Смертничек (©)
С детства я привык,
Говорить всё вслух,
Враг мне мой язык,
А совсем не друг.
Правду я готов,
Говорить в глаза,
Лишь нажил врагов,
На щеке слеза.
Слеза не от потерь,
Не от своих врагов,
От жалости, поверь,
То, что мир таков.
Язык мой враг
Автор: Юрий Тузков
Трудовой день подошёл к концу и все, включая Петровича, устремились к праздничному столу, норовя занять место поближе к источнику пищи. Да будет праздник!
Где - то посередине празднества, когда селёдка уже была съедена, а тарелка с бутербродами грозилась обнажить дно, в цеху раздался «потусторонний» крик начальника цеха. Раскатываясь эхом по просторному помещению, голос начальника сильно походил на грозный глас Сатаны из самих глубин ада.
- Петрович! Петро - ооович, твою мать!
Петрович, понимая всю серьёзность положения, быстро опрокинул стопарь, протолкнув его шпротиной, и тяжело вздохнул. Как заправский танцор с цветком в зубах, Петрович метнул в рот массивную ветку укропа и бодрым, слегка сбивающимся шагом, устремился к трудовым свершениям на благо человечества.
- Да ты, $% $%$& @#&*, опять синий, Петрович! – справедливо заметил начальник цеха.
Петрович, открыто выступавший против расизма, тут же выдвинул протест против цветовой дифференциации людей. Увы, протест принят не был.
- Ты мне что две недели назад обещал, паршивец эдакий? – продолжал чихвостить начальник цеха, – правильно! Разобраться со щитком!
- Так я того, этого… - принялся оправдываться Петрович.
- А вчера на складе готовой продукции пропал свет. По твоей милости, балбес искромётный! Понимаешь?
- А я то к свету при чём? – непонимающе ответил Петрович.
- Не понимаешь? Ты вообще что - то понимаешь?! Щиток…, свет… – медленно, едва ли не на пальцах стал объяснять разгневанный начальник цеха, – ты же, гад проспиртованный, его ещё две недели назад грозился сделать!
- Так я и сделал! – возразил Петрович, вспоминая, как он давеча самоотверженно ковырялся в этом лабиринте проводов.
- Да ладно?! Ты, верно, запамятовал, забулдыга подворотний?! Так я тебе напомню, что ты тогда сказал, накрутив чёрта лысого в щитке. Ты, как ты выразился: «принял экстренные меры по временному восстановлению энергоснабжения производства из материалов, имевшихся в наличии». Так вот, твоё «временное восстановление» накрылось медным тазом, не выдержав проверку временем.
Начальнику цеха очень запомнилась фраза Петровича. Не столько своей содержательностью, сколь тем, что рождена она была именно из уст электрика, человека, измученного невыносимыми условиями бытия.
- Так я того…
- Короче, Петрович, резво шуруй и восстанови мне свет в складе. И не временно, а так, чтобы твои внуки увидели! Иначе я тебя уволю к чертям собачьим и уже уволенного повешу посреди цеха на этом твоём мотке проводов. Будешь болтаться в назидание преемникам!
Перспектива быть уволенным, пугавшая Петровича даже больше, чем суд Линча, придала усталому электрику жизненных сил и Петрович, прихватив ящик с пыльными инструментами, отправился сражаться со злополучным щитком. Начальник цеха уже давно грозился уволить нерадивого электрика, но замены ему так и не мог найти. Толковые парни не очень обольщались той зарплатой, что сулил им коварный скупердяй. А менять Петровича на «Петровича» - гиблое дело. Уж лучше то зло, с которым ты хоть как - то знаком.
По дороге, заскочив на склад, Петрович воочию убедился в абсолютном отсутствии света. Склад был погружён в зловещую тьму, изредка озаряемую фонариком сторожа. Более того, света не было даже в коридоре, где, собственно, и размещался злополучный щиток. А путь доблестному воину с электрическими неполадками преграждали какие
- то ящики и прочий хлам, которые, как на зло, свалили здесь грузчики - лиходеи. Водрузив модный фонарь на голову, Петрович смело двинулся вперёд, к месту трудовой славы.
Спотыкаясь и матерясь по пути, Петрович наконец - то добрался до искомого объекта обстоятельного труда. Да, давненько они не виделись! В том, что торчало из стены, сложно было узнать щиток. Конструкция из висящий макаронами проводов и искрящих соединений, в темноте коридора больше напоминала убранство новогодней елки, чем электрический щиток. И с этими «временными мерами» двухнедельной давности что - то надо было делать.
Решение было принято мгновенно: поменять двухнедельные конструкции на сегодняшние, не утрачивая концепции «временности». Петрович давно себе грозился перебрать к чёртовой матери этот щиток. И не только его. Но чёртова мать, видимо занятая иными заботами, не давала своего согласия на упорядочивание хаотичного движения электронов. И, тем более, сегодня, вечером, в пятницу. Крутить электрику до полуночи в преддверии выходных было грехом, похлеще, чем копать компостную яму в разгар шабата для махрового хасида.
Было бы совсем неплохо обесточить щиток. Во всяком случае, того требовали нормы ТБ, с которыми Петрович был хорошо знаком. Но чтобы это сделать, нужно было пробраться дальше, по тёмному и захламлённому коридору. А, по подсчётам Петровича, времени до конца последнего пузыря практически не оставалось. И он, славный электрик и верный товарищ в сплочённом трудовом коллективе, рисковал остаться у пустого корыта, выполняя требования этого самого ТБ. Совершенно недопустимо!
Самоотверженно зарывшись в искрящих проводах, Петрович начал колдовать. И первое заклинание удалось ему на славу: в коридоре появился свет. «Верной дорогой идёте, товарищи!» - подбодрил себя Петрович и продолжил дальше.
- Ты бы щиток обесточил, Макклауд! – послышался голос начальника цеха, стоявшего неподалеку в уже озарённом коридоре.
- Да всё путём, ща будет… – бравурно ответил Петрович, пытаясь разжевать ветку укропа, по жесткости ничем не уступавшую верблюжьей колючке.
Каждый настоящий электрик хоть раз в своей жизни должен за руку поздороваться с током. А Петрович был самым, что ни на есть, настоящим. И моменты этих крепких рукопожатий вспоминал без особой радости, памятуя о том, что ручканье с электричеством ничего хорошего не несёт для человека из плоти и крови. Но, хвала небесам, всё обходилось лёгким испугом и испорченными штанами. Однако не сегодня…
Дурной глаз начальника цеха сыграл - таки свою злополучную роль. Высунув язык для большей сосредоточенности, Петрович смело копался во внутренностях щитка. И конец работе вроде уже был виден. Но тут… Петрович внезапно ощутил хорошо знакомый и весьма не долгожданный прилив энергии по телу. Приняв асану, доселе не известную йоге, Петрович с прикушенным языком и выпученными глазами застыл подле щитка, помигивая фонариком на многострадальной башке.
Начальник цеха, лицезревший весь этот театр абсурда, быстро схватил попавшийся под руку дрын и наотмашь, что было дури, лупанул Петровича, воплотив ещё одну заветную мечту этим пятничным вечером. Петрович, как подкошенный, рухнул на пол, не выпуская искусанного языка из зубов.
Для Петровича же события развивались несколько по другому сценарию. После первого удара судьбы, Петрович ощутил второй, куда крепче первого. Его, словно бильярдный шарик, гонимый кием, что-то пнуло под зад. Да так, что он, с прикушенным языком и фонарём на голове, будто супергерой со стрингами поверх лосин, лихо устремился вверх, рассекая по пути облака и грозясь протаранить небесную твердь. Петрович даже не понял, как оказался в длинном, светлом коридоре, вроде то, что был в заводоуправлении.
В нескольких шагах от него была большая стойка, вроде той, что выбили себе «продаванцы» из отдела продаж. Им, видите ли, клиентов надо обслуживать! А то, что славный электрик до сих пор ходит неприкаянным, без своего кабинета и кожаного кресла, их не интересовало. Хапуги!
Возле стойки стоял какой - то рыжий гражданин, по виду очень напоминавший автослесаря Могорыча. Могорыч был чрезвычайно творческим человеком и мастером с поистине золотыми руками. И, как любой творческий человек, Могорыч чудил не по - детски. Он мог смело прийти в гараж после недельного запоя, совершенно не озаботившись несанкционированным прогулом и отчаянно «забив» на свою гигиену.
Но золотые руки Могорыча удерживали завгара от необдуманного поступка. В пылу творческого порыва, Могорыч смело мог поставить на колёса то, что уже лет пять, как было списано завгаром на металлолом. Неопрятный внешний вид и специфический запах гражданина у стойки совершенно не смутил Петрович, лишь придав большую схожесть с уже знакомым персонажем. Чтобы не путаться, Петрович сразу окрестил стоявшего Рыжим. В его жизни и одного Могорыча было с лихвой.
- Ты бы язык отпустил, – спокойно сказал Петровичу Рыжий.
Петрович разжал зубы и израненный язык, как побитая собака, уполз глубоко в рот.
- А ты, как я погляжу, не из тех, кто опасностей боится. Смелый. Не каждый смертный решиться крутить электрику под напряжением. Ты случаем машину не водишь?
Петрович покачал головой из стороны в сторону. Израненный язык мстил Петровичу адской болью и наотрез отказывался произносить слова.
- Жаль. Было бы забавно посмотреть на мистера – «тормоза придумали трусы»… - задумчиво продолжал Рыжий.
- У тебя с техникой безопасности как? Ты её вообще учил?
Петрович одобрительно хрюкнул.
- А чего тогда щиток не обесточил? – укоризненно спрашивал Рыжий.
Петрович лишь виновато пожал плечами.
- Ладно, смертничек, сейчас дождёмся вердикта сверху, а там будем решать, куда тебя затулить, – вяло сказал Рыжий и, указывая на гражданку, что сидела за стойкой, добавил: – как только матушка соизволит выдать нам предписание по твою душу, – и Рыжий картинно поклонился гражданке за стойкой.
Гражданка за стойкой своей важностью и бюрократической выправкой очень напоминала Петровичу их кассиршу, Раису Гавриловну. Дважды в месяц Гавриловна становилась едва ли не самым главным человеком на производстве. Ну, пожалуй, вторым после главного инженера. В день аванса и день получки. В эти дни Гавриловна шла на работу с высоко поднятой головой, предвкушая сладостную власть над простыми работягами, дармоедами и даже начальником цеха. Гавриловна смело могла захлопнуть окошко кассы перед самым носом очередного просящего, чтобы пару часов погонять чаи в бухгалтерии.
И спорить с ней было совершенно бесполезно! Даже опасно. Можно было смело отправиться в конец очереди, к тем, чьи «зарплатные ведомости пока отсутствовали». Ни шоколадок, ни цветов Гавриловна не принимала, оставаясь стойкой к попыткам подкупа должностного лица, что ещё больше поднимало её авторитет в глазах трудящихся. Вот Кассирша, как она есть!
Кассирша что - то усердно писала за стойкой, не обращая внимания на Рыжего и Петровича, ожидавших от неё чего - то.
Чего ждал Рыжий, он, по - видимому, знал, только не говорил. А вот чего парился Петрович, он понять никак не мог. Как и того, куда он попал и что ему за это будет.
Электрик от Бога (Отрывок)
Автор: Руслан Ковальчук