Город укутала темнота, ватное одеяло.
Город укутала темнота, ватное одеяло.
"Мама, пожалуйста, почитай, ты же мне обещала".
Лампа жужжит золотой осой.
Дрёма — чепец в оборках. Серый волчонок грызёт мосол вместо чьего-то бока.
Скатерти крупная бахрома, старый медведь из плюша.
Девочка может читать сама, но обожает слушать.
Слушай и ты, почему бы нет.
Сказка летит кометой.
Жил-был однажды рябой кузнец,
ростом не выше метра.
Юкки — деревня его звала. Небо плескалось элем, били на праздник колокола.
Юкки знал всё про эльфов, карликов, магов и колдунов, огров с огромным пузом.
Рикки его не считал вруном, он возвращался в кузню
к другу практически каждый день.
Сев на скамью из чурок, Рикки ужасно любил глядеть, как создаётся чудо,
как расправляет над головой крылышки-искры феникс.
Жаркого горна протяжный вой,
плач о печальных фейри.
Только и можно сказать одно — Рикки-не-знавший-горя,
и выходило его окно сразу на берег моря.
Вечером часто играл кларнет, дети играли в салки,
и на глубоком песчаном дне спали давно русалки.
В сушу уткнулся корабль кормой, вечный покой скитальца.
Пёстрые камушки, мягкий мох, пестрые в гнёздах яйца.
Дерево скрючилось как паук, древнего зверя остов.
Рикки сказал: "Собирайся, друг, мы поплывем на остров.
Боги отдали нам море в дар, вместе с его народом.
Надо, чтоб завтра, да и всегда, ясной была погода".
Просьба плыла по морским волнам, словно клочок в бутылке, облаком пенного буруна.
Юкки чесал в затылке:
как объяснить малышу, что он просит его напрасно.
Юкки умеет металл и звон, но не умеет "ясно".
Дедовский фартук из толстых кож в сеточке кракелюра. "Хочешь, сожгу надоевший дождь, словно сырую шкуру, только степенно, не на бегу, с нужными мелочами.
Но обещать тебе не могу, раньше не получалось.
В том, что чего-то ты не сумел — нет ничего плохого.
День, что сверкает как позумент, выковать может Коваль —
главный из Юкки решит вопрос.
В тучах бросает молот Юкки-большой, повелитель гроз и укротитель молний.
Через века пролегла стезя, крестиками отметив.
Только добраться туда нельзя, если не встретил смерти,
если не брел в облаках с сумой, слушая птичьи крики.
Так что ступай наконец домой, маленький глупый Рикки.
Солнышко будет — и хорошо. Мне же пора работать".
Рикки пошёл.
Рикки долго шёл,
шел до седьмого пота.
На берегу цирковой силач с клоуном пили ром, а
ночью вся комната ожила и затряслась от грома.
Сверху обрушились тонны вод, скрипнула жалко дверца. Рикки исполнилось семь всего, вот он и разревелся.
Залило бабочек на лугу, будку, цветы и сливы.
"Ну берегись, я тебя сожгу", — Рикки поведал ливню прямо в грохочущий водосток,
прямо его потокам.
Вырвал листок, намочил листок, спичкою чиркнул тонкой.
Струйки бежали по стеклам вдоль длинно, как ноги цапли. Тут пробасили часы: "дин-дон", и появились Капли
в кукольных юбочках балерин с лунным узором дивным: "Юкки-большой говорит, что Рик маленький, но противный.
Юкки-большой говорит, что Рик — просто микроб под лупой.
Рикки читал очень много книг, а почему-то глупый.
Рикки — тупой канцелярский нож. Бог помогает кротким".
"Я хочу сжечь надоевший дождь, чтобы уплыть на лодке", — это уже произнёс малой в центре гигантской тучи.
Небо растрескалось как стекло, снизу чернели сучья,
ветки. К домишкам тянулся спрут —
море тянуло руки.
Вспыхнуло небо, что в печке прут.
Это смеялся Юкки,
как он смеялся лет сто назад (думал, что разучился).
Город проснулся, протёр глаза.
Выдался день лучистым,
светлым. Такой расчудесный день.
Юкки сидел на вёслах.
Остров к себе принимал людей, пряча ужей и звезды. Камни сложились в костровый круг.
Рикки смотрел на пламя:
"Если бы бог рассердился вдруг — что бы случилось с нами?"
Дети тропических берегов, дети седых морозов, может, и надо смешить богов? Слишком они серьёзны.
Спи, моя девочка, верь, мечтай, времени дали мало.
Город укутала темнота, ватное одеяло.
Резная Свирель (с)
Euphor · Novo Amor · Ed Tullett · Ali Meredith-Lacey · Ed Tullett · Ali Meredith-Lacey · Ed Tullett