Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Странные Сказки


Странные Сказки

Сообщений 291 страница 300 из 384

291

Танец красного цветка

В садах благоухающих султана
Прекрасная Бахира расцвела.
И любовался люд тончайшим станом.
Принцесса была ликом столь мила,
Что на поклон съезжался гость заморский,
Подарки драгоценные дарил.
Султан-отец её боготворил,
Нежнейшею любовью окружая,
И всячески принцессу ублажая,
Он о любви отцовской говорил.

Её глаза – восточной ночи звёзды.
Прекрасней их на белом свете нет. Ресницы
Были, словно крылья птицы,
Взгляд девы обрамляли в чёрный цвет.
Отец дарил ей из шелков наряды,
Чего желала юная душа.
Бахира превосходно хороша.
И свита находилась всегда рядом,
Услужливо внимая госпоже.
Ведь скоро ей семнадцать лет уже,
Повелевала дева только взглядом.

И Бог её талантом одарил.
Стихи прекрасные она во сне писала,
И слог изящный, как перо, парил
Среди богато убранного зала,
В султановом дворце. Заслушавшись слегка,
Как песнь её протяжна и легка,
Ей гости в унисон рукоплескали.
Ни горя не видала, ни печали,
На всех она смотрела свысока.

                                         Восточная сказка со смыслом (Поэма) Отрывок
                                                              Автор: Елена Яркова

Было ли так или не было, а жили-были муж и жена, и была меж ними любовь да ласка. У них росли мальчик и девочка — сын годом старше дочери.
Когда детям исполнилось одному — семь, а другому — восемь лет, их мать умерла. Опечалились муж и дети, но что поделаешь? Судьба нередко так оборачивается.

И вот прошла неделя, минуло сорок дней, а потом и целый год после смерти матери. Отцу ничего другого не оставалось, как привести в дом новую жену, чтобы та прибирала и ухаживала за ним и детьми. Он так и сделал.

Новая жена постепенно завладела домом, связала мужа по рукам и ногам, заткнула ему рот. Что бы ни говорила, что бы ни приказывала жена, муж не смел и сказать: «Что ты делаешь? Что болтаешь?»

Отец по ее милости бросил заботиться о детях и сам стал для них чем-то вроде буки.
Но ей и этого было мало, и она каждую ночь поднимала скандал. И вот однажды ночью, когда наконец лопнуло у мужа терпение, он спросил:

— До коих пор ты будешь омрачать наши дни? Из-за тебя мы и глотка воды не можем сделать! Из-за куска хлеба я днями и ночами надрываюсь на огороде, в саду,, в поле — нет мне покою, как собаке, которой подпалили ноги. И добытый с таким трудом кусок хлеба по твоей милости превращается в яд!
— Не кричи и не выходи из себя, — отвечает ему жена. — Пока над нами вращается небосвод, каждую ночь будут повторяться такие ссоры.

Хочешь зажить спокойно, без препирательств и ругани, — избавь меня от сына, погуби его!

— Да как же так можно! — поразился муж. — Как я посмею?
— А очень просто, — ответила она, — я научу тебя.

Прошло с тех пор не так уж много времени, и отец с сыном решили отправиться за хворостом в сад, за огородом. И вот жена сказала им:

— Сегодня у вас будет такой уговор: кто больше соберёт хворосту, тот отрубит голову другому.
— Ладно, — согласился отец.

Ничего не ответил сын, волей-неволей пришлось ему согласиться с этим.
Жена же научила мужа, что надо делать, дала им узелок с едой и проводила.
Пришли отец с сыном в сад, стали собирать хворост. Когда стемнело, отец сказал сыну:

— Неси свою вязанку — нам пора уж идти.

Сын притащил вязанку. Смотрит отец — сын-то больше собрал, но и виду не подал, а только сказал ему:

— Я страсть как хочу пить. Возьми-ка кувшин, что стоит у порога садовой сторожки, и принеси воды из родника, чтобы я смог утолить жажду.

Сын пошёл к роднику за водой, а отец тем временем переложил из его вязанки в свою целую охапку, и его вязанка стала больше, чем у сына. Когда сын вернулся с водой, отец предложил:

— А ну поглядим, чья вязанка больше?

Смерили они и видят — отец собрал больше. Убил он тогда родного сына, а голову его положил вместе с дровами и принёс домой, чтобы показать жене. А жена взяла голову и не моргнув глазом бросила её в котел, чтобы сварить обед.

В полдень из мектеба вернулась дочь (*) и говорит мачехе:

— Дай пообедать, я должна опять пойти в мектеб!
— Котёл стоит на очаге в кухне. Возьми миску, пойди и положи себе немножко.

Пошла девочка на кухню, подняла крышку котла и задрожала от страха: видит, из похлёбки торчат волосы брата. Закрыла она скорей котёл, заплакала, пошла в мектеб и рассказала учительнице обо всём. Та стала её утешать:

— Мачехи всегда творят такие злодеяния и будут творить. Не горюй, дым от этого костра выест ей глаза! Ты только, смотри, в рот не бери мяса брата. Собери его кости, зарой под розовым кустом с той стороны, что обращена к кыбле, поливай куст каждую ночь розовой водой и читай сорок дней молитвы. И больше ни о чем не беспокойся!

Девочка все так и сделала: собрала кости брата, зарыла их под кустом розы со стороны кыблы. В течение сорока дней она приходила по ночам туда с зажжённой свечой, садилась под кустом, поливала его розовой водой и читала молитвы.

На сороковую ночь, под самое утро, когда кончила девочка молиться, вдруг подул резкий ветер, небо посветлело, и из бутона розы выпорхнул соловей. Он сел на ветку и залился трелью:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою Зарыла, злых родителей кляня.

Остолбенела девочка от удивления, а соловей вспорхнул и полетел; сел он на крыльце лавки продавца гвоздей и запел:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

— Ахсан! — закричал продавец гвоздей. — Как красиво ты поёшь! Ради Аллаха, спой ещё разок.
— Дай мне гвоздей, — ответил соловей, — и я спою.

Получил соловей гвозди, пропел ещё раз, а потом полетел к лавке продавца иголок и начал там петь:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-элодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

— Ахсан! — закричал лавочник. — Как красиво ты поёшь! Спой ещё разок.
— Дай пачку иголок, спою ещё!

И соловей пропел ещё за иголки. Потом он полетел к лавке кондитера и запел:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

— Спой ещё раз, — стал упрашивать его кондитер.
— Дай леденец, тогда спою!

Спел соловей за леденец, а потом полетел в родной дом, сел на ограде рядом с комнатой отца и стал петь:

Кто же я -— меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

Отец поразился и попросил:

— Спой ещё раз!
— Закрой глаза и открой рот, — был ответ. Отец закрыл глаза и разинул рот. А соловей быстро всыпал ему в рот гвоздей. Застряли они в горле у отца, и он задохнулся. А соловей перелетел поближе к комнате мачехи и начал петь:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

— Ай-я-яй, — удивилась она. — Что это ты такое пел? Спой-ка ещё раз, послушаю, о чем это ты говоришь!
— Открой рот и закрой глаза, — ответил соловей.

Мачеха послушалась, а он всыпал ей в рот иголок, и она тоже задохнулась.
Потом соловей полетел к розовому кусту. Прилетел он и видит: сидит сестра за прялкой и прядёт. Он сел к ней на плечо и запел:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

— Ахсан! Ахсан! Как красиво ты поёшь! Ты даришь мне жизнь и радуешь сердце. Спой ещё раз!
— Открой рот, — ответил соловей.

Девочка открыла рот, соловей положил туда леденец и снова запел:

Кто же я — меня ты спросишь? Я скиталец-соловей, Возвратился с горных склонов я, страдалец-соловей.
Мачеха меня сгубила злобной хитростью своей,
И убил меня, коварно обманув, отец-злодей.
Но зато сестра омыла розовой водой меня И под розою зарыла, злых родителей кляня.

Сказка наша кончилась, а ворона до своего гнезда так и не долетела.

                                                                                                                                            Персидская сказка: Соловей-странник
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) В полдень из мектеба вернулась дочь - Мектеб. Оригинальное название مكتب‎. Мекте́б (араб. ‎ — школа‎) — мусульманская (как правило) начальная школа в странах Востока. В основном в ней обучали детей чтению, письму, грамматике и исламу.

Странные сказки

0

292

Там день и ночь моя рука ...

мальчик трогает пальцами вымя времени
выменем времени порождается молоко времени
молоко времени разливается до горизонта
молоко времени порождает горизонт
мальчик трогает пальцами молочное время
мальчик трогает млечный путь к горизонту
молоко горизонта исчезает во времени
время трогает мальчика молочными пальцами
мальчик отныне пахнет молоком и временем
а было время когда мальчик пах лишь молоком
а теперь мальчик задумал увидеть пламя за горизонтом
и он трогает пальцами вымя времени в надежде породить пламя
но порождается лишь молоко времени
скрывающее в себе обещание горизонта и пламени
и пальцы молочного пламени трогают горизонт
и пламенные пальцы горизонта трогают молоко
и молоко горизонтальными пальцами трогает мальчика
молочные горизонтали скрывают пламя в пальцах
пламя скоропостижно кончается за пальчиковым горизонтом
мальчик разливается временем к горизонту
мальчик трогает пальцами пламя
молоко времени растворяет мальчика с обгоревшими пальцами

                                                                              мальчик трогает пальцами вымя времени
                                                                                                  Автор: Як - 40

14 + (!!)

                    ПРОЛОГ

"Нас всех подстерегает случай", - сказал кто-то из поэтов. Это и был случай, который меня "подстерёг" в тот день. В моём путешествии по Франции я оказался  в небольшом городке, который вряд ли заинтересовал бы туристов, если бы не руины старинного зАмка на окраине. Пока я бродил по его мощёным улочкам, начался дождь. Он рухнул с неба как-то внезапно, без особого предупреждения, принявшись сразу хлестать своими водяными бичами дома, крыши, припаркованные на обочине автомобили и, что хуже всего, тех, кого он застал врасплох на улице. Среди них оказался и я.

Совершенно ошеломлённый сумасшедшим ливнем я за одну минуту промок до нитки и стал лихорадочно оглядываться в поисках убежища. Ливень, как назло, застал меня на пустой улочке, где не было ни магазинчиков, ни кафе, которыми был так забит этот город и где я мог бы его переждать. Дом, рядом с которым я оказался, был, по всем приметам, каким-то церковным зданием и без всякой надежды на то, что мне откроют, я стал отчаянно нажимать на кнопку звонка у двери. Ливень продолжал хлестать меня своими плетьми, а я всё с тем же отчаяньем жал на кнопку звонка, поглядывая время от времени на беспощадное небо. Удивительно, но мне, в конце концов, открыли.

Дверь открыл монах в длинной чёрной сутане и жестом пригласил меня вовнутрь. Само здание, как я выяснил позже, оказалось мужским католическим монастырём. Через пять минут я находился уже в кабинете аббата. У меня забрали обувь и отнесли, как  мне любезно сообщили, высушить, дав вместо неё тёплые, как грелка, тапочки. А ещё через десять минут, в сопровождении всё того же аббата, я был препровождён в комнату, которая оказалась библиотекой монастыря. "Когда меня назначили сюда настоятелем, - сказал он мне, предлагая сесть в кресло, - первое, что я сделал, - это наведался в подвалы монастыря, где, как мне доложили, лежали горы неразобранных многими десятилетиями, если не столетиями, книг. Значительная часть их - 15, 16 веков. Большинство книг в этой комнате именно оттуда, из подвалов. До моего вступления в должность настоятеля все эти полки были почти пусты. Так что посидите здесь, отогрейтесь, почитайте".

Аббат ушёл и почти тут же, вслед за ним, появился тот самый монах, который открыл мне дверь. Он поставил на стол, за которым я сидел, чашечку кофе, два круассана на блюдечке и, ни слова не говоря, удалился, оставив меня наедине с книгами. Выпив кофе и буквально проглотив вкуснейшие круассаны, я принялся читать.

В какой-то момент я, видимо, задремал и проснулся от стука выпавшего из моей руки очередного фолианта. Сон, который приснился мне, был явно навеян чтением средневековых книг и настолько потряс меня своим сюжетом, что я тут же, под неумолкающий "клавесин"  продолжающегося за окном ливня, записал его в свой блокнот.

Так возникла эта новелла о средневековье, в основу которой лёг этот, похожий на воспоминание об одной из моих прошлых жизней, сон в монастырских стенах. Её я и предлагаю вашему вниманию, мой достопочтенный читатель.

Да, вот ещё что. В моём удивительном сне меня почему-то называли Гийомом.

От его имени я и поведу свой рассказ.

Итак -

                ДОМ У МЕСТА КАЗНИ

Я помню себя примерно с двух лет. Смутно припоминаю лицо кормилицы. Она была молодой, крепкой, грудастой. Помню даже ощущение её соска во рту. Отца вижу всегда склонённым над чем-то. По воспоминаниям матери, он увлекался алхимией и астрологией. В его кабинете стоял длинный резной стол с большим количеством реторт, вперемешку со свёрнутыми в трубочки рукописями и толстыми, на застёжках, фолиантами книг. У стола возвышался на подставке большой глобус, вправленный в сферические дуги. Родители часто уезжали куда-то и я оставался наедине с кормилицей.

Как только отец с матерью и слугами покидали наш дом, она раздевалась донага, кормила меня грудью, а затем забавлялась со мной. Я ползал по ней, тёрся о её тело, она водила моими ручками по своим коленям, брала мою ладошку и вкладывала её между ног, тискала меня, целовала меня в мой маленький детородный орган, захватывала его губами.

За этим её однажды и застали. Был жуткий скандал и её с позором выгнали мои родители. А через некоторое время в наш дом пришли солдаты, они разбили все реторты, сожгли во дворе книги и увели отца. Как потом узнала мать, моя кормилица донесла на отца в трибунал инквизиции и его обвинили в колдовстве. Его долго пытали, даже сажали на кол, пока он не оговорил себя и не признался в том, что занимался магией. Поскольку он всё-таки признался, суд инквизиции милостиво заменил ему сожжение на костре удушением без конфискации имущества. Хозяин дома, где мы жили, напуганный всем происшедшим, потребовал, чтобы мы немедленно съехали с квартиры. Мать сняла на оставшиеся деньги квартиру в доме, который находился рядом с местом казни отца.

Сейчас я сижу у порога дома. Дом большой и длинный с башенками по углам крыши, отчего он похож на старый зАмок. Окна нашей квартиры выходят на пустырь, на котором обычно проходят казни. Сегодня на улице туманно и сыро. Я сижу на ступеньке каменной лестницы, у самого входа в дом, и ем хлеб с ветчиной. Недалеко от меня стоит голодный пёс. Он отчаянно виляет хвостом и неотрывно смотрит на меня, напряжённым взглядом провожая каждое движение руки с бутербродом. Я бросаю ему кусочек ветчины. Он рычит, как волк, хватает ветчину и отбегает от меня подальше, чтобы я не вздумал её отобрать.

Мать дала мне поесть и выгнала на улицу. Она, после смерти отца, спилась и стала шлюхой. Сейчас у неё очередной кавалер и поэтому меня выгнали. Напротив нашего дома, недалеко от меня, работают плотники. Они ремонтируют настил, на котором происходят казни. Строгают и ставят новые виселицы, колёса для бичевания, деревянные топчаны для отсечения голов. Они поют весёлые песни, стучат молотками и топорами. А мне надоедает торчать на улице и я иду в дом. В комнате остро пахнет мочой и спермой. Под старым, немного накренившимся альковным балдахином возится моя мать с каким-то бородатым, рыжим мужиком.

- Стань вот так! Ну поверни же свою ж..у, чёрт подери. Я же не могу попасть.
- Кто это? - кричит мать, не поворачивая ко мне голову. - Это ты - Гийом?

Убирайся отсюда! Я кому сказала. Живо!

- Но, но, старая лохань, не обижай мальчика, - перебивает её, потный от усилий, красномордый мужик. Эй ты, как тебя там. Гийом? Иди сюда, Гийом. Чего ты там стал?

Я подхожу. Мать стоит на коленях с задранным платьем, на смятой простыне, перебирая на ней неуклюже согнутыми коленями. Поворачивает ко мне голову и тут же отворачивается, но я успеваю заметить в её глазах знакомую мне злость, когда моей мамаше лучше на глаза не попадаться. Я собираюсь убежать, но мужик хватает меня за рукав. Сопит, плотоядно улыбаясь мне:

- Плюнь ты на неё, оставайся, если интересно.

Я остаюсь и сажусь на скамью у окна. Из витражного окна льётся свет. Голубой, яркий. Он отбрасывает красивую узорчатую тень на пол.

Мать с кавалером возятся, пыхтят, пока он не начинает стонать и с криком валится всей своей тушей ей на спину. Она падает под ним и они едва не доламывают кровать. Я выхожу.

Туман стал немного реже. Плотники обедают у незаконченного помоста. Завтра день казни и к этому времени всё должно быть готово. Ещё должны подойти гобеленщики и художники. Они украсят помост и трибуны.

Утром к нам в дом приходят солдаты и вешают на наш старый балкон и окна королевские знамёна. Когда они уходят, один из них отстаёт от своих товарищей, хватает мою мать и валит её на пол. Она ругается и отбивается от него. Я подхожу и бью его деревянной скалкой по голове, он падает на мать. Она сбрасывает его с себя, встаёт, отряхивается. И мы вместе выносим солдата на порог дома, облокачиваем его о стену. Я наблюдаю за ним из окна. Он приходит в себя, мотает головой, ощупывает её. Потом встаёт, сморкается и уходит. Днём начинает прибывать толпа. Мать уже заранее продала места на балконе и у окон. Этот дом у места казни напоминает ей об отце, о другой жизни в прошлом и вместе с тем, даёт кое-какие доходы. Главное теперь, чтобы не прекращались казни, а так, что говорить - можно жить.

- Сюда, сюда, прошу вас, - говорит мать слугам, сопровождающим семью каких-то богатых вельмож. Мать выносит обитые атласом стулья, предназначенные для гостей. Они хранятся у нас за занавеской и мать строго следит за тем, чтобы никто, кроме неё, не прикасался к ним. Я помогаю ей выносить стулья.
- Вот так. Вот так ,- говорит она. Вам всё будет отлично отсюда видно, ручаюсь вам.  Погодите, - хлопочет она вокруг молодой госпожи. Приносит гобеленовую подушечку и кладёт на её стул. Теперь садитесь. Ну как? - спрашивает она.
- Чудесно, - отвечает молодая девушка и я замечаю, как она кладёт монету в ладонь матери.
- Эти палачи никогда не спешат, - слышу я, как ворчит старуха рядом с ней. Старая мегера. Её белое напудренное лицо своей бледностью само напоминает отрубленную голову.

Слуги тем временем открывают сундук, который они только что внесли. Достают оттуда снедь и бутылку вина. Наливают в расписные фарфоровые чашки старухе и девушке. Я выскальзываю во двор. Прохожу в его дальний угол, отвожу в стороны доски старого сарая и ныряю под них. Сегодня я не смотрю казнь. Я уже тысячи раз любовался этим кровавым зрелищем. Я приду туда, к помосту, попозже, когда закончится казнь. А пока у меня в сарае свидание с Мари. Девчонке 17 лет. Она старше меня на год и мы с ней договорились о свидании в сарае.

- Ты уже здесь? - спрашиваю я, вглядываясь в темень сарая, немного подсвеченную пробивающимися сквозь щели досок лучами.
- Да, Гийом, - отвечает мне голос Мари. - Сколько тебя можно ждать в этом дурацком сарае? Где ты пропадал?
- Матери помогал, - отмахиваюсь я от её упрёков.

Я хочу обнять её, но она отскакивает в сторону ловко, как серна. Я бросаюсь за ней. Мы носимся по сараю, пока она не валится устало на сено, которое я специально набросал в углу для наших утех. У неё красивая грудь, у моей Мари, и такая ладная упругая задница, что хоть гвозди ею забивай. Когда мы только начинали с ней крутить любовь, мы друг друга многому научили. Я - тому, что подсмотрел у матери, а она тому, что прочитала у какого-то Боккаччо (*). Впрочем, Боккаччо я и сам в конце концов прочёл. Мари как-то принесла почитать. Хорошо, что мать не поскупилась на мою учёбу у клирика. Теперь я мог читать, что угодно, будь то на французском или на латыни.

Навозившись всласть и отдохнув, мы вылазим из сарая. Мне нужно к месту казни, откуда ещё доносятся вопли осуждённых. Обычно так истошно кричат те, кого четвертуют. Но сначала я забегаю к себе домой и беру на кухне большую стеклянную бутыль. В неё я должен собрать кровь казнённых. Я продаю её одному помешанному алхимику, который пытается сделать из неё эликсир бессмертия. Кровь должна быть чистой, без примесей, и поэтому я захватываю ещё и льняную марлю. Мари помогает мне обвязать горловину бутылки марлей. Прежде, чем мы её завязали, я бросаю туда порошок, который не даст крови свернуться. Всё готово. Я слышу, что вопли стихли.

Мы ждём некоторое время. Целуемся. Я успеваю запустить руку под платье Мари и кое-куда ещё. Но всё. Время для моей работы. На плахе уже никого. Только двое стражников. Они следят, чтобы родные не похитили обезглавленный труп и не предали его погребению. Тот, кого казнили, был проклят церковью и не имеет право быть погребённым, как все мы.

Стражники уже знают меня и Мари. К тому же, я в прошлый раз сунул им в карманы по доброй горстке монет и они готовы смотреть в другую сторону. Повешенные меня не интересуют, так же как и четвертованные. Я иду к тем, кому отрубили голову.

Они - мой заработок.   
           
Бочка у плахи доверху наполнена кровью. "Смотри, не бултыхнись туда", - кричит мне один из стражников и заливается смехом. Я черпаю поварёжкой кровь и лью её через марлю в бутыль. Мари мне помогает. "Всё, - говорю я. Этого хватит, - показываю я на бутыль. Теперь можно и к моему сумасшедшему. Вот уж обрадуется". "Кровь - это эликсир жизни", - скажет он обязательно. Я столько раз это уже слышал.

"Вся энергия в нашем теле: в моём, в её, - он покажет на Мари и как-то уж очень гнусно улыбнётся, обнажая в улыбке почти беззубый рот. Вся она - от крови. И этот прекрасный источник жизни, это, можно сказать, её субстанция - в этих стеклянных колбах. Да, да. Я нахожусь на пороге величайшего открытия, которого ещё не знало человечество. И я буду прославлен в веках, если, конечно, кто-то раньше не украдёт мои идеи".

Он говорит со страшным возбуждением всегда одно и то же, и мы с Мари должны всё это смиренно выслушивать прежде, чем я получу от этого скряги то, что мне причитается. Он долго кряхтит и даже выпускает от волнения газы, вытаскивая заветные денежки из своего ларца...

                                                                                                                    Дом у места казни. Новелла о средневековой Франции (Отрывок)
                                                                                                                                                        Автор: Яков Рабинер
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Когда мы только начинали с ней крутить любовь, мы друг друга многому научили. Я - тому, что подсмотрел у матери, а она тому, что прочитала у какого-то Боккаччо - Джованни Боккаччо. Итальянский писатель и поэт, представитель литературы эпохи Раннего Возрождения. Писал на итальянском и латинском языках.
Основные произведения Боккаччо:

* поэмы на сюжеты античной мифологии («Фьезоланские нимфы», «Тезеида»);
* психологическая повесть «Элегия мадонны Фьямметты» (1343, опубликована в 1472);
* пасторали;
* сонеты.

Главное произведение Боккаччо — «Декамерон» (1350–1353, опубликовано в 1470). Книга новелл, проникнутых гуманистическими идеями, духом свободомыслия и антиклерикализма, неприятием аскетической морали, жизнерадостным юмором.

Странные сказки

0

293

Блюз опущенных рук

Опять оказалось по вкусу бумагой
счастливое равенство сумм.
Рябиновый куст - он то зелен, то наг он,
то в ягодах на весу.
То Кафку, то Фрайя, то Ричарда Баха,
то Сартра с собой везу.
Читаю Цветаеву и Ахматову,
Ахматову - наизусть.
Автобусный блюз неизменен.
Измены значение обобщив,
я выпущу стих из привычных размеров,
а также из стенок рифм.
Из звуков, из смысла...
туда где раскисло
на небе теперь,
и ветер.
Где куст дважды в день тянет узкие листья
ко мне,
а в безлистье, - ветви.

                                                            Автобусный блюз
                                                              Автор: Noname

Узкая дорожка, поросшая сухой колючей травой, тянулась вдоль оград вглубь кладбища. Памятники, большей частью из мраморной крошки, серыми прямоугольниками торчали из холмиков, украшенных выгоревшими на солнце искусственными цветами. Фотографии усопших с любопытством наблюдали за ещё живыми пришельцами. Поживите, мол, пока, недолго и вам осталось.

Катерина лавировала между препятствиями, чтобы успеть за уверенно шагающим впереди мужем. Всё бы ничего, да репей крохотными ёжиками цеплялся за юбку, которую она непредусмотрительно надела утром. Торопилась. Полы юбки от колючек слипались и мешали движению, приходилось останавливаться и терпеливо отрывать от материи клейкие корзинки лопуха.   

Кладбище жило своей автономной жизнью. Гортанно перекликаясь, в поисках пищи группками перелетали с места на место вороны, под ногами юркали ящерки, пищали над ушами дотошные комары.  Внезапно путь Кате пересёк огромный серый котяра, и она вздрогнула от неожиданности.

Громкий голос мужа заставил поднять голову. Он кликал её. Катя облегчённо вздохнула – бабушку они находили редко, обычно она пряталась от внучки, видимо, обижалась за что-то. Так и отправлялись зачастую восвояси, положив «полянку» на чужую могилку.

Кот заурчал и потёрся об ноги. Проигнорировав животное, Катерина зашагала в сторону голоса. Тяжёлые красные яблоки захрустели под ногами, то плодоносило ненужное здесь никому дерево. В сад бы эту яблоньку, подумала Катя, и почувствовала во рту вкус сладкой мякоти любимого дара природы. Уже виднелся крепкий затылок Сергея, казалось, слышалось его громкое дыхание, но котяра снова преградил дорогу. На фоне пепельного бархата его янтарные глаза завораживали.

- Тебе что-то от меня нужно? – наклонившись, поинтересовалась женщина. 

Кот явно кивнул.  Развернувшись, он понуро поплёлся назад, затем сел и оглянулся. Зовёт меня, поняла Катя, а вслух произнесла:

- Жди, вернусь.

Бабушкина могилка была ухожена. Сноха, жена брата Кати, не забывала предков умершего мужа. Внучка присела и пристально вгляделась в глаза на чёрно-белом фото. Они были весёлыми. В том, что выражение лиц на портретах покойников меняются, Катерина не сомневалась. 

- Побудь с ней, пообщайся, а я пойду к машине, - бросил Сергей и зашагал к аллее, на которой оставил свой «Тигуан».
- Почему прячешься? – проводив взглядом удаляющуюся спину мужа, обратилась к мёртвой живая.

В уголках губ усопшей зазмеилась улыбка. Стало не по себе. Водрузив цветы на холмик, Катерина встала, чтобы последовать за супругом, но тут ей в ноги бросился кот.

- Ах, да…., - поморщилась она, - я же обещала.

Попрощавшись с бабушкой, она побрела за назойливым животным. И снова сотни репейных колючек атаковали её юбку, но Катя не остановилась, пока не дошла до странного, заваленного пустыми пластиковыми бутылками места, из середины которого выглядывал металлический крест.  Возле импровизированной свалки уже сидел и щурился серый котяра.

Катя приуныла. Когда-то вторая бабушка, мамина мама, наказывала ей ничего не поднимать на кладбище и этот урок внучка усвоила на всю жизнь. Но животное, бесспорно, призывало человека очистить могилу, и его призыв не вызывал сомнений.

- Отстань, - развернулся, чтобы уйти,  человек, но зверь бросился под ноги и выгнул спину. Глаза его угрожающе сверкнули.

И тогда, будто загипнотизированная, женщина склонилась над пустыми бутылками. Взяв верхнюю, пятилитровую, она открыла фотографию на кресте. На неё печально смотрело старенькое личико в белом платочке, такие носили в начале двадцатого века. Звали старушку Пелагеей Степановной Кулаковой.

- Сейчас всё сделаю, - шепнула Катя и стала освобождать холмик от мусора, а когда освободила его и выпрямилась, поразилась ласковой улыбке покойницы.
- Спасибо……, - эхом пронеслось в воздухе, но Катерина приняла услышанное за галлюцинацию. 
- Простите, что цветов не принесла, Пелагея Степановна. Спите спокойно, - пробормотала она и повертела головой по сторонам. Котяры нигде не было.

***
Наутро у Кати заболела в  плечевом суставе правая рука. Та самая, которой она, облокотившись левой на колено, собирала бутылки, кучей наваленные на могилку одинокой старушки. И вновь вспомнился урок бабушки, строго-настрого запрещавшей поднимать что-либо на кладбище. Терпела женщина эту боль долго, а она то обострялась, то притихала. К весне опухли подмышечные лимфоузлы, и тогда она пошла к хирургу.

- Вам к онкологу надо, - опустив глаза, тихо проговорил хирург, и пациентка заметила печаль на его усталом лице. – А пока сдайте анализы, сделайте рентген.

«Надо же, - промелькнула мысль, - немолодой уже, видно, ни одна тысяча больных через него прошла, а до сих пор принимает чужую боль близко к сердцу».

И только потом подумала о себе. Неужели рак?

На следующий день, к вечеру, Катерина сидела в кабинете онколога.   

- Не волнуйтесь, только вторая стадия, - ободрил доктор. – Вылечим. Но для этого вам следует лечь в стационар. Вот направление.

***
В светлой, просторной палате стояли четыре койки. Две пожилые женщины в белых платочках лежали под капельницами. Третья, совсем юная, строила возле окна рожицы маленькому овальному зеркальцу.

- Новенькая? – обернулась девчонка к Кате. – Проходите вон на ту кровать.

И она кивком показала на место у двери. Девчонку звали Марина, старших по возрасту Светлана Ивановна и Клара Анатольевна.

- Меня завтра выписывают, - похвалилась Марина. – Я вылечилась.
- Совсем? – удивилась Катерина. Удивилась и обрадовалась. Следовательно, не всё потеряно и она тоже поправится.   
- Корнеева, к тебе пришли! – заглянула в палату санитарка.

И девушка выпорхнула в коридор.

- Негодяйка, - провожая взглядом счастливицу, процедила сквозь зубы Клара Анатольевна. – Ещё две недели назад умирала, да вот, поди же.  Даже профессор не поверил своим глазам.
- К чёрной колдунье её родители обратились, - отозвалась на немой вопрос новенькой Светлана . -  Она поддел на кладбище сделала.
- Какой поддел? – помертвела Катерина.
- По секрету всему свету, - усмехнулась Клара Анатольевна.
- Какой поддел? – вздохнула Светлана Ивановна. – Сооружает ведьма на погосте помойку на какой - нибудь заброшенной могиле, авось, добрая душа эту помойку разберёт и на себя болезнь перетянет.
- И что самое страшное – не жилец эта добрая душа будет, - вставила Клара. –
Обычными способами такой рак не лечится. Только колдовством!

Голова закружилась, к горлу подкатил ком, и Катя плюхнулась на кровать, чтобы отдышаться. Значит, вот что с ней случилось, чей-то рак на себя взяла. А значит, скоро дети, тринадцатилетняя Алька и пятнадцатилетняя  Даша, без матери останутся.

- Я тоже в сентябре могилу от мусора освободила, - призналась Катерина.
- Пустые пластиковые бутылки, небось, - ахнула Светлана Ивановна.

В комнате повисло молчание.

- Вы знаете эту колдунью? – нарушила тишину Катя.
- Это ты у Маринки спроси, – ответила Клара Анатольевна и зажмурилась. То же сделала и её соседка.

Катя подошла к окну, рука снова напомнила о себе болью. 

Через полчаса пришла Корнеева.

- К какой ведьме обращались? – открыла глаза Светлана Ивановна.
- Проболтались! – взвизгнула Марина. – А почему я, такая молодая, должна умирать? 
- А почему вместо тебя умереть должен кто - то другой? – возмутилась Клара. – Она, например?

И указала пальцем на Катерину.

- Причём тут она? – сощурилась девушка. – Тот, кто взял на себя мою болячку, ещё не знает об этом! Скорее всего, старуха какая - нибудь, они любят могилки прибирать. А старухе и так недолго осталось.
- Катерина Юрьевна тоже взяла на себя чью -то болячку, - прохрипела Светлана Ивановна. У неё начиналось удушье.

Перестав злиться, Маришка умчалась за медицинской помощью, а Катя заплакала. Сначала тихо, потом сильнее, а затем навзрыд.

В палату заглянула испуганная медсестра, она подбежала к Светлане, сделала ей укол, затем сделала укол Катерине. Марина снова исчезла и вернулась с врачом.

Через час в палате стало тихо, каждый думал о своём. Наконец, девчонка заговорила.

- Я вам дам адрес ведьмы, - обратилась она к Кате. – Не медлите, завтра же езжайте к ней.

*********
Лопушанка находилась в семидесяти километрах от города. Недалеко, только дорога оставляла желать лучшего. Размытая талым снегом, с горбатой колеёй, она царапала днище машины, грозя оторвать выхлопную трубу и заставляя порою съезжать на хлябающее полотно большого, поросшего сухостоем, поля.

«Тигуан» медленно приближался к цели, вот уже показалась крайняя избушка, за ней ряд бревенчатых домов в два окна постройки прошлого века.  Людей на улице не было, зато гоготали гуси и мекали козы, привязанные  к палкам, вбитым в землю.  Крайняя избушка казалась старше своих подруг, она покосилась на один бок, из трубы шёл дым.

«Слава Богу, хозяйка дома», - облегчённо вздохнул путник.

Когда Сергей узнал диагноз жены, думал, что попадёт в психушку, а однажды увидел во сне, как Катя, опёршись левой рукой на колено, правой собирает пустые пластиковые бутылки на заброшенной могиле. В метре над могилой повис призрак старой карги. Он наблюдал за занятием доброй души, не  смогшей пройти мимо чужой беды, пусть даже эта беда покойницы.
       
Остановив авто, путник вышел из него и тяжело потопал к ведьминому  дому. Вблизи изба оказалась ещё старее: чёрные брёвна разъела плесень, облезлые ставни перекособочились, покрытая толем крыша свисала клочьями. Крыльцо с разъезжающимися досками  тоже покосилось и повизгивало под ногами. Сергей поднялся на него, постучал, ему не ответили. Тогда он обошёл строение и обнаружил справа ещё одну дверь, позади и слева ещё две. То есть, в доме имелось целых четыре выхода.

«Ничего себе», - удивился мужчина и почувствовал, что на него смотрят. В окне мелькнула тень, скрипнули ржавые петли, и в проёме двери появилась старуха лет восьмидесяти в застиранном фланелевом халате и подшитых валенках. На голове старухи красовался серый шерстяной платок.

- Чего тебе от меня надо? – грубый голос ведьмы заставил вздрогнуть.
- А можно я в дом пройду? – понимая, что разговор будет долгим, поклянчил Сергей.
- Заходи, - минуту подумав, велела хозяйка.

Мужчина повиновался.

В избе царил полумрак, казалось, всё замерло,  только русская, сто лет не беленая, печь жила своей жизнью. Она пыхтела и добросовестно грела нехитрый старухин скарб.

« Большие деньги дерёт, а живёт бедно», - озадачился незваный гость.

- Садись, - кивком указала на лавку возле стола колдунья. – Вижу, привела ко мне беда. Сказывай.

И тогда Сергей поведал ей своё горе.

В комнате повисла тишина, но вдруг где -то под обтянутым паутиной потолком коротко каркнул ворон.  Мужчина вздрогнул и поднял голову – птицы нигде не было.

- Помочь не в силах. Дело сделано, смирись, - старуха поджала губы и отвернулась.
- Не пожалею никаких денег, продам квартиру, машину, - осознавая, что разговор окончен, со слезами в голосе попросил Сергей.
- Нет! – отрезала ведьма. – Собственное колдовство перешибить не могу.
- Моя жена умирает, - впервые в жизни заплакал мужчина. – А у нас дети ….
- На кладбище ничего  подбирать нельзя, а она

                                                                                                                                                                                          Когда опадают листья
                                                                                                                                                                                      Автор: Лариса Малмыгина

Странные сказки

0

294

Бюджетный рацион

Прельстясь картиной "Сеновал",
Осёл всё сено в ней сжевал.

                                                  Эпиграмма Осёл (Отрывок)
                                                    Автор: Эмиль Кроткий

Однажды Принцессе нежданно, внезапно
На узкой тропинке попался... не Принц, а Осёл!
Принцесса была так невинна, наивна,
Что встречу с Ослом посчитала судьбой!
Всю жизнь посвятила Принцесса ему
И думала ,что жизнь её дивная сказка!
Но непонятно почему и к чему ,
С Осла, вдруг, упала "приятная" маска!
Стал он  неверен, своенравен ,строптив
Во всем он увидел один негатив!
В тигриный рык  его хлипкий "ИА"
Вдруг резко и вдруг превратилось...
Искала выхода она тогда
и без конца она молилась,
И на луну она гадала!
Ночами долгими , без сна, о счастье вновь она мечтала
Испробовала всё, но ничего не помогало!
Прожив немало лет с Ослом, вдруг поняла,
Что Ведьмой стала,
И надобность её в Осле сама собой отпала,
Ведь Ведьма может все и без Осла!
Лишь только б жизнь начать сначала, с чистого листа!

Мораль наверно такова: Принцессы прежде чем влюбиться,
сначала научитесь отличать, хотя бы, Принца от Осла!

                                                                                        Ведьма и осёл
                                                                                 Автор: Лариса Волонина

Странные сказки

0

295

Фонтан стоящий у моря

На кустах листвы зелёной
Лепестков опавший цвет
В незнакомку был влюблённый,
Деву очень юных лет.

Убелённую до веток
Кружевами из цветов,
Ставшей лучшей из кокеток
После долгих, зимних снов.

Наряжалася невестой
Белоснежным сделав сад
И красавицей прелестной,
Как и прежде, год назад.

Не играют гармонисты
Сброшен праздничный наряд
Ветер с яблонь цвет душистый
Расстелил у самых пят.

                                 Лепестков опавший цвет
                                          Автор: Yuriy

В деревне Мисхор,  когда она была еще под властью турецкого султана, жил работящий крестьянин Абий - ака. Хижина его стояла вблизи моря. Чуть подальше находился небольшой сад и виноградник, кормившие крестьянскую семью. Никакими внешними особенностями хижина не отличалась. Такая же небольшая, и не слишком уютная. Не было сыновей у крестьянина, но была дочь по имени Азры.

Она и была главным украшением жилища. Не было красивее девушки в округе. Сорок тонких косичек сбегали по плечам Азры до самых колен. Как лоза виноградная, стан её строен и гибок. Огромные глаза черны,  как ночное звёздное небо, губки яркие, алее спелых вишен, а щёки румяны и нежны, как спелые бархатные персики.

Все любовались скромной красавицей, но более всех присматривался к цветущей красе девушки Али - баба, хитрый старик, хозяин быстрой фелюги, часто ходившей между Мисхором и турецким берегом. Торговал купец разным товаром, но поговаривали и о том, что он похищает красивых молоденьких девушек и увозит на своей фелюге в Стамбул для продажи в гаремы турецких пашей и беев.

Всякий раз, приходя с кувшином к фонтану, Азры чувствовала тяжёлый пристальный взгляд Али - бабы. Но, забывала она о похотливом взгляде купца, когда, наполнив кувшин водой, присаживалась около фонтана и подставляла ладони рук водной струе. Ласкала вода кожу рук девушки, и девушка ласкала ладонями рук водные струи. Она могла часами заниматься играми с водой, но время напоминало, что домой пора возвращаться. 

Вздохнув глубоко, Азры прощалась с фонтаном и шла домой, чтобы помочь матери по хозяйству. Под звуки песен, исполняемых нежным девичьим голоском, работа выполнялась значительно быстрее. Звенел серебристый голос ее и на винограднике, когда она приходила к отцу, чтобы помочь. Нашелся парень из дальнего села, приглянувшийся Азры, и прислал он сватов к девушке. Не отказали парню родители Азры. Хороший, работящий был парень.

Весело праздновал весь Мисхор, гуляя  на свадьбе молодой пары. Звенели смех и песни. И из соседних селений пришло много гостей на торжество. Спустились весенние сумерки на берег, мрак поплыл над морской гладью. И рожок чабана возвестил о том, что стадо возвращается. Поднялась со своей подушки в нарядных одеждах Азры и тихонько, не сказав ни кому и слова, вышла из хижины. Захотелось ей в последний раз посетить фонтан, откуда она ежедневно приносила воду. Взяла медный кувшин и спустилась к фонтану.

  Прислушиваясь к неумолчным вздохам морского прибоя и серебристому журчанию фонтана, погрузилась она в воспоминания о детстве. И не заметила Азры, чужих людей у фонтана.

Ловкий прыжок, и забилось в сильных руках мужчин хрупкое тело девушки. Закрыли рот ей ладонью, набросили плащ на голову, скрутили так, что ни пошевелиться, ни звука издать она не могла. Бросились пираты во главе с Али - бабой к ладье.  Покачиваясь на волнах, неслась фелюга Али - бабы к Стамбулу, когда на один единственный крик девушки, бросились близкие и жених.

Тосковал весь Мисхор по украденной Азры, не только жених и отец с матерью. Зачах и любимый Азрой фонтан. Прежде весело журчал он, струею плотной сильной наполняя кувшин за кувшином. Теперь он давился редкими тяжёлыми каплями - плакал горькими слезами осиротевший фонтан.

Между тем Али - баба привёз Азры в Стамбул. Не успел он вывести на невольничий рынок плачущую девушку, как явились туда евнухи самого султана. Большую плату за невольницу получил купец Али - баба. А Азры стала наложницей наместника пророка на земле.

Родила  Азры мальчика,  но не принёс он утешения её душе. Ровно год прошёл с того дня, когда она была похищена. Поднялась Азры с сыном на угловую башню султанского сераля и бросилась в пучину Босфора.  В тот же вечер печальная русалка с младенцем подплыла впервые к фонтану у берега Мисхора. Подошла к фонтану, простёрла она к нему руки, играла со струями его, смачивала водою фонтана руки, гладила мокрые скользкие камни.

Радостно журчал фонтан сильной струей била вода. Задумчиво смотрела русалка-Азры  на родное село. А потом, тихо опустившись в волны морские, исчезала, чтобы через год вернуться сюда снова. И всегда ждал её фонтан. Только в день посещения русалкой билась струею вода, во все остальные дни фонтан горько плакал.

                                                                                                                                                                                Русалка и фонтан азры (Отрывок)
                                                                                                                                                                                       Автор: Пётр Котельников

Странные сказки

0

296

Во, махнул не глядя ! (©)

Я альбом и краски взял,
Самолёт нарисовал.
Ай да славный самолёт!
Так и просится в полёт.

Папа глянул… Говорит:
— Ну, и как он полетит?
Где же лётчик? Где штурвал?
Что ж ты тут нарисовал?

Снова кисточку я взял:
— Вот — пожалуйста — штурвал,
Небо, облако, земля.
А пилотом буду я!

                                                Пилот
                           Автор: Анна Самуиловна Штро

В одном дворе средь бела дня появилась лопата. Не большая, не маленькая, не тяжёлая, не лёгкая, не тупая, не острая, а такая добротная, для дела годная. Одним словом – волшебная. Кто её принёс и кто оставил – люди уже забыли. Стоит лопата посередь двора, ждёт часа, когда её добрый человек в руки возьмёт и к делу приложит.

Проходит мимо садовник и видит волшебную лопату: «Ай, да лопатка, ай, да будет сама розовые кусты окучивать!». Только хвать её, а она стоит как в землю вкопанная, не двинется. И пыжился садовник, и тянул на себя, и толкал от себя, и всем телом наваливался, чтоб её из земли выдернуть – всё одно, стоит лопата на своём твёрдо. Плюнул садовник и пошёл мимо.

Идёт могильщик, воровато оглядывается, где что плохо в мире лежит. Смотрит – лопата бесхозная, да к тому же волшебная и удумал её прикарманить. «Такая крепкая в работе сгодится, будет сама землю рыть, сама закапывать, сама могилы ровнять и канавы прорезывать – совсем вольготно с ней заживу!». Ручки потёр и начал её прикарманивать. Да и прилип к ней, ни с собой унести, ни от неё оторваться. Три дня и три ночи простоял с ней в обнимку, дюже хотелось с собой прихватить. Пока не взмолился и не дал слово, что отныне будет сам копать. Только тут лопата его и отпустила. Со всех ног побежал от неё могильщик, чертыхаясь и божась попеременно.

Следом идёт беглый солдат. Увидал лопату и захотел её присвоить – так никакого имущества нет, весь в бегах и обносках, а так хоть лопата будет. Только берётся за неё, а лопата ему хлоп по спине да со всего размаху! Солдат обмяк, осел, в глазах звёздочки. Пришёл в себя и снова за лопату берётся. А она хрясть ему по шее – лицом в грязь упал, лежит как окочуренный. Снова ж пришёл в себя, памяти нет, никак в толк взять не может, что его лопата лупит. В третий раз берётся за лопату – тут уж со всего размаху в морду и получил. «Да сдалась мне така лопата, одно названье что волшебная, избивает почём зря хорошего человека». Плюнул и побёг дальше.

Идёт через двор дурак - свинопас. Над ним люди смеются, что весь в грязи да в навозе, и свиньи его за своего держат, и он их не чурается. Понравилась дураку волшебная лопата. Досель он грязь из хлева чем попало чистил, когда рукой, когда подолом, когда плошкой, когда поросёнком. А тут такой славный инструмент на дороге стоит – и ничейный!

Поклонился он лопате и спрашивает: «Чьих вы, сударыня, кровей будете, из каких краёв – далёких иль близких?». Лопата не отвечает. Дурак дальше расспросы ведёт: «А и что же это за красавица на весь двор светится?». Лопата молчит, что с дураком разговаривать. Тот снова спрашивает: «Кто ж тебя такую ладную сделал и посередь двора поставил?». Лопата ни звука. Ну, да надоело свинопасу куролесить вокруг лопаты с подходцами и коленцами, взял её в свои крепкие руки – а она аж загудела! Дождалась. Дошло до дурака, что с ней делать надоть.

Донёс родимую до хлева и как давай гребсти направо - налево, чистит - трудится, берёт глубже, бросает дальше. Не разбирая – от свиноматочки ли, от борова ли, от поросят ли навозец. Весь хлев очистил, принялся за свиней.

Скрёб - скрёб с них вековую грязь, а как остановился отдышаться – глядит и дивится: хлев в чистый дом превратился, на лавках за столом люди сидят, все в белом, самовар раздувают, чай пьют с яблочной повидлою, его паном величают, за стол сажают, горячего наливают да подносят в чашечке тонкого фарфору и сахару вприкуску. Вот она что волшебная лопата делает.

                                                                                                                                                                  Волшебная лопата
                                                                                                                                                            Автор: Клементьева Алла

Почти смешная история (©)

0

297

Монашка

На часах двенадцать - ночь крылом накрыла,
В ресторанах градус, набирает люд:
Джентльмены с тростью, с кольцами на пальцах
Денег не считают, жадно водку пьют...

Лица с лоском Денди, - превратились в хари,
И в глазёнках похоть: слюни на губах.
Дверь в кабак открылась - на пороге ... Таня,
Девочка - конфетка, вся такая " Аххххх!!!"

Туфельки на шпильке, длинные ресницы,
Разговоры как - то , все сошли на нет..
Джентльмены с тростью, все желают Таню
В воздухе витает дым от сигарет....

Толстые банкиры, офицеры тыла.
" Короли торговли ", попросту, жульё.
Все вокруг столпились, выпить предлагают,
Кто - то, даже драться, начал за НЕЁ...

Не нужны букеты, девочке с " малины ",
"Эй, который справа, - подбери живот!"
Берегите перстни, кошельки с часами,
Танька на работе! Танька - Всё возьмёт!!
!

                                                            ДЕВОЧКА С "МАЛИНЫ ВОРОВСКОЙ" (ИЗБРАННОЕ)
                                                                       Автор: Валерий Гулянов

Длинный подвесной мост, перекинутый через глубокую пропасть, прогнулся под тяжестью идущего через него каравана и раскачивался от свистящего по ущелью ветра, но никто не паниковал и не отступал.

Только с лошадей слезли и шли впереди них, ведя в поводу. Эста тоже молча слезла со своей лошадки и храбро подступила к выбеленным солнцем и дождями и вытертым не одной сотней ног дощечкам моста, явно сделанного контрабандистами. Зная наверняка, протестовать бесполезно. Не пойдёшь сама, повезут в виде тюка на спине лошади, а это намного хуже с точки зрения безопасности. Лошадь может испугаться или поскользнуться, и у нее нет рук, чтобы ухватиться за верёвочные перила.

– Если боишься, иди следом за мной. – Откуда появилась атаманша, монашка не заметила.

Решив оставить на потом выяснение, кто из новых спутников остался человеком, а кто стал монстром, Эста просто приказала себе расслабиться и не следить ни за звуками шагов, ни за негромкими приказами.

– Ничего я уже не боюсь, – расстроенно вздохнула девушка и ступила на досточку, ведя за собой свою лошадку.

Через мостик Эста шла покорно и понуро, и никто не смог бы заподозрить, что в это время она чутко прислушивается к происходящему за спиной. А захватившая тихоню в плен женщина неотступно следовала за ней.

Это могло ничего не значить, просто так совпало, вот только Эсту не один год учили не верить в совпадения, особенно когда они происходят слишком часто. И искать того, кто их подстраивает и кому они выгодны. Вот и теперь, вряд ли атаманша идёт следом просто так, но разбираться в куче предположений, почти ничего о ней не зная, Эста не стала. Просто старательно смотрела под ноги, не дай Святая Тишина, попадётся треснутая или сломанная дощечка.

Но тайком поглядывая по сторонам и внимательно прислушиваясь к шагам и тихим словам бандитов, девушка упорно пыталась восстановить в памяти взгляды и слова старых слуг из башни. И хотя Эсту что - то в их поведении всё - таки настораживало, тем не менее не вызывало неприязни и отторжения, как откровенное притворство или ложь.

Своим чувствам сестра Тишины привыкла доверять, натренированная в специальных играх и ловушках и не раз проверенная интуиция подводила очень редко. И если она молчала сейчас, то наверняка это не они выдали Змея. Даже если и узнали графа каким - то образом, что абсолютно нетрудно, с его - то запоминающейся внешностью.

Сестра Тишины снова поймала себя на том, что её мысли, сделав круг, невольно вернулись к Дагорду, и грустно усмехнулась.

Если он со всеми своими женщинами вёл себя так же, как с ней, она может понять, почему они потом так упорно его преследовали. В памяти само возникло вдолбленное сёстрами и всегда казавшееся очень правильным утверждение: девушка, бегающая за охладевшим к ней мужчиной, – это невыносимо унылое и смешное зрелище, и Эста не стала сдерживать тяжёлый вздох.

В конце концов, она сейчас не в зале под пристальными и заинтересованными взглядами придворных, как ещё недавно стояла за спиной герцога, и не в кабинете матушки Тмирны, под не менее бдительным присмотром. А шагает по покачивающемуся над пропастью хлипкому мостику, под свист всё усиливающегося осеннего ветра и не питает никакой надежды на быструю встречу со Змеем.

                                                                                                                                             из книги Веры Чирковой - «Сёстры Тишины. Тихоня»

Странные сказки

0

298

Её учитель танцев

В синий цвет покрасила волосы,
Закурила назло сигареты.
У жизни есть тёмные полосы –
У тебя есть вино и конфеты.

У тебя есть любимые песни,
Что играют сейчас в темноте.
Небрежно усядешься в кресле,
С головою утонешь в себе.

Ты кажешься всем недотрогою,
Даже, может, и безразличною.
Ты идёшь своею дорогою –
Тишина уже стала привычною.

А глаза наполнены нежностью
И тебе лишь понятной, тоскою.
За этой кричащей внешностью
Укрываешься, как за стеною.

Ожидаешь ту милую сказку,
Чувствами сердце палящую.
Глупышка, не прячься под маску,
Я хочу тебя знать Настоящую.

                                              В синий цвет покрасила волосы
                                                  Автор: Алексей Харламов 2

— Виктория Эверглот! — произнёс мистер Финис Эверглот и пристально посмотрел на свою дочь. Виктория вздрогнула и спрятала руки между юбкой и стулом. Взгляд потуплен, спина напряжена и выпрямлена, сердце колотится как бешеное, но дыхание надо сдержать во что бы то ни стало. Миссис Мадлен одобрительно кивнула, но мистер Эверглот только нахмурился: он и без того был коротышкой и презирал дочь за то, что она выше него, а когда она выпрямлялась, и вовсе считал издевательством. — Опять ты не доела свой завтрак! Полезный и вкусный! Так необходимый юным девушкам для полноценного развития, духовного и телесного!

"Не доела — это не совсем то слово, — подумала Виктория. — Я к нему даже не притронулась!"

— Именно поэтому ты такая тощая кобыла, — продолжал отец. — Но, я думаю, я знаю, как объяснить тебе, дорогая, что завтрак — это чрезвычайно важный приём пищи. Кто не ест завтрак — тот не получит и обед, ха - ха
— Да, папенька, — ответила Виктория. — Хорошо.
— Хорошо? — переспросил мистер Финис. — Это мы после обеда посмотрим, хорошо это или нет, как ты запоёшь! Но даже не надейся, моё решение принято безоговорочно, без права обсуждения, и я его не изменю!
— Да, папенька, — сказала Виктория тихо. — Как скажете, папенька.
— Мне нужно заняться важными делами, — сказал мистер Финис. — Впрочем, не твоего ума дела, какими. Завтрак окончен. У тебя ещё есть вопросы?
— Да, папенька, — сказала Виктория. — Скажите, мне спуститься на обед, или я могу остаться в комнате?

Мистер Эверглот задумался.

— Спустись, — сказал он. — Нет, останься, — передумал. Миссис Мадлен закатила глаза. — Нет, спустись, потом поднимешься обратно в комнату, — нашёлся он и решительно вышел из зала, помахав дворецкому, чтобы тот шёл за ним. Хильдегарда бросилась убирать со стола, миссис Эверглот, подхватив юбки, бросилась вслед за супругом, чтобы убедиться, что он не наделает глупостей, и Виктория наконец - то смогла свободно вздохнуть, насколько позволял нетугой девичий корсет.

Она знала, что её родителям проще думать, что их дочурка всё то время, когда они её не видят, сидит в своей комнате с руками по швам и не делает ровным счётом ничего. Увы, даже при том, что ей категорически нельзя было выходить на улицу, усидеть в одной комнате было практически невозможно. Поэтому порой она играла в прятки с прохожими — тайком выходила на балкон своей комнаты, что тоже было запрещено, и пряталась за тяжёлыми портьерами, чтобы никто её не увидел, а сама тем временем рассматривала внешний мир. В другие дни она блуждала по бесконечным коридорам, время от времени прикасаясь к дубовым дверям; большая часть из них была закрыта на замок и никогда не отпиралась — Виктория догадывалась, что за ними кроется в основном пыль, грязь, сломанная мебель и местами обвалившийся потолок, но ей нравилось воображать, что через эти запертые двери можно пройти в какие - нибудь другие миры, где тепло, светло, ярко и нет этих скучных правил: делай то, не делай этого, и вообще лучше всего делай вид, что тебя здесь нет.

Однажды в воскресный день, когда её последовательно отчитали мать, отец, да ещё и пастор, она была полна детской решимости сбежать, но снаружи был дождь и какие - то незнакомые мрачные люди, поэтому она искала спасения внутри и пыталась открыть все двери подряд в надежде, что за одной из них прячется чудесный мир, куда можно будет уйти и никогда оттуда не возвращаться, и вдруг одна из дверей ей поддалась. Глазам её предстал не мир — но целая вселенная, хранившаяся в фамильной библиотеке. Она вошла в читальный зал, обрамлённый высокими колоннами книжных шкафов, и у неё захватило дух. Взяла первую попавшуюся книгу, и маленькое сердечко сладко дрогнуло, когда та открылась, и Виктория увидела картинку: девочка в белом платье плывёт в лодке посреди синего - синего озера, и это было так непохоже на всё, что её раньше окружало, что трудно было смириться с существованием столь несовершенного мира. Она сбросила туфли, забралась в пыльное кресло с ногами и села листать удивительную книжку, разглядывая картинки, и сама не заметила, как увлеклась чтением. До этого Виктория не представляла себе, что читать может быть не скучно: обычно ей приходилось читать молитвенник да Библию, причём маменька особенно любила подкладывать ей описание ада. С тех пор Виктория часто проводила время за книгами, а иногда даже забирала их к себе в комнату и прятала под матрасом.

Вот и сейчас она бросилась в своё самое волшебное место в доме предаваться мечтам о жизни без глупых ограничений; пусть даже только теоретически — на практике, она знала, никакой прекрасный принц за ней не приедет, только если ей не подберут его родители. Но в книгах любовь была! И это трогало её до глубины её маленькой души.

Рядом с креслом, в котором она обыкновенно сидела, её уже ждала стопка книг, заботливо припасённых со вчерашнего вечера: дело в том, что ей всегда было ужасно сложно определиться, какие именно из многих сотен книг изучать, а утром всегда хотелось погрузиться в чтение как можно скорее — что неудивительно, учитывая обстановку в доме. Поэтому она придумала выбирать с вечера: вдумчиво, неторопливо и умиротворённо. Виктория считала это проявлением заботы о себе будущей и даже хотела начать писать себе маленькие записочки вроде:

"Привет, дорогая Виктория, как твои дела?", "Что изволили откушать на завтрак? Ах, опять эта овсянка, какой ужас" и "Только не буди Храпунцию". Кто такая Храпунция, Виктория не знала, ей просто хотелось выдумать себе жизнь, полную опасностей и приключений; но в глубине души ей всё равно казалось, что ничего опаснее того, что с ней будет, если родители узнают, что она нарушает их запрет — пусть даже они никогда не говорили прямо, что передвигаться по дому ей нежелательно, это чувствовалось в каждом их взгляде, каждом нетерпеливом жесте, — в принципе не бывает. Но лучше уж бояться какую - нибудь Храпунцию, чем вечно дрожать в страхе перед Мадлен и Финисом Эверглотами!

Впрочем, идея с записочками не прижилась: девочка решила, что это слишком опасно. Родители не заходили в библиотеку; но если вдруг выяснится, что кто - то здесь бывает, то пусть лучше этот кто - то оставляет как можно меньше следов, позволяющих его опознать, и, может, тогда удастся переложить всю вину на слуг… По этому поводу Виктория даже прохаживалась по читальному залу с веником раз в неделю или две, иначе следы её крохотных туфель на толстом слое пыли могли выдать её.

Виктория устроилась поудобнее и взяла одну книгу из стопки наугад. Открыла её на середине, пробежалась взглядом по тексту, перелистнула. Отложила, взяла другую. Она всегда так пробует книги, прежде чем выбрать одну, прочесть последнюю главу и только потом начать читать сначала. Она всегда хотела знать, чем дело кончится, чтобы переживать только за хороших героев, ведь плохие, даже если вначале кажутся хорошими, не стоят её переживаний. А ещё она старалась не привязываться к персонажам, которые умрут. Впрочем, классические трагедии, где в конце умирают все, также не оставляли её равнодушной…

Тема смерти волновала её едва ли не больше, чем тема любви. В конце концов, после десятка - другого любовных романов она смогла сформулировать себе, каким должен быть её идеальный избранник: высокий, выше неё; бледный, с тонкими длинными пальцами и острым носом; нежный и романтичный, а ещё он никогда не должен повышать на неё голос. Пусть будет чуть - чуть неловким, но не глупым, а ещё она страстно хотела, чтобы он научил её танцевать. "Выйду замуж, — говорила она себе, — уеду от родителей, и обязательно научусь!"

О том, что она когда - нибудь сможет извлекать чарующие звуки из огромного рояля, стоявшего у них в холле, она даже не мечтала.

Но, каков бы ни был прекрасный принц, которого Виктория себе представляла, он мог не иметь ничего общего с объективной реальностью, которую воплотят в жизнь её родители.

Договорный брак — не шутка, а Виктория не верила, что присказка Хильды "стерпится - слюбится" хоть в какой-то степени верна. Мадлен и Финис, во всяком случае, демонстрировали полнейшую её несостоятельность. Смерть же была чем - то близким и почти родным, и интерес вызывала весьма практический. За свою недолгую жизнь Виктория была уже на пяти похоронах, а сколько раз в год их единственный катафалк в городе проезжал прямо под её балконом!

Пастор Голлсвеллс, конечно регулярно рассказывал о загробной жизни, о рае и аде, но этого было совершенно недостаточно. "Может ли быть так, что пастор ошибается?" — думала девочка и одновременно пугалась тому, какие еретические мысли себе позволяет, и восхищалась собственной смелости — ровно по этой же причине. И рука её тянулась к очередной книге.

В этот раз её привлекла тонкая книжица в красном кожаном переплёте. Она выглядела невзрачно, но стоило только до неё дотронуться, как Викторию пронзила непонятная дрожь. Кожа обложки была слишком нежной… почти как кожа младенца. Виктории один раз дали подержать ребёнка двоюродной сестры, и ещё тогда она изумилась, насколько он приятный на ощупь, но в этот раз это ощущение застигло её врасплох. "Я не трусиха", — сказала она себе, и попыталась унять трясущиеся руки. "Я просто обязана узнать, что здесь написано".

На случайной странице была нарисована непонятная диаграмма и приведены инструкции. "Интересно, где я должна взять выпотрошенную крысу", — подумала девочка и от неожиданности рассмеялась.

Это было очень, очень интересное чтиво. Виктория не понимала и половины слов — латынь тоже не входила в одобренное маменькой образование, — но от прикосновения к тайному захватывало дух. Кроме того, — это она знала точно — книжка имела самое что ни на есть прямое отношение к смерти. А значит, её загадку просто необходимо разгадать!

За этим занятием её и застигли часы, пробившие полдень.

— Обед! — вскочила Виктория, и вспомнила, что обеда у неё не будет. Тем не менее, нужно было спуститься к родителям, чтобы их не прогневать, а потом можно будет вернуться, и тогда…

Обед отличался от завтрака только тем, что в тарелках вместо противной овсянки были жухлые овощи и сомнительного качества жаркое. Когда Виктория вошла, мистер и миссис Эверглоты уже поглощали еду, поэтому отец просто махнул ей рукой, мол, садись за своё место. Перед ней поставили приборы, но еды не положили. У девочки заурчал живот, но она попыталась сохранить лицо безмятежным.

Пять минут, которые родители заставили её высидеть за столом, показались ей вечностью, но когда ей позволили уйти, она мигом забыла о своих невзгодах, ведь сегодня её ждёт что - то особенное! Она уже почти свернула в коридор, как до неё донёсся голос Хильдегарды:

— Мисс, мисс, подождите, пожалуйста!

Виктория остановилась, покачалась на каблуках и обернулась. Преданная служанка, суетливо подобрав юбки, подбежала к ней.

— Мисс Виктория, подождите, пожалуйста, окончания обеда в своей комнате.

Виктория склонила голову набок. Что от неё хочет Хильда? А ведь она так хотела оказаться в библиотеке поскорее… Но послушно ответила:

— Хорошо, Хильда, я буду у себя.

В комнате она нетерпеливо ходила взад - вперёд, беспрестанно поправляла платье, подушки, одеяло, балдахин, платье, одеяло, подушки, причёску… Наконец, прибежала запыхавшаяся Хильда и вручила ей яблоко, завёрнутое в салфетку. Свежее, жёлтое, с красным бочком… Виктория так растрогалась, что обняла старушку и горячо её поблагодарила.

— Не за что, юная госпожа, — отвечала Хильдегарда. — Бегите, бегите, я же вижу, что вас ждёт что - то интересное.

Виктория ещё раз удивилась проницательности своей няни, но мигом выбросила эти мысли из головы, потому что всё её воображение опять заняла та неведомая красная книжка и возможности, которые та открывала. Виктория на цыпочках выбежала из комнаты, стараясь не цокать каблуками, и кинулась в сторону библиотеки, жуя яблоко прямо на ходу. Неприлично, ну и пусть! Всё равно никто не видит.

Ритуал, описанный в последней главе книги, был неприлично прост. Ни внутренностей мёртвых крыс, ни мозгов свежеубитых белых петухов, ни желудка кролика, умершего своей смертью, ни чёрной кошки (что особенно удивительно, живой) с шестью пальцами на каждой из лап. Виктория начертила обломком камня круг с вписанной в него семиугольной звездой — да, вышло кривовато и линии тоньше, чем если бы она смогла раздобыть кусок мела, — в каждый сектор вписала по причудливому знаку, в точках пересечениях покапала свечным воском, встала в центр и три раза сказала: "Тремсретам яйтайбои овсванемим и пр", — и провалилась сквозь землю.

                                                                                          из рассказа Aru Kotsuno  - «Трудное детство Виктории Эверглот | Труп Невесты»

Странные сказки

0

299

Странные сказки

Орлята учатся летать, —
То прямо к солнцу в пламень алый,
То камнем падая на скалы
И начиная жизнь опять.
Орлята учатся летать.

Не просто спорить с высотой,
Ещё труднее быть непримиримым.
Но жизнь не зря зовут борьбой,
И рано нам трубить отбой! В бой! В бой!

Орлята учатся летать,
А где - то в гнёздах шепчут птицы,
Что так недолго и разбиться,
Что вряд ли стоит рисковать…
Орлята учатся летать.

Орлята учатся летать.
Вдали почти неразличимы
Года, как горные вершины,
А их не так - то просто взять.
Орлята учатся летать.

                                                Орлята... (Отрывок)
                                          Автор: Н. Н. Добронравов

— Ах, что это такое? — воскликнула голубка, когда что - то упало c неба в её гнездо и чуть не сшибло с ветки маленьких Биля и Ку, которые сидели, раздумывая, решатся ли они когда - нибудь полетать.
— Это очень безобразная птица, мама, — сказал Биль, один их голубят, глядя во все глаза на страшного незнакомца.
— У него нет перьев, и он кажется таким печальным, испуганным. Приласкай его, мама, — проворковала маленькая Ку, необыкновенно добрая голубка.
— Бедный птенец, он, кажется, ушибся и испугался, но он такой большой и такой дикий! О, он совсем не походит на других птенцов, мне даже немного страшно подойти к нему, — сказала голубка, испуганно заглядывая в гнездо.

Это был действительно странный птенец. Несмотря на свой юный возраст, он занимал целое гнездо и, хотя от ушиба почти не мог дышать, смело смотрел на всех своими золотистыми блестящими глазами, нетерпеливо хлопал ушибленными крыльями открывал изогнутый клюв, точно собираясь кого - то укусить.

— Птенец голоден, — сказал Биль (у него у самого был хороший аппетит, и он любил плотно поесть).
— Отдай ему ту хорошенькую ягоду, которую ты принесла для меня, — сказала Ку, всегда готовая всякому помочь.

Голубка поднесла птенцу спелую ягоду клубники, но он не захотел съесть её и крикнул так громко и свирепо, что нежные голуби задрожали на своих розовых лапках.

— Я полечу к совушке, попрошу её посмотреть на нашего гостя и объяснить, что это за птица и как нужно ухаживать за ней. Голубка заботливо усадила своих детей в соседнее пустое гнездо и улетела.

Биль и Ку сидели неподвижно и с любопытством смотрели на незнакомую птицу, которая кричала, хлопала крыльями и сверкала своими золотистыми глазами.

— О, да это орлёнок, — сказала сова. — Вам лучше всего вытолкнуть его из гнезда, потому что, как только он вырастет, он съест всех вас или улетит, не подумав поблагодарить вас за все ваши заботы.
— Я не могу выгнать из моего дома бедного птенца. А может быть, оставив орлёнка и ласково обращаясь с ним, я заставлю его полюбить нас и почувствовать себя счастливым у нас? Конечно, когда он будет в состоянии сам заботиться о себе, я отпущу его, — сказала голубка.
— Если кто-нибудь может сделать это, то именно вы, — проговорила сова.
— Только вы знаете, как трудно укротить хищную птицу, орлы же очень хищные. Это царский орел, самая красивая птица из всех, он, вероятно, жил в каком - нибудь гнезде в горах. Не могу представить себе, как он попал к вам. Но это случилось: орлёнок у вас, он голоден, ещё не одет перьями, и вы можете поступать, как хотите. Только помните: кормите его червяками и гусеницами и, если возможно, укротите его.

Сова быстро улетела. Она ненавидела свет, кроме того, ей не хотелось больше разговаривать. Она считала, что голубка поступит глупо, если оставит у себя орлёнка.

— Пусть он отдохнет у нас, а потом отошли его прочь, — сказал голубь, который был очень осторожный.
— Нет, нет, мама, оставь здесь орлёнка, люби его и сделай его добрым. Я знаю, что он не захочет обидеть нас, — воскликнула маленькая Ку.
— Я подумаю об этом, мои дорогие. Теперь же нужно принести ему поесть, — сказала голубка и улетела.

Голубка была очень добрая и умная птица с твёрдым характером. Когда она решалась на что - нибудь, то уже никогда не изменяла своего решения. Вскоре она вернулась и принесла в клюве толстого жирного червяка, её приемыш быстро проглотил его и стал кричать, требуя нового корма. Доброй голубке пришлось девять раз летать взад и вперед, прежде чем орлёнок наелся. Ей хотелось накормить его досыта. Наконец орлёнок спрятал голову под крыло и проспал целый час. Проснулся он в хорошем настроении и начал отвечать на вопросы пронзительным и резким голосом, совсем непохожем на нежное воркование голубей.

— Как тебя зовут, мой дорогой? — спросила голубка.
— Меня зовут Золотой Глаз, но папа называет меня просто Золотой.
— А где ты жил, голубчик?
— Далеко - далеко, в горах, посреди облаков, в гнезде, которое было гораздо больше этого.
— Зачем же ты оставил его, мой милый?
— Моя мама умерла, и когда папа был на ее похоронах, злой ястреб схватил меня и унёс, но я так сильно клевал его, что он меня бросил. Так я очутился здесь. — Ай - ай - ай, какая печальная история, — со вздохом сказала голубка.

Биль посмотрел, нет ли поблизости ястреба, а Ку смахнула левым крылом слезинку, подскочила поближе к гнезду и сказала:

— Пожалуйста, мама, оставь у нас Золотого, ведь у него нет матери, и он не может вернуться к себе домой. Мы будем очень - очень любить его, и я надеюсь, что ему понравится жить у нас.
— Да, дорогая, я без всякого страха оставлю у нас Золотого. Орлы — благородные птицы, и если я буду хорошо обращаться с этим бедным орлёнком, может быть, его семья ради нас пощадит маленьких птичек.
— Я охотно останусь здесь, пока не научусь летать. И я скажу моим, чтобы они не трогали вас, потому что вы — добрые птицы, и я вас люблю, — сказал Золотой и протянул голубке клюв, чтобы поцеловать её. Орлёнку было приятно, что она похвалила его породу, да и кротость новых друзей тронула его.

Лесные птицы поочередно прилетали посмотреть на приёмыша голубки, и все в один голос твердили, что он доставит ей много хлопот. Действительно, было ясно, что при упрямстве и резкости Золотого с ним будет трудно ладить. Однако мамаша - голубка не прогнала орлёнка, и хотя он часто приводил её в отчаяние, она все же любила своего приёмыша и верила, что рано или поздно при помощи любви и терпения, ей удастся укротить его.

Ее собственные дети не доставляли ей никаких хлопот. Правда, Биль любил поступать своевольно, но стоило ей сказать: «Сын мой, сделай так, как я приказываю, потому что это будет мне приятно» , и он сейчас же уступал. А кроткая Ку так любила мать, что одного взгляда голубки было достаточно, чтобы остановить и предупредить её.

Но, Боже ты мой, сколько мучилась голубка со своим приёмышем. Если Золотому не давали того, чего ему хотелось, он кричал и клевался, требовал, чтобы ему приносили для еды только то, что ему хотелось, а если ему отказывали в этом, он кидал свой обед на землю, а потом целыми часами сидел нахохлившись. Он насмехался над Билем и Ку, важничал перед другими птицами, которые прилетали к нему в гости, всем и каждому твердил, что он не простой орел, а царский, что он когда - нибудь улетит ввысь и будет жить среди облаков со своим царственным отцом.

Но несмотря на эти недостатки, крылатые обитатели леса любили Золотого, потому что у него было много и привлекательных качеств.

Он жалел каждую обиженную птичку, был очень великодушен ...
                                                                                                                                                                Орёл в голубином гнезде (Отрывок)
                                                                                                                                                                        Автор: Луизы Мэй Олкотт

Странные сказки

0

300

Раскрытие загадочной истории случившейся средь бескрайних полей

А хочешь, я тебе открою тайну?
Один такой малюсенький секрет?
Знай… люди не встречаются случайно,
Случайностей, поверь мне, в жизни нет.

Не веришь? Ну тогда, хотя б, послушай,
Не бойся, я тебя не обману,
Представь себе, что существуют души,
Настроенные на одну струну.

Как звёзды в бесконечности Вселенной
Они блуждают сотнями дорог,
Чтоб встретиться когда-то… непременно…
Но лишь тогда, когда захочет Бог,

Для них нет норм в привычном пониманьи,
Они – свободны, как паренье птиц,
Для них не существует расстояний,
Условностей, запретов и границ.

                                                    А хочешь, я тебе открою тайну?
                                                      Автор: Александра Мейер

Один суслик хотел верить или верил в царствие небесное, но поклонялся кирпичу. Он знал, что после смерти его ждёт жизнь на небесах, что сусликовый Бог находится где - то там далеко - далеко, что ангелы витают среди облаков, что дух живёт вне плоти…, но когда суслик хотел обратиться к своему Богу, он шёл к кирпичу, который строители обронили на поле, и долго стоял перед ним на коленях. Эту картину увидел другой суслик, прохожий…

- Слушай, зачем ты поклоняешься кирпичу? – спросил прохожий.
- Это не просто кирпич, он – святой, в нём обитает наш сусликовый Бог, именно здесь он слышит все мои просьбы, - ответил верующий.
- Да как же он может быть святым, этот кирпич, если он точно такой же, как все остальные, из каких люди строят себе дома? – удивился прохожий.
- Это тебе так кажется, потому что ты неверующий, - ответил верующий. – На самом деле, любой предмет, в который веришь, меняет свои свойства ровно так, как веришь. Ты видишь в этом кирпиче просто кирпич, и он тебе может послужить только строительным материалом. Я вижу в этом кирпиче – дом нашего сусликового Бога. И кирпич становится таковым.
- С подобным я сталкивался не раз, когда пугался своей собственной тени, - согласился прохожий. – Тень не имеет души, бестелесна, но собственное отношение к ней до того её одушевляет, что иного впечатлительного человека она сильно пугает, что и убить может. Но только тень, конечно, тут ни при чём, человек сам себя одолевает своими собственными страхами. Думаю, что таковы твои взаимоотношения с кирпичом, который ты наделил духовными свойствами, причем божественного свойства, поэтому, как тебе кажется, кирпич властвует над тобой, хотя это ты сам над собой властвуешь, передавая власть над собой кирпичу. Ничего в нём нет, и никак он не может изменить свои свойства. Строительный материал и только.
- Не богохульствуй! – рассердился верующий суслик. – Наш сусликовый Бог всё видит и слышит. И вообще – не мешай мне служить сусликовому Богу и своей душе.
- Хорошо, не буду тебе мешать, - согласился прохожий. – Если хочешь, подожду тебя, пока ты исполнишь своё служение сусликовому Богу, и мы пойдём вместе домой, нам же по пути, а там и поговорим на божественные темы.
- Давай, - согласился верующий…

Два суслика: верующий и прохожий - шли домой и бойко разговаривали, когда им повстречался третий суслик, попавший в беду.

- Помогите мне, прошу вас, я попал в очень тяжёлую ситуацию…, - попросил суслик, попавший в беду, о которой ввиду самой разнообразности бед, мы не будем сообщать в данном повествовании.

- Бог поможет. Иди к кирпичу, где живёт наш сусликовый Бог, и молись, молись, проси и тебе воздастся, - сказал верующий суслик и зашагал дальше, хотя, честно говоря, проблемы суслика, попавшего в беду, он обычно решал небожественным образом.

Прохожий же суслик не стал торопиться, он разговорился с сусликом, попавшим в беду, узнал все его проблемы, отнёсся к нему милосердно и, как смог, так помог…

Мораль состоит в том, что настоящий верующий не тот, кто формально исполняет ритуалы, а тот, кто исполняет заповеди и любит ближнего, как самого себя

                                                                                                                                                                Притча о поклонении кирпичу
                                                                                                                                                                      Автор: Андрей Дробот

Странные сказки

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Свободное общение » Странные Сказки