На уголке солёных губ
Губы солёные от безысходной тоски,
Плечи скучают без ласки доверчивых рук.
В тучи ныряет страну покидающий клин,
Крики прощальные душу отчаянно рвут.
Клавиша верхнего до западает опять,
Пальцы устало по нотам печаль выдают.
Память упрямо зовёт по росе погулять
В заросли лета, где зори от счастья поют.
Только судьба расписала мечту на свой лад,
И отложила крещендо любви на потом …
Мысли никак не уймутся… Бесстыдно грешат …
И не укрыться от них ни плащом, ни зонтом.
Клён, словно парус, алеет в прозрачном саду,
Не приглашает скамейка присесть, вся в слезах.
Ветер костёр дум горячих учтиво задул,
Вальс листопада… Туман одевает вокзал
Губы солёные ...
Автор: Птица Гала
Уходя всё дальше от пирса, я миную разноимённые пляжи, территории пансионатов, пляжные кафе. Я ищу уединения и тишины, в которой можно было бы услышать шум волн.
Место, где я наконец останавливаюсь, и пляжем-то назвать нельзя: заросшие высокой травой растрескавшиеся плиты, останки советских турников и горок, и песок здесь вовсе не белый и рыхлый – он больше похож на утоптанную глину.
У кромки воды беспрепятственно разлагаются никем не убираемые водоросли и вразвалочку ходят толстые чайки, похожие на наглых крикливых торговцев чем-нибудь.
Но надо просто смотреть вдаль – туда, где перекатываются синие девственные волны, где розовое закатное небо медленно рассекает одинокая чайка, и крик её режет слух какой-то особой тоской, прекрасной в своей резкой не гармоничности, - словно обезумевший от горя скрипач рвёт душу, дико и неистово водя страстным смычком по завывающим струнам.
И хочется качаться в такт волнам, хочется забыть обо всём на свете и превратиться в морскую пену на закате солнца, как в одной очень грустной и красивой сказке.
Солёный ветер приносит ту самую вожделенную музыку волн, запутывается в волосах и тянет куда-то назад, в руины прошлого светлого будущего. Я оборачиваюсь и только сейчас замечаю, что в мире есть ещё один человек. Он рисует. Я медленно иду по остывающему песку и думаю, не будет ли слишком невежливо с моей стороны вот так подойти к незнакомцу, к тому же весьма увлечённому собственным делом.
Ему на вид не больше восемнадцати, рыжеватые волосы треплет тёплый ветер, кисть за ухом, возле нижней губы след краски. Извинившись и спросив разрешения, заглядываю на картину. Нет, пока только эскиз. Довольно неплохая акварель, закат на море – что может быть изящней и прозаичней? Вслух я этого не говорю, разумеется. Так мы познакомились. Но я достаточно ценю свободу и уединение, чтобы навязывать кому бы то ни было своё общество. Вскоре я ухожу, чтобы проделать весь путь от запустения и чистоты в тщательно прибранную человекодавку.
Весь следующий день не могу отделаться от мысли, что тот парень тоже искал одиночества, и стоит только зажмуриться, у меня перед глазами возникает его образ: такой отрешённый и свободный – от условностей и общей парадигмы мышления.
И вот на закате я снова иду на пустынный пляж. Я сажусь с ним рядом, прямо на холодный твёрдый песок, и молча смотрю, как он рисует. Лёгкие движения, лёгкие краски, прозрачность и завершенность мира. И неправда, что у всех художников обязательно должны быть тонкие пальцы с удлинёнными ногтями. Коротко обстриженные ногти в форме трапеций, розовые кончики пальцев. Мелькает мысль, что если к ним прикоснуться, они будут тёплыми и очень мягкими.
На бронзовой от загара коже волоски кажутся совсем золотыми, и хочется пересчитать веснушки на его переносице. Когда садится солнце, он убирает краски и кисти и молча уходит.
И каждый вечер ноги неизменно приносили меня туда, где был он. Мы почти не разговаривали, но отчего-то молчать рядом с ним было очень уютно. Мне нравилось наблюдать за его руками – как неспешно и уверенно они двигались, оставляя невесомые линии на бумаге. У него была забавная привычка покусывать нижнюю губу, а мне почему-то представлялось, что от частого пребывания на берегу моря губы его непременно должны быть солёными. И совершенно неописуемым становился взгляд его светлых глаз, когда он подолгу рассматривал набегающие на берег волны.
А потом на его картине появился человек. Он изобразил меня так, как увидел впервые: я стою у самой кромки воды, в задумчивости обхватив себя руками, и гляжу куда-то в ещё не оформленную природой даль. Не могу назвать его гениальным художником, да и сюжет был до неприличия избитым, но было в нём что-то такое непосредственное, его простота и искренность подкупали, за них ему хотелось простить любое несовершенство техники.
Однажды вечером он не ушёл сразу после заката, а, сложив все свои принадлежности, остался сидеть со мной. И, несмотря на то, что быстро холодало, мне было очень жарко.
Он сидел так близко, до его локтя было всего несколько сантиметров, но мне бы никогда не хватило смелости их преодолеть. Этого юношу хотелось оберегать, а не подвергать тем же сомнениям и мучениям, которым когда-то подвергли меня. Меня сводило с ума желание просто прикоснуться к его пальцам, мне хотелось до головокружения вдыхать его аромат, выхватывая эту тонкую струйку из пьянящего водопада морского ветра.
А когда совсем стемнело, он не отказался от предложенной ветровки. Я до сих пор чувствую дрожь, которая охватила меня в тот момент, когда моя рука коснулась его. Он тоже вздрогнул, было заметно, как он волнуется и часто дышит.
Он признался, что раньше у него не было ни с кем отношений. Он смущённо извинялся за то, что совсем не знает, как себя вести, а у меня шла кругом голова и радостно и испуганно билось сердце… А в следующий момент, не в силах сопротивляться взаимному желанию, мы поцеловались.
Солёные. Они действительно были солёные. Мне казалось, что я падаю в бездну и тяну за собой этого неопытного парня – и мне было так мучительно жаль его, но остановиться уже не получилось бы...
Мы встретили рассвет вместе, он – невероятно счастливый, а я… Мы разошлись по домам, не договариваясь о следующей встрече: мы и так знали место и время, где и когда можно встретить друг друга…
Синее море (Отрывок)
Автор: Анна Козырина
