Старец
Моему Учителю и всем наставникам на Пути посвящается
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРЕДДВЕРИЕ
...Владимир изнывал от жары и нетерпения, барабаня пальцами по нагревшемуся рулевому колесу своего «Фольксвагена» и поминутно вглядываясь в боковое зеркало. Ну где же она? Как всегда, опаздывает. Ну вот, наконец!.. Мелькнула в зеркале пышная копна вьющихся черных волос, и тут же ураганом обрушилось желанно-долгожданное – запах духов, смешанный с ее запахом, усиленным жарой, дождь из поцелуев во все, что оказалось на линии фронта – лоб, щеки, висок, упругая мягкость ее тела в объятии напролом через окно – где там возиться с дверью...
Они работали вместе и встречались уже два месяца, и все равно каждая встреча была вот такой стремительной и свежей. Владимир не считал себя способным потерять голову от страсти, да и другие его тоже таким никогда бы не назвали. Но когда Ирина проходила мимо него по коридору совсем близко, вскользь задевая покачивающимся из стороны в сторону над загорелыми коленями подолом шелковой юбки, и глаза ее, улыбающиеся, откровенные, говорили: «Ух, как же нам обоим будет хорошо...», первозданное неистовство, поднимавшееся в нем, заставляло его думать, что он все же чего-то не знал о себе раньше. Да и другие тоже не знали.
*******
Владимир был единственным и горячо любимым ребенком, нежданным чудом родившимся у своих довольно пожилых родителей, когда те уже оставили надежду когда-либо иметь детей. Он мало походил на них – худощавый и длинноногий, необычно высокого роста, Владимир выглядел рядом с невысокими и крепко сбитыми родителями словно лебедь, случайно попавший в семейство домашних уток. В остальном же его внешность можно было назвать обычной, неприметной, хотя и не лишенной приятности – русоволосый, сероглазый, черты худого лица четко очерчены, как будто скульптор высек их из цельного гранита в агитационно-соцреалистическом порыве, и даже не слишком пытался отполировать и смягчить.
Сын стал смыслом жизни для матери и отца, и они дали ему всю любовь и заботу, на какую только были способны, перед тем как тихо, друг за другом, покинуть сей мир в год окончания Владимиром школы.
Погоревав, юноша покинул городок, где вырос, и переехал в большой город, влившись в ряды веселых студентов без гроша в кармане, но равно и без забот, живущих сегодняшним днем и радующихся простым вещам – когда ты сыт, в хорошей компании, а если повезет, еще и пьян, но главное – с волнующим ощущением, что вся жизнь впереди, и кажется - столько возможностей ждет тебя... где-то там, в нескончаемой неопределенности будущего.
В общем, Владимир был такой же, как все.
И на работе, расставшись со студенчеством, стал как все - до звезд дотянуться не пытался, но был надежен, толков и бесконфликтен.
К своему тридцатилетию Владимир благодаря этим достоинствам размеренно дослужился до управленца среднего звена, и в его жизни стало появляться нечто вроде благосостояния, когда существование перестает быть ежедневным сражением за самое необходимое, и можно чуть отпустить весла и оглядеться по сторонам – так, где ж это мы проплываем?
Оглядевшись, Владимир заметил давно маячившую на одном из берегов Ирину, которая попала к ним в отдел в качестве стажера несколько месяцев тому назад и явно подавала признаки заинтересованности в более тесном знакомстве.
Ирина любила всю противоположную половину человечества с энтузиазмом и последовательностью покорителя вершин. И это, в общем-то, все, что можно было о ней сказать. Природа создала свое щедрое дитя шикарно подходящей для ее миссии: невысокого роста, с упругими, округлыми формами, подчеркнутыми смуглой, ровной до блеска кожей, смешливыми бесстыдными глазами с искоркой, выразительно говорившими: «Просто сделай. Думать будешь потом». Владимир и не думал, большими глотками принимая все, что принесло по ходу жизни. К счастью, в отношениях с Ириной к фразе: «У тебя или у меня?» не нужно было много добавлять, а их тела понимали друг друга без слов куда как лучше.
И все бы хорошо и замечательно.... но, как было указано выше, Ирина была человеком миссии, а вокруг столько заманчивых вершин стояли непокоренными. Она любила любить – так, как это понимала, честно, без торга, отдавая все себя без остатка – тому, кто в данный момент изъявил желание эту щедрость получать.
А посему, как и следовало ожидать, пришло время, когда Владимир стал подозревать, что желание приобщиться к рогу изобилия выразил уже не только он, и нельзя сказать, что эта идея ему сильно понравилась. Скандалов и выяснений Владимир устраивать не стал, а тут, кстати, и время Ирининой стажировки подошло к концу, и все было как-то естественно замято.
Он пострадал некоторое время – не без этого, конечно - главным образом из-за сильной телесной зависимости. Хотя в мыслях Владимир довольно легко отпустил Ирину, она еще долго снилась ему, после чего оставалось чувство томительной неудовлетворенности и разочарования, что это был сон. Но и это прошло через несколько месяцев, когда растворилась телесная связь, и последние Иринины частицы ушли из его существа, не оставив следа.
Это просто наши танцы на грани весны...
*******
Помогла забыть ветреную подругу и случайная встреча со Светланой, тихой и незаметной одноклассницей Владимира, которая, как оказалось, переехала сюда из их небольшого городка после окончания школы, закончила филологический и выбрала стезю, идеально соответствующую ее натуре – она работала библиотекаршей. Светлана была из тех девочек в классе, которых через десять лет никто не может вспомнить по имени – ну эта, как ее.... в очочках такая, помнишь, в книжку уткнутая на задней парте?.. Она стеснялась своей слегка слоноподобной фигуры – при высоком росте, верхняя часть ее была заметно массивнее, чем было бы красиво – и поэтому всегда ходила, немного сутулясь, как бы стараясь казаться незаметнее. У нее не было друзей, поэтому никто о ней ничего не знал. За все школьные годы Владимир не перекинулся с ней и десятком слов, и каждый раз, когда подобие диалога случалось, Светлана заливалась краской от болезненного смущения, а ему становилось неловко.
Но сейчас, спустя столько лет, когда он встретил ее в момент горького разочарования, Светлана оказалась именно тем, что было нужно ему – другом, знакомым и надежным. Она изменилась к лучшему за эти годы, пухловатость ее канула в лету вместе с нелепыми очками, пушок белобрысых волос стал стильной прической цвета блонд со стальным оттенком, взгляд приобрел немного отрешенную серьезность, которая ей очень шла. Хотя, глядя Владимиру в глаза, Светлана заливалась краской, как в юности. Оказалось, что его тихоня-одноклассница не только умеет разговаривать, но и стала чрезвычайно интересным и внимательным собеседником.
Они встречались как друзья, и встречи эти были всегда одинаковы, а ожидания встреч - уютны этой предсказуемостью: она наливала чай или готовила ужин, он выговаривался, она серьезно и внимательно слушала, иногда вставляя удивлявшие его своей рассудительностью замечания или советы, которые оказывались именно тем, что он хотел услышать, осознанно или нет. Со Светланой можно было говорить обо всем, с ней было легко, спокойно и без драм – Владимир знал, что его всегда ждут, примут таким, как есть, что бы он ни сказал и ни сделал (или чего бы не сказал и не сделал).
Он удивлялся тому, как Светлана умела говорить правильные слова и делать правильные для него вещи в нужное время. Потом он понял, что это не было каким-то хитрым умением, но было возможным потому, что эта женщина была не только чрезвычайно умна, но всегда думала о нем в первую очередь, потом обо всем остальном в космосе, и благодаря этой совершенной настройке своего внимания никогда не ошибалась.
И пришел тот день, когда Владимир осознал, что Светлана – часть его жизни, и что такую женщину он, скорее всего, никогда больше не встретит, о чем, немного удивляясь сам себе, и сообщил ей. В тот вечер он впервые остался, к утру сделав ряд сногсшибательных открытий. Оказалось, что Светлана была тайно влюблена в него с первого класса, но страшно боялась даже заговорить с Владимиром, не то чтобы признаться в своих чувствах; что после школы она приехала поступать в тот же город, что и он, чтобы быть рядом незримой тенью, хотя и понимала, что надежды почти не было; что в ее жизни он был первым и единственным; и, наконец, что их «случайная» встреча после расставания с Ириной была совсем не случайной.
Ну и как, по-вашему, Владимир должен был поступить?
В полном взаимопонимании и согласии они со Светланой стали готовиться к свадьбе.
*******
И вот тогда появилась Лейна, чтобы с треском все разрушить.
...Случилось так, что старый школьный друг Владимира, уезжая за границу, по сходной цене уступил ему свою квартиру, которой Владимир решил обзавестись для новой семьи. Как было договорено между ними, все, что оставалось в квартире, также переходило Владимирy. Однако когда новый хозяин въехал в свое жилище, то обнаружил сюрприз – оказалось, что в квартире, помимо вещей, осталась девушка друга - без средств к существованию. Будучи в командировке за девятью морями, друг Владимира был подобран неплохо устроенной в жизни дамой и решил перебраться к ней, а девушка... ну, как-то она не вписывалась в новый расклад, согласитесь.
Ни работы, ни образования, ни родных у девушки не было. Ей совершенно некуда было идти, поэтому она осталась, дожидаясь приговора Владимира и безропотно наблюдая, куда вынесет кривая. Девушку звали Лейна, фамилия тоже была прибалтийская - единственное, что досталось им с матерью от давно бросившего их отца.
И, ох! эта девушка... она была убийственно красива - тевтонской, нездешней, чуть надменной красотой, от которой перехватывает дыхание и у мужчин, и у женщин – у первых от охватившей робости и восхищения, у вторых... ну, по разным причинам.
Безупречного сложения, с тонкими руками и женственными формами, с бесшумными, грациозными движениями – такая была эта Лейна. У нее были фиалковые глаза, цвет которых, сам по себе необычный, казался еще более ярким в контрасте с темными бровями-крыльями и каштановыми волосами, мягкими волнами касающимися ровной, как сливки, кожи лица.
Первое, что Владимир увидел, открывая дверь своей новой квартиры – эти глаза. Владимир застыл на пороге, едва не уронив чемоданы. Ему показалось, что он телом почувствовал пронизывающую силу синего огня из обрамления ресниц. В голове пронеслось идиотское: "Таких глаз у настоящих девушек... бывает?"
Задавать вопросы себе было глупо, потому что Владимир с досадой чувствал, как его уносит куда-то помимо воли, и что он попался, как подросток... но примешанным к досаде был какой-то манящий вкус сладкой погибели, как у очарованного мотылька, забывающего все по дороге к пламени, которое рано или поздно – спалит его, конечно. Но если бы мотылек умел говорить, он с радостью поведал бы, что удивлен, сколь малую цену назначило пламя за наслаждение слиться с ним: всего-то лишь - жизнь....
В миг позабыты были и планы женитьбы, и сама Светлана с ее преданностью и любовью... потому что в подлунном мире, как мы все хорошо понимаем, пения птиц не слышно за ревом несущейся лавины. Да и когда дружеское приятие могло тягаться сo страстью, опрокидывающей все на своем пути, начиная с самого слабого - голоса долга и разума?
Все, чего Владимир хотел с этого момента, каждый день и двадцать четыре часа в сутки - это пребывать в свете Ее глаз. Он еле высиживал положенные часы на работе - к которой полностью потерял интерес - чтобы поскорее вернуться к идолищу, на котором сошелся клином и свет, и все желания, и мечты. Владимир не заметил, как постепенно все прежние влечения, связи и привязанности потеряли свою жизненность и засохли, как лишенные питания ростки, и вся их сила перешла в одну - зато всепожирающую - зависимость.
Иногда он вспоминал о Светлане, и его мучила совесть из-за причиненных ей боли и страдания, но ему было стыдно даже от того, насколько редко это случалось, и каким бледным и безжизненным казалось теперь все, что было “не Она”. С момента того тяжелого разговора, когда, ненавидя себя, закрывая лицо рукой и запинаясь, Владимир объяснил побелевшей Светлане, почему придется отменить свадьбу, он ни разу больше не звонил бывшей невесте.
Какой был характер у Лейны? Иногда Владимиру казалось, что у нее вообще не было характера, но было что-то другое - то, что называют "натура". Ее сущность была похожа на оленя, который, поводя ушами, появляется утром из-за деревьев: чуткий, он прислушивается к звукам леса, и эти звуки, кроме него, никто не слышит. Олень стоит некоторое время неподвижно, нюхая утренний воздух, настраиваясь на волну леса, а потом двинется туда, куда лес его позовет. Ни размышления, ни сомнения его не беспокоят - он часть леса, а лес - часть него.
Чаще всего Лейна молчала, как тот олень, как будто вслушиваясь во что-то внутри или вовне, никому, кроме нее, не ведомое. Мир был ее лесом, и она без сопротивления следовала туда, куда ее выносила волна жизни. Словa «ум» или «глупость» были неприменимы к ее природе, их заменяла чуткость лесного обитателя, позволявшая ей использовать людей и события. Впрочем, о том, что она чувствовала, никто не знал: сама Лейна об этом не говорила, а если спрашивали, то отвечала что-то обычное, банальное и ничем не замечательное.
Она приняла Владимира с благодарностью, как существо спасения, принесенное волной жизни, и старалась окружить его заботой и удобством, по мере своих сил и понимания. Наверное, нет пары, где мужчина и женщина редко любят друг друга одинаково - как правило, один любит сильнее, а другой просто позволяет себя любить. Лейна позволяла. Так, как ее, Владимир не любил никого, никогда. В чувстве его, как ему казалось, было мало вожделения - оно было обожанием, преклонением. Ему нравилось проводить время в мечтах о том, как она станет его навсегда, какие красивые у них будут дети.
Они никогда не ссорились, потому что у Лейны не было - и не могло быть – мнений. Они вообще мало разговаривали: она этого не умела, а ему и так было хорошо. Ее присутствие вызывало у Владимира блаженное онемениe - он мог часами любоваться на свое божество, а когда не мог, то лицо еe все равно стояло перед глазами, живое, как наяву.
На попытку Владимира позвать Лейну замуж она ответила что-то вроде: «А куда спешить», и, хотя это расстроило Владимира, он смирился - ведь она и так была его, о чем еще было мечтать?
Однако счастью обладания рано или поздно приходит конец. Чаще всего оно просто умирает, завязнув в болоте привычки и будней. Но иногда счастье упархивает, как птица, оставляя человека наедине с осознанием своей неполноты и толкая, таким образом, через страдание и преодоление себя, к поиску полноты истинной.
*******
Счастье Владимира упорхнуло так же негаданно, как и нашло его.
Не прошло и года, как в один прекрасный день Лейна объявила ему, что его друг, а ее бывший парень, разошелся с иностранной женой и вызывает Лейну к себе. Он, оказывается, не может без нее жить, и все это время только и думал о своей бывшей девушке.
Владимиру этот день запомнился во всех подробностях, на всю жизнь. Психологи называют это «травмой», но разве ученое слово что-то облегчает в жестокости переживания, стоящего за сухим термином?
Придя с работы домой, он обнаружил радость своей жизни собирающей чемодан. Когда она сказала, что уезжает, и что это навсегда, и нет, она не передумает, ему показалось, что в правое подреберье ему вонзили нож - болью от страшного спазма.
О, Господи.
Сев на стул, Владимир согнулся пополам – внутри похолодело, как у покойника. На какой-то момент показалось, что он теперь и есть покойник - для чего жить?! Для кого? В будущем нависла череда темных, одинаково безликих, лишенных радости часов, дней и лет, которые ему предстоит прожить - без Нее, без красоты, без любви… Без надежды.
Выяснять отношения с Лейной было примерно то же самое, что выяснять их с оленем - волна жизни, прибившая девушку к Владимиру, так же неумолимо уносила ее в просторы других возможностей. Пришел новый день. Олень встряхнул ушами, втянул носом ветер и отправился туда, куда его на этот раз позвал лес. Ни обид, ни сомнений, ни сожалений о прошлом. Нет и страха перед будущим. Что тут поделаешь?
Ты любишь меня? – Володя, ну что ты допрашиваешь меня, ну конечно.
Но как же ты тогда можешь уехать к нему?! -- Его тоже люблю. Он без меня не проживет.
А я? Ты даже не задумалась обо мне? – голос срывается, предатель. --- Ты всегда будешь мне другом, Володя, я тебе очень благодарна за все. Просто он был раньше...
Мог ли он подумать, что слово «друг» станет таким ненавистным!
Лейна, мне хотелось... мне казалось, что у нас с тобой - навсегда... что будем жить, вот так, как сейчас, всегда, и у нас все будет.
В жизни, Володя, бывает совсем не так, как кажется.
Он даже не понял, она ли это сказала, или ему так показалось, но эта фраза была
последним, что он запомнил из прощального разговора.
Приехало такси, захлопнута дверь. Сиди, кусай губы от терзающей что-то тонкое внутри боли, рви на себе волосы или одежду, глуши рассудок чем-нибудь высокоградусным, прячась от мучительной череды дней, в каждый из которых ты будешь просыпаться с мыслью «Ее нет и не будет, и никто ее не заменит, никто»... или вой на Луну – волкам же помогает?... в общем, ни в чем себе не отказывай.
Я не помню, как петь, у меня не осталось слов...
*******
А выть Владимир не мог, темперамент не тот, хотя лучше бы выл. Он занемог. Под ребром поселился болезненный комок, который с того дня так и не смог разжаться. Состояние Владимира, несмотря на лекарства, ухудшалось, и никакие врачи и лекарства ничего не могли с этим поделать. Ему предложили сделать операцию, которую Владимир все оттягивал, из страха.
Болезнь как-то быстро дала понять, что в жизни было важным, а что нет. Он знал, что даже если преодолеет ее, никогда не будет прежним.
Жизнь с безответной страстью казалась невыносимо беспросветной, в ней образовалась зияющая пустота, раньше занятая если не мыслями о Ней, то ожиданием встречи, или воспоминаниями о том, что они делали вместе. Эти мысли за последний год стали основой всего, чем бы он ни занимался. Зарабатывание денег, продвижение на работе были для Нее – он представлял, как она будет радоваться и гордиться им.
Каждая маленькая мысль, как дорога в Рим, приводила к Ней. Теперь эти, протоптавшие колеи в его мозге, уже ненужные, но постоянно возвращающиеся мысленные маршруты приводили только к одному – к боли. Владимир не заметил, как за год, проведенный вместе с Ней, его представление о себе стало просто отражением в глазах любимой, и теперь, когда это зеркало отняли, отражение исчезло, и казалось, что не стало и его самого. То жалкое, что осталось, вызывало у него отвращение. Оказалось, что другого «его» просто никогда не было...
Как-то в момент особо сильного приступа тоски Владимир решил отвлечься, рассматривая новые модели спортивных автомобилей, которые когда-то вызывали восхищенное возбуждение, а проводить время в фантазиях о том, как было бы здорово их иметь, было, по меньшей мере, увлекательно. Однако на этот раз он ничего не чувствовал, кроме равнодушия и скуки, разглядывая картинки. Мир приобретений ничего не мог предложить взамен зияющей потери, ничто не радовало, как раньше.
И сегодня днем моя комната – клетка,
В которой нет тебя...
В зияющую пустоту, образовавшуюся в душе, вползали, перебирая липкими лапами, уныние, болезнь и страх смерти. Из-за постоянных болей он не мог есть почти ничего, а то немногое, что еще допускалось – обработанное, безвкусное и обезжиренное – проглатывал через силу, чтобы выжить. И раньше будучи довольно худощавым, теперь Владимир стал походить на тень.
Порой, в моменты ясности сознания, он видел, словно отрешенный наблюдатель, как идол, созданный им из любимой, разрастаясь, месяц за месяцем, поглощал желания и страсти Владимира, когда-то поделенные между разными соблазнами этого мира. Наконец, раздувшись в одну могучую зависимость, тиран попрал душу и тело Владимира, лишенные надежды чем-либо унять его ненасытность.
В первый раз в жизни Владимир пожалел о том, что не умеет молиться.
*******
Как все мы делаем, когда нам становится тяжело, Владимир вспомнил про ту, о ком не вспоминал в упоении счастья - бездумном, блаженном эгоизме. Несмотря на стыд и неловкость, он почему-то не сомневался – Светлана всегда откроет ему дверь, что бы ни случилось. Мы принимаем такую преданность за должное, считая своим правом, как любовь родителей - не задумываясь, не ценя.
Он позвонил Светлане. Трубку взял незнакомый мужчина, судя по голосу, немолодой. На вопрос слегка растерявшегося Владимира, дома ли Светлана, мужчина неприветливо буркнул, что-то вроде: «Кто ее спрашивает?» Владимир сказал, что бывший одноклассник. После периода шорохов и щелчков в трубке, он, наконец, услышал неизменно спокойный голос:
«Да, Володя?»
Спокойствие, Владимир прекрасно знал, было только внешнее.
«Я не знаю, как начать. Я виноват перед тобой, Света. Прости меня».
«Давно простила», - голос по-прежнему ровный.
«Все, что ты можешь сказать мне, Света, я приму – потому что ты будешь права.... Понимаешь, тут так все получилось...моя девушка уехала. Взяла и бросила меня, как только он позвал обратно. Света, мне действительно очень плохо, и у меня никого не осталось, кроме тебя. Пожалуйста, не клади трубку...»
Дыхание на другом конце линии. Молчание.
«Ты нужна мне. Я сильно заболел, врачи говорят об операции, и я, если честно, очень боюсь. Мне нужно увидеть тебя, Света. Если бы только ты смогла... Пожалуйста, я могу тебя увидеть?..»
«Володя, я вышла замуж год назад».
Еще одна тонкая нить внутри с болью оборвалась, и новым страшным спазмом все похолодело и сжалось в подреберье.
«Света... ты в самом деле его любишь?.. Я тебя знаю, этого не может быть. Однолюбы не меняются. Я могу все исправить... то есть, мы можем все исправить. Все сделать по-другому...»
«Мы с мужем ждем ребенка, Володя. Девочка. Уже совсем скоро». Все тот же спокойный голос, теперь отрешенный: «Тебе лучше не звонить больше».
В этот момент мужчина, по-видимому, что-то спросил, Светлана долго говорила, затем шорох и короткие гудки. Владимир перенабрал. Трубку взял муж Светланы. В голосе не было гнева, скорее усталость:
«Забудьте этот номер, молодой человек. Так нам всем будет спокойнее».
*******
Светлана написала ему в тот же день – короткий текст, с неизвестного номера:
«Вот адрес целителя-травника. Он выхаживает тяжелых, но лечит подолгу, и всего несколько человек в одно время. Имени не знаю, все зовут его Старцем. Когда-то он меня спас. Я предупредила его о тебе, об оплате не беспокойся. Возьми только самое необходимое, поживешь у него, пока не выздоровеешь. Не отвечай – номер чужой, буду узнавать о тебе у Старца. С Богом!» Далее шел адрес и объяснение, как доехать – целитель жил довольно далеко, за городом.
Владимир не ошибся – однолюбы не меняются...
Состояние его, между тем, становилось все хуже. Похоже, что время выбора пришло: согласиться на операцию или принять то, что сделала для него единственная в мире любящая его душа.... Владимир позвонил на работу, сказал, что берет бессрочный отпуск за свой счет, без объяснений. Присматривать за его жилищем было некому – но было как-то все равно, что со всем этим станет. Владимиру стало смешно, когда он обнаружил, что все «самое необходимое» человеку уместилось в одну дорожную сумку, с которой он и отправился в путь.
© Copyright: Ассалам
