По следам в его сердце
Ты в бокале вина утопил пожелание
Пальцем с силой водя по пустому стеклу
Мне не стоит труда, мне не стоит старания
Угадать твои мысли сейчас на лету.
Ты закрытая книга, давно опечатана
Скрыта в ярусах стареньких библиотек
Не достать тебя - сломана лестница Якоба
Пыли слой на обложке, как мартовский снег.
Благо, лестницу мне не придётся разыскивать
Зря всё это, ведь есть и другие пути
Я стряхну седину, стану капли разбрызгивать
Молодой предрассветной и чистой росы.
Снег растает, отпустит тебя одиночество
И печать в дальний угол сама уползёт
Я читаю тебя, не творю я пророчества
Будет день, будет свет, всё плохое пройдёт.
Ты - закрытая книга, но мне-то без разницы
Мне не надо страницы твои открывать
Ведь читаю тебя нежно кончиком пальцев я
Улыбаешься ты, что ещё мне желать?
Ты - закрытая книга
Автор: Мила Абес
Красноречивое молчание (Eloquent silence)
Часть I. Глава XVII. Дипломатия Атоса ( Фрагмент )
Д’Артаньян лёг в постель, желая не столько уснуть, сколько остаться в одиночестве и обдумать всё слышанное и виденное за этот вечер.
Будучи добрым по природе и ощутив к Атосу с первого взгляда инстинктивную привязанность, перешедшую впоследствии в искреннюю дружбу, он теперь был в восхищении, что нашёл не опустившегося пьяницу, потягивающего вино, в грязи и бедности, а человека блестящего ума и в расцвете сил.
Он с готовностью признал обычное превосходство над собою Атоса и, вместо зависти и разочарования, которые почувствовал бы на его месте менее великодушный человек, ощутил только искреннюю, благородную радость, подкреплявшую самые радужные надежды на исход его предприятия.
Однако ему казалось, что Атос был не вполне прям и откровенен. Кто такой этот молодой человек?
По словам Атоса, его приёмыш, а между тем он так поразительно похож на своего приёмного отца.
Что означало возвращение к светской жизни и чрезмерная воздержанность, которую он заметил за столом?
Даже незначительное, по-видимому, обстоятельство — отсутствие Гримо, с которым Атос был прежде неразлучен и о котором даже ни разу не вспомнил, несмотря на то что поводов к тому было довольно, — всё это беспокоило д’Артаньяна.
Очевидно, он не пользовался больше доверием своего друга; быть может, Атос был чем - нибудь связан или даже был заранее предупреждён о его посещении.
Д’Артаньяну невольно вспомнился Рошфор и слова его в соборе Богоматери. Неужели Рошфор опередил его у Атоса?
Разбираться в этом не было времени. Д’Артаньян решил завтра же приступить к выяснению.
Недостаток средств, так ловко скрываемый Атосом, свидетельствовал о желании его казаться богаче и выдавал в нём остатки былого честолюбия, разбудить которое не будет стоить большого труда.
Сила ума и ясность мысли Атоса делали его человеком более восприимчивым, чем другие.
Он согласится на предложение министра с тем большей готовностью, что стремление к награде удвоит его природную подвижность.
Эти мысли не давали д’Артаньяну уснуть, несмотря на усталость.
Он обдумывал план атаки, и хотя знал, что Атос сильный противник, тем не менее решил открыть наступательные действия на следующий же день, после завтрака.
Однако же он думал и о том, что при столь неясных обстоятельствах следует продвигаться вперёд с осторожностью, изучать в течение нескольких дней знакомых Атоса, следить за его новыми привычками, хорошенько понять их и при этом постараться извлечь из простодушного юноши, с которым он будет фехтовать или охотиться, добавочные сведения, недостающие ему для того, чтобы найти связь между прежним и теперешним Атосом.
Это будет нетрудно, потому что личность наставника, наверное, оставила след в сердце и уме воспитанника.
Но в то же время д’Артаньян, сам будучи человеком проницательным, понимал, в каком невыгодном положении он может оказаться, если какая - нибудь неосторожность или неловкость с его стороны позволит опытному глазу Атоса заметить его уловки.
Кроме того, надо сказать, что д’Артаньян, охотно хитривший с лукавым Арамисом и тщеславным Портосом, стыдился кривить душой перед Атосом, человеком прямым и честным.
Ему казалось, что если бы он перехитрил Арамиса и Портоса, это заставило бы их только с большим уважением относиться к нему, тогда как Атос, напротив того, стал бы его меньше уважать.
— Ах, зачем здесь нет Гримо, молчаливого Гримо! — говорил д’Артаньян. — Я бы многое понял из его молчания. Гримо молчал так красноречиво!
Между тем в доме понемногу всё затихало.
Д’Артаньян слышал хлопанье запираемых дверей и ставен.
Потом замолкли собаки, отвечавшие лаем на лай деревенских собак; соловей, притаившийся в густой листве деревьев и рассыпавший среди ночи свои мелодичные трели, тоже наконец уснул.
В доме слышались только однообразные звуки размеренных шагов над комнатой д’Артаньяна; должно быть, там помещалась спальня Атоса.
«Он ходит и размышляет, — подумал д’Артаньян. — Но о чём? Узнать это невозможно. Можно угадать всё, что угодно, но только не это».
Наконец Атос, по-видимому, лёг в постель, потому что и эти последние звуки затихли.
Тишина и усталость одолели наконец д’Артаньяна; он тоже закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон.
из романа Александра Дюма - «Двадцать лет спустя»
( кадр из фильма «Д’Артаньян и три мушкетёра» 1979 )