День синей медузы

Всех свистать наверх! Отдать швартовы!
Парус ветром, словно куль, набит!
Эй, матросы! Всё ль у вас готово? –
Разыграем мы морской гамбит!
Всем по кружке эля! Бочку рома –
Дьяволу морскому на обед!
Слушай, кок, команде выдашь брома,
Чтобы избежать ненужных бед!
Флаг поднять! Попутный ветер – в спину!
На плече – мой верный попугай,
Самобранкой океан раскинут,
Знай, хватай добычу – не моргай!
Если струсит кто – тотчас на рею,
Храбрецу – на стол двойной шербет,
А лентяев лично сам огрею
И скормлю акулам на обед!
Якорь – вверх! Семь футов нам под килем!
Берег исчезает за кормой...
Что же вы, ребята, приуныли? –
Может, и воротимся домой!

                                                   Всех свистать наверх!
                                      Автор: Ирина Фетисова - Мюллерсон

Такси мчало меня из аэропорта. Я всматривался в чёрную ленту шоссе, вьющуюся меж холмов и полей, засаженных кукурузой и подсолнухами. Несмотря на 35-градусную жару, я попросил водителя отключить кондей и открыть все окна. Это ему я сказал, что боюсь сквозняков и простуд, ибо объяснить таксисту, что я хочу почувствовать, впитать, выпить этот ни с чем не сравнимый запах моря, добирающийся сюда за десятки километров от побережья, было невозможно, да и не нужно. Каждый раз, еще с детства, я с трепетом ждал момента встречи с моим любимым ласковым морем, мечтал, видел во сне, как оно принимает меня в свои объятья, предвкушал, как буду нырять и играть с волной.

Сейчас солёная морская вода – моя профессия, я – океанолог. И за долгие годы работы ни моря, ни океаны мне не надоели. Наоборот, чем больше я узнавал про то, что скрывается в их глубинах, тем сильнее мне хотелось постичь все их тайны. Побочным эффектом моей профессиональной деятельности стали книги. Я писал повести и рассказы о морях, о людях, которые живут на побережье и о тех, кто почти всё время находится в море. И, наконец-то, вышел первый сборник моих опусов. Я мчался, я летел, чтобы с благодарностью вручить его моему старому доброму Бульдогу, без которого бы не было ни этой книги, ни моей работы, ни, возможно, меня, нынешнего.

Я рисовал в уме нашу встречу, как такси тормозит на Прибрежном проспекте, я выпрыгиваю из него и мчусь в сторону дюн, пляжей и маленького кемпинга, сооружённого на развалинах старого пионерского лагеря. В этом кемпинге я много лет подряд проводил все свои летние каникулы, сначала школьные, потом – студенческие. Здесь посудомойкой и уборщицей при столовой работала моя бабка, и мать каждый год отправляла меня к ней из душной и пыльной столицы, где она строила свою карьеру и искала подходящих мужей.

Отца своего я совсем не помнил: он оставил нас с матерью, когда мне не было и двух лет, и больше в нашей жизни не появлялся. Все многочисленные мамины поклонники дядь - толи, - вити, - славы, - пети слились для меня в одно бесформенное лицо. Единственное мужское лицо, которое мне всегда улыбалось тепло и искренне, добродушно рычало при встрече: «О-о-о! Наш юнга прибыл!», было страшное лицо Бульдога. И вот сейчас я представлял, как бегу среди дюн, поросших колючками, к старому полуразвалившемуся домику, где в его лучшие годы, наверное, жили пионеры, а теперь единолично властвовал Бульдог, который служил сторожем и хозяином пневмотира при этом самом кемпинге.

Его берлога была для меня настоящей сокровищницей, для меня и моих временных немногочисленных друзей – детей отдыхающих туристов. В ней были пузатые чучела колючих морских ежей, катранов, огромных чёрных крабов, причудливые раковины разных форм и размеров, разнокалиберные компАсы, «старинные» карты с несуществующими странами и континентами, которые рисовал Бульдог, страшные туземные маски, африканские барабаны (от мелких сувенирных, до гигантских, в которые он нам разрешал бить высушенными белыми костями, добытыми из столовки), модели кораблей, сделанные из спичек, палок, ракушек. Часть из них он продавал туристам, как сувениры, но обязательно, каждый год, в конце лета я увозил один корабль с собой – его мы делали вместе с Бульдогом.

В свои выходные он уводил нас на каменный «Дикий берег», где учил нырять с маской и ластами, открывая нам причудливые красоты подводного мира: пробивающиеся сквозь воду лучи солнца, подсвечивающие длинные колыхающиеся, как волосы на медленном ветру, зелёные водоросли; косяки мелких рыбёшек; морских коньков и занимающихся любовью рапанов, смешно и намертво присасывающихся друг к другу своими раковинами; хитрых скатов, прячущихся у самого дна.

Мы устраивали бои между крабами и бычками: из камней делали заводи, где у самого берега, в тёплой воде, плавали юные мелкие бычки и запускали к ним маленьких белых крабов. Бычки вцеплялись в крабьи клешни, те, в свою очередь, откусывали им хвосты. Тёмными безлунными вечерами, когда на море был шторм, мы, стоя на волнорезе, любовались переливающимся зеленоватым светом планктоном. Чёрное небо и чёрная вода сливались воедино и казалось, что ты стоишь на капитанском мостике космического корабля, зависшего во вселенной с зелёными звёздами и туманностями, а вокруг тебя глубоко и ритмично вздыхает море, как само мироздание, и с каждым его вздохом рождаются новые звёзды.

Под чутким руководством Бульдога мы вязали затейливые морские узлы, а ещё он научил нас срезать с волнорезов мидии, и мы, набрав несколько сеток, тащили их к его дому, где под старым абрикосом он разводил костёр и жарил их для нас с луком и маслом на старой закопченной сковородке. Под треск костра, вдыхая запах готовящихся мидий и ароматного табака, который курил Бульдог, попыхивая своей огромной изогнутой трубкой, мы, затаив дыхание, слушали его рассказы о путешествиях на огромном военном крейсере «Странник», где он служил сначала матросом, а потом дорос до старпома, его моряцкие байки о боевых дежурствах, шутках матросов, сражениях с сомалийскими пиратами, у которых Бульдог успел побывать в плену, о красотках, чьи сердца он покорял в каждом порту.

Это сейчас он – старый больной морской волк Джек (он не любил, когда его звали «дядь Жень», а на «Бульдога» вообще обижался – прозвали его так за глаза, потому, что он был очень на него похож), а тогда он был белокурым голубоглазым гигантом - красавцем, в сверкающей белой форме, от которого «все бабы штабелями падали». Повзрослев, я понял, что Бульдог - Джек, маленько привирал, но продолжал слушать рассказы о его невероятных приключениях, делая вид, что верю каждому его слову потому, что они были увлекательнее любого фильма или романа и ни разу за все время, что я знаю Бульдога, не повторялись.

Благодаря Бульдогу и его байкам, я навсегда влюбился в море и не видел никакой другой жизни, кроме, как связанной с подводными глубинами и их тайнами. Именно Бульдог и открытый им для меня мир, дали мне силы противостоять матери, когда пришла пора поступать в институт: она хотела, чтобы я «выучился на экономиста или, на худой конец, юриста», ибо, по её мнению, только это образование поможет мне «выбиться в люди» и остаться в столице. А я её ненавидел, я каждый год ждал каникул, чтобы вырваться оттуда и уехать к морю и Бульдогу, подальше от этих пробок, шума, толпы и пыли.

Ха! Я помню нашу самую первую встречу с Бульдогом, которая положила начало нашей долгой дружбе. Я тогда в очередной раз лишился друзей: у их родителей закончился отпуск, и они разъехались по своим городам, а новые дети ещё не приехали, и я был вынужден один слоняться по кемпингу и играть с морем. Однажды, у самого прибоя, я строил из прибрежного песка замок. За утро я уже отгрохал парочку фортов, и это был третий, как вдруг к моим ногам прибило огромную синюю медузу, ту самую, которая жалится. Честно говоря, я их побаивался: меня однажды такая уже обожгла: это было в тысячу раз больнее, чем от крапивы. Но её щупальца так безвольно колыхались, а волны никак не могли слизать её с песка обратно, что мне стало её жаль. Я аккуратно, чтобы не обжечься, взял медузу за купол и стал рассматривать.

- Что ты собираешься с ней делать? – услышал я над своей головой хриплый мужской голос. Я поднял голову: надо мною возвышался огромный татуированный мужик, со страшным шрамом во всё своё бульдожье лицо, одетый в старую драную майку - тельняшку и резко контрастирующие с ней цветастые пляжные шорты на верёвочке. Мужик широко улыбался. Я испуганно пробормотал:
- Хочу отпустить её в море.
- Зачем?! Она же мёртвая!

Я ещё раз посмотрел на медузу и вздохнул:

- А вдруг нет? Может быть ей просто стало плохо от жары? В воде она оживёт, а здесь просто растает. А даже если она и мёртвая, то всё равно пусть будет в море, ведь там её родина и друзья, они смогут её похоронить.

Бульдог усмехнулся:

- Ишь ты, говорящая голова. Целую историю придумал. Пойдём уж вместе, отдадим её друзьям.

Он бережно взял медузу из моих рук, и мы зашли в море по самую мою шею, Бульдогу было по пояс, он размахнулся и кинул медузу далеко в воду. Потом, улыбаясь, повернулся ко мне:

-  Меня, кстати, зовут Джек, а тебя?
- А меня – Серёжа.
- Я буду звать тебя Юнга, дай пять!

И Бульдог - Джек протянул мне свою огромную волосатую руку.

                                                                                                                                                                    Бульдог (Отрывок)
                                                                                                                                                                  Автор: Надя Невилс