективу, он начал свою
трудовую деятельность с запоя: – Какая работа? Разве не видите, что я думаю? –
рядом с постелью в хаотичном беспорядке валялись радиорелейные схемы.

          Через неделю вышел не только из запоя, но и на работу. Специалистом
Саша оказался прекрасным, всё было сделано и сдано в срок.

          А что ж сам Воронеж? Да толком-то его не видели, если только в выходные,
это – святое. Правда, видели другое – один раз кулачное побоище, человек 25-ть
на 25-ть под окнами гостиницы, второй раз – бойцов с велосипедными цепями
и дубинками в руках на мосту через Дон, когда перебирались на местный пляж.

Подошли, спросили: – Откуда родом? – Питерские мы! – Ааа... Тогда идите!

          Москва - столица. В песнях и наяву. Москвичи любят, мне наш Ленинград,
с его строгой геометрией улиц, милее. Теперь командировка уже на три месяца,
монтажная, с бригадой из пяти человек, – оборудовать Центральную библиотеку
пневмопочтой.

          Девятое книгохранилище очень понравилось, где вся эротическая периодика
мира, там бы и остаться до конца жизни. Жить среди ярких красоток на глянцевых
обложках журналов, восхищаясь их женскими прелестями, гладя шелковистую
кожу, нежно шепча, – люблю! – каждый раз новой куколке.

         
          Как-то раз, в выходной день, решили поехать на экскурсию в Мавзолей.
Надо же посмотреть на того, кто нам так дорог... Кто жив в веках...

          День был воскресный, до Красной площади от гостиницы недалеко, погода
сказочная. С шутками - прибаутками, ста граммами в душе, добрались быстро, –
встали в очередь, и тут с ужасом понимаю, что попал. Во внутреннем кармане
пиджака под курткой лежат нунчаки, пусть даже небольшие. Назад, коль скоро
я в очереди, пути нет, а КГБ работает. Вот уже кого-то отвели в сторону, вот ещё
одного... И что я их, эти распроклятые нунчаки, не выложил из кармана? Возьмут
тебя сейчас, сокол ясный, под белы рученьки – что задумал, покушение готовил?
Пришьют статью «Терроризм», отправят куда-нибудь лес валить на долгие годы.

По спине холодный пот побежал...

           Слава Богу, обошлось. Рослый страж порядка у входа в Мавзолей лишь
безразлично скользнул по мне взглядом, выискивая в нескончаемом людском
потоке более подходящую, нежели я, жертву...

          Ковдор. Север. Горно - обогатительный комбинат. Зима. Стужа. Сутками
свинцовое небо, тёмно - серая мгла. Полярная ночь. Что делать после работы?
Сиди в номере, пей да волком вой на луну...

                                                                                                                 Плот. Эх, командировочки... (Отрывок)
                                                                                                                           Автор: Валерий Майский

Метаморфозы

0

16

Эти забавные .. мячики

Судьи в теннисе сидят высоко, чтобы в случае чего их нельзя было достать.
                                                                                                                                        - Бенни Хилл

Теннисный мячик, дружочек зелёный!
Звонко бодришь, разгоняя тоску,
Весело, шустро по корту гоняешь.
Вот убежал! Я в размах догоню!

Очень заманчиво, дать тебе сдачу.
Вновь окрылённый, спортивный азарт!
Духом победным несётся подача,
И получаешь, оплошность  назад!

Пот по спине. Тело сладко  размялось!
Как же приятна, мышц теплота ...
Несколько лет, за мгновенье умчалось!
Снова, как шарик воздушный, легка!

                                                                    Теннисный мячик..
                                                                         Автор: Poem

Метаморфозы

0

17

Матрица ... такая Матрица или узелок можно и потуже затянуть (©) 

34. Святым служат злые силы. Ибо они слепы из - за Духа святого, дабы они думали, что они служат своим людям, тогда как они работают на святых. Из - за этого ученик спросил однажды, Господа о некоей вещи, относящейся к миру. Тот сказал ему: Спроси свою мать, и она даст тебе от чужого.
                                                                                                                                          - гностическое  Евангелие от Филиппа

Как в матрице просто: однёрка (*), плюс ноль.
Сложилась картинка и ты вдруг король.
Но в жизни не просто единственным быть.
Без форы, без власти, мечты воплотить.
Попробуй добиться чего - нибудь ты,
Попробуй собрать воедино мечты.
И если сумеешь идею свершить,
Тогда ты поймёшь, для чего тебе жить.
Сомненья исчезнут, тревоги пройдут,
Поймёшь, где тебя инновации ждут.
Ты действуй, верши, раскрывайся, твори.
Не гоже томиться таланту внутри.
Ведь ты индивидум, не просто число.
Раскрой всему миру своё ремесло.
Пусть знают, что ты не простой человек,
Что ты здесь живёшь, и это твой век.

                                                               Матрица (Отрывок)
                                                           Автор: Евгений Дефаер
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  Как в матрице просто: однёрка, плюс ноль - Однёрка. Единица как условный номер объекта или параметрическая характеристика.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Виктор зашёл в кафе и огляделся. Обеденный перерыв подходил к концу, и в зале было не очень много посетителей. Острым взглядом он сразу выхватил из толпы одиноко сидящую за столом миловидную девушку и решительно подошёл к ней.

- Вы позволите присоединиться к Вам?

Как тут было отказать? Во - первых, здесь каждый мог садиться, где пожелает. А во - вторых... Нет, это было, всё - таки, во - первых:  перед ней стоял высоченный, под два метра, молодой человек, похоже, её сверстник, широкоплечий черноглазый брюнет с тонкими чертами лица.

- Садитесь, пожалуйста.

Они сразу разговорились, и через пять минут уже были на ты, и он уже знал, что её зовут Верочка и она работает в бухгалтерии, а она узнала, что он на неделю приехал в командировку на этот завод. Он рассказал какой-то анекдот, она посмеялась и сказала:

- Расскажу я тебе про одну занимательную парочку.  Видишь за столиком в углу девушку в зелёной куртке? Это Зоя, она уже давно работает в нашем отделе, неудачно побывала замужем и сейчас кукует одна – она ужасно застенчивая и гордая. А ещё почти год назад, одновременно со мной, у нас появился новый бухгалтер – Вадим Борисович. Все зовут его так, хотя ему только тридцать лет. Он фанатично любит свою работу, и когда кто - нибудь просит его рассказать о себе, он подробно и с воодушевлением описывает содержание финансовых таблиц, форм и отчётов. Собеседник уже начинает зевать, а он ещё только разогревается. Такой зануда!  Так вот, этот Вадим Борисович почти ежедневно провожает Зою с работы до дома, им по пути.  И на этом их дружба застопорилась – они по - прежнему на вы и зовут друг друга по имени - отчеству! Представляешь? Кроме него Зоей Алексеевной её зовёт только наш главбух.
- Послушай, у меня идея – давай сведём их!
- Это невозможно – с её застенчивостью и его занудством!
- А ты предложи ей придумать праздник, например, день рождения мамочки, которая живёт где - то далеко, и пригласить одного гостя – его. И хорошенько подготовиться, то есть предусмотреть ровно три детали:

во - первых, стол – кусок мяса, фрукты, вино, непременно, красное и свеча,
во - вторых, внешний вид  - длинная юбка до пола, полупрозрачная блузка, волосы распущены, умеренный макияж,
и в - третьих, обстановка -  приглушённое освещение, на компьютере заранее подготовлен концерт лирической музыки и около стола предусмотрен пятачок для короткого, надеюсь, танца.

- Отличная идея! Я поговорю с Зоей.

  Последующие три дня при каждой их вечерней встрече Виктор находил минутку, чтобы поинтересоваться, как идут дела с их благотворительным планом.

И вот в четверг Верочка радостно сообщила, что акция назначена на послезавтра. До воскресенья Виктор и Верочка были слишком заняты друг другом, чтобы отвлекаться на всякие пустяки, а в понедельник вышли из Верочкиной квартиры пораньше, чтобы у проходной поглядеть на счастливые лица своих подопечных.

Их ждало большое разочарование. Прежде всего, эти чудики пришли на работу не вместе. Более того, в обеденный перерыв Верочка встретилась с Виктором в кафе и сообщила, что наши герои по - прежнему на вы.

- Лапоть! – сказал Виктор.
- Пентюх! – согласилась Верочка.

  И только официантка Марианна заметила, что галстук Вадима завязан сегодня не так, как обычно, на простой  узел, а на причудливый узел «Тринити» (*). Уж она - то знала, как сложно завязывать такой узел – этому её научил однажды Гарик, местный Казанова из планового отдела.

                                                                                                                                                                                 Секретный узел
                                                                                                                                                                       Автор: Дмитрий Быковский
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) галстук Вадима завязан сегодня не так, как обычно, на простой  узел, а на причудливый узел «Тринити» -- «Тринити» (от англ. trinity — троица) — сложный, но эффектный вид узла шестиугольной формы. Он прекрасно дополнит рубашку с острым воротником, особенно в сочетании с кардиганом с V - образным вырезом.

Пошаговая инструкция, как завязать узел «Тринити»:

Расположить галстук вокруг шеи так, чтобы узкий конец находился ниже широкого.
Взять узкий конец и положить его на широкий. В отличии от многих других узлов, в данном случае широкий конец использоваться не будет, поэтому сразу отрегулируйте его желаемую длину.
Взять узкий конец и обернуть его вокруг той части галстука, которая проходит вокруг воротника. Потянуть узкий конец вниз и затянуть.
Затем взять узкий конец и завести его под широкий конец галстука.
Теперь взять узкий конец и обернуть его вокруг части галстука, которая проходит вокруг воротника. Потянуть узкий конец вниз и затянуть.
Затем снова взять узкий конец и обернуть его вокруг широкого конца галстука.
Вновь взять узкий конец и протянуть между воротником и той частью галстука, которая располагается вокруг воротника, но не затягивать туго.
Взять узкий конец и продеть его в петлю в верхней части узла. Пока не затягивать узел слишком туго.
Поместить узкий конец галстука за широким. Затем протянуть его в петлю узла, который вы только что сформировали.
Туго затянуть узел, осторожно расправляя и подтягивая его. Оставшуюся часть узкого конца можно спрятать под воротником рубашки.
Для такого сложного узла следует выбирать галстук однотонной расцветки с гладкой фактурой полотна.

Метаморфозы

0

18

Мир .. притаившийся за старым патефоном

Иллюстрация от 21. 11. 2024 г.

1

Два тяжело больных в одной палате
Лежали тихо, доживая дни.
Один смотрел в окно со взглядом бесноватым,
Другой же - спал вдали и видел сны.

2

И тот, который спал, проснувшись,
Спросил соседа: “Что там за окном?”
И тот сказал, тихонько повернувшись,
Что видит небо, речку и старинный дом.

3

И каждый раз потом рассказывал соседу,
Что видит рыбаков с уловом и детей,
А вдалеке - любовников, которые с обеда,
Обнявшись, ластятся друг к другу все сильней.

4

Больной, который слушал, был озлоблен,
Что он не видит этой красоты.
А видит он лишь дверь со старою оглоблей …
За что Тому все - речка и цветы? ...

5

Внезапно тот, кто у окна, закашлял сильно,
И задыхаясь, начал умирать.
Уж пена из - за рта пошла обильно,
До кнопки вызова не смог никак достать.

6

И он затих, на радости второму,
Который мог помочь, но кнопку не нажал.
А место у окна, что пустовало без больного,[font=Century Gothic]

Просил себе отдать, чтоб сам он там лежал.
[/font]

7

И вот лежит он на заветном месте,
И воздух свежий из прикрытого окна.
“Но боже, я не верю, слово чести,
В окне - глухая серая стена!...”

                                                      Светлая фантазия и серая реальность (Отрывок)
                                                                                  Автор: Дрот

У соседки нашей стоял в доме большой патефон. Так ли он называется, я не знаю – а в описании это высокий прямоугольный ящик с полукруглой арочной крышкой.

По малолетству меня к нему взрослые не подпускали; но приходя в гости, я сам просил эту пожилую тётку завести свой громкоголосый сундук, у которого неизвестно откуда вдруг прорезывался голос. Я никогда не слышал иерихонскую трубу, но по рассказам моего деда она звучала так же многогласно, словно все соседи с нашей улицы одновременно запели из окон шаляпинскую блоху.

Дед говорил, что когда - то давно, при царе горохе наверно, они под эту музычку танцевали. Если было тепло – лето там, или мягкая осень – то хозяйка фаина, бывшая помещица по сословию и по уменью себя подать в обществе, открывала зальные окна на улицу.

Запев начинался с мелодии томной и романтической, как это бывало на великосветских балах, где дамы кринолинены (*) а кавалеры под надзором полковника – там быстро шпорами не пощёлкаешь. Но для мужицких сапогов и бабьих кожаных галош такая симфония не совсем подходяща – и народ просил народную, голенастую, гопака иль комаринского. Горделивая своей знатью соседка поначалу обижалась, даже как-то целых два месяца, в самые погожие дни окон не открывала; но потом сама же соскучилась и чуть ли не вприсядку выскочила в круг с мужиками.

Зимой она приглашала в свой дом. Но не всех, а лишь кого уважала, любимцев. И если кто сморкался на землю в две ноздри, иль не мог тихонько без захлёба слизнуть горячий чай с блюдечка – тот всегда оставался за порогом.

Потому что память у фаины была хорошая, и манеры каждого ей знакомца она помнила как рецепт любимых печенюшек к чаю. Готовить большое долгое вареное жареное она не умела; а вот печиво почему - то ей нравилось, и не просто поесть, а именно приложить к нему руку, со сладким самой потрудиться. Когда угощенье выставлялось на стол под горячий пышущий самовар, хозяйка распахнув объятия кланялась всем, то ли в шутку то ли всерьёз – и садила себя будто купчиха кустодиева в чёрное резное обитое алым бархатом кресло. Но не дай бог, если кто из потешки в него по незнанию плюхнется.

Однажды такое случилось: и парень тот был не дурак, и манеры да стать – он даже нравился ей как мужчина. А вот после этого казуса, глупости детской, фаина иначе как хамом его уже не звала.

Раз уж речь зашла о симпатиях, то надо затронуть и семейное предание сей рабоче - крестьянской помещицы. Перед самой революцией её, едва лишь взрослеющую девицу, позвал замуж благородный кузен. И видно, что фаина блистала красой, раз в неё влюбился даже двоюродный брат. Тогда такие породистые браки были в сословной среде популярны; но младенец родился уродом и как мотылёк протянул на земле две недели.

Закопали в дни смуты его тоже как птичку, щенка: ямка, гробик, и крестик кой сгнил быстрее чем отошла на небо душа. А после революции пропал как котёнок и слабовольный субтильный муж – так незаметно исчезает с земли лист опавший, сенная труха, скорлупа от пустого яйца в котором не зародился птенец.

Но фаинка ото всех невзгод становилась только сильнее, и как бы не штормили мировые ураганы там за окнами, у крыльца или во вьюшке каминной трубы – а в доме всё равно сохранялся старинный уклад барской неспешности да степенства.

Сколько я помню, у фаины всегда пахло житью. Не жизнью не житом – но что - то такое, объединяющее проросшее зерно с коровьим отёлом, похожее на счастливые сопли телёнка, которому в первый раз подсунули – не сам он губами достал – громадную мамкину сиську. А сверху с насеста насмешливо куры кудахчут – какой дурачок! – и немного припахивает залежалым лекарством. И ходики тихонько – тик… так… тик… так… тик.

На пятнадцатилетие я получил в подарок её любимое красное кресло с царскими вензелями. Сосед через улицу забрал себе жадно иерихонскую фисгармонию, и по - моему продал её за хорошие бабки. А Фаине Алексеевне достался железный памятник – не такой как она хотела мраморный – но с крестом и ангелом на хорошем месте, где цветы очень кучно растут и сирени кусты пахут густым ароматом.

                                      ===============================

Я запоминаю только самые яркие сны. Иногда ночью предо мной разворачивается такое необыкновенное представление, что я даже спящий участвуя в нём, понимаю как красиво мне и всем остальным артистам играть в этих чудесных декорациях, как приятно парить на сонных волнах своего воображения, не чувствуя тела и страха – и гениально было описать себя наяву.

Вот совсем недавно я приходил на местное кладбище; там добрые безглазые мертвецы поведали мне о призрачных границах жизни и смерти, о том что покойники мы здесь – а они живы. И эту великую тайну я утром из сна притащил в свою явь. Записал её на бумаге: но она оказалась такой нечитаемой мутью, что самому стало стыдно, тем более если кому рассказать.

А кровавые битвы, в которых я геройски участвую, просто шедевры стратегии и тактики военной науки. Там один побивает десяток врагов безоружен – а коли при нём автомат, то и сотню, и тысячу, стреляя навскидку всегда точно в цель.

Я вот так победил всех монголов, французов, фашистов; но проснувшись, мне становится горько от физической немощи дня – мне скучна эта серая явь, что с каждым мгновеньем словно крикливая обузная акушерка вытягивает меня из фантазий прекрасного сна.

=================================

Как разглядеть в маленьком ребёнке, что из него получится по прошествии лет? Вот я кручу его в руках как игрушку с ног на голову, а он только хохочет и брыкается, ещё больше заводясь со смехом от неизвестной мне кнопки. Так же и отец вертел меня под потолком, может тоже задумываясь, вырасту ль я для семьи добрым помощником и большой гордостью, или с хулиганистой юности начну скитаться по тюрьмам да казематам.

Знать бы, где у них кнопка. Когда я был шкодливым мальцом, тогда всё мне казалось простым и милым – солнце светило потому что яркое, а снег оттого что зима. И никакие замутнения учёных наук не туманили мою русую голову – их тут же выдувал ветер, сверзаясь вместе со мной на лыжах с горы.

А теперь мне, взрослому замудрённому мужику, нужно воспитывать собственного карапуза, но я – вот беда – уже давно позабыл, где у нас кнопка.

==================================

Мне нравятся зелёные лупатые мыши. Они скачут по водоёму, легко прыгая с кувшинки на лотос, и при любой опасности ныряют в воду, хвостом помогая себе. Они часто насаживаются на рыбацкий крючок в погоне за червем, но он острый и безжалостный до крови рвёт мышиные губы, а бывает что и вспарывает животик. Тогда нужно просто приложить к ране травяной подорожник, слегка поплевав на него, и полежать кверху брюшком несколько дней на больничном.

У мышей есть серые друзья береговые лягушки. Глазки у них бусинкой, но видят вдаль хорошо – и если на горизонте неба появляется кот, то смелые лягушата быстренько прыгают в норы земли, шустро перебирая своими ластами.

Кот, видя такое неудачное дело, кошачий облом, с азартом бултыхается прямо вслед, забыв о своих ветвистых рогах. После удара об землю он потирает ушастую голову, призадумываясь – и тут же его крепкие копыта бьют по зелёной траве, стараясь выцарапать поживу. А лягушка уже в это время далеко пробегает по юрким ходам да секретным лазейкам, и дрожа от холода выглядывает из ямки на северном полюсе.

Но откуда ни возьмись к ней на белых крылах подлетает бурый медведь, хватая за шкирку жёлтым клювастым носом, а потом в десять махов подняв над землёй, уносит в гнездо ко своим медвежатам.

От кого я всё это знаю? мне рассказал об этом один занимательный двоешник, который вместо того чтоб учить неустанно уроки, выдумывает своё собственное природоведение.
                                                                                                                                                                                               патефон
                                                                                                                                                                                          Автор: еремей
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) где дамы кринолинены - Кринолин под  платьем. Конструкция с тонкими кольцами, которая надевается под юбку, чтобы придать ей нужный объём. Сверху прикрепляют специальный подъюбник, который прячет обручи.

Метаморфозы

0

19

При дверях бездны 

Баста! Всем сказкам про панцирь - корыто,
Хэйяюйя нестерпимо хочу!
Всё, что задраено, ныне открыто.
Выйду, разденусь, во вне полечу.

Смерть!.. И начало миров – миг открытий,
Взрыв осознанья свободой разлит.
В силе небесной, на грани событий,
Радости дух беспредельно парит!

Крылья расправлены – воля святая,
Манна Тождественность шепчет – испей,
Веет, шуршит, на распятии тая,
Сквозь океаны - планеты борей!

Шанс миллионный Вселенной напиться!
В Солнце ворваться, во взрыве не стать,
Светом налиться и в Нём раствориться,
Чтобы Ничуть вместе с Кем - То объять!

Здесь не спастись мне за Той Чистотою,
Всё, что ни есть - во ВСЕБЛАГО Живёт…
И осенённая дивной игрою,
Сущность моя мною мне в есть поёт:

Там! За пределами всех восприятий,
Бездна понятий, ценой – медный грошь.
Здесь в сём тебя одного не хватает,
Сон человека, в котором Живёшь!..

                                                                      MetaHelios
                                                        Автор: Григорий Лобанов

8 Января. Поздним вечером поставили диагноз. Филипп Филиппович, как истый учёный, признал свою ошибку - перемена гипофиза даёт не омоложение, а полное очеловечение (подчёркнуто три раза). От этого его изумительное, потрясающее открытие не становится ничуть меньше.

Тот сегодня впервые прошёлся по квартире.  Смеялся в коридоре, глядя на
он проследовал в кабинет.
Он стойко держится на задних лапах
сложенного мужчины.

Смеялся в кабинете. Улыбка его неприятна и как бы искусственна. Затем он почесал затылок, огляделся и я записал новое отчётливо произнесённое слово: "буржуи". Ругался. Ругань эта методическая, беспрерывная и, по - видимому, совершенно бессмысленная. Она носит несколько фонографический характер: как будто это существо где - то раньше слышало бранные слова, автоматически подсознательно занесло их в свой мозг и теперь изрыгает их пачками. А впрочем, я не психиатр, чёрт меня возьми.

На Филиппа Филипповича брань производит почему - то удивительно тягостное впечатление. Бывают моменты, когда он выходит из сдержанного и холодного наблюдения новых явлений и как бы теряет терпение. Так, в момент ругани он вдруг нервно выкрикнул:

- Перестань!

Это не произвело никакого эффекта.

После прогулки в кабинете, общими усилиями Шарик был водворён в смотровую.

После этого мы имели совещание с Филиппом Филипповичем. Впервые, я должен сознаться, видел я этого уверенного и поразительно умного человека растерянным. Напевая по своему обыкновению, он спросил: "что же мы теперь будем делать?" И сам же ответил буквально так: "москвошвея, да... От севильи до Гренады. Москвошвея, дорогой доктор...". Я ничего не понял. Он пояснил: - "я вас прошу, Иван Арнольдович, купить ему бельё, штаны и пиджак".

9 Января. Лексикон обогащается каждые пять минут (в среднем) новым словом, с сегодняшнего утра, и фразами. Похоже, что они, замёрзшие в сознании, оттаивают и выходят. Вышедшее слово остаётся в употреблении. Со вчерашнего вечера фонографом отмечены: "не толкайся", "подлец", "слезай с подножки", "я тебе покажу", "признание америки", "примус".

10 Января. Произошло одевание. Нижнюю сорочку позволил надеть на себя охотно, даже весело смеясь. От кальсон отказался, выразив протест хриплыми криками: "в очередь, сукины дети, в очередь!" Был одет. Носки ему велики.

(В тетради какие-то схематические рисунки, по всем признакам изображающие превращение собачьей ноги в человеческую).

Удлиняется задняя половина скелета стопы (planta) (*) . Вытягивание пальцев. Когти.

Повторное систематическое обучение посещения уборной. Прислуга совершенно подавлена.

Но следует отметить понятливость существа. Дело вполне идёт на лад.

11 Января. Совершенно примирился со штанами. Произнёс длинную весёлую фразу: "дай папиросочку, - у тебя брюки в полосочку".

Шерсть на голове - слабая, шелковистая. Легко спутать с волосами. Но подпалины остались на темени. Сегодня облез последний пух с ушей. Колоссальный аппетит. С увлечением ест селёдку.

В 5 часов дня событие: впервые слова, произнесённые существом, не были оторваны от окружающих явлений, а явились реакцией на них. Именно: когда профессор приказал ему: "не бросай обьедки на пол" - неожиданно ответил: "отлезь, гнида".

Филипп Филиппович был поражён, потом оправился и сказал:

- Если ты ещё раз позволишь себе обругать меня или доктора, тебе влетит.

Я фотографировал в это мгновение Шарика. Ручаюсь, что он понял слова профессора. Угрюмая тень легла на его лицо. Поглядел исподлобья довольно раздраженно, но стих.

Ура, он понимает!

12 Января. Закладывание рук в карманы штанов. Отучаем от ругани. Свистал "ой, яблочко". Поддерживает разговор.

Я не могу удержаться от нескольких гипотез: к чертям омоложение пока что. Другое неизмеримо более важное: изумительный опыт проф. Преображенского раскрыл одну из тайн человеческого мозга. Отныне загадочная функция гипофиза - мозгового придатка - раз'яснена. Он определяет человеческий облик. Его гормоны можно назвать важнейшими в организме - гормонами облика. Новая область открывается в науке: безо всякой реторты Фауста создан гомункул. Скальпель хирурга вызвал к жизни новую человеческую единицу. Проф. Преображенский вы - творец. (Клякса).

Впрочем, я уклонился в сторону... Итак, он поддерживает разговор. По - моему предположению дело обстоит так: прижившийся гипофиз открыл центр речи в собачьем мозгу и слова хлынули потоком. По - моему, перед нами оживший развернувшийся мозг, а не мозг вновь созданный. О, дивное подтверждение эволюционной теории! О, цепь величайшая от пса до менделеева - химика! Ещё моя гипотеза: мозг Шарика в собачьем периоде его жизни накопил бездну понятий. Все слова, которыми он начал оперировать в первую очередь, - уличные слова, он их слышал и затаил в мозгу. Теперь, проходя по улице, я с тайным ужасом смотрю на встречных псов. Бог их знает, что у них таится в мозгах.

******

Шарик читал. Читал (3 восклицательных знака). Это я догадался. По главрыбе. Именно с конца читал. И я даже знаю, где разрешение этой загадки: в перерезке зрительных нервов собаки.

******

Что в москве творится - уму не постижимо человеческому. Семь сухаревских торговцев уже сидят за распространение слухов о светопреставлении, которое навлекли большевики. Дарья Петровна говорила и даже точно называла число: 28 ноября 1925 года, в день преподобного мученика стефана земля налетит на небесную ось... Какие - то жулики уже читают лекции. Такой кабак мы сделали с этим гипофизом, что хоть вон беги из квартиры. Я переехал к Преображенскому по его просьбе и ночую в приёмной с Шариком. Смотровая превращена в приёмную. Швондер оказался прав. Домком злорадствует. В шкафах ни одного стекла, потому что прыгал. Еле отучили.

******

С Филиппом Филипповичем что - то странное делается. Когда я ему рассказал о своих гипотезах и о надежде развить Шарика в очень высокую психическую личность, он хмыкнул и ответил: "вы думаете?" Тон его зловещий. Неужели я ошибся? Старик что - то придумал. Пока я вожусь с историей болезни, он сидит над историей того человека, от которого мы взяли гипофиз.

******

(В тетради вкладной лист.)

Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет, холост. Беспартийный, сочувствующий. Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря
недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз - условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия - игра на балалайке по трактирам.
Маленького роста, плохо сложен. Печень расширена (алкоголь). Причина смерти - удар ножом в сердце в пивной ("стоп - сигнал", у Преображенской заставы).

******

Старик, не отрываясь, сидит над климовской болезнью. Не понимаю в чём дело. Бурчал что  -то насчёт того, что вот не догадался осмотреть в паталого - анатомическом весь труп чугункина. В чём дело - не понимаю. Не всё ли равно чей гипофиз?

                                                                                                                         из повести Михаила Булгакова - «Собачье сердце»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) удлиняется задняя половина скелета стопы(planta) - Planta на латинском языке означает «стопа», «подошва».

Метаморфозы

0

20

Белое .. Чёрное ..

Ветер белые брюки по грудь натянул,
По белым волнам щеголяет.
Он хлещет их плетью отчаянно, зло,
А волны кипят, завывают.

С окутанных мраком вершин, дождевым
Потокам велит торопиться,
Как - будто старуха беззубая, Ночь,
Задумала Морем упиться.

За мачту вцепившись, противно орёт
Бесстрашная чайка средь ночи.
Трепещет, как вымпел, и крыльями бьёт,
И новые беды пророчит.

                                                    Ветер белые брюки по грудь натянул
                                                                  Поэт: Генрих Гейне

ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ (ОТРЫВОК)

Если вы не знакомы с Порфирием Петровичем, то советую как можно скорее исправить эту опрометчивость. Его уважает весь город, он уже двадцать лет старшиною благородного собрания, и его превосходительство ни с кем не садится играть в вист с таким удовольствием, как с Порфирием Петровичем.

Не высок он ростом, а между тем всякое телодвижение его брызжет нестерпимым величием. Баталионный командир, охотно отдающий справедливость всему великому, в заключение своих восторженных панегириков об нём всегда прибавляет: «Как жаль, что Порфирий Петрович ростом не вышел: отличный был бы губернатор!» Нельзя сказать также, чтоб и во всей позе Порфирия Петровича было много грации; напротив того, весь он как-то кряжем сложен; но зато сколько спокойствия в этой позе! сколько достоинства в этом взоре, померкающем от избытка величия!

Когда он протягивает вам руку, вы ощущаете, что в вашей руке заключено нечто неуловимое; это не просто рука, а какое - то блаженство или, лучше сказать, благоухание, принявшее форму руки. И не то чтобы он подал вам какие - нибудь два пальца или же сунул руку наизнанку, как делают некоторые, — нет, он подаёт вам всю руку, как следует, ладонь на ладонь, но вы ни на минуту не усумнитесь, что перед вами человек, который имел бы полное право подать вам один свой мизинец. И вы чувствуете, что уважение ваше к Порфирию Петровичу возрастает до остервенения.

В суждениях своих, в особенности о лицах, Порфирий Петрович уклончив; если иногда и скажет он вам «да», то вы несомненно чувствуете, что здесь слышится нечто похожее на «нет», но такое крошечное «нет», что оно придаёт даже речи что - то приятное, расслабляющее.

Он не прочь иногда пошутить и сострить, но эта шутка никого не компрометирует; напротив того, она доказывает только, что Порфирий Петрович вполне благонамеренный человек: и мог бы напакостить, но не хочет пользоваться своим преимуществом. Он никого, например, не назовёт болваном или старым колпаком, как делают некоторые обитатели пустынь, не понимающие обращения; если хотите, он выразит ту же самую мысль, но так деликатно, что вместо «болвана» вы удобно можете разуметь «умница», и вместо «старого колпака» — «почтенного старца, украшенного сединами».

Когда говорят о взятках и злоупотреблениях, Порфирий Петрович не то чтобы заступается за них, а только переминается с ноги на ногу. И не оттого, чтоб он всею душой не ненавидел взяточников, а просто от сознания, что вообще род человеческий подвержен слабостям.

Порфирий Петрович не поёт и не играет ни на каком инструменте. Однако все чиновники и все знакомые его убеждены, что он мог бы и петь и играть, если б только захотел. Он охотно занимается литературой, больше по части повествовательной, но и тут отдаёт преимущество повестям и романам, одолженным своим появлением дамскому перу, потому что в них нет ничего «этакого». «Дама, — говорит он при этом, — уж то преимущество перед мужчиной имеет, что она, можно сказать, розан и, следовательно, ничего, кроме запахов, издавать не может».

Говорят, будто у Порфирия Петровича есть деньги, но это только предположение, потому что он ими никого никогда не ссужал. Однако, как умный человек, он металла не презирает, и в душе отдаёт большое предпочтение тому, кто имеет, перед тем, кто не имеет. Тем не менее это предпочтение не выражается у него как - нибудь нахально, и разве некоторая томность во взгляде изобличит внутреннюю тревогу души его.

Очень великолепен Порфирий Петрович в мундире, в те дни, когда у губернатора бывает приём, и после того в соборе. Тут самый рост его как - то не останавливает ничьего внимания, и всякий благонамеренный человек необходимо должен думать, что такой, именно такой рост следует иметь для того, чтоб быть величественным.

Одно обстоятельство сильно угрызает его — это отсутствие белых брюк (*) . Не ездил ли он верхом на Константине Владимирыче, не оседлал ли, не взнуздал ли он его до такой степени, что несчастный старец головой пошевелить не может? и между тем! — о несправедливость судеб! — Константин Владимирыч носит белые брюки, и притом так носит, как будто они у него пёстрые, а он, Порфирий Петрович, вечно осужден на чёрный цвет.

                                                                         из литературного произведения Салтыкова - Щедрина М. Е. - «Губернские очерки»
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Одно обстоятельство сильно угрызает его — это отсутствие белых брюк - Белые брюки были частью парадной формы одежды чиновников Российской империи. Для первых пяти разрядов парадная форма состояла из мундира и белых штанов до колен (кюлотов) с белыми шёлковыми чулками и башмаками с пряжкой.  Могли надеваться и белые суконные брюки с сапогами. Для пяти последних разрядов полагались «при мундирах под цвет оных суконные панталоны сверх сапогов». В 1845 году отдельным изданием выпустили «Расписание, в какие дни в какой быть форме». Форма одежды обычно упоминалась и в приглашениях на разного рода совещания и торжества. При Александре II белые короткие штаны исчезли, а в составе парадной формы одежды их заменили белые брюки с галуном.

Метаморфозы

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]