Мама, такая планида, такая карма. Я уже взрослый настолько, что верю в сказки. Ты извини, но я стану джедаем, мама. Меч у меня уже есть, правда, он китайский. Мама, я страшно, почти безнадёжно болен. Бьюсь о проблемы банально и бестолково. Выжившим после вселенского мордобоя не остаётся вообще ничего другого. Мама, я сяду в ракету, легко и бодро, предотвращу две утечки и пять аварий. В Храме Джедаев опасные недоборы. Мама, мне кажется, что-то от нас скрывают. Некому больше громить беспощадных ситхов — поразвелись, повылазили, тараканы. Кто-то придумал же звёздное это сито. Рано меня хоронить, умоляю, рано. Часики тикают, ма, запрети им тикать. Время уже объявило на нас охоту. Если надумаешь, ма, поменять квартиру — окна на светлую сторону пусть выходят. Луч от луны будет ярким и серебристым. Перешагнёшь и желание загадаешь. Скажет подруга — мол, мой стал экономистом, а ты так гордо ответишь: "А мой — джедаем". Я представляю, как она удивится. Типа — серьезно? А как же ты разрешила? Ноль окончательно сменится единицей — я воткнусь в космос. И не начинай про шило. Это фантастика, мама, не мелодрама. Космос огромный, в космосе интересно. Я обязательно стану джедаем, мама. Мама, такая судьба, но я счастлив, честно. Всё понарошку выглядит на экранах, но — если в самом деле, война у дома — выйдут джедайские мальчики-великаны, выйдут джедайские девочки как мадонны. Встанут над миром огромным джедайским строем и наваляют последним врагам по шее. Мама, надеюсь — галактику не закроют. Нет у них повода, ма, для таких решений.
Так по зимним дням с темнотой на "вы" в рюкзаках подарки несут волхвы, о любви ни слова не говоря. Три судьбы — священника и царя, чудака, что долго не проживёт. Облаками в небо дымит завод. Топит снег, сугроб превращая в грязь. А волхвы с востока идут, смеясь. Им, конечно, лень, но они должны, астрономы, маги и колдуны.
Так они спешат, насмеявшись всласть. Покупают кофе, ругают власть, молодёжь — ни совести, ни стыда. Вспоминают, как оно всё — тогда: а вертеп-то помнишь? Конечно, брат. Только ад не помню, не помню ад, специально созданный для людей. Ада вовсе не было, чародей.
Так они стоят, выдыхая пар. Мельхиор стоит, Вальтасар, Каспар. Три чужих неправильных короля, и дороги странно в ногах болят, и глаза во тьме различают дом, где антенны-аисты вьют гнездо, где почтовый ящик, как синий флаг. Вон тельняшку сушит старик-рыбак. Дом стоит на солнечной стороне. В нём ребёнок плачет. В нём смерти нет. За дитём, огнём побеждая лёд, отправляют маленький звездолёт. И скучают древние алтари, и подарки некому подарить.
Здесь город. Здесь, конечно, люди спят, влюбляются, едят, приходят в чувство. Поистине великое искусство — искусство постижения себя. Здесь будни без напряга и меча берут людей за шкирку или в клещи. Но странные вокруг творятся вещи, когда ты их способен замечать. Здесь боги производят чудаков, как альпинистов производят горы. И голуби ведут переговоры с одним из неприступных чердаков. Под крышей сладко дремлет старый Джек. Джек скоро встанет, поспешит на кухню. Зевнет, чихнет, возможно, даже ухнет, глотая витаминное драже. С восьми и до пяти — он просто клерк. Работает в солидном взрослом банке и виртуозно заполняет бланки, и у него порядок на столе. Гастрит, и позвоночник чуть кривой. И девушка — веснушчатая Салли. По пятницам начальник Джека хвалит. Но шкура Джека точно не его. И если Джек оладушки печёт, и если грипп, и если ноют зубы — Джек знает, что умеет чистить трубы, а остальное, в принципе, не в счёт: кто беден, кто богат, кто прав, кто лев. Однажды Джек решит, что всё достало. Однажды старый Джек стряхнет усталость, вдохнет вечерний воздух, замерев. И мы замрём, как теплые столбы, увидев — под Шопена или Листа уходят в небо стайкой трубочисты, уходят вдаль по дыму из трубы. А разве эта сказочка про смерть? Нет, не про смерть — они вернутся в город, немного утолив извечный голод к желанию чудесное уметь. Джек станет магом, гуру, колдуном. Он станет делать дымные колечки из трубки. Славно прикурить от свечки, понаблюдать за солнечным руном. За городом со звёздочкой во лбу, что ставит на своих пометку "хрупко". Здесь Джек сидит. И долго чистит трубку, сидит и представляет, что — трубу.
Ты говоришь — спокойствие дороже Тебе всего, всей прелести мирской, — И рад бы я быть вечно настороже, Чтоб охранять твой женственный покой, Чтобы неслись тревоги жизни мимо, А ты на них смотрела бы шутя, Меж сладких грёз, легко, невозмутимо, Как милое, беспечное дитя.
Владимир Бенедиктов Любительнице спокойствия. Избранное.
Когда я достиг пика в своих развлечениях, меня толкнул один из приятелей-пленников и тем самым разбудил, к моему великому неудовольствию. Я поразмыслил над сном, а потом рассказал его моему собрату, который лежал по другую сторону от меня. Он был не разочарован, но обнадежен, усмотрев в сне указание на возможную помощь. В этой беседе мы провели остаток ночи, с тоской ожидая наступления дня.
Третий День Алхимической Свадьбы
14 Весы и Взвешивание
Как только наступил радостный день и яркое солнце поднялось над горами и вновь приступило к исполнению своей задачи в высоком небе, мои собратья по борьбе стали мало-помалу подниматься и готовиться к испытанию. Они один за другим входили в зал, желали нам доброго утра и интересовались, как мы поспали этой ночью. Когда они замечали наши веревки, то некоторые даже делали нам выговор за нашу трусость, за то, что мы, подобно им, не подчинились полностью, к добру или ко злу. Но другие, которые сами боялись, были более сдержанными. Мы извинялись за свою глупость и надеялись, что вскоре будем освобождены. Мы говорили, что благодаря этим насмешкам получили достаточный урок, каковой им, наоборот, никак не удастся избежать всем вместе, и что, вероятно, их ожидают величайшие опасности. Когда, наконец, все собрались, вновь зазвучали трубы и литавры, и мы просто не могли не поверить, что Жених уже готов появиться. Но это была большая ошибка. Ибо это была вчерашняя Дева, наряженная сегодня полностью в красное и опоясанная белым кушаком. На голове у нее был зеленый лавровый венок, который был ей очень к лицу. В ее поезде теперь не было маленьких помощников, он состоял из двух сотен мужчин в доспехах, как и она, наряженных во всё красное и белое. Когда Дева поднялась с трона, она шагнула прямо к нам, узникам, и, поприветствовав нас, сказала: “То, что некоторые из вас осознали свое жалкое состояние, очень понравилось моему могущественному Господину, и он наградит вас за это”. Когда она взглянула на меня в моем облачении, то засмеялась и сказала: “Ну, а теперь ты не осмелишься рискнуть? Думаю, ты так хорошо подготовился к этому!” При этих словах мои глаза наполнились слезами. Потом она дала команду освободить нас и собрать в таком месте, откуда мы могли бы хорошо видеть весы. “Ибо вам,”- сказала она, - “можно предоставить лучшие условия, чем тем самонадеянным, что явились сюда несвязанными.”
Валентином Андреа - Химическая Свадьба Христиана Розенкрейца в году 1549»
В позолоченной комнате стиля ампир, Где шнурками затянуты кресла, Театральной Москвы позабытый кумир И владычица наша воскресла. В затрапезе похожа она на щегла, В три погибели скорчилось тело. А ведь, Боже, какая актриса была И какими умами владела! Что-то было нездешнее в каждой черте Этой женщины, юной и стройной, И лежал на тревожной её красоте Отпечаток Италии знойной. Ныне домик её превратился в музей, Где жива её прежняя слава, Где старуха подчас удивляет друзей Своевольем капризного нрава.
Старая актриса Поэт: Николай Заболоцкий
В Академии искусств я была увлечена сюрреализмом, в особенности де Кирико и Магриттом (1). Одинокому ребенку, дочери разведённых родителей, мне были близки тоскливые театральные мизансцены первого и стоящая вне направлений и стилей поэзия второго. Дали не был особенно ценим большинством моих преподавателей, которые в лучшем случае держали его за эксцентричного чудака и сверх того — за весьма коммерческую персону, а в худшем — за предателя подлинного сюрреалистического движения, признавая, однако, его безукоризненный рисунок. Я, иначе и быть не могло, находилась под их влиянием. Однако в Галерее Тейт (2) я частенько проводила долгие послеполуденные часы, созерцая несколько полотен Дали, переданных музею Эдвардом Джеймсом (3), особенно «Нарцисса, воплощенного в руке, держащей яйцо». Однако первые хиппи, прибывшие из Соединенных Штатов, только им и бредили. Они его находили «психоделическим», несмотря на его пристрастие к буржуазной жизни и на его меркантильность. Короче говоря, Дали был одним из наших, и я не отказывалась от идеи встретить его во плоти и крови.
Он поднялся, чтобы нас принять, удостоил меня чем-то вроде поцелуя руки и помпезно вскричал:
— Ох! Приветствую! Я вижу, что Диоскуры (4) сегодня хорошо потрудились.
Затем, не спросив наших имён, он представил нас своему двору:
— Мадемуазель Жинеста, Rollingstone, господин виконт де… Вы ведь действительно виконт, не правда ли?
Тара прыснул со смеху, а Брайан (это было заметно даже за его очками) вращал выпученными от изумления глазами. Я же почувствовала, что Дали издевается над нами.
— Меня зовут Аманда, а не Жинеста. Он, «виконт», — Тара. А Rollingstone — Брайан Джонс, вы его знаете, я думаю. — Конечно, естественно, знаменитый поп-музыкант, — ответил Дали.
Его английский был просто смешным, и он преуморительно выговаривал «р».
— Аманда, — сказал он, — но это прелестно! В моем дворе ещё не было Аманды. У нас есть святой Себастьян, даже один Красногвардеец, Кардинал, Единорог… Садитесь рядом с Людовиком XIV, прошу вас. Она очень хорошо говорит по-английски. Вы знаете, Людовик XIV говорила по-английски в Нью-Йорке с Гретой Гарбо…(5)
Эта тирада стала для меня ещё более загадочной, когда Людовик XIV оказался блондинкой, увешанной драгоценностями, которая задала мне пару вопросов по-английски.
Дали был наполовину лыс, слегка толстоват. Я нашла его претенциозным и, что таить, смешным со своими навощёнными усами и жилетом, расшитым золотом. Он потрясал при каждой фразе тростью с позолоченным набалдашником. Его двор состоял из профессиональных «девственниц» и педерастов жанра мальчиков - парикмахеров. Он скоро поднялся, объявил, что собирается идти спать, поскольку «Гала не любит, когда я ложусь поздно», уточнив, впрочем, что мы можем остаться и что мы сегодня в числе его приглашённых. Людовик XIV и ещё одна юная особа поднялись следом за ним.
Остановившись передо мной, он опять удостоил меня чем-то вроде поцелуя руки и спросил, смогу ли я пообедать с ним завтра. Не дожидаясь моего ответа, он добавил:
— Приходите с вашим другом. Я буду ждать вас у «Лассера» (6), вы знаете это место? Тогда ровно в час.
из книги Аманды Лир - Дали глазами Аманды _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(1) в особенности де Кирико и Магриттом - Рене Франсуа Гислан Магритт бельгийский художник-сюрреалист. Известен как автор остроумных и вместе с тем поэтически загадочных картин. Магритт в своём творчестве находился под сильным влиянием Джорджо де Кирико, итальянского художника, крупнейшего представителя метафизической живописи, предшественника сюрреализма. Ведущей темой творчества Джорджо де Кирико было обнажение вещей, дабы показать зрителю тех демонических сущностей, которые скрывались за ними.
(2) Однако в Галерее Тейт - Современная галерея Тейт — лондонская галерея модернистского и современного искусства, входит в группу галерей Тейт, в которых выставляется национальная коллекция британского искусства с 1500 года по сегодняшний день. В галерее находится коллекция произведений мирового искусства, созданных с 1900 года.
(3) переданных музею Эдвардом Джеймсом - Эдвард Джеймс Олмос, американский актёр, режиссёр, продюсер, певец и общественный деятель. Лауреат премий «Эмми», «Золотой глобус» и «Сатурн».
(4) , что Диоскуры - В древнегреческой и древнеримской мифологиях братья-близнецы Кастор (Κάστωρ «бобр», лат. Castor) и Полидевк (Πολυδεύκης, лат. Pollux [Поллукс]), дети Леды от двоих отцов — Зевса и Тиндарея. На протяжении своей жизни совершили ряд подвигов. Участвовали в походе аргонавтов, калидонской охоте, возвратили свою похищенную сестру Елену. После смерти в бою Кастора Полидевк взмолился о том, чтобы его воссоединили с братом. В награду за столь искреннюю братскую любовь Зевс поместил образ Диоскуров на небо в созвездие Близнецы.
(5) в Нью-Йорке с Гретой Гарбо - Грета Гарбо, шведская и американская актриса. В 1955 году получила почётную премию «Оскар» за выдающийся вклад в развитие киноискусства.
(6) Я буду ждать вас у «Лассера» - Lasserre, Ресторан, расположенный в квартале Елисейских полей в 8 округе Парижа, Франция.
Позавтракать можно в клубе, А можно и прямо здесь... Покорный, позорный Гумберт! - Умри! Ну зачем ты есть?!
Не видишь - я просто бэби, Детёныш, зовущий мать. Не надо мне модных кепи И маечек покупать!
Не надо меня в артистки, Не надо меня на корт! Прошу тебя: по-английски Уйди, упади за борт!
Растай, как в воде таблетка, Бесследно - исчезни - весь! "- Ну что ты, Лолита, детка?" "Я - Долли!! Долорес Гейз!!!
Стихи о Лолите (Избранное) Автор: Петра Калугина
То есть, уважаемый читатель, продолжая тему, которую мы подняли в ветке "Novels: Серебряная Княжна / Директория "Нептун", добавим её следующим пассажем.
Мужчина, вступающий в отношения с девушкой значительно младше себя. Мужчина, делающий из своей жизни съёмочную площадку для очередного ремейка на тему "Девочка ищет отца", должен осознавать свою глубоко вторичную роль в этой мистерии. Он просто персонаж. Да, может он персонаж играющий роль бога. Но бога понимаемого сугубо в античном смысле. Как бога/богов над которыми также царствует Фатум режиссёра. Помощника этого режиссёра. Пигмалиона, но с маленькой буквы "п".
Задача мужчины осознать контуры тех проекций, которые на него транслируется бессознательным Молодой и Прекрасной. А осознав придать этим контурам объём, звучание и цвет. Задача эта трудна и многопланова. Но так заветная мечта любого настоящего артиста сыграть Гамлета. Да? To be, or not to be. И всё такое. Нет, конечно можно демонстрировать себе и миру, как эдакого неунывающего 25 -летнего молодца в теле 55/65/75/85/95 летнего мужчины. Просто это будут тогда другие пьесы и другие фильмы. Может тоже по своему интересные. Но несущие в себе решения Аксиомы Марии. Или, перефразируя Арсения Тарковского, статус своей прожитой жизни, в свой полседний час, можно смело выразить следующей фразой - "Я не из тех, кто выбирает сети - когда идёт бессмертье косяком.