Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Странные Сказки


Странные Сказки

Сообщений 411 страница 416 из 416

411

В золотых заплатах

В золотых заплатах - Культурная отсылка - Владимир Высоцкий. Стихотворение "Купола".

Не говори что я жесток.
Я не монах, я просто воин.
Напрасен слов твоих поток,
С врагом сразиться я достоин.

И пусть хозяйкой будет смерть.
Её объятья очень крепки.
Когда начнётся круговерть
Мой щит расколется на щепки.

В бою случиться может всё...
И страх, порою, сердце гложет.
Девиз, как знамя вознесём:
"Жизнь дорога, но Честь дороже!"

                                  Рыцарский обет (Перевод стихотворения Ричарда Лавлейса "To lucasta, going to the wars)
                                                                               Предоставлено: Серж Антонов

— Отпусти меня, вещая птица Сирин. Нет сил смотреть на гаснущие свечи. Сердце рвётся от стона матерей, что приходят ко мне за надеждой, а я отпускаю их со слезами да стенаниями.

Прости мне любопытство моё, да глупость юношескую. Не по моим плечам эта ноша. Сто дорог прошагал я дабы найти тебя. Четыре моря переплыл, в океане тонул. Проглотила меня рыба - кит, да прознав о пути моём выплюнула.

Плакал старик, прижимаясь к корням необъятного дуба, что держал на своих ветвях свод небесный.

Давно это было. Молодой дровосек уснул в лесу на мягком мху, убаюканный пением птиц. А проснулся, земля дрожит и стонет, деревья гнуться, гром, молнии. Словно океан перевернулся и изливает всю мощь свою на твердь земную.

Не устоял на ногах юноша, подхватило его потоком воды, да понесло прочь.

За себя не испугался, а вот голос на помощь зовущий сердце тронул. Завертел головой дровосек, увидал, дитя, что запуталось в травах высоких. А волны всё выше, всё злее, заливают дитя с головой. Того гляди потонет.

Вытащил из-за пояса топор юноша, всадил что есть силы в ближайшее дерево, подтянулся. Схватился за соседние ветви, переполз чуть ближе. Так и добрался до ребёнка, выпутал его из западни, а после и на твёрдую землю удалось встать.

Глядит, чудо в руках держит. Вроде как ребёнок, а вроде и птица. Лицо человеческое, глаза синие, губы алые, волосы спутанные, чёрной паутинкой голые плечи прикрывают. А всё, что ниже груди в перьях дивных, цвета вечернего неба.

Засмеялся ребёнок, словно колокольчики небесные зазвенели. И тут же стихла буря, прекратился дождь, ушла вода в землю и солнце из-за туч вышло.

Услышал дровосек шелест крыльев, обернулся и обомлел. Сидит в цветущем кустарнике птица Сирин. От головы до пояса — женщина несравненной красоты, от пояса же — птица.

Испугался юноша, вспомнил. Что деды сказывали «Кто послушает её голос, забывает обо всём на свете и умирает, причём нет сил, чтобы заставить его не слушать голос Сирин, и смерть для него в этот миг — истинное блаженство!»

Смотрит на него вещая птица Сирин, во власах корона огненными камнями переливается, а взгляд тоски полон.

Протянул ей юноша дитя волшебное, поклонился в пояс, а сам ни жив не мёртв. В душе тот шторм разыгрался, что только что вокруг него бушевал. И страх и восторг, и ужас, и счастье.

— Не бойся, смелый дровосек, — произнесла Сирин чарующим голосом, услышав который, понял юноша, что скажи ему она со скалы прыгнуть – прыгнет и разбившись счастлив будет, что ради неё умер.
— Ты дитя моё спас, проси взамен что хочешь. Камни самоцветные, жизнь долгую, деву красную.

Задумался дровосек. Заманчиво. Царём стать можно. На злате спать, на серебре есть, кушаком с драгоценными камнями подпоясываться. Но страшно.

Старики сказывали, что расплата за подарки диво - птицы велика: кто-то слеп, кто-то утрачивал способность разговаривать, а кто-то и вовсе лишался жизни.

А птица поёт - сказывает да обещает и власть над людьми дать, и язык зверей понимать и красоту рая показать. Думал - думал юноша, и решил, что ему знание сокрытое важнее.

Взмахнула Сирин своим пёстрым крылом, и очутился молодец в пещере, заполненной горящими свечами. Глядит, дивиться, гасятся свечи одна за другой, а кем не видно.

— Скажи мне, дивная птица Сирин, кто гасит пламя свечей?
— Не надобно тебе это знать. Подумай, действительно ли желаешь знание это получить?
— Обещала ты исполнить любое моё желание! Сдержи же слово своё волшебница!

В тот же миг тьма окружила дровосека плотным туманом. Понял юноша, что ослеп. Глазами не видит, а приближение смерти, как собака чует.

Люди из его деревни стали часто обращаться к слепцу за советом перед тем, как отправляться в путешествие, на охоту или иной промысел. А если его спрашивал, откуда он знает, что кто-то вскоре умрёт, дровосек отвечал, что видел того, кто гасит свечи.

Но нестерпима стала ноша знания, быстро согнулась спина, плечи, когда-то сильные, да широкие к земле потянулись. Взял в руки клюку рано постаревший юноша и пошёл по свету искать волшебную птицу, в надежде вернуть себе молодость и удаль молодецкую. Да повиниться в мальчишестве, в излишней самоуверенности.

Да кто ж знает, где живёт птица Сирин. Пока ходил, несколько пар железных сапог истоптал. А до острова посреди океана добрался. Стоит на том острове дуб. Корни из земли выходят, хоть дом под ними строй. В кроне звёзды ночуют. А между ними свила себе гнездо волшебная птица Сирин.

Красивая она полуженщина, полуптица. Глаза у неё как небо ясное. Кожа – как реки молочные, волосы как ночь темны, а голос нежнее и слаще мёда. Только нет в ней сострадания. Не чует она ни беды не радости. Беспристрастна к людям и чудесам земным.

Как не плакал старик, как не умолял, не тронул сердца волшебницы. Не растопил хлада прекрасных глаз. Так и остался на вечном острове под дубом жить. Слушать сладкие песни, да мудрость своим умом постигать.

                                                                                                                                                                     Сказ про птицу Сирин
                                                                                                                                                                      Автор: Вера Шахова

Странные Сказки

0

412

! Он будет целиться .. здесь !

Так долго лгала мне за картою карта,
Что я уж не мог опьяниться вином.
Холодные звёзды тревожного марта
Бледнели одна за другой за окном.

В холодном безумье, в тревожном азарте
Я чувствовал, будто игра эта — сон.
«Весь банк,- закричал, - покрываю я в карте!»
И карта убита, и я побеждён.

Я вышел на воздух. Рассветные тени
Бродили так нежно по нежным снегам.
Не помню я сам, как я пал на колени,
Мой крест золотой прижимая к губам.

«Стать вольным и чистым, как звёздное небо,
Твой посох принять, о, Сестра Нищета,
Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба,
Людей заклиная святыней креста!»

Мгновенье… и в зале весёлой и шумной
Все стихли и встали испуганно с мест,
Когда я вошёл, воспалённый, безумный,
И молча на карту поставил мой крест.

                                                                                         Крест
                                                                            Поэт: Николай Гумилёв

Глава. "Болезнь"

Когда Мари очнулась после глубокого забытья, она увидела, что лежит у себя в постельке, а сквозь замёрзшие окна в комнату светит яркое, искрящееся солнце.

У самой её постели сидел чужой человек, в котором она, однако, скоро узнала хирурга Вендельштерна. Он сказал вполголоса:

— Наконец-то она очнулась…

Тогда подошла мама и посмотрела на неё испуганным, пытливым взглядом.

— Ах, милая мамочка, — пролепетала Мари, — скажи: противные мыши убрались наконец и славный Щелкунчик спасён?

— Полно вздор болтать, милая Марихен! — возразила мать. — Ну на что мышам твой Щелкунчик? А вот ты, нехорошая девочка, до смерти напугала нас. Так всегда бывает, когда дети своевольничают и не слушаются родителей. Ты вчера до поздней ночи заигралась в куклы, потом задремала, и, верно, тебя напугала случайно прошмыгнувшая мышка: ведь вообще-то мышей у нас не водится. Словом, ты расшибла локтем стекло в шкафу и поранила себе руку. Хорошо ещё, что ты не порезала стеклом вену! Доктор Вендельштерн, который как раз сейчас вынимал у тебя из раны застрявшие там осколки, говорит, что ты на всю жизнь осталась бы калекой и могла бы даже истечь кровью. Слава богу, я проснулась в полночь, увидела, что тебя всё ещё нет в спальне, и пошла в гостиную. Ты без сознания лежала на полу у шкафа, вся в крови. Я сама со страху чуть не потеряла сознание. Ты лежала на полу, а вокруг были разбросаны оловянные солдатики Фрица, разные игрушки, поломанные куклы с сюрпризами и пряничные человечки. Щелкунчика ты держала в левой руке, из которой сочилась кровь, а неподалёку валялась твоя туфелька…

— Ах, мамочка, мамочка! — перебила её Мари. — Ведь это же были следы великой битвы между куклами и мышами! Оттого-то я так испугалась, что мыши хотели забрать в плен бедного Щелкунчика, командовавшего кукольным войском. Тогда я швырнула туфелькой в мышей, а что было дальше, не знаю.

Доктор Вендельштерн подмигнул матери, и та очень ласково стала уговаривать Мари:

— Полно, полно, милая моя детка, успокойся! Мыши все убежали, а Щелкунчик стоит за стеклом в шкафу, целый и невредимый.

Тут в спальню вошёл советник медицины и завёл долгий разговор с хирургом Вендельштерном, потом он пощупал у Мари пульс, и она слышала, что они говорили о горячке, вызванной раной.

Несколько дней ей пришлось лежать в постели и глотать лекарства, хотя, если не считать боли в локте, она почти не чувствовала недомогания.

Она знала, что милый Щелкунчик вышел из битвы целым и невредимым, и по временам ей как сквозь сон чудилось, будто он очень явственным, хотя и чрезвычайно печальным голосом говорит ей:

«Мари, прекрасная дама, многим я вам обязан, но вы можете сделать для меня ещё больше».

Мари тщетно раздумывала, что бы это могло быть, но ничего не приходило ей в голову.

Играть по-настоящему она не могла из-за больной руки, а если бралась за чтение или принималась перелистывать книжки с картинками, у неё в глазах рябило, так что приходилось отказываться от этого занятия.

Поэтому время тянулось для неё бесконечно долго, и Мари едва могла дождаться сумерек, когда мать садилась у её кроватки и читала и рассказывала всякие чудесные истории.

Вот и сейчас мать как раз кончила занимательную сказку про принца Факардина, как вдруг открылась дверь, и вошёл крёстный Дроссельмейер.

— Ну-ка, дайте мне поглядеть на нашу бедную раненую Мари, — сказал он.

Как только Мари увидела крёстного в обычном жёлтом сюртучке, у неё перед глазами со всей живостью всплыла та ночь, когда Щелкунчик потерпел поражение в битве с мышами, и она невольно крикнула старшему советнику суда:

— О крёстный, какой ты гадкий! Я отлично видела, как ты сидел на часах и свесил на них свои крылья, чтобы часы били потише и не спугнули мышей. Я отлично слышала, как ты позвал мышиного короля. Почему ты не поспешил на помощь Щелкунчику, почему ты не поспешил на помощь мне, гадкий крёстный? Во всём ты один виноват. Из-за тебя я порезала руку и теперь должна лежать больная в постели!

Мать в страхе спросила:

— Что с тобой, дорогая Мари?

Но крёстный скорчил странную мину и заговорил трескучим, монотонным голосом:

— Ходит маятник со скрипом. Меньше стука — вот в чём штука. Трик - и - трак! Всегда и впредь должен маятник скрипеть, песни петь. А когда пробьёт звонок: бим - и - бом! — подходит срок. Не пугайся, мой дружок. Бьют часы и в срок и кстати, на погибель мышьей рати, а потом слетит сова. Раз - и - два и раз - и - два! Бьют часы, коль срок им выпал. Ходит маятник со скрипом. Меньше стука — вот в чём штука. Тик - и - так и трик - и - трак!

Мари широко открытыми глазами уставилась на крёстного, потому что он казался совсем другим и гораздо более уродливым, чем обычно, а правой рукой он махал взад и вперёд, будто паяц, которого дёргают за верёвочку.

Она бы очень испугалась, если бы тут не было матери и если бы Фриц, прошмыгнувший в спальню, не прервал крёстного громким смехом.

— Ах, крёстный Дроссельмейер, — воскликнул Фриц, — сегодня ты опять такой потешный! Ты кривляешься совсем как мой паяц, которого я давно уже зашвырнул за печку.

Мать по-прежнему была очень серьёзна и сказала:

— Дорогой господин старший советник, это ведь действительно странная шутка. Что вы имеете в виду?
— Господи боже мой, разве вы позабыли мою любимую песенку часовщика? ответил Дроссельмейер, смеясь. — Я всегда пою её таким больным, как Мари.

И он быстро подсел к кровати и сказал:

— Не сердись, что я не выцарапал мышиному королю все четырнадцать глаз сразу, — этого нельзя было сделать. А зато я тебя сейчас порадую.

С этими словами старший советник суда полез в карман и осторожно вытащил оттуда — как вы думаете, дети, что? — Щелкунчика, которому он очень искусно вставил выпавшие зубки и вправил больную челюсть.

Мари вскрикнула от радости, а мать сказала, улыбаясь:

— Вот видишь, как заботится крёстный о твоём Щелкунчике…
— А всё - таки сознайся, Мари, — перебил крёстный госпожу Штальбаум, ведь Щелкунчик не очень складный и непригож собой. Если тебе хочется послушать, я охотно расскажу, как такое уродство появилось в его семье и стало там наследственным. А может быть, ты уже знаешь сказку о принцессе Пирлипат, ведьме Мышильде и искусном часовщике?

— Послушай-ка, крёстный! — вмешался в разговор Фриц. — Что верно, то верно: ты отлично вставил зубы Щелкунчику, и челюсть тоже уже не шатается. Но почему у него нет сабли? Почему ты не повязал ему саблю?
— Ну ты, неугомонный, — проворчал старший советник суда, — никак на тебя не угодишь! Сабля Щелкунчика меня не касается. Я вылечил его — пусть сам раздобывает себе саблю где хочет.

— Правильно! — воскликнул Фриц. — Если он храбрый малый, то раздобудет себе оружие.
— Итак, Мари, — продолжал крёстный, — скажи, знаешь ли ты сказку о принцессе Пирлипат?

— Ах, нет! — ответила Мари. — Расскажи, милый крёстный, расскажи!
— Надеюсь, дорогой господин Дроссельмейер, — сказала мама, — что на этот раз вы расскажете не такую страшную сказку, как обычно.

— Ну, конечно, дорогая госпожа Штальбаум, — ответил Дроссельмейер. Напротив, то, что я буду иметь честь изложить вам, очень занятно.
— Ах, расскажи, расскажи, милый крёстный! — закричали дети.

И старший советник суда начал так:

                                        из рождественской  повести - сказки Эрнста Теодора Амадея Гофмана - «Щелкунчик и Мышиный король»

В Царстве Морфея

0

413

Доклад о заоблачных далях

Заоблачные дали,
манящий небосвод,
таинственные дали
влекут из года в год.

На небо хочется взлететь
и на планету посмотреть.

Заоблачные дали,
где птицы не летали.
А ангелы шептали,
чтоб к ним мы прилетали.

Небо! Манящая высь!
Вот лесенка. Так поднимись!
Тут взмахнула я руками
и оказалась я над облаками.

Лечу высоко, далеко,
а мне просторно и легко
в небесной вышине,
в приятной тишине.

Рядом ангелы плывут,
в сказку все меня зовут.
Комфорт и нега, и покой!
Раздался тут звонок. Постой!

Очнулась и глаза открыла.
И явь туда мне дверь закрыла.
Остались и блаженство, и истома.
А была я там, где всё знакомо,
где хорошо, мне все рады!
И думать о проблемах мне не надо!
н

Заоблачные дали,
манящий небосвод,
таинственные дали
влекут из года в год!

                                                         Заоблачные дали
                                                   Автор: Нина Егодурова

Странные Сказки

Жила - была в Азбуке буква З. Она была зелёного цвета, очень завистливая, занудная и злая. Она была со всеми знакома, всё обо всех знала, любила заглядывать в чужие окна и завязывать споры и скандалы.

Она считала себя заглавной буквой и знатного происхождения, поэтому постоянно была загружена заботами и заседала на разных заседаниях.

Буква З заискивала перед теми, кто был главнее её (стоял в Азбуке перед ней), и задавалась перед остальными буквами, стоящими после неё.

Правда, она немного стеснялась заноситься перед «сонорными» или звучными согласными – Л, М, Н и Р.

Если она участвовала в приставках, оканчивающихся на букву З, то вставала на своё место, если за этой приставкой стояли звонкие согласные: Б, В, Г, Д, Ж – именно первые буквы в алфавите, главные, как она считала, так как и сама к ним относилась.

Например, в словах:

раЗБитый, раЗВаленный, раЗГовор, беЗЗаботный – пишется буква З.

А если после приставки с буквой З после неё стояли глухие согласные, которые находились во второй половине алфавита, то вместо себя она заставляла вставать в слова букву С, и та соглашалась, как, например, в словах:

раССматривать, раСЧертить, беСКонечный.

К буквам стоящим в азбуке после неё, буква З относилась пренебрежительно и постоянно всех обзывала:

И – изверг
Я – Язва

Про букву П говорила, что она давно заподозрила, что он – закоренелый злодей, что он замышляет законопреступление, замечательно замаскировался и задумывает, как бы забраться в закрома Родины.

Про Х она говорила, что он любит «заложить за воротник» и его пора закодировать от пьянства.

- Какие вы заземлённые, даже заплесневевшие! – говорила она обычно, обращаясь ко всем буквам.- Я просто задыхаюсь в этой атмосфере!

А они её считали «задавакой» и «задирой».

Буква З старалась быть загадочной и заманчивой, но выглядела довольно заурядно: завивка на голове и золотые зубы.

Она пыталась кого - нибудь заманить и закольцевать – выйти замуж. Она зачастую запрокидывала голову и звонко и заразительно хохотала, но все буквы относились к ней настороженно.

- Она не то что хлеб замесить, замариновать или засолить ничего не захочет, но голодом заморит или самого заживо загрызет, - говорил про неё В. – Зачем мне такая жена?
- Да уж! – вздыхал Д. – Даром, что она такая заметная, да доброго слова от неё не дождёшься!..

И никто не знал, чем занимается буква З по вечерам. А она запирала двери, задёргивала шторы на окнах, зажигала свет и засиживалась за полночь, стараясь зарифмовать свои задумки.

Когда стихи заполнили всю тетрадь, заготовленную ею для записей, ей захотелось, что бы хоть кто-то заслушал их. Она сделала заявку, что собирается выступить с захватывающим докладом.

- Знаем мы её замашки, - говорили многие буквы, но на очередном заседании согласились заслушать её и были заворожены замечательными, захватывающими за душу словами.

А как изменилась сама буква З! Как засверкали её глаза, как зарозовели щёки, она даже засветилась от захватившего её восторга, и, глядя на неё, все заразились этим задором, и всем захотелось встать и всем вместе, забросив все дела, замаршировать к заоблачным далям и загадочным землям!

Своими стихами она заряжала всех энергией и радостью!

У буквы Р даже очки запотели и она зарыдала от того, что буква З зарывает в землю свой талант, а та засмущалась, зарумянилась от неожиданной, но заслуженной похвалы и даже заробела.

Буква Х сказал, что такой талант хотелось бы заспиртовать и хранить в холодильнике, чтобы не закис. Все засмеялись, буква З хотела было заспорить, но задумалась и затихла. Все замерли, заинтригованные её поведением.

Буква С, которая исполняла обязанности секретаря, призналась, что заслушавшись она не успела застенографировать выступление буквы З.

Все зашумели: кто-то защищал букву С, а кто-то пытался заставить букву З повторить свои стихи, чтобы все смогли записать их, но буква З почему-то застеснялась, куда-то засобиралась, заспешила...

Были высказаны незначительные замечания, но все заметили, как за эти несколько минут буква З зарекомендовала себя с новой, но замечательной стороны. Многие буквы сразу зауважали её.

Через некоторое время все удивились, что буква Х начал захаживать к ней в гости, и она уже не захлопывала перед ними свои двери. Иногда она забывалась и начинала заговариваться, тогда Х холодно останавливал её:

- Опять захвасталась!... – и З застыдившись, замолкала.
- Нельзя её захваливать, а то она загордится и может захворать! - говорил он всем.

После этого знаменательного выступления буква З так изменилась, что некоторые буквы стали завидовать ей:

- У меня давление зашкаливает, когда я заслышу, как она зашвырнула свои замашки, - зашептала буква Ш. – Была такая зашибленная, зашифрованная, а теперь зашумела!...

Буква Щ её защищала:

- Зато как она защебетала, как защеголяла, словно защёлка в ней открылась. Глянешь на неё – и сердце защемит!

Итог всем высказываниям подвела буква А:

- А впрочем, буква З – молодец! Проще всего затоптать талант, задавить его в зародыше, и гораздо труднее заставиться себя заботиться о нём, забывая о сне и отдыхе. Попытаться выпустить из заточения те замечательные слова и мысли, что застряли у тебя в голове, затем занести их на бумагу и зажечь сердца своих заочных собеседников, затронуть их души, заставить задуматься, чтобы им захотелось завтра же изменить что-то. Замечательно было бы, чтобы слова твои не просто звали вперёд, а запомнились надолго.

Вот так завершилась эта занимательная история про букву З. Но она все равно продолжала уважать буквы, стоящие в Азбуке впереди неё.

                                                                                                                                                                     Сказка про букву З
                                                                                                                                  Источник: Яндекс Дзен - «Жили-были сказки от бабы Мани»

Странные Сказки

0

414

Сказка со дна кастрюльки

Пахнет остро так счастьем и горем,
Утра свежестью, влагою моря...
Пахнет тихим отчаяньем, мУкой,
Встречей радостной, горькой разлукой...
Пахнет изморось инеем прошлым,
Драмой жизни – трагичной и пошлой...
Запах тот же, что в старом аббатстве,–
С чем так сложно и жить, и расстаться...
Там пути мои – раны, да с солью,
Там мечты обратились лишь болью.
Там и крик петуха  был не в сладость,
А бамбук шелестел: прощай, радость...
Запах прошлого душу тревожит,
А Возница судьбы пОднял вожжи...

                                                                         Запахи прошлого
                                                               Автор: Людмила Кулагина

Тема

Глава 2 (отрывок)

Рано утром, в четверть восьмого, я стоял на кухне и взбивал вилкой омлет в старой эмалированной кастрюльке. Опыт, приобретённый ещё давным - давно, в маленькой однокомнатной квартире, позволял это делать практически беззвучно, я лишь один раз брякнул вилкой о дно кастрюльки.

Взбивая омлет, я пытался вспомнить, откуда у нас эта кастрюлька с облупившейся кое - где эмалью и жизнерадостными жёлтыми утятами на боку. Это ведь не Светланино приданое. Я в этой кастрюльке готовил ещё в студенчестве. И она была не новая, мне её мама дала, когда снимал первую квартиру…

Да ей же лет пятьдесят как минимум… А то и больше. Эта кастрюлька помнит СССР и товарища Брежнева. Я, можно сказать, не помню, а она – вполне. А может, и Хрущёва? И Карибский кризис? И Великую Отечественную…

Нет, это я загибаю. Не может быть.

Однако удержаться было уже невозможно! Я посмотрел на кастрюльку сквозь Сумрак. Содержимое укоризненно отсвечивало желтоватыми отблесками, напоминая, что и яйца, и молоко – продукты животного происхождения. Ну извините, невылупившиеся цыплята и обделённые молоком телята, мы, люди, – хищники…

Я отвлёкся от ауры пищи и попытался прочесть ауру кастрюльки. Это штука сложная, пожалуй, Иному второго - третьего уровня в принципе недоступная…

У меня получилось. Недостаток опыта я скомпенсировал Силой, бухнув в память металла столько энергии, сколько когда-то тратил за неделю.

Из этой кастрюльки ели. Много и вкусно, как говорится. В ней почему-то (из-за весёленького утёнка на эмали?) много готовили детям. В том числе и мне.

А сделали её не в годы войны, конечно, но в самом начале пятидесятых. И в переплавленном металле было железо разбитых танков, там до сих пор полыхало что-то чёрно - оранжевое, дымное, ревело и тряслось, плавилось и стонало…

Как хорошо, что ауру вещей не видят не только люди, но и большинство Иных…

– Папа?

Я поднял глаза. Надя стояла в дверях кухни, с любопытством смотрела на меня. Судя по школьной форме (она учится в лицее, там с этим строго), она собиралась на занятия.

– Что, доча? – спросил я. Попытался размешивать омлет дальше, но вилка почему-то не двигалась.
– Ты что делаешь? Так полыхнуло, я думала, ты портал открываешь.
– Я готовлю омлет, – сказал я.

Надя демонстративно втянула носом воздух.

– По-моему, ты его уже приготовил. И он подгорел.

Я посмотрел в кастрюльку:

– Да, есть немного.

Несколько мгновений дочь улыбалась, глядя на меня. Потом посерьёзнела.

– Папа, что-то случилось?
– Нет. Хотел прочитать историю кастрюльки. Переборщил с Силой.
– А так – всё в порядке?

Я вздохнул. Пытаться что-то скрыть от Нади было бесполезно. Лет с семи, пожалуй.

– Ну, не совсем. Я волнуюсь из-за этой вампирши… Постой, ты куда собралась?
– В школу. Ну я пошла, да?
– Мама ещё в душе! Подожди!

Надя занервничала.

– Ну пап! Мне пройти три двора! Мне пятнадцать лет!
– Не три, а четыре. Не пятнадцать, а четырнадцать с небольшим.
– Я округляю!
– Не в ту сторону.

Надя топнула ногой.

– Пап! Ну прекрати! Я – Абсолютная…
– Абсолютная кто? – поинтересовался я.
– Волшебница, – буркнула Надя. Разумеется, она понимала, что этот спор ей не выиграть.
– Вот и хорошо, что волшебница, а не дура. Ты можешь быть безгранично сильной, но обычный камень, которым тебя ударят со спины…
– Папа!
– Или обычный вампирский зов, когда ты не будешь к этому готова…

Надя молча подошла ко мне, отобрала кастрюльку. Села за стол и стала есть вилкой, служившей для размешивания.

– Надя, я не самодур, – сказал я. – Подожди маму. Или пойдём, я тебя провожу.
– Пап, когда я иду по улице, за мной следят трое Иных.
– Двое, – поправил я. – От Ночного и от Дневного Дозоров.
– И третий – от Инквизиции. У него артефакт мощный, ты его не замечаешь.

Вот оно как…

– Ну разве они допустят, чтобы на их драгоценную Абсолютную волшебницу напала сбрендившая вампирша?
– Я всё понимаю, – согласился я.
– Папа, на мне семь амулетов! Из них три особо заточены против вампиров!
– Знаю.

Надя вздохнула и принялась ковырять омлет. Пробормотала:

– Соли мало.
– Соль вредна для здоровья.
– И подгорел.
– Активированный уголь полезен для здоровья.

Надя прыснула. Отставила кастрюльку.

– Ладно, сдаюсь. Пусть мама меня проводит… только никому не показывается. Если в классе увидят, что меня родители до школы провожают…
– Тебя волнует их мнение? – спросил я, доставая сковородку. Мудрить с омлетом уже не хотелось. Сделаю глазунью…
– Да!
– Это хорошо, – сказал я. – Многие Иные, которые осознали себя в детстве, очень быстро перестают обращать внимание на людей. Хорошо, что ты не такая…
– Папа, а та девочка, которую покусали последней…
– Ну?
– Она сама попросила стереть ей память?

Я кивнул. Разбил яйцо над сковородкой.

– Сама. Умная девочка. Даже если бы она упросила нас оставить ей воспоминания, ей было бы тяжело с ними жить.
– Наверное, – согласилась Надя. – Но я бы не смогла. Это как убить себя.
– Какая у меня умная дочь…
– Вся в жену, – сказала Светлана, входя. – Вы тут не ссоритесь?
– Нет! – хором ответили мы с Надей.
– Какие-то… остаточные энергии… – Светлана неопределённо повела рукой.
– Это папа готовил омлет, – сказала Надя и хихикнула.

                                                                                           из романа писателя - фантаста Сергея Лукьяненко - «Шестой Дозор»

Странные Сказки

0

415

Сказка к вечернему чаю

Ложка рот кормит.
Бабушка Стана выложила их на стол.
Слова
сыпались по столу,
как кукурузные зёрна.
Эта ложка тебе, а эта — тебе, а тебе — вот эта, а эта —
                                                опять тебе, и эта, и эта, и эта…

Лопалась тишина,
как перелатанные обноски…
На стене — паук - косиножка, чёрный монах,
у него особая роль:
отвести от дома погибель
или
неурочного гостя…
Ложки переходили в руки невесток — новых хозяек,
                                  отведавших за столом только хлеба
                                                                        из кислого теста.

Я знал, что это — не просто делёж, а уход
в другие дома, которым ещё предстояло
отпочковаться от этого.
Ложки —
ноги ползущего паука.
Уходящие ноги.
Главный нож остаётся здесь.
Вилки — за ложками.
Малые ножики — тоже.
А ночь идёт своим чередом, дед продолжает раздел,
слышатся звуки ночные…

                                                                                       Ложки из стихотворного цикла «Домашняя утварь»
                                                                                                            Поэт: Здравко Кецман

Странные Сказки

Жил - был купец, такой богач, что мог бы вымостить серебряными деньгами целую улицу, да ещё переулок в придачу; этого, однако, он не делал, — он знал, куда девать деньги, и уж если расходовал шиллинг, то наживал целый талер.

Так вот какой был купец! Но вот, он умер, и все денежки достались его сыну.

Весело зажил сын купца: каждую ночь — в маскараде, пускал змеев из кредитных бумажек, а круги по воде вместо камешков червонцами.

Не мудрено, что денежки прошли у него между пальцев, и под конец из всего наследства осталось только четыре шиллинга, а из платья — старый халат да пара туфель.

Друзья и знать его больше не хотели, — им, ведь, даже неловко было теперь показаться с ним на улице — но один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук с советом: укладываться! Отлично; одно горе — нечего ему было укладывать; он взял, да и уселся в сундук сам!

А сундук-то был не простой. Стоило нажать замок — и сундук взвивался в воздух.

Купеческий сын так и сделал. Фьють! — сундук вылетел с ним в трубу и понёсся высоко - высоко, под самыми облаками — только дно потрескивало!

Купеческий сын поэтому крепко побаивался, что вот - вот сундук разлетится вдребезги; славный прыжок пришлось бы тогда совершить ему! Боже упаси!

Но вот, он прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу в кучу сухих листьев, а сам отправился в город, — тут ему нечего было стесняться своего наряда: в Турции все, ведь, ходят в халатах и туфлях. На улице встретилась ему кормилица с ребёнком, и он сказал ей:

— Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за большой дворец тут, у самого города, ещё окна так высоко от земли?
— Тут живёт принцесса! — сказала кормилица. — Ей предсказано, что она будет несчастной, по милости своего жениха; вот к ней и не смеет являться никто, иначе как в присутствии самих короля с королевой.
— Спасибо! — сказал купеческий сын, пошёл обратно в лес, уселся в свой сундук, прилетел прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.

Принцесса спала на диване, и была так хороша собою, что он не мог не поцеловать её. Она проснулась и очень испугалась, но купеческий сын сказал, что он — турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и ей это очень понравилось.

Они уселись рядышком, и он стал рассказывать ей сказки об её глазах: это были два чудных, тёмных озера, в которых плавали русалочки - мысли — о её белом лбе: это была снежная гора, скрывавшая в себе чудные покои и картины; наконец, об аистах, которые приносят людям крошечных, миленьких деток.

Да, чудесные были сказки! А потом он посватался за принцессу, и она согласилась.

— Но вы должны прийти сюда в субботу! — сказала она ему. — Ко мне придут на чашку чая король с королевой! Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, но вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше, — мои родители очень любят сказки. Но мамаша любит слушать что - нибудь поучительное и серьёзное, а папаша — весёлое, чтобы можно было посмеяться.
— Я и не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки! — сказал купеческий сын. С тем они и расстались; зато сама принцесса подарила ему на прощании саблю, всю выложенную червонцами, а их-то ему и не доставало.

Сейчас же полетел он, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку; надо, ведь, было сочинить её к субботе, а это не так-то просто, как кажется.

Но вот, сказка была готова, и настала суббота.

Король, королева и весь двор собрались к принцессе на чашку чая. Купеческого сына приняли, как нельзя лучше.

— Ну-ка, расскажите нам сказку! — сказала королева. — Только что - нибудь серьёзное, поучительное.
— Но чтобы и посмеяться можно было! — прибавил король.
— Хорошо! — отвечал купеческий сын и стал рассказывать.

Слушайте же хорошенько!

— Жила-была пачка серных спичек, очень гордых своим высоким происхождением: глава их семьи, то есть сосна, была одним из самых крупных и старейших деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огни́вом и старым железным котелком и рассказывали соседям о своём детстве.

— Да, хорошо нам жилось, когда мы были ещё зелёными веточками! — говорили они. — Каждое утро и каждый вечер у нас был бриллиантовый чай — роса, день-деньской светило на нас, в ясные дни, солнышко, а птички должны были рассказывать нам сказки! Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и на зимнюю и на летнюю одежду. Но вот, явились раз дровосеки, и началась великая революция! Погибла и вся наша семья! Глава семьи — ствол получил после того место грот - мачты на великолепном корабле, который мог бы объехать кругом всего света, если б только захотел; ветви же разбрелись кто куда, а нам вот выпало на долю служить светочами для черни. Вот ради чего очутились на кухне такие важные господа, как мы!

— Ну, со мной не то было! — сказал котелок, рядом с которым лежали спички. — С самого моего появления на свет меня беспрестанно чистят, скребут и ставят на огонь. Я забочусь вообще о существенном и, говоря по правде, занимаю здесь в доме первое место. Единственное моё баловство — это вот лежать, после обеда, чистеньким на полке и вести приятную беседу с товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, которое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для провизии; она часто ходит на рынок, но у неё уж чересчур резкий язык. Послушать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях, слушая её, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый горшок! Да, немножко легкомысленна она, скажу я вам!

— Уж больно ты разболтался! — сказало вдруг огни́во, и сталь так ударила по кремню, что посыпались искры. — Не устроить ли нам лучше вечеринку?
— Да, побеседуем о том, кто из нас всех важнее! — сказали спички.
— Нет, я не люблю говорить о самой себе, — сказала глиняная миска. — Будем просто вести беседу! Я начну и расскажу кое - что из жизни, что будет знакомо и понятно всем и каждому, а это, ведь, приятнее всего. Так вот: на берегу родного моря, под тенью буковых дерев…
— Чудесное начало! — сказали тарелки. — Вот это будет история как раз по нашему вкусу!
— Там, в одной мирной семье провела я свою молодость. Вся мебель была полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах сменялись каждые две недели.
— Как вы интересно рассказываете! — сказала половая щётка. — В вашем рассказе так и слышна женщина, — чувствуется какая-то особая чистоплотность!
— Да, да! — сказало ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, плеснув на пол воду.

Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец был не хуже начала.

Тарелки загремели от восторга, а половая щётка достала из ящика с песком зелень петрушки и увенчала ею миску; она знала, что это раздосадует всех остальных, да к тому же подумала: «Если я увенчаю её сегодня, она увенчает меня завтра!»

— Теперь мы попляшем! — сказали угольные щипцы и пустились в пляс. Эх, ты, ну! как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!
— А нас увенчают? — спросили щипцы, и их тоже увенчали.
— Всё это одна чернь! — думали спички.

Теперь была очередь за самоваром; он должен был спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри его кипит, — он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.

На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нём не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмакнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!

— Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! — сказало оно. — За окном висит в клетке соловей, — пусть он споёт! Положим, он не из учёных, но об этом мы сегодня говорить не будем.
— По-моему, это в высшей степени неприлично слушать какую-то пришлую птицу! — сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. — Разве это патриотично? Пусть посудит корзинка для провизии!
— Я просто из себя выхожу! — сказала корзинка. — Вы не поверите, до чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал своё место, и я руководила бы всем! Тогда дело пошло бы совсем иначе!
— Давайте же шуметь! — закричали все.

Вдруг дверь отворилась, вошла служанка и — все присмирели, никто ни гу - гу; но не было ни единого горшка, который бы не мечтал про себя о своей знатности и о том, что он мог бы сделать. «Уж если бы взялся за дело я, пошло бы веселье!» — думал про себя каждый.

Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они зафыркали и загорелись!

— Вот, теперь все видят, что мы здесь первые персоны! — думали они. — Какой от нас блеск, свет!

Тут они и сгорели.

— Чудесная сказка! — сказала королева. — Я точно сама посидела в кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
— Конечно! — сказал король. — Свадьба будет в понедельник!

Теперь они уже говорили ему «ты», — он, ведь, скоро должен был сделаться членом их семьи.

Итак, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе зажгли иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали «ура» и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.

«Надо же и мне устроить что-нибудь!» — подумал купеческий сын, накупил ракет, хлопушек и проч., положил всё это в свой сундук и взвился на воздух.

Пиф, паф! Шш — пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипенье!

Турки подпрыгивали так, что туфли летели им через головы; никогда ещё не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.

Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: «Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!» И немудрено, что ему захотелось узнать это.

Ну, и рассказов же ходило по городу! К кому он ни обращался, всякий, оказывалось, видел и рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, что это было дивное зрелище.

— Я видел самого турецкого бога! — говорил один. — Глаза у него, что твои звёзды, а борода, что пена морская!
— Он летел в огненном плаще! — рассказывал другой. — А из складок выглядывали прелестнейшие ангельчики.

Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.

Пошёл он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук тлел, тлел да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и нельзя было купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.

А она весь день стояла на крыше, дожидаясь его, да ждёт и до сих пор! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие весёлые, как была его первая сказка о серных спичках!

                                                                                                                                                                 Сказка «Сундук - самолёт»
                                                                                                                                                            Автор: Ганс Христиан Андерсен

Странные Сказки

0

416

Терпение (Семёрка Радуги) ..  сказка - мораль почти по Ошо

Уничиженья
Серая ночь, серый век.
Чашу терпенья
Не расплесни, человек.
Скользкие тени
Слежек ползут из-под век.
Чашу терпенья
Не урони, человек.
Страх заточенья
Мрак навевает ночной.
Чашу терпенья
С чашей не спутай иной.
Бес без зазренья
Яду в неё подольёт.
Чашу терпенья
Держит с тобой небосвод.
Сопротивленья
Не убавляйся звезда.
Чашу терпенья
Держит живая вода.
Воздух смиренья,
Ветра не стань тяжелей, —
Чашу терпенья
Не наклони, не пролей.
Свет от рожденья
Чёрным не стань, не сгори,
В чашу терпенья
Влейся от чаши зари.

                                               Чаша терпения (отрывок)
                                                Поэт: Григорий Корин

Странные Сказки

Глава VIII. "Это моё собственное изобретение" (отрывок)

Упав пять или шесть раз, Рыцарь добрался наконец до поворота.

Алиса вытащила свой платочек, помахала им и, когда он скрылся из виду, начала спускаться с холма.

— Я думаю, это подбодрило его, — сказала она себе. — Ну, а теперь мне надо перебраться через последний ручеёк — и я Королева. Как это великолепно звучит — Шахматная Королева! Наконец-то Восьмой Ряд, — воскликнула Алиса, и прыгнула через ручей.

Очутившись на том берегу, она бросилась, чтобы передохнуть, на траву, мягкую, как мох, и усеянную там и сям маленькими цветочными клумбами.

Как я ряда, что я наконец добралась.

Ай! Что это у меня на голове? — воскликнула она вдруг с испугом.

Она подняла руки и опустила их на что-то очень тяжёлое, тесно, как кольцо, охватившее её голову.

— Откуда взялась эта штука на моей голове? — сказала Алиса с удивлением. — Я даже не заметила...

И она сняла тяжёлую штуку с головы и положила её себе на колени, чтобы посмотреть, что это собственно такое.

Это была деревянная корона.

Глава IX. Королева Алиса (отрывок)

— Ну, это замечательно, — сказала Алиса.— Вот уж я не думала, что я так скоро сделаюсь Королевой. И вот что я вам скажу, — продолжала она сурово (она вообще любила читать себе самой нотации): — это для вас совсем неподходящее занятие — валяться на траве. Королева должна держаться с достоинством. Вы этого не знаете?

Она встала и пошла — сначала очень осторожно, потому что она боялась, как бы корона не свалилась с её головы.

Но мысль, что никто этого не увидит, если б даже это случилось, успокоила её. "И если я действительно Шахматная Королева, — сказала она себе, усевшись опять, — со временем я привыкну".

Она видела уже столько странного, что ничуть не удивилась, когда заметила, что по бокам её сидят Белая и Чёрная Королевы.

Ей, собственно, хотелось бы спросить их, откуда они взялись, но она боялась, что, пожалуй, задать им этот вопрос будет не совсем вежливо. "Впрочем, — подумала она, — спросить, кончилась ли у них игра, — можно".

— Скажите мне, будьте любезны... — начала она, робко взглянув на Чёрную Королеву.
— Ты будешь говорить, когда тебя спросят! — резко перебила её Королева.
— Но если бы все придерживались этого правила, — сказала Алиса, которая всегда непрочь была немного поспорить, — никто никогда не открыл бы рта. Если бы все ждали, чтобы заговорить, когда к ним обратятся, так ведь и другие ждали бы обращенья к ним, чтобы заговорить. Что же это было бы?
— Смешно! — воскликнула Королева. — Ты вот лучше скажи, что ты, собственно, думала, когда ты сказала себе: "Если я действительно Шахматная Королева"? Какое право ты имеешь называть себя Шахматной Королевой? Ты не можешь быть Королевой, пока ты не сдашь экзамена. И чем скорее ты начнёшь этот экзамен, тем лучше.
— Я ведь сказала только: "Если..." — оправдывалась бедная Алиса.

Обе Королевы переглянулись и Чёрная Королева, пожав плечами, воскликнула:

— Она говорит, что она только сказала: "Если..."
— Но она сказала гораздо больше, — промолвила Белая Королева, ломая себе руки. — О, много, много больше.
— Это правда, — сказала Чёрная Королева, обращаясь к Алисе. — Говори всегда правду. Подумай, прежде чем сказать, — а потом уже напиши.
— Право же, я сказала это не в смысле... — начала Алиса, но Чёрная Королева с нетерпением оборвала её:
— Вот то-то и плохо! Ты должна говорить со смыслом! Какой же толк в девочке, которая лишена всякого смысла? Даже шутка должна иметь смысл, а девочка ведь не шутка. Попробуй опровергнуть это. Хоть обеими руками опровергай, ничего не выйдет.
— Я не опровергаю руками, — возразила Алиса.
— Никто и не говорит, что ты опровергаешь, — сказала Чёрная Королева. — Я сказала: "Попробуй опровергнуть — ничего не выйдет".
— На неё такой стих нашёл, — сказала Белая Королева, — что ей хочется отрицать. А что отрицать — она не знает.
— Упрямый, скверный стих, — сказала Чёрная Королева.

И наступило несколько минут натянутого молчания.

Чёрная Королева прервала его, сказав Белой Королеве:

— Я вас приглашаю сегодня вечером на обед, который устраивает Алиса.

Белая Королева слабо улыбнулась и сказала:

— А я приглашаю вас.
— Я вовсе не знала, что я устраиваю обед, — сказала Алиса. — Но если я его действительно устраиваю, так это я должна приглашать гостей.
— Мы тебе даём возможность сделать это,— заметила Чёрная Королева. — Ты, по-видимому, взяла немного уроков по части хороших манер.
— Хорошим манерам не обучают на уроках, — сказала Алиса. — На уроках учат сложению и подобным вещам.
— А ты умеешь складывать? — спросила Белая Королева. — Сколько это будет — один да один, да один, да один, да один, да один, да один, да один, да один, да один?
— Не знаю, — сказала Алиса, — я потеряла счёт.
— Она не знает сложения! — вмешалась Чёрная Королева. — А вычитание знаешь? Отними девять из восьми!
— Девять из восьми я не могу вычесть, — быстро ответила Алиса, — но...
— Она не знает вычитания, — сказала Белая Королева. — А деление знаешь? Раздели хлеб ножом, что выйдет?
— Я думаю... — начала Алиса.

Но Чёрная Королева кончила за неё:

— Бутерброд, конечно. Попробуем другую задачу на вычитание: отними от собаки кость. Что останется?

Алиса думала:

"Кость, конечно, не останется, если я отниму её. И собака не останется... она встанет, чтобы укусить меня... значит, я тоже не останусь — я убегу".

— Значит, по-твоему, ничего не останется? — сказала Чёрная Королева.
— Я думаю, что ничего.
— Неверное решение. Как всегда! — сказала Чёрная Королева. — Терпение собаки останется.
— Я не совсем понимаю, как ...
— Чего ты не понимаешь? — закричала Чёрная Королева. — Собака потеряет терпение, когда ты будешь отнимать у неё кость, или нет?
— Может быть, потеряет, — осторожно ответила Алиса.
— Ну, стало быть, когда собака убежит, её терпение останется! — с торжеством воскликнула Королева.
— А вы сами-то знаете арифметику? — сказала Алиса, обратившись вдруг к Белой Королеве.

Королева вздохнула и закрыла глаза.

— Я умею делать сложение, — сказала она, — когда меня не торопят, но вычитание не умею — ни при каких обстоятельствах.
— А азбуку ты знаешь? — спросила Чёрная Королева.
— Конечно, знаю, — ответила Алиса.
— И я тоже, — прошептала Белая Королева. — Мы часто будем повторять её вместе, милочка. И я тебе скажу секрет. Я умею читать слова, когда они из одной буквы. Правда, это замечательно? Но ты не огорчайся. Ты тоже со временем научишься.
— А ответы на полезные вопросы ты знаешь? — начала опять Чёрная Королева. — Как делается хлеб?
— Это я знаю, — живо воскликнула Алиса.— Начинается с муки.
— Ты делаешь неправильное ударение! — перебила её Чёрная Королева. — Надо говорить: не мукИ, а мУки. И мУка начинается не сначала, а когда хлеб сажают в печку.
— Обмахни ей веером голову! — с беспокойством перебила их Чёрная Королева. — Её ударило в жар, оттого что она так много думала.

Обе королевы взялись за работу и стали обмахивать Алису пучками листьев так энергично, что она взмолилась, нельзя ли прекратить это.

Она боялась, как бы они совсем не сдули ей с головы волосы.

— Теперь она совсем оправилась, — сказала Черная Королева. — Ты знаешь языки? Как по-французски будет мадам?
— Мадам, — ответила Алиса.
— Ты не переспрашивай, — рассердилась Чёрная Королева, — а говори. Переспрашивают только глухие.
— Я и не переспрашиваю, — обиделась Алиса. — Я говорю: "Мадам".
— Надо будет ещё проветрить ей голову, — сказала Белая Королева, — но раньше я ей задам ещё один вопрос: отчего происходит молния?
— Молния происходит, — сказала Алиса решительно, потому что она твёрдо знала,— от грома... Нет, нет, — поспешно поправилась она. — Я хотела сказать наоборот.
— Нечего уж поправляться, — сказала Чёрная Королева. — Раз ты что - нибудь сказала — так оно и должно остаться. И ты должна нести все последствия.
— Это напоминает мне, — сказала Белая Королева, опустив глаза и нервно сцепляя и расцепляя свои руки, — грозу, которая прошла у нас в последние вторницу и пятник.

Алиса была удивлена.

— У нас эти дни называются не так, — сказала она. — Мы говорим: вторник и пятницу.
— Все так говорят, — сказала Чёрная Королева. — Но когда у нас не хватает часов во вторник и мы занимаем, чтобы продлить его, два или три часа у пятницы, естественно получается вторница.
— А когда мы отдаём пятнице занятые у неё часы, — прибавила Белая Королева, — да ещё часок лишний прихватим, получается пятник.

Алиса вздохнула и отступилась.

"Всё равно у них ничего не поймёшь, — подумала она. — Какие-то загадки без отгадок!"

— Ванька - Встанька приходил утром с пробочником, — продолжала тихим голосом Белая Королева.
— Что ему нужно было? — спросила Чёрная Королева.
— Он хотел войти, — ответила Белая Королева, — потому что он искал гиппопотама. Но сегодня как раз во всём доме ни одного не было.
— А обыкновенно бывают? — с изумлением спросила Алиса.
— Да, только по четвергам, — сказала Королева.
— Я знаю, зачем приходил Ванька - Встанька, — сказала Алиса — он пришёл, чтобы наказать рыбку за...

Тут Белая Королева начала опять:

— Это была такая гроза — ты не можешь себе представить. Часть крыши провалилась, и в дырку начал валить гром — масса грому — и начал кататься большими кусками по полу. Столы и стулья валятся... Я так испугалась, что не могла вспомнить, как меня зовут.

Алиса подумала, что она никогда не стала бы себе ломать голову и вспоминать своё имя как раз в разгар такого происшествия. Но она не высказала громко свою мысль, боясь задеть бедную Королеву.

— Ты должна простить её, — сказала Чёрная Королева Алисе, взяв в свои руки одну из рук Белой Королевы и нежно поглаживая её. — Она незлая, но она не может по большей части удержаться, чтобы не говорить глупостей.

Белая Королева с робостью смотрела на Алису.

Алиса чувствовала, что ей надлежало бы сказать что-нибудь любезное, но она действительно ничего не могла в этот момент придумать.

                                                                                            из детского философского романа Льюиса Кэрролла - «Алиса в Зазеркалье»

Странные Сказки

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Странные Сказки