Русский феномен - дача
Иноземные словари выдают, что dacha (англ.), Datscha (нем.) или даже – dacia (итал.) – это русское загородное жилище, не являющееся, между тем, «домиком в деревне» и играющее в России особую социально-культурную, досуговую и – хозяйственную роль. То есть это такой же неповторимый феномен, как русский балет, русская интеллигенция или, скажем, «загадочная русская душа». Это нечто такое, что даже невозможно с точностью перевести на другие языки мира, ибо присутствует исключительно в русской жизни.
Константин Коровин «За чайным столом. Дача Поленовых.».
Действительно, понятие «дача» знакомо иностранцам из-за популярности чеховских пьес во всех странах мира – пожалуй, ни один крупные театр не обошёл «Вишнёвый сад», где дачный вопрос стоит весьма остро. Негоциант Лопахин, «из новых», поучает беспечную, непрактичную барыню: «Вы будете брать дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину». Замечаем интереснейшую подробность. Превращение имения в дачный посёлок. Точнее, замена имения на дачу.
Или даже так – создание дачи по образу и подобию имения. Разрушить старый образ и создать его же новое прочтение. Но к этой теме мы ещё вернёмся. Итак, сам термин «дача» возник ещё в петровскую эпоху. Дача - это то, что даётся. Изначально это были места близ Петербурга, щедро даруемые Петром за заслуги перед Отечеством. Смысл дач – привязать аристократию к неуютной и мало устроенной питерской жизни. Но слово прижилось, хотя первоначально, как мы видим, имело другое значение.
Борис Кустодиев. «На террасе».
Во времена Пушкина дачей всё ещё именовалось именьице под Петербургом, а потом и под Москвой. Помните? «С восхищением глядел он на ясное, бледное небо, на величавую Неву, озаренную светом неизъяснимым, и на окрестные дачи, рисующиеся в прозрачном сумраке», - это строки из недописанной повести «Гости съезжались на дачу». Но время шло – постепенно уходила Россия - поместная, Россия «дворянских гнёзд».
Но заявляла о себе буржуазия, появлялась прослойка состоятельных горожан. Как заявил Лопахин: «До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё дачники». У них, разумеется, не было имений, зато был заразительный пример перед глазами – недосягаемая, непостигаемая аристократия. Итак, русская дача – это не что иное, как доступный «заменитель» барского поместья. Дачная жизнь заменяла адвокату или инженеру ту самую дворянскую дольче-вита, которую они знали по книгам или даже наблюдали в реальности.
Семья Тюляевых на даче Дмитрия Бахрушина.
Дача - это побег из города, и последняя попытка укрыться от губительных страстей городской жизни. Все описания дореволюционных дач похожи – это непременная речка, романтическая веранда, шум поезда в вечерних сумерках, палисадник, и - миленькая дачница, вроде набоковской Машеньки. Воспоминание о той, старой, довоенной и дореволюционной дачной жизни иной раз прослеживается в произведениях русских, советских авторов 1920-1930-х годов. Совершенно прустовское звучание – в поисках утраченного времени.
Возьмём таких непохожих авторов, как Владимир Набоков и Валентин Катаев. В набоковской «Машеньке» эмигрант, живущий в «каменном, сером мешке» равнодушного Берлина, вспоминает свою любовь. Разумеется, на фоне дачного бытия. «В сосновом перелеске, на шероховатых стволах, вечернее солнце лежало огненно-румяными полосками. Из дачных садиков доносился стук крокетных шаров…»
Марк Шагал. «Окно на даче. Заольшье».
Дача тут выступает, как зримый символ России, куда нет возврата. Напыщенный и – нищий Берлин тут остро и драматически противопоставлен старой даче; асфальтовая злая громада, пожирающая души – навсегда ушедшей романтике русских вечеров. И главный герой отказывается от встречи с Машенькой – она попросту не возможна в подобных декорациях. Но, что интересно, сугубо советский автор Валентин Катаев, певец революционных будней и прекрасной солнечной современности, всё-таки позволяет себе ностальгию по дачам давно ушедшего времени.
«Утром под абрикосами был накрыт громадный стол, уставленный букетами полевых цветов. Середину его занимал сдобный крендель величиной с велосипед. Все дачники были приглашены под абрикосы к утреннему чаю». Впрочем, повесть «Белеет парус одинокий» писалась в середине 1930-х, когда русские, точнее уже - советские люди снова почувствовали вкус дачных вишен. Тогда стало вновь актуально снимать дачу на лето или хотя бы на месяц.
Юрий Пименов «Женщина в гамаке».
Так, во многих гайдаровских вещах есть упоминание о дачной жизни. Берём «Голубую чашку» и – читаем: «Только в конце лета я получил отпуск, и на последний теплый месяц мы сняли под Москвой дачу. Мы со Светланой думали ловить рыбу, купаться, собирать в лесу грибы и орехи». История повторяется, только уже на другом этапе. Сталинский СССР активно возрождал все имперские вкусы. Так возник феномен советской дачи, которая имела тот же смысл, что и дача - дореволюционная.
В хрущёвские времена исполнилось пророчество чеховского Лопахина – дачник активно взялся за лопату. Возникло много садоводческих и огородных товариществ, которые были призваны, отчасти, решить продовольственную проблему. Сам вырастил – сам покушал. Вторая половина 1950-х – настоящий дачный бум. Тогда участки выделялись для конкретных крупных предприятий и раздавались лучшим работникам. Так в Подмосковье возникли товарищества с характерными названиями, вроде «Энергетик» - сразу видно, что от Мосэнерго.
Кадр из фильма «Тимур и его команда».
Забавно и – симптоматично, что эти садово-огородные участки, как юридически, так и фактически не были собственно дачами. Но люди их «парадигмой усадьбы» дружно принялись именовать свои «Энергетики» и «Подшипники» - дачными посёлками. Не в документах, конечно же, а между собой. Этой связи вспоминается характерная сцена из культового советского фильма «Москва слезам не верит».
Жених Тоси везёт девушек на дачу, то есть, на такой вот огородный участок, полученный от производства. Однако ушлая модница Людмила, поняв, что им предстоит провести время не в роскошной «усадьбе» под липами, а, собственно, в домике, стоящем посреди картофельных плантаций, кричит: «Нет! Нам это не подходит!» Для неё это – не дача. Она же знает вкус жизни.
Кадр из фильма «Москва слезам не верит».
Со временем, к 1970-м годам, и эти посёлки сделались едва ли не элитными, ибо участки давались в 30-40 километрах от Москвы. На этих 6-8 сотках выросли яблоневые сады, а дети и внуки огородников стали ощущать себя уже настоящими, подлинными, «чеховскими» дачниками. И всё вернулось на круги своя – гамак, велосипед, купание, шум вечерней электрички, ароматы луга, яблочное изобилие. В эпоху так называемого «застоя» была такая негласная формула советского благополучия: «Квартира – Машина – Дача».
У Владимира Солоухина есть характерная вещица – «Съезжались на дачу гости». Аллюзии всем понятны. Ну что, брат Пушкин? «В первом часу дня начали мало-помалу собираться гости на дачу в Мичуринце; некоторые по зеленой дачной улице с электрички, но большинство на машинах – ‘Жигулях’ или ‘Волгах’». Мичуринец – из той же серии, что и прочие «Энергетики», однако, к моменту написания произведения – место престижной дольче-вита.
Кадр из фильма «Берегись автомобиля».
В конце 1980-х стало модно именовать свои дачи …«фазендами». Откуда это? Дело в том, что в 1988 году на наших экранах блеснула бразильская мега-звезда по имени «Рабыня Изаура». В самом первом «мыльном» сериале, заставлявшем трепетать сердца советских тружениц, постоянно звучало это сладкое, как тропические фрукты, название – фазенда. Шесть соток фазенды. В Можайском районе. Кстати, именно на рубеже 1980-1990-х годов начался очередной дачный бум – снова началась массовая раздача земель, но, как правило, в отдалённых районах.
Как шутили тогда сатирики: «От центра Москвы далеко, зато к пригородам Калуги близко». 1990-е годы – время шикарных построек и кича. Возникали закрытые дачные посёлки с развитой инфраструктурой и крутолобыми охранниками у ворот. Богатые да хваткие спешили жить... Время идёт, а мода на дачную жизнь никуда не уходит, только лишь наполняется новыми трендами. Так, сейчас модно купить старую дачу и, не разрушая стен, сделать в доме основательный ремонт. Дабы не утратить аромата старины, так сказать. Потому что, как ни крути, а «парадигма усадьбы».
Зина Корзина (с)
... 
... 
... 
... 
...
... 
