Каблучком постукивая по асфальту, Ножкой элегантно подмигнув, Женщина с кокетством и жеманством Пробегает в мыслях утонув.
Дни проходят, ей уже за тридцать. Есть семья и дом, и все путём. Только что-то дома не сидится, Тянет всё куда-то за огнём.
Хочется как в молодости бурной Зажигать, не спать, кутить, мечтать, Глупости вершить и быть безумной, И любви отдаться... и летать...
Ну и что с того, что ей уже под сорок. Жизнь прекрасна, если хочешь жить. Только в этом возрасте порою Понимаешь что же есть любить.
Только с опытом годов ты ценишь Уникальный аромат высоких чувств В каждый вздох и в каждую минуту веришь, И приобретаешь элегантный вкус.
Пыль сентиментальности стрясая, Смотрит в небеса, стремится в высь. Макияж немного поправляя, Женщина бежит, бежит, бежит...
Женщина бежит Автор: (Гала) Галина Буковска
По жизни Надежда была оптимисткой, которая во всяком деле, даже в дерьмовом, находила что-то положительное. Нет, она не была наивной, а вот оптимизм ей помогал в жизни всегда, иначе трудно выжить в нынешнее время. Правда, этот оптимизм иногда ударял ей в голову, а там, как известно, извилин много, и по какой извилине пойдёт этот самый оптимизм, она иногда не предполагала и сама. Если в ногу, могла пнуть, в руку - ударить, а если в голове останется...
Сегодня оптимизм ударил в руку, и она переколотила все тарелки и бокалы. В данном случае её оправдали бы больше половины женщин земного шара. Шурик, которого она почти всегда боготворила, завёл любовницу и не где-нибудь, а почти под носом, в соседнем городке, в который он постоянно ездил в командировки. И самое обидное, что у этой любовницы, от её Шурика есть ребёнок. Его не смутило даже то, что здесь, в законном браке, у него трое ребятишек, которые любили его так, что больше и любить невозможно. По своим бабьим каналам она узнала, где живёт эта любовница и поехала на неё посмотреть, чем она Шурика приманила, и вынуждена была отметить:
- Да. Вкус Шурика оказался отменным: ухоженная, выглядит лет на десять моложе меня, работает в каком-то научном журнале. Я даже немножко загордилась: умеет Шурик выбирать, любовница ещё и умной оказалась. Не то, что муженёк моей подружки Тайки выбрал: ноги от ушей, а ума, как у воробья.
Разборку в этот раз Надежда решила не устраивать: во-первых, пыл на тарелки истратила, во-вторых, надо было подготовиться к встрече с любовницей, с бухты барахты не покажешься на глаза сопернице. В общем, подготовиться, показать себя с лучшей стороны. И вот, во всеоружии, в одно из воскресений отправилась доказывать, что та, другая, никаких прав на её Шурика не имеет.
Та, как будто ничего не подозревая, открыла дверь и, молча, впустила Надежду, которая включила оптимизм, что ей удастся договориться, и любовница оставит Шурика и его семью в покое, а себе найдёт свободного, неженатого, без детей. Надежда, как борец за правое дело, прошла к стулу и села. Медленно достала из сумки приготовленное свидетельство о заключении брака и подала сопернице.
- Тамара, - вдруг представилась женщина. - А вас я знаю, знаю ваших с Шуриком детей. Подошла к секретеру, достала точно такой же бланк и подала Надежде, которая стала внимательно изучать бумагу. Оказывается, этот брак был заключён на год раньше, чем её. - Развод? - спросила она. Тамара покачала головой. - А как так получилось? - опять спросила она. Тамара пожала плечами. - Значит, мой брак с Шуриком и не брак вовсе? А я не жена, а любовница? Немного подумала и включила оптимизм. - В любовницах не держат столько лет. Значит, я какая-то особенная! И вдруг так хорошо стало: если я в любовницы гожусь, то и в жёны ещё кому-нибудь нужна буду.
Он оторвал от себя мать, подходит к этой девушке, — а я уже поминал, что всем богатырским сложением это был бог войны. «Катя! — говорит он, — Катя, зачем вы приехали? Вы того обещали ждать, а не этого...» Красивая Катя ему отвечает, — а я хотя ушёл в сени, но слышу: «Егор, я с вами собралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить... Не отсылайте меня...»
А. Н. Толстой. Рассказы Ивана Сударева (Отрывок)
Про невест и про жён у нас говорят много, особенно если на фронте затишье, стужа, в землянке коптит огонёк, трещит печурка и люди поужинали. Тут наплетут такое — уши развесишь. Начнут, например: «Что такое любовь?» Один скажет: «Любовь возникает на базе уважения...» Другой: «Ничего подобного, любовь — это привычка, человек любит не только жену, но отца с матерью и даже животных...» — «Тьфу, бестолковый! — скажет третий, — любовь — это, когда в тебе всё кипит, человек ходит вроде, как пьяный...» И так философствуют и час и другой, покуда старшина, вмешавшись, повелительным голосом не определит самую суть... Егор Дрёмов, должно быть стесняясь этих разговоров, только вскользь помянул мне о невесте, — очень, мол, хорошая девушка, и уже если сказала, что будет ждать, — дождётся, хотя бы он вернулся на одной ноге... Про военные подвиги он тоже не любил разглагольствовать: «О таких делах вспоминать не охота!» Нахмурится и закурит. Про боевые дела его танка мы узнавали со слов экипажа, в особенности удивлял слушателей водитель Чувилев.
«...Понимаешь, только мы развернулись, гляжу, из-за горушки вылезает... Кричу: „Товарищ лейтенант, тигра!“ — „Вперёд, — кричит, — полный газ!..“ Я и давай по ельничку маскироваться — вправо, влево... Тигра стволом-то водит, как слепой, ударил — мимо... А товарищ лейтенант как даст ему в бок, — брызги! Как даст ещё в башню, — он и хобот задрал... Как даст в третий, — у тигра изо всех щелей повалил дым, — пламя как рванётся из него на сто метров вверх... Экипаж и полез через запасной люк... Ванька Лапшин из пулемёта повёл, — они и лежат, ногами дрыгаются... Нам, понимаешь, путь расчищен. Через пять минут влетаем в деревню. Тут я прямо обезживотел... Фашисты кто куда... А — грязно, понимаешь, — другой выскочит из сапогов и в одних носках — порск. Бегут все к сараю. Товарищ лейтенант даёт мне команду: „А ну — двинь по сараю“. Пушку мы отвернули, на полном газу я на сарай и наехал... Батюшки! По броне балки загрохотали, доски, кирпичи, фашисты, которые сидели под крышей... А я ещё — и проутюжил, — остальные руки вверх — и Гитлер капут...»
Так воевал лейтенант Егор Дрёмов, покуда не случилось с ним несчастье. Во время Курского побоища, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его танк — на бугре, на пшеничном поле — был подбит снарядом, двое из экипажа тут же убиты, от второго снаряда танк загорелся. Водитель Чувилев, выскочивший через передний люк, опять взобрался на броню и успел вытащить лейтенанта, — он был без сознания, комбинезон на нем горел. Едва Чувилев оттащил лейтенанта, танк взорвался с такой силой, что башню отшвырнуло метров на пятьдесят. Чувилев кидал пригоршнями рыхлую землю на лицо лейтенанта, на голову, на одежду, чтобы сбить огонь. Потом пополз с ним от воронки к воронке на перевязочный пункт... «Я почему его тогда поволок? — рассказывал Чувилев, — слышу, у него сердце стучит...»
Егор Дрёмов выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было так обуглено, что местами виднелись кости. Восемь месяцев он пролежал в госпитале, ему делали одну за другой пластические операции, восстановили и нос, и губы, и веки, и уши. Через восемь месяцев, когда были сняты повязки, он взглянул на своё и теперь не на своё лицо. Медсестра, подавшая ему маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул зеркальце.
— Бывает хуже, — сказал он, — с этим жить можно. Но больше он не просил зеркальце у медсестры, только часто ощупывал своё лицо, будто привыкал к нему. Комиссия нашла его годным к нестроевой службе. Тогда он пошёл к генералу и сказал: «Прошу вашего разрешения вернуться в полк». — «Но вы же инвалид», — сказал генерал. «Никак нет, я урод, но это делу не помешает, боеспособность восстановлю полностью». (То, что генерал во время разговора старался не глядеть на него, Егор Дрёмов отметил и только усмехнулся лиловыми, прямыми, как щель, губами.) Он получил двадцатидневный отпуск для полного восстановления здоровья и поехал домой к отцу с матерью. Это было как раз в марте этого года.
На станции он думал взять подводу, но пришлось идти пешком восемнадцать вёрст. Кругом ещё лежали снега, было сыро, пустынно, студёный ветер отдувал полы его шинели, одинокой тоской насвистывал в ушах. В село он пришёл, когда уже были сумерки. Вот и колодезь, высокий журавель покачивался и скрипел. Отсюда шестая изба — родительская. Он вдруг остановился, засунув руки в карманы. Покачал головой. Свернул наискосок к дому. Увязнув по колено в снегу, нагнувшись к окошечку, увидел мать, — при тусклом свете привернутой лампы, над столом, она собирала ужинать. Всё в том же тёмном платке, тихая, неторопливая, добрая. Постарела, торчали худые плечи... «Ох, знать бы, — каждый бы день ей надо было писать о себе хоть два словечка...» Собрала на стол нехитрое, — чашку с молоком, кусок хлеба, две ложки, солонку и задумалась, стоя перед столом, сложив худые руки под грудью... Егор Дрёмов, глядя в окошечко на мать, понял, что невозможно ее испугать, нельзя, чтобы у нее отчаянно задрожало старенькое лицо.
Ну, ладно! Он отворил калитку, вошёл во дворик и на крыльце постучался. Мать откликнулась за дверью: «Кто там?» Он ответил: «Лейтенант, Герой Советского Союза Громов». У него так заколотилось сердце — привалился плечом к притолоке. Нет, мать не узнала его голоса. Он и сам, будто в первый раз, услышал свой голос, изменившийся после всех операций, — хриплый, глухой, неясный.
— Батюшка, а чего тебе надо-то? — спросила она. — Марье Поликарповне привёз поклон от сына, старшего лейтенанта Дремова.
Тогда она отворила дверь и кинулась к нему, схватила за руки:
— Жив, Егор-то мой? Здоров? Батюшка, да ты зайди в избу.
Егор Дрёмов сел на лавку у стола на то самое место, где сидел, когда ещё у него ноги не доставали до полу и мать, бывало, погладив его по кудрявой головке, говаривала: «Кушай, касатик». Он стал рассказывать про её сына, про самого себя, — подробно, как он ест, пьёт, не терпит нужды ни в чём, всегда здоров, весел, и — кратко о сражениях, где он участвовал со своим танком.
— Ты скажи — страшно на войне-то? — перебивала она, глядя ему в лицо тёмными, его не видящими глазами. — Да, конечно, страшно, мамаша, однако — привычка.
Пришёл отец, Егор Егорович, тоже сдавший за эти годы, — бородку у него как мукой осыпало. Поглядывая на гостя, потопал на пороге разбитыми валенками, не спеша размотал шарф, снял полушубок, подошёл к столу, поздоровался за руку, — ах, знакомая была, широкая, справедливая родительская рука! Ничего не спрашивая, потому что и без того было понятно — зачем здесь гость в орденах, сел и тоже начал слушать, полуприкрыв глаза.
Чем дольше лейтенант Дрёмов сидел неузнаваемый и рассказывал о себе и не о себе, тем невозможнее было ему открыться, — встать, сказать: да признайте же вы меня, урода, мать, отец!.. Ему было и хорошо за родительским столом и обидно.
— Ну что ж, давайте ужинать, мать, собери чего-нибудь для гостя. — Егор Егорович открыл дверцу старенького шкапчика, где в уголку налево лежали рыболовные крючки в спичечной коробке, — они там и лежали, — и стоял чайник с отбитым носиком, он там и стоял, где пахло хлебными крошками и луковой шелухой. Егор Егорович достал склянку с вином, — всего на два стаканчика, вздохнул, что больше не достать. Сели ужинать, как в прежние годы. И только за ужином старший лейтенант Дрёмов заметил, что мать особенно пристально следит за его рукой с ложкой. Он усмехнулся, мать подняла глаза, лицо её болезненно задрожало.
Поговорили о том и о сём, какова будет весна и справится ли народ с севом, и о том, что этим летом надо ждать конца войны.
— Почему вы думаете, Егор Егорович, что этим летом надо ждать конца войны? — Народ осерчал, — ответил Егор Егорович, — через смерть перешли, теперь его не остановишь, немцу — капут.
Марья Поликарповна спросила:
— Вы не рассказали, когда ему дадут отпуск, — к нам съездить на побывку. Три года его не видала, чай взрослый стал, с усами ходит... Эдак — каждый день — около смерти, чай и голос у него стал грубый?
— Да вот приедет — может и не узнаете, — сказал лейтенант.
Спать ему отвели на печке, где он помнил каждый кирпич, каждую щель в бревенчатой стене, каждый сучок в потолке. Пахло овчиной, хлебом — тем родным уютом, что не забывается и в смертный час. Мартовский ветер посвистывал над крышей. За перегородкой похрапывал отец. Мать ворочалась, вздыхала, не спала. Лейтенант лежал ничком, лицом в ладони:
«Неужто так и не признала, — думал, — неужто не признала? Мама, мама...»
Наутро он проснулся от потрескивания дров, мать осторожно возилась у печи; на протянутой веревке висели его выстиранные портянки, у двери стояли вымытые сапоги.
— Ты блинки пшенные ешь? — спросила она.
Он не сразу ответил, слез с печи, надел гимнастерку, затянул пояс и — босой — сел на лавку.
— Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича Малышева дочь? — Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе её повидать надо? — Сынок ваш просил непременно ей передать поклон.
Мать послала за ней соседскую девочку. Лейтенант не успел и обуться, как прибежала Катя Малышева. Широкие серые глаза её блестели, брови изумлённо взлетали, на щеках радостный румянец. Когда откинула с головы на широкие плечи вязаный платок, лейтенант даже застонал про себя: — поцеловать бы эти тёплые светлые волосы!.. Только такой представлялась ему подруга, — свежа, нежна, весела, добра, красива так, что вот вошла, и вся изба стала золотая...
— Вы привезли поклон от Егора? (Он стоял спиной к свету и только нагнул голову, потому что говорить не мог.) А уж я его жду и день и ночь, так ему и скажите...
Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто её слегка ударили в грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твёрдо решил уйти, — сегодня же.
Мать напекла пшенных блинов с топлёным молоком. Он опять рассказывал о лейтенанте Дрёмове, на этот раз о его воинских подвигах, — рассказывал жёстоко и не поднимал глаз на Катю, чтобы не видеть на её милом лице отражения своего уродства. Егор Егорович захлопотал было, чтобы достать колхозную лошадь, — но он ушёл на станцию пешком, как пришёл. Он был очень угнетён всем происшедшим, даже, останавливаясь, ударял ладонями себе в лицо, повторял сиплым голосом: «Как же быть-то теперь?»
Он вернулся в свой полк, стоявший в глубоком тылу на пополнении. Боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил так, — пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати, — эту занозу он из сердца вырвет.
Недели через две пришло от матери письмо:
«Здравствуй, сынок мой, ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что и думать. Был у нас один человек от тебя, — человек очень хороший, только лицом дурной. Хотел пожить, да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не сплю ночи, — кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за это, — совсем, говорит, ты, старуха, свихнулась с ума: был бы он наш сын — разве бы он не открылся... Чего ему скрываться, если это был бы он, — таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно. Уговорит меня Егор Егорович, а материнское сердце — всё своё: он это, он был у нас!.. Человек этот спал на печи, я шинель его вынесла на двор — почистить, да припаду к ней, да заплачу, — он это, его это!.. Егорушка, напиши мне, Христа ради, надоумь ты меня, — что было? Или уж вправду — с ума я свихнулась...»
Егор Дрёмов показал это письмо мне, Ивану Судареву, и, рассказывая свою историю, вытер глаза рукавом. Я ему: «Вот, говорю, характеры столкнулись! Дурень ты, дурень, пиши скорее матери, проси у неё прощенья, не своди её с ума... Очень ей нужен твой образ! Таким-то она тебя ещё больше станет любить...»
В золотой колыбели качаясь, Мальчик видел волшебные сны: В муравейнике глаз отражаясь, На помосте сверкают блины.
Не из теста блины, а из стали, И на палочке - как леденец. Дяди толстые на пьедестале, На макушке - лавровый венец.
И медали меж грудей просторных, Дяди тянут их в рот и грызут. Видно, что-то во рту неспокойно, Зубы режутся, мучает зуд.
Или, может быть, из шоколада Те медали кондитер слепил. Их вручают в фольге, как награду, Тем, кто штангу рванул, что есть сил.
Баллада о трансгендере на Олимпиаде (Отрывок) Автор: Мышь-Исполинский Агриппа
Лихо в русском языке — «беда», «зло», «нечет», в первоначальном значении остаточный, лишний. Произошло от праславянского . *leik* — «оставлять».
Лихо является однокоренным слову «лишения», и изображается с различными физическими недостатками (ср. сербохорв. лихорук — «однорукий»), и словом «лишний» о людях имеющих аномалии — шесть пальцев, лишние зубы и т. п. Такие люди в народе считаются приносящими неудачу. В народных сказках образ Лиха часто связан с образом Горя[. Когда рядом с человеком находится Лихо — его начинают преследовать самые разные несчастья.
В русской народной сказке «Лихо-одноглазое» предстаёт в образе худой одноглазой великанши-людоедки. По одному из предположений, образ пришёл из мирового фольклора из мифа о циклопе Полифеме и Одиссее.
Возникает ассоциация со словами "лишай, лишайник". Каково их происхождение? Лишайники - лихенофлора, lichens < λειχήν (древесный мох). Заглянем в словарь. Древесного мха там нет, но есть лихорадка. λειχήν - зараза, злокачественная болезнь, лишай λείχω - слизывать λίχνος - обжора līchēn - лишайник, (у Плиния Старшего), а также некое кожное высыпание, сходное с ментагрой (mentagra - букв. высыпание на подбородке). Вероятно, первоначальное значение - розеола, герпес, "простуда" около рта. Имелось ли слияние с "лесными" корнями (о.-с. *lěsъ < и.-е. *leh₁s-u-)?
П.Я. Черных пишет так: лишай, лихой - накожные болезни, лихотка - утробная хворь, восходят к лихва (избыток, излишек). Лихой - избыточный, лишний. Др.-рус. лихъ, лихый - лишний, ужасный, страшный, несообразный, дурной, плохой, мерзкий, злой, испорченный. И.-е. основа *leiku-s-o- (ср. калека). Этот перечень странный, но, в принципе, релевантный основной версии (см. ниже). Лесные лексемы они не упоминают.
Учитывая текстовые описания и визуальные изображения Лиха, поищем природный объект с такими атрибутами:
1) огромный, великанский; 2) одноглазый, с глазом посреди лба; 3) длинные волосы, много - много волос; 4) огромные зубы, клыки; 5) длинный крючковатый нос; 6) старость, ужасно старый облик; 7) глубокий смертный сон - будить не нужно; 8) ассоциации со смертью: череп, зараза, тлен, могила, надо обходить стороной; 9) феминность, но необязательная: Лихо среднего рода; 10) ужасный, мерзкий, испорченный, несообразный, избыточный; 11) коррелирует с эллинским великаном "Циклоп"; 12) пребывает в местности, полной лишений: холодной, голодной, непригодной для жизни народа - носителя мифологемы.
Такой объект всем известен - за счёт активной популяризации. Сейчас уже привыкли к объяснению, что образ Циклопа возник при наблюдении черепов слонов, обитавших в Средиземноморье. Публика прекрасно знает, что такое слон, мамонт и даже гомфотерий (1). Резонанс этого объекта в медийной сфере огромен.
Однако до XX века древние хоботные были слабо известны, а облик их непонятен. На севере Евразии видели останки мамонтов, но не видели слонов. На юге - наоборот. Кое - где привозили изображения индийских слонов - священные и развлекательные. Однако если сибиряк никогда не видел слона, он даже не мог вообразить и поверить, что такой череп (и остатки шкуры) принадлежал травоядному, хоботному зверю. Людям казалось, что это антропоморфный волосатый великан (старуха) с одним глазом, длинным носом и клыками. Таких образов в мировой мифологии чрезвычайно много. Их следует ассоциировать не с живым мамонтом (который вымер 10 тыс. л.н. на материке), а именно с останками (которые изобиловали по всей Голарктике (2)).
Кости и бивни хоботных находили при земляных и горных работах или на берегах рек. Кстати, своя логика была и в том, что гигантов мезозоя и кайнозоя считали "допотопными" чудищами - их останки часто находили после наводнений. В регионах с вечной мерзлотой обнаруживали полусгнившие туши мамонтов. Такая находка очень опасна. Подойдя, легко провалиться в ледяную трясину. Гниющая органика насыщена болезнетворными микроорганизмами (клостридии (3), столбняк, сибирская язва, бактерии, вирусы, грибки, амёбы, криофильные бактерии (4)). Наличие возбудителей там доказано. Жители Севера имели слабый иммунитет и боялись заразы. Ещё на тушу могут накинуться собаки: перепачкаются, подерутся, отравятся. Смрад разносится на километры, привлекая медведей, волков, росомах. Таким образом, резонно было табуировать этот буквальный "злой дух", чтобы никто не приближался.
Но подростки любопытны. Представим, что юный тунгус увидел стаю воронья, почуял смрад, и подкрадывается, обмирая от страха. Что он разглядит? Зловонную чёрную массу неопределённой формы: то ли горб, то ли отрубленная голова [пушкинского?] великана. Кучи грязной шерсти (длиной до 120 см) - не как звериный мех, а скорее как волосы старухи. Огромные бивни напоминают какое-то оружие. Если череп уже очищен, будет казаться, что это некий циклоп.
Ковыряться в таких останках вредно и бесполезно. Кости и бивни расслоились, минерализовались, и не годятся для добротных инструментов. Но можно продать череп и бивни на запад - сопроводив пугающим рассказом. Богатые люди любили диковины. Однако тащит в дом такую махину было опасно и жутко. Но хотелось. А кто это? Как назвать, как описать? Что рассказывать детям?
Мозговой череп хоботного, лишённый мандибулы (5) и бивней, довольно округлый, и напоминает человеческий архаичный череп. Будто это действительно антропоморфный великан. Большое носовое отверстие кажется глазницей посреди лба, альвеолы бивней (6) - основанием длинного старушечьего носа. Издали кажется, что это полуживая голова: на туше копошатся хищники, вьются птицы. Дух от неё ужасный: подойти нельзя. Сверху у мамонта - жировой горб, как шишак на шлеме. В пустынной местности (тунгусской лесотундры) русский Руслан (не боящийся местных табу) своротил Голову Богатыря и нашёл меч (бивни). Великан - богатырь полумёртв, его голову отсёк престарелый Черномор. А последний степной (трогонтериев (7)) мамонт умер, когда Древне черноморская трансгрессия (8) отсекла его от погибшей в потопе популяции.
На Русскую равнину останки мамонта могли поступать не только из Сибири, но и собственных раскопов, включая тундровую зону. Их сопровождало описание гиганта: лесного, мохнатого и гнилого. Формировались мифопоэтические образы с соответствующими атрибутами и даже названиями (допустим, Лихо, Волос, Мохошь, Стричьбог). Два бивня и череп тройственны, поэтому кто-то мог придумать, что это "царь Траян": демонический тероморфный персонаж с козлиными ушами и ногами. А кто-то мог решить, что это клыкастая "Вила". А кто-то, видя грязно-бурую шерсть и чудовищные размеры, считал его химерическим медведем, и называл "Борута".
У западных славян был божок "Поревит": бородатый, имеющий четыре лица на голове. Понятно, что это деревянный идол, установленный на капище. Однако изначально люди помещали в капища черепа, шкуры и изображения, создавая своеобразный музей (как анимистической музеон). Почему четыре лица? У мамонта как раз четыре огромных коренных зуба из эмалевых пластин, и каждый сбоку выглядят, как зубной ряд человека. Горизонтальная смена дентиции (9).
(1) и даже гомфотерий - Гомфотерии, ещё более древние слоны, предшественники мамонтов. Род появился в конце олигоцена в Африке (Эфиопия), в начале миоцена распространился по Евразии, проник в Северную Америку в середине миоцена. Существовал в период 19,50—4,5 млн лет назад, в Северной Америке до начала плиоцена.
(2) (которые изобиловали по всей Голарктике - Голарктика, Биогеографический регион, который выделяется во флористическом и фаунистическом районировании. Охватывает большую часть Северного полушария и является крупнейшим из всех биогеографических регионов. Южная граница Голарктики проходит по северу Мексики, включает острова Кабо-Верде, проходит далее по северному краю Сахары, Аравийскому полуострову, Гималаям, югу Китая, включает Тайвань и Японию.
(3) клостридии - Клостридии (Clostridium) — род грамположительных, облигатно анаэробных бактерий (организмы, которые живут и растут только при отсутствии молекулярного кислорода в среде, он (кислород) для них губителен) , способных продуцировать эндоспоры (покоящиеся формы бактерий). Клостридии входят в состав нормофлоры желудочно-кишечного тракта и женских половых путей. Иногда их обнаруживают в полости рта и на коже…
(4) криофильные бактерии - Психрофилы, организмы, нормально существующие и размножающиеся при относительно низких температурах (обычно не выше 10 °C). Термин обычно употребляют применительно к микроорганизмам, которые растут преимущественно при температуре от +10 до -20 °C. При этом строгие (облигатные) психрофилы неспособны размножаться при температуре выше 20 °C, а факультативные (также называемые психротрофами) имеют оптимум роста от 22 до 30 °C. Именно в группе факультативных психрофилов обнаружены возбудители болезней человека (например, возбудитель чумы, иерсиниоза, гнойно-воспалительных процессов).
(5) лишённый мандибулы - Мандибула, нижняя челюсть у позвоночных.
(6) альвеолы бивней - Альвеола. Концевая часть дыхательного аппарата в форме пузырька, открывающегося в просвет респираторных бронхиол, составляющих респираторные отделы в лёгком. Альвеолы участвуют в акте дыхания, осуществляя газообмен с лёгочными капиллярами.
(7) трогонтериев - Трогонтерий. Вымершее млекопитающее Род вымерших млекопитающих из семейства бобровых, живших во времена неогена - плейстоцена на территории Евразии.
(8) Древне черноморская трансгрессия - Теория черноморского потопа Научная гипотеза, согласно которой около 5600 г. до н. э. имел место масштабный катастрофический подъём уровня Чёрного моря, возможно, послуживший исторической основой легенд о Всемирном потопе. Причиной прорыва вод из Средиземного моря в замкнутое прежде Чёрное море считается землетрясение. До этого катаклизма уровень Чёрного моря был, очевидно, ниже общего уровня мирового океана.
(9) Горизонтальная смена дентиции - Дентиция (dentitio; лат. dens, dentis зуб) — это физиологический процесс прорезывания (появления) коронок зубов из толщи десны в полость рта, характеризующийся очень сложными морфологическими изменениями не только в полости рта, но также в твердых и мягких тканях десны.
Дверь тихо притворившая рука была – он вздрогнул – выпачкана; пряча ее в карман, он услыхал, как сдача с вина плеснула в недрах пиджака.
Проспект был пуст. Из водосточных труб лилась вода, сметавшая окурки. Он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки, и почему-то вдруг с набрякших губ
сорвалось слово (Боже упаси от всякого его запечатленья), и если б тут не подошло такси, остолбенел бы он от изумленья.
Он раздевался в комнате своей, не глядя на припахивавший потом ключ, подходящий к множеству дверей, ошеломленный первым оборотом.
2 -ое стихотворение из мини цикла "Дебют" Поэт: Иосиф Бродский
Этой встрече было суждено случиться на самом исходе лета, когда тепло августа, ещё не покинуло город, но дыхание осени уже отчётливо ощущалось и небо приобрело неповторимо синий цвет, который бывает только к осени. Кроме того, кругом уже валялись каштаны, а дети, возвращаясь из канцелярских магазинов, набив сумки тетрадями на год вперёд, шли домой и подбирали эти каштаны чтобы потом их выбросить.
Даже самый уютный дом в такие дни кажется тесным, поддавшись этому ощущению, я вышел на улицу и пошёл по городу не имея конечной цели в своём маршруте, а, как мне было известно после первого прочтения "Алисы в стране чудес", если всё равно куда попадёшь - значит всё равно куда идти. Так я и шёл, укутавшись в свои мысли о детстве, Алисе, и массе прочей ерунды.
Так я и оказался в том районе города, который уже отдалён от центра, но и до окраины ещё далеко. Он полностью состоял из узких улочек, покрытых асфальтом и узких переулков. На выходе из такого переулка я и встретил маляра. Он вырвал меня из объятий моей меланхолии просьбой закурить. Это был самый обычный рабочий - маляр, в комбинезоне, испачканном пятнами краски, которые так перемешались, что определить цвет было не возможно, на слегка вьющиеся волосы был надет синий берет, как у школьников на уроках труда. Видимо, надышавшись парами краски, ему было тяжело сконцентрировать взгляд, а может он просто страдал косоглазием, но глаза его постоянно стремились уставиться на его переносицу, которая судя по всему была когда-то сломана. Я рассеяно протянул ему пачку, по инерции взял сигарету и закурил вместе с ним.
Не смотря на то, что я люблю тишину, молчание меня угнетало и я решил заговорить. Я оглянулся в поисках темы для разговора, в голову пришла мысль о том, что же может рисовать маляр в таком непримечательном районе. Её я и озвучил. Маляр улыбнулся и ответил: "Да вот в этом переулке есть старый дом, он уже давно заброшен и стал разваливаться, но его стены идеально подходят для моей работы, меня никто не нанимал, я просто решил порисовать на этой стене, пока, вроде никто не против." Я слегка удивился, маляр совсем не был похож на тех уличных художников, что марают стены своими бездарными граффити. Сигареты были скурены лишь до половины, поэтому диалог требовал ещё одного вопроса. Логично было бы спросить что именно рисует мой новый сиюминутный знакомый. Это я и сделал. "Мечту." - Довольно спокойно ответил он. Этот вопрос одновременно ввёл меня в ступор и заинтриговал. Следующая затяжка обожгла мне губы, я выбросил тлеющий фильтр, но мне очень хотелось продолжить разговор. Я предложил выкурить ещё по сигаретке. Мой визави хмыкнул и взял сигарету, после первой же затяжки я поинтересовался: "Ты рисуешь свою мечту, да?". Сложно описать чувство, которое овладевало мной, но я чувствовал, что его ответ будет сложнее чем просто "да, свою". И это чувство меня не подвело. Выпустив тонкой струйкой дым, маляр ответил: "Нет, я просто рисую мечту. Ту, которой обладает все и каждый. Ту, которая одних приводит к славе, других - к барьеру, а некоторых прямиком в могилу." Странно, но это ответ меня не сильно удивил. Я просто кивнул, молча докурил остаток сигареты и пошёл дальше. Вернулся домой к вечеру, утомлённый прогулкой, я рано завалился спать.
Несколько следующих дней были довольно насыщенными и мне некогда было думать о странном маляре и его словах. Прошла неделя и я вспомнил о маляре. Я вышел из дома с твёрдым намерением отыскать его. Что я буду у него спрашивать я не знал, просто мне нужно было его снова увидеть. Я решил действовать по старой схеме и полностью отдался мыслям, которые мелкими короедами зудели в моей голове. В итоге, как и ожидалось, ноги вывели меня в тот самый квартал. Тут же я заметил и маляра, он стоял неподалёку от места нашей прошлой встречи и смотрел в мою сторону. Создавалось впечатление, что он меня ждал. Впечатление усилилось, когда он, приветливо улыбнувшись, протянул мне руку, будто мы были давними знакомыми и протянул мне пачку сигарет, угощая меня. Я угостился сигаретой, мы закурили и, пока я собирался с мыслями, он заговорил: "Я уже закончил свою работу. Ты... Я буду рад, если ты взглянешь на неё, когда я уйду." Конечно же, это приглашение было не обязательным, я бы и так пошёл посмотреть на неё, лишь услышав о том, что она закончена. Только сейчас я заметил как изменилось выражение лица у маляра. Его глаза больше не косили, они блестели и лишь немного подрагивали, таки глаза бывают у ваших друзей, когда они затеяли какой-нибудь розыгрыш и уже не могут больше сдерживать себя, ожидая, когда же вы клюнете. Докурив, мы выбросили окурки, маляр пожал мне руку и сказал "прощай", после чего скрылся в подъезде, который был за моей спиной. Закурив ещё одну сигарету я пошёл к тому переулку, где должен был располагаться дом, на котором рисовал мечту маляр. Пройдя десяток шагов я услышал громкий хлопок, такой звук можно услышать, зайдя утром на мясные ряды любого рынка, когда мясники сваливают забитые туши на пол. Я не стал оборачиваться, я всё понял, покурить с маляром мне больше не удастся. Ускорив шаг, я вошёл в переулок, пройдя ещё немного я увидел старый, покосившийся дом, на стене которого густой чёрной краской был нарисован круг метра три в диаметре. Краска накладывалась в несколько слоёв и брызгами разлеталась за пределы круга.
Я не стал возвращаться, я пошёл дальше по переулку, сделав приличный крюк, я вышел на центральную улицу и вернулся домой. С тех самых пор, каждый раз, когда я полностью окунаюсь в свои мысли, всплывает этот чёрный круг и маляр и покосившийся дома. Как бы не пытался я абстрагироваться и дать своим ногам привести меня на то же место, мне больше этого не удавалось.
Унция орехового масла – Единица женской красоты. Если солнце на небе погасло Значит на меня взглянула ты.
Здравствуй, Аль – Катуль, сестра Раббаба, Прячусь я с утра в твоём саду, От тебя жасминов веет слабо… Не пугайся я не подойду! Своему вели уняться сердцу, Чтобы не дознались, как мне дверцу Отворил подкупленный евнух.
…Что же ты царапаешь мне шею, повторяя как в девичьем сне: не хочу, не надо, не умею, приникая всё сильней ко мне! Жарок мрак волос моей любимой, Гибок стан, и нежен бёдер зной. Эй, евнух, бессилием палимый, Ты за чем в кустах следишь за мной? Или сталью тусклого кинжала Остудить пожар в твоей груди?
Но безумца дева удержала: Ну его! постой не уходи!
Унция орехового масла Автор: Сергей Мушников
В углу за креслами стояла живая новогодняя ёлка, достававшая до самого потолка. Каждый год отец приносил из леса, зелёную красавицу! Устанавливал её в собственноручно изготовленный деревянный крест. И мы, дети, прыгали от счастья, глядя на ещё замёрзшую гостью. Украшениями служили старые, и от того придающие какую-то новогоднюю магию, игрушки. Вата исполняла роль налипшего на лапы снега. Сказка! Дом заполнялся сильным ароматом леса и мандаринов. Закупались мандарины авоськами. Корки от них были повсюду.
"Ещё восемь дней каникул, если считать сегодня. Ещё целых восемь дней не нужно идти в школу! Это же целая вечность! Целая вечность!"
Разогнал приятные мысли брат, пулей выскочивший из зала. Хлопнула входная дверь. В окно увидел брата в коричневом клетчатом пальто, накинутом на плечи. Без шапки. Бедные уши. Красные и, как мне представлялось, хрустящие. В трико с сильно вытянутыми коленками из-за привычки сидеть с прижатыми к себе ногами. Поэтому его спортивки были всегда в удручающем состоянии. И в валенках, скорее всего, на босу ногу.
Осторожно приподняв одной рукой ящик, второй рукой брат что-то в нём искал. Не найдя, он приподнял рабочие сторону ящика, аккуратно подставил веточку. Подвинул сползший на край тяжёлый ключ и дернул за шнур. Ящик захлопнулся. Довольный брат повторил процедуру за исключением шнура.
"Чего?" – поинтересовался я. "Отвали" - не зло ответил он. "Зачем будил?" - в свою очередь подумал я.
Брат опять уселся к окну, я пошёл на кухню. В печи весело трещали сухие дрова, на плите что-то варилось. На кухне было тепло и вкусно пахло. В зале топили позже, ближе к вечеру, когда с работы возвращался отец. Замёрзший и усталый. На большом круглом столе, который стоял посреди кухни, мама замешивала тесто, отчего стол-богатырь поскрипывал.
Попил молока из трёхлитровой банки, стоящей на полу. Пообнимал маму, насколько мне позволила закипевшая на плите кастрюля.
"Всё, иди в зал не мешай" – улыбнулась мама.
В зале особо делать было нечего. "В гостях у сказки" только в одиннадцать. На холодном полу со вчерашнего вечера стояла крепость, вся сделанная из пластилиновых кирпичиков размером с ноготь. Воины, кони, всё из пластилина. Пушки из деревянных катушек из-под ниток. Они даже стреляли, заряжённые головками от спичек. Естественно, когда родителей не было дома. Вместо холодного оружия - спички. Меч – половинка спички, копьё – целая. Я с воинами защищал свою обитель, а брат неистово нападал. О, поверьте, это было эпическое сражение!
Последствия этой бойни были видны и сегодня. В некоторых местах стены неприступной твердыни были разрушены. Повсюду были павшие пластилиновые солдаты и кони. Кто с короткой, а кто и с длинной спичкой в податливой разноцветной груди. Я даже увидел пару солдат, расплющенных по линолеуму чей-то ногой. Хорошо, что мама ещё не видела... Но сейчас играть не хотелось, да и брат был занят.
Стал смотреть в окно. По стволу тополя скакали две смелые, а может, глупые синички. Остальная стайка разместилась на ветвях дальше стоящего тополя.
Тополя были посажены моим отцом и его братьями: Николаем, Вячеславом (мой отец), Виктором и Пашей. Имена от старшего к младшему. В семье были ещё сестры Галя (погибла), Нина и Тамара. Каждый из братьев посадил по тополю будучи ещё ребёнком. Было три тополя, с учётом того, что упал. Что случилось с четвёртым я не знаю. Средний тополь был самым сильным и красивым, и я до сих пор уверен, что именно его посадил мой отец.
Но вернёмся к нашим синичкам.
Я, конечно, догадывался для чего эта конструкция, сделанная братом. Как, впрочем, и вы уже догадались. Но я не особо верил в успех этого мероприятия. Так как у брата хорошо получалась только выпечка: всякие там безешки, орешки с варёным сгущённым молоком, хворост и т.д. Он даже делал мороженое в тазу со снегом. Как в охотника я в него не верил, то есть, вообще. На Гойко Митича он был совсем не похож.
Но гонимые голодом синички всё ближе и ближе подбирались к ловушке. Глаза брата светились, он весь был как пружина, готовая в любой момент разжаться. Не помню, как он поймал синичку. Помню, держит её зажатой в кулаке, только голова вертится.
Глажу. Защищаясь бедняжка пытается клюнуть. Удаётся. Не больно, жалко.
"Отпустишь?" "Конечно. Зачем она мне. Интересно поймать. И всё!" - успокоил брат -"Смотри в окно!"
Смотрю. На вытянутой руке, поднятой над головой, раскрывается кулак. Оттуда, обретя свободу, выпархивает перепуганная, но счастливая птаха, поднимая за собой всю стайку.
"Как здорово! Почти так же здорово, как ещё целых восемь дней каникул!"
Рассказ Синичка (Избранное) Автор: Филоненко Алексей Вячеславович
Мы не смогли с тобой прибиться к стае Своим крылом тебя я укрываю. Летим по небу, летим по небу Моя любовь.
Летим по небу, летим по небу Моя любовь.
С тобой вместе мы на всегда Два сердца наших и два крыла. С тобой вместе летим И нашей любви мы свет сохраним.
Пока два сердца не устанут биться Мы навсегда с тобой две белых птицы. Летим по небу, летим по небу Моя любовь.
Зара, Стас Михайлов — Летим (Отрывок)
Мне позвонил нотариус деда. Назначил встречу. Что этот старый хрыч придумал уже после своей смерти?! Один раз за всё время попросил у него помощи и то не материальной, а поддержки на переговорах с банком о займе, на что он ответил, что в моём возрасте уже пора самому завоёвывать своё имя. Больше я никогда к нему ни за чем не обращался. На наследство я не рассчитывал. Дед был в вечной войне с моим отцом. Правда, тут я его понимаю, отец у меня был гуляка и игрок и скончался, когда мне было семнадцать лет. Дед оплатил мне учёбу, хотя его никто об этом не просил, и я уверен на девяносто процентов, что этот царский жест - заслуга бабушки Лены.
Когда я женился, он не приехал на свадьбу, мотивируя тем, что женитьба слишком ответственный шаг, чтобы жениться на женщине, которая видит только деньги. Собственно, он оказался прав. Бывшую жену и сына я содержу до сих пор, хотя Тохе уже девятнадцать.
Так что, идя на встречу, я не знал, что меня там ждёт. Готов был к любому подвоху.
– Здравствуйте, Илья Семёнович. Неожиданно. И не знаю, чего ждать? – Здравствуй, Дима. У меня к тебе предложение. – У Вас или у деда с того света? – Дим, давай сегодня оставим светлую память Николая Александровича. – Как скажите.
– Твой дед оставил в наследство свой замок одной милой даме. Конечно, как ты понимаешь не без условий. У этой женщины есть определённые планы, чтобы сохранить замок в его великолепии.
– Только не говорите мне, что она не преследует свои личные цели? – ухмыльнулся я. – Всё возможно. Но несмотря на это, мне нравится её идея. – Я тут при чём?
– Ей нужна помощь. Она планирует сделать из двух первых этажей санаторий «Озеро надежды», где будут пары восстанавливать свои отношения или просто получать релакс. – В смысле? Официальный публичный дом? – Нет. Только зарегистрированные официальным браком пары. Это основное условие. Браки, которые хотят восстановить свои отношения, получить консультации психологов.
– А я чем могу помочь? – Ей одной не справится. Она просила порекомендовать ей помощника. А я, немного подумав, предложил тебя. Твои дела в фирме не очень, но ей я это конечно не сообщал, вот я и подумал, что ты поможешь ей, а она может расширить культурно массовую программу для отдыхающих, подписав договор с твоей фирмой на экскурсии. Всё взаимовыгодно. – Что представляет собой эта дамочка? Почему дед именно ей оставил замок?
– Я не знаю. – Не хотите говорить? – Не имею права. Могу сказать только одно. Дед целый год собирал о ней информацию. – Значит знал всё её грязное бельё. – Судя по тому, что завещание на её имя, бельё там чистое.
– Да. Дед своё любимое детище человеку с улицы не доверил бы. Хорошо. Чем я должен ей помочь? – Вот тут я не знаю. Вам надо встретиться. Когда ты завтра сможешь? – А дама?
– Она сегодня увольняется и завтра будет целый день свободна. – Серьёзный подход. Хорошо. Если она не против, то в час дня. Пообедаем заодно. Ресторан «Ивушка». И дайте мне её номер, на всякий случай. – Это пожалуйста. Но я думаю, ты её узнаешь, – хитро прищурился старый лис.
В глубине кроличьей норы (про Дм. Леночкина) и не про Ген. Зюганова ))
Тяжёлый груз хранит портфель, И не коньки так весят. Там двойка в дневнике теперь, А может их штук десять?
Вот-вот заплачет от стыда, Глаза налиты грустью. С укором мать глядит: "Балда, Опять гулять не пустим!"
Простор в квартире, чистота, И быт давно налажен. Одна у матери мечта - Чтоб стал учиться Саша.
А Саша что? Опять прогул, Сверлит страницы двойка. Её бы жирно зачеркнуть И написать пятёрку!
Но капля совести ещё В мальчишке ведь осталась! Ремнём он будет освящён, Чтоб двойка исправлялась.
К картине Ф. П. Решетникова Опять двойка (Избранное) Автор: Аня Приходько
По дороге в Администрацию мэр выслушивал пожелания и жалобы, записывал все в тетрадочку и густо краснел от слов благодарности. Естественно, зайдя в кабинет, он первым делом бросался решать проблемы из списка, а потом лично писал письмо с отчетом о проделанной работе. Разумеется, с таким подходом к делу, на работе он засиживался допоздна и возвращался в свою комнатку на последнем трамвае, где кондукторы всегда наливали ему чай из термоса и угощали домашними пирожками.
Иннокентий Александрович, а именно так звали мэра, был очень стеснительным, воспитанным, но, вместе с тем, крайне требовательным человеком. У него была удивительная способность вызывать муки совести у любого, даже самого черствого и бездушного человека. Однажды в городе появилась невиданная напасть — каждую ночь неизвестные хулиганы писали каракули на фасадах домов. «Да что же это такое?» - возмущались люди, обнаруживая очередное неприличное слово на двери подъезда или гараже. После нескольких ночных засад, Иннокентий Александрович вместе с участковым поймали одного хулигана — им оказался несовершеннолетний сын директрисы школы.
Мэр очень хорошо относился к этой семье, а потому то, что ему пришлось сделать, лишило его на две недели сна. Зайдя в квартиру к директрисе, Иннокентий Александрович поздоровался, кратко изложил историю задержания, затем извинился и, краснея от стыда, написал конфискованным баллончиком на стене прихожей настолько неприличное слово, что даже видавший всякое участковый закашлялся и, надвинув фуражку на лицо, выбежал из квартиры. Что и говорить - больше в городе стены никто не пачкал.
В жизни так порой бывает, вам скажу, друзья, Повстречался на закате раз с девчонкой я, Как зовут и где живёт я у неё спросил. Как зовут запомнил, ну а где живёт – забыл.
Вижу её днём в мечтаньях, по ночам во сне, Слышу её голос нежный в мёртвой тишине. И не раз порой с досадой я себя корил: Как зовут запомнил, ну а где живёт – забыл.
Где живёшь, моя девчонка, где же ходишь ты? Неужели не увижу милые черты? Неужели я напрасно вновь пришёл В то же место, где тебя тогда нашёл?
К нам с востока день приходит, и приходит ночь.. Вряд ли кто на этом свете сможет мне помочь. И порою в безнадёжном грезится бреду, Словно ту девчонку нежно за руку веду.
Где живёшь, моя девчонка, где же ходишь ты? Неужели не увижу милые черты? И хожу расстроен мыслью лишь одной: Будет кто-то целовать тебя другой.
Девушка без адреса (Отрывок) Автор: Дмитрий Малышев
Даже вчера, находясь в полузабытьи, девушка не могла не заметить исключительной привлекательности своего спасителя. Сегодня же, в ясном уме и почти здравии, Энн почувствовала на себе удесятерённую притягательную силу, которую излучали это большое и ладно скроенное тело и ослепительно красивое лицо мужчины. А ощущение надежности лишь добавляло очков его неотразимой привлекательности.
— Вы меня не помните? — тихо спросил он, когда пауза затянулась. — Меня зовут Ник. Ник Хартли, ветеринар. Мы с моей сестрой, Морин, привели вас сюда вчера поздно вечером.
— Да-да, конечно, помню. — На самом деле широко открытые глаза, которые он ошибочно принял за признак недоумения, светились переполнявшим Энн чувством благодарности. — Я… вам так признательна, — запинаясь, пробормотала она. — С вашей стороны это было…
Но он лишь досадливо отмахнулся.
— Любой на моём месте сделал бы то же самое, — заявил Ник безапелляционным тоном. — Я просто случайно оказался рядом, вот и все. Медсестра сказала, что вы будто бы что-то вспомнили… о падении с лестницы, да? — Да, на выходе со станции. — Никогда ещё в жизни Энн не чувствовала себя столь скованно, и, чтобы не продолжать во всех отношениях скользкую тему, девушка попыталась как можно более естественно изобразить на лице улыбку. — Глупо, правда? Мне следовало смотреть под ноги… — Как же родители могли отпустить вас одну в такую глушь? — Что?! — Энн не смогла скрыть изумления. — Я спросил, как же родители могли отпустить вас одну в такую глушь? — повторил он абсолютно серьёзно, без тени иронии. — А меня никто и не отпускал! — Энн вызывающе вздернула подбородок, чувствуя, как кровь отхлынула от лица и оно стало белым не от недомогания, а от накатившего раздражения. — Я сама за себя отвечаю, только я — и никто больше! — Серьёзно? — Он подошёл к кровати и склонился над Энн, изучая её глазами, которые превратились в две узкие щелки. В позе мужчины ощущалось внутреннее напряжение, скрываемое внешним безразличием. — И сколько же вам лет, мисс Энн Милтон? Пятнадцать, шестнадцать? Только мне нужна правда, имейте в виду! — Предупреждение прозвучало почти шутливо. — Поскольку вы убежали из дому, сейчас пришло время сознаться. — Ну а если мне… — Она неотрывно глядела ему прямо в глаза, и изумление в её собственных, фиалково-голубых, сменялось гневом. — А что вы скажете, если мне двадцать один год. Двадцать один, слышите? — процедила Энн сквозь зубы. — Не верю, — просто ответил Ник, окидывая взглядом почти бесплотную фигурку, прикрытую одеялом, лежащие поверх него изящные руки и лицо, в котором не было ни кровинки. — Даже не пытайтесь уверить меня, что вам больше шестнадцати. — Что?!. Да как вы смеете! — Всю жизнь Энн провела в безуспешных попытках выглядеть старше, чем казалась, и обычно легко воспринимала недоверие окружающих. Но чтобы этот мужчина считал её школьницей…
А он продолжал холодным, лишённым всяких эмоций голосом:
— Если вы настаиваете, то ведь это совсем не трудно доказать, не так ли? — Доказать? — Энн внезапно поняла, что почти кричит, и заставила себя говорить тише: — Вообще-то, я не обязана что-либо доказывать, но… будьте добры, передайте мне мою сумочку. Она на спинке стула. — С удовольствием.
Ник лениво нагнулся, снял со спинки стула её дорожную сумочку и театральным жестом подал её. После этого с отсутствующим видом стал наблюдать, как Энн роется в вещах.
— Права подойдут? — спросила девушка подчеркнуто безразлично, выудив из глубин сумочки пластиковую карточку. — Права? — На лице Ника появилось что-то похожее на искренний интерес. — Да, это документ, дающий мне право водить машину, — язвительно объяснила Энн. — И эти у меня уже более четырёх лет. Ну, удовлетворены? — Она почувствовала, как голова снова наливается болью, но на сей раз этому способствовал только что учиненный ей унизительный допрос. — Я вовсе не беглянка, или что там ещё вы себе нафантазировали… Я здесь… на отдыхе. — В каком-то смысле так оно и было на самом деле. — Вижу. — Ник смерил Энн долгим взглядом, а потом произнёс совсем другим тоном: — Выходит, я ошибся. Приношу свои извинения. Если вы будете столь любезны и дадите номер телефона или адрес места, где собирались остановиться, я позвоню туда и объясню причину, по которой вы не смогли вовремя прибыть. — Это необязательно… — Он всё знает, с горечью подумала Энн. Это читалось в насмешливых серых глазах, которые изучали её, не отпуская ни на миг. — На самом деле я ещё ничего не заказывала, — созналась девушка. — Думала, что найду что-нибудь подходящее на месте. — Да? — Ник произнёс это тоном, каким обычно разговаривают с нашалившим ребенком. — Слоу не самый захудалый городок в графстве, и здесь в разгар сезона нелегко отыскать свободную комнату. Правда, в округе много других деревень и небольших городов, в которых… — Но я хотела остановиться именно здесь, — решительно прервала его Энн. — Но почему? Все городки похожи один на другой… — Ну и пусть, а мне нравится именно этот! — упрямо повторила она. — А вы настойчивая малышка, верно? — спросил он, улыбнувшись.
Энн пожала плечами. В словах Ника она не услышала и тени комплимента, но объяснять, почему так вцепилась в Слоу, — особенно ему! — не собиралась.
Ветерок побродил по кудрям, Задержался, не хочет уйти. Солнца луч, поскакав по зонтам, Замер вдруг на твоей груди. И былинка, прильнув к губе, Отказалась с неё упорхнуть. Облака, приглядевшись к тебе, Расхотели продолжить путь. Сонный берег, приняв к себе, Не велит расставаться с ним. Солнце словно сошло с небес, Обняв крепко теплом своим.
На пляже (Отрывок) Автор: Валерий Седой
Не так уж рано, но и не слишком поздно, Я перестал выстраивать свою судьбу по звездам Песчаным замком, распались грёзы, Когда в глазах твоих я вдруг увидел слёзы Годами время, мы измеряем, С тех пор когда мы поняли что избираем Но наше счастье, нельзя разрушить, Ведь друг без друга жить не могут наши души.
Ещё чуть чуть и в путь к друг другу навсегда, Нас больше разлучит не смогут никогда Я буду лишь твоим, ты станешь лишь моя, И будут говорить, теперь они семья..
