Ключи к реальности

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ключи к реальности » Ключи к взаимоотношениям » Должна быть в женщине какая-то изюминка...


Должна быть в женщине какая-то изюминка...

Сообщений 411 страница 420 из 424

411

Изумительно и ловко

Одиноко лежу словно листик шпината
На краю на тарелке за завтраком утром.
Про себя размышляю - общительным надо
Быть всегда и полезным, и нужным кому-то.

Вот томаты с яичницей нынче сдружились
И друг к другу прижались своими телами,
А кусочек говядины тонок и жилист,
Но на булочке мягкой он между делами

Так удобно устроился, сволочь, и счастлив.
Да и булочка радостно щурится тоже.
В поведенье влюблённых не чувствую фальши.
Только я всё один и всё с краю, о Боже!

Где же пара моя, где объятья салата,
Что по жизни вперёд понесут словно парус?
Но вдруг осознаю, что я листик шпината.
Всех съедят, я один на тарелке останусь.

                                                                                     Шпинат
                                                               Автор: Валерий Старз По Алфавиту

ГЕННАДИЙ КАМЕННЫЙ - Я В ТЕБЯ НЕ ВЛЮБЛЁН - Монтаж Татьяны Ситниковой

Глава X. Аббат Д’ Эрбле ( Фрагмент )

Д’ Артаньян с любопытством осмотрел комнату.

Никогда ещё не видел он более воинственно и вместе с тем более изящно убранного помещения.

В каждом углу красовались военные трофеи — главным образом шпаги, а четыре большие картины изображали в полном боевом вооружении кардинала Лотарингского, кардинала Ришелье, кардинала Лавалета и бордоского архиепископа.

Правда, кроме них, ничто не напоминало о том, что это жилище аббата: на стенах шёлковая обивка, повсюду алансонские ковры, а постель с кружевами и пышным покрывалом походила больше на постель хорошенькой женщины, чем на ложе человека, давшего обет достигнуть рая ценой воздержания и умерщвления плоти.

— Вы рассматриваете мою келью? — сказал Арамис. — Ах, дорогой мой, извините меня. Что делать! Живу как монах - отшельник. Но что вы озираетесь?
— Не пойму, кто спустил вам лестницу; здесь никого нет, а не могла же лестница явиться сама собой.
— Нет, её спустил Базен.
— А - а, — протянул д’Артаньян.
— Но, — продолжал Арамис, — Базен у меня хорошо вымуштрован: он увидел, что я возвращаюсь не один, и удалился из скромности. Садитесь, милый мой, потолкуем.

И Арамис придвинул д’ Артаньяну широкое кресло, в котором тот удобно развалился.

— Прежде всего вы со мной отужинаете, не правда ли? — спросил Арамис.
— Да, если вам угодно, и даже с большим удовольствием, — сказал д’Артаньян. — Признаюсь, за дорогу я чертовски проголодался.

— Ах, бедный друг! — сказал Арамис. — У меня сегодня скудновато, не взыщите, мы вас не ждали.
— Неужели мне угрожает кревкерская яичница с
  «теобромом»? Так ведь, кажется, вы прежде называли шпинат?

— О, нужно надеяться, — ответил Арамис, — что с помощью божьей и Базена мы найдём что - нибудь получше в кладовых у достойных отцов иезуитов. Базен, друг мой! — позвал он. — Базен, подите сюда!

Дверь отворилась, и явился Базен; но, увидев д’Артаньяна, он издал восклицание, похожее скорее на вопль отчаяния.

— Мой милый Базен, — сказал д’ Артаньян, — мне очень приятно видеть, с какой восхитительной уверенностью вы лжёте даже в церкви.
— Сударь, я узнал от достойных отцов иезуитов, — возразил Базен, — что ложь дозволительна, когда лгут с добрым намерением.
— Хорошо, хорошо, Базен. Д’ Артаньян умирает с голоду, и я тоже; подайте нам ужин, да получше, а главное, принесите хорошего вина.

Базен поклонился в знак покорности, тяжело вздохнул и вышел.

— Теперь мы одни, милый Арамис, — сказал д’ Артаньян, переводя глаза с меблировки на хозяина и рассматривая его одежду, чтобы довершить обзор. — Скажите мне, откуда свалились вы вдруг на лошадь Планше?
— Ох, чёрт побери, — сказал Арамис, — сами понимаете — с неба!

— С неба! — повторил д’Артаньян, покачивая головой. — Непохоже, чтобы вы оттуда явились или чтобы вы туда попали когда - нибудь.
— Мой милый, — сказал Арамис с самодовольством, какого д’ Артаньян никогда не видывал в нём в те времена, когда он был мушкетёром, — если я явился и не с неба, то уж наверное из рая, а это почти одно и то же.

— Наконец-то мудрецы решат этот вопрос! — воскликнул д’Артаньян. — До сих пор они никак не могли столковаться относительно точного местонахождения рая: одни помещали его на горе Арарат, другие — между Тигром и Евфратом; оказывается, его искали слишком далеко, а он у нас под боком: рай — в Нуази - ле - Сек, в замке парижского архиепископа. Оттуда выходят не в дверь, а в окно; спускаются не по мраморным ступеням лестницы, а цепляясь за липовые ветки, и стерегущий его ангел с огненным мечом, мне кажется, изменил своё небесное имя Гавриила на более земное имя принца де Марсильяка.

Арамис расхохотался.

— Вы по-прежнему весёлый собеседник, мой милый, — сказал он, — и ваше гасконское остроумие вам не изменило. Да, в том, что вы говорите, есть доля правды; но не подумайте только, что я влюблён в госпожу де Лонгвиль.
— Ещё бы! После того как вы были так долго возлюбленным госпожи де Шеврез, не отдадите же вы своё сердце её смертельному врагу.

— Да, правда, — спокойно ответил Арамис, — когда-то я очень любил эту милую герцогиню, и, надо отдать ей справедливость, она была нам очень полезна. Но что делать! Ей пришлось покинуть Францию. Беспощадный был враг этот проклятый кардинал, — продолжал Арамис, бросив взгляд на портрет покойного министра. — Он приказал арестовать её и препроводить в замок Лош. Ей - богу, он отрубил бы ей голову, как Шале, Монморанси и Сен - Марсу; но она спаслась, переодевшись мужчиной, вместе со своей горничной, бедняжкой Кэтти; у неё было даже, я слыхал, забавное приключение в одной деревне с каким-то священником, у которого она просила ночлега и который, располагая всего лишь одной комнатой и приняв госпожу де Шеврез за мужчину, предложил разделить эту комнату с ней. Она ведь изумительно ловко носила мужское платье, эта милейшая Мари. Я не знаю другой женщины, которой бы оно так шло; потому-то на неё и написали куплеты:

Лабуассьер, скажи, на ком…

Вы их знаете?

— Нет, не знаю; спойте, мой дорогой.

И Арамис запел с самым игривым видом:

Лабуассьер, скажи, на ком
Мужской наряд так впору?
Вы гарцуете верхом
Лучше нас, без спору.
Она,
Как юный новобранец
Среди рубак и пьяниц,
Мила, стройна.

— Браво! — сказал д’Артаньян. — Вы всё ещё чудесно поёте, милый Арамис, и я вижу, что обедня не испортила вам голос.

                            из историко - приключенческого романа французского писателя Александра Дюма - «Двадцать лет спустя»

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

412

Всё звёзды для любимых ( © )

Возьми меня, я твой бокал вина,
Букетом вкуса для тебя раскроюсь,
Испей меня, испей меня до дна,
Я снова для тебя  наполнюсь...

Лишь только попроси, и я отдам,
Я растелюсь лишь для тебя рекою,
Я сладость подарю твоим устам,
Я угощу тебя своей Любовью...

Ты слышишь, где-то тишина...
И только дождь её тревожит,
И этот дождь - мои слова,
И в каждой капле синей море...

Ты только попроси, и эти волны
Послушно лягут на твоих руках,
Ты только протяни ладони,
Возьми любовь, испей меня до дна...

                                                               Испей меня до дна
                                                      Автор: Светланка Федосеева

Стас Михайлов - Спящая красавица (Все звёзды для любимой) HD

Глава 8 ( Фрагмент )

Катерина замёрзла, пока шла от метро, и сейчас с удовольствием думала, как выпьет горячего чаю.

Она нажала на кнопку звонка, но дверь не открывали.

Она позвонила ещё несколько раз и села на подоконник на лестничной площадке.

Вышедшая из лифта женщина подозрительно её осмотрела.

Ещё примет за воровку, подумала Катерина, и позвонит в милицию.

Дом был ведомственный, Министерства обороны.

Когда однажды Катерина заночевала у Людмилы и утром вышла из подъезда, её поразило количество генералов – генералы с голубыми, зелёными, красными, чёрными околышками на фуражках, в брюках с красными лампасами, с золотым шитьём на погонах, садились в подъезжающие ЗИМы.

Если эта женщина из генеральской квартиры, то милиция приедет быстро, подумала Катерина.

Она решила позвонить ещё раз и, если не откроют, ехать в общежитие. Но Людмила открыла дверь.

– Ты чего раньше времени? – спросила она.
– Так получилось, – начала объяснять Катерина. – Я в Третьяковке с утра была.
– Могла хотя бы позвонить, предупредить, – недовольно пробурчала Людмила.

И тут Катерина кое - что сообразила. Она почувствовала, что краснеет.

– Извини. – Катерина начала снова повязывать платок. – Я пойду, пожалуй.
– Да ладно, – усмехнулась Людмила. – Проходи!

Катерина разделась, надела тапочки и увидела пожилого седого мужчину.

Он курил длинную сигарету с фильтром. Мужчина встал и улыбнулся:

– Здравствуйте, Катерина.
– Здравствуйте. Вы меня знаете?
– Конечно, – подтвердил мужчина. – А вы меня не знаете?
– Не знаю.
– Я Пётр Петрович. Разве Людмила вам обо мне не рассказывала?

– Не рассказывала. – Катерина растерялась, пытаясь вспомнить, что ей могла рассказывать Людмила.
– Не рассказывала, не рассказывала, – рассмеялась Людмила. – Ты знаешь, что я не болтливая и государственных тайн не разглашаю.
– Молодец. – Еровшин подвинул Катерине стул. – Садитесь, Катя!
– Проголодалась? – спросила Людмила.
– Не очень, – ответила Катерина.

– Значит, очень. Сейчас разогрею мясо. Развлекай подругу! – И Людмила ушла на кухню.

Катерину поразило, что Людмила такого пожилого мужчину называет на «ты» и что одета она в лёгкий нейлоновый халат, под которым не было ни лифчика, ни трусиков.

Теперь Катерина рассмотрела сидящего перед ней мужчину.

С такими она ещё не встречалась.

Её поразил его костюм: темно - серый, в едва заметную коричневую полоску, тёмно - коричневый галстук, такого же цвета носки и светло - коричневые кожаные ботинки без шнурков на тонкой кожаной подошве.

Как же он сейчас ходит в таких, подумала Катерина.

Уже подтаивало, и по снегу, перемешанному с грязью, трудно было ходить, к тому же тротуары посыпа́ли солью, и Катерина после каждого выхода из общежития вечером протирала и чистила зимние ботинки, на которых проступали соляные разводы.

– Я на машине, – сказал вдруг Еровшин. – Вы ведь подумали, как я хожу по такой слякоти?

И Катерина испугалась. Неужели он угадывает мысли?

Людмила принесла тушеное мясо, маслины, шпроты, зелёный горошек, мандарины и свежий огурец.

– Для тебя оставила, – сообщила она. – Тебе нужны свежие овощи.

Она достала початую бутылку вина.

– Тебе наливать?
– Не надо, – отказалась Катерина.
– Правильно, – сказал Еровшин. – Не надо. Сколько осталось, недели три?
– Четыре, – сказала Катерина.

– Замечательно! – обрадовался Еровшин. – Значит, маяться не будет.
– Почему? – не поняла Катерина.
– Родится в апреле. Говорят, что майские обычно маются. А я вас поздравляю с поступлением в институт.
– Это ещё осенью было. Я уже зимнюю сессию сдаю.

– А вот Людмилу я не могу убедить, чтобы она пошла учиться. Она ведь очень способная.
– Я тоже так думаю, – призналась Катерина. – Она смогла бы стать и учителем, и врачом. Она умеет убеждать.
– Абсолютно с вами согласен. У неё просто дьявольская убедительность.
– Это когда? – посмеиваясь, спросила Людмила. – Когда я одетая или когда раздетая?

– Всегда, – заверил её Еровшин и поднялся. – Девочки, с вами замечательно, но у меня дела. – Он подошёл к Катерине. – Катя, всё будет хорошо. Ни о чём не беспокойся. Вокруг тебя так много друзей.

– Не так и много, – вздохнула Катерина.
– Много, – не согласился Еровшин. – Людмила, Антонина, Николай, Леднёв, твой директор, я – это совсем не мало, я уж не говорю об академике и Изабелле. До свидания!

Людмила поцеловала его в щёку, Катерина протянула руку.

В передней он надел длинное пальто с кушаком, серую кепку, улыбнулся им и вышел.

– Кто это? – не утерпела Катерина, как только за Еровшиным закрылась дверь.
– Любовник, – ответила Людмила.
– Как ты не боишься? – ужаснулась Катерина. – А если бы приехал Гурин?
– А почему он должен приехать? Он в Новосибирске. Они завтра прилетают.
– А если он взял билет на другой рейс?
– Им билеты берут сразу на всю команду.
– Ну а вдруг? Получил травму. Или отменили рейс. Всё может ведь случиться.
– Может, – согласилась Людмила, – но сегодня воскресенье. Даже если бы прилетела вся команда, этот козёл не домой бы поехал, а на ипподром.
– У вас что-то случилось?

– Случилось, – ответила Людмила. – В прошлый понедельник мы должны были вносить первый взнос за квартиру – уже дом застраивают, я ездила смотреть. В конце Ленинского проспекта, тридцать восьмой квартал, по дороге во Внуково. В субботу сняли деньги со сберкнижки, а в воскресенье на ипподроме заезды. У него там поклонник работает. Гурин несколько раз выигрывал, не крупно, но и не по-мелкому. Шубу мне купил из цигейки. А здесь поставил немного, ещё раз поставил остальные деньги – и всё спустил. Я думаю, этого челябинского дурачка просто подставили. Я полгода откладывала каждый рубль. А вчера позвонили: или мы вносим две тысячи, или выбываем из числа пайщиков.

– И что же теперь делать? – ужаснулась Катерина. – У меня есть триста рублей.
– Да ничего не надо делать. Позвонила, объяснила ситуацию, и он привёз деньги. – Людмила достала стопку сотенных.
– А когда отдавать надо?
– Никогда, – ответила Людмила. – Это подарок. Но Гурину я, конечно, скажу, что заняла, пусть погорбатится.

                                                                                                  -- из романа Валентина Константиновича Черных - «Москва слезам не верит»

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

413

Mon général

Она звала его — мой генерал,
И часто с денщиком играла в шашки.
Когда он на ученья уезжал,
То нюхала, таясь, его рубашки.

И плакала тихонечко в кулак -
А просто громко не умела плакать.
Не спрашивала — дальше будет как?
Любила очень, «Стоп» не знала знака.

А он однажды ей привёз кота,
Чтоб не скучала в долгие отлучки.
И сам от счастья громко хохотал,
Порой шутил: «Годишься мне во внучки...»

А ей не льстили пышные дары,
Его чинов широкие лампасы...
Она любила, строила миры
В воображеньи, и не знала часа,

Когда б спокойною была душа,
И не болело сердце от обиды.
Часы тянулись долго, не спеша.
Она ждала и понимала — виды

На счастье, как у всех других подруг -
Ей не грозят... Он генеральшу с сыном,
Папаху и бесчисленность заслуг
Не поменяет на неё... Мужчины

                                                                  Мой генерал (отрывок)
                                                                   Автор: Фройнд Наталья

Выйти замуж за генерала - 23 августа на "Седьмом"!

Глава 3 ( Фрагмент )

Однажды, когда они были знакомы уже год, он поставил на магнитофон бобину с плёнкой, и Людмила услышала их разговор.

Она рассказывала об Антонине и Николае, потом они занимались любовью, и на плёнке всё записалось: её ласковые слова и его дыхание, и её вскрик – она никогда не могла сдержаться.

– А для чего ты это записал?
– Я не записывал, это записывается само собой, – и он показал вверх, на потолок.

– Понятно. А где - нибудь рядом сидят мужики в наушниках и слушают.
– Никто не сидит в наушниках и не слушает. Срабатывает автоматика. Магнитофоны включаются на голос.

– Значит, и тебя проверяют? – прошептала она.
– Меня уже не проверяют. Но аппаратура всё равно срабатывает, и я всегда прошу принести мне плёнку после того, как мы здесь бываем.

– Давай ещё послушаем, – попросила Людмила, она впервые слышала свой голос, записанный на плёнку.

Еровшин отмотал плёнку на начало, и они стали слушать.

На Еровшина это так подействовало, что он даже не захотел идти в спальню, и они занялись любовью здесь же, на диване.

Через год Людмила знала о Еровшине не больше, чем в первый день знакомства. Правда, он разрешил ей звонить домой.

– Будешь звонить в чрезвычайных ситуациях, если тебе потребуется моя помощь. Жену зовут Мария Филипповна. Скажешь: здравствуйте, Мария Филипповна, это Люда из Пятого управления. Запомни: Пятое управление. Пожалуйста, Вадима Петровича. Обязательно – пожалуйста.

Так она узнала его настоящее имя.

Квартира, где они бывали, оказалась служебной.

Здесь встречались с секретными агентами.

Здесь оперативные работники могли переодеться в другую одежду.

Иногда эта квартира была занята, и они ехали в другую, тоже трёхкомнатную, на Таганской площади, обставленную в другом стиле: кожаные кресла, бюро с инкрустацией, в спальне стояла большая железная кровать с никелированными шарами, в шкафах много книг по ботанике, а вместо Большой советской энциклопедии тридцать томов словаря Брокгауза.

На письменном столе мраморный чернильный прибор и ручки с железными перьями – такими они пользовались в первом классе, когда ещё не разрешали писать авторучками, и она носила с собой чернильницу - непроливашку.

Однажды Еровшин пригласил её в театр «Современник».

У входа спрашивали билеты.

Еровшин провёл её через служебный вход.

С ним здоровались молодые парни в светло - серых и светло - коричневых костюмах, в чёрных или коричневых хорошо начищенных ботинках.

И рядом с ней сидел такой же парень. Почему-то он чаще смотрел вправо, а не на сцену.

А слева сидел пожилой и седой, он смотрел влево.

Открылся занавес, и тут все встали и зааплодировали. В соседней ложе сидел Хрущёв.

Он тоже встал и тоже поаплодировал.

Её тогда удивило: ведь приветствовали его, а он, значит, тоже приветствовал себя?

По телевизору показывали торжественные заседания, и, когда на сцену выходили члены Политбюро, в зале тоже все вставали, а члены Политбюро и правительства тоже начинали хлопать.

Она спросила об этом Еровшина.

– Народ приветствует партию, партия – народ, – посмеиваясь, объяснил Еровшин.
– А партия разве не народ?
– Народ, народ, – отмахнулся Еровшин.
– А почему тогда на плакатах пишут:
«Народ и партия едины»?

– Потому что идиоты, – не выдержал Еровшин. – Какой-то придурок из ЦК придумал эту абракадабру, и никто отменить не решается. А вообще-то, партия есть партия, а народ есть народ. Партия – это вроде дворянства. Вступил в партию – ты уже не холоп, а дворянин, тебя уже бить по роже не положено, ты уже сам бить можешь. Кстати, а ты в партию вступать не собираешься?

– Нет, – Людмила рассмеялась. – Я замуж собираюсь. Но ты ведь на мне не женишься?
– Не женюсь, – подтвердил Еровшин. – Я стар для тебя.
– Ты не старый. Ты лучше молодых. Ты умнее всех и в постели лучше.
– Я просто опытнее. Малыми затратами я достигаю вполне приличных результатов.

– Мне это подходит. Я бы за тебя вышла замуж.
– Не получится, – вздохнул Еровшин. – Я никогда не брошу жену. Нехорошо бросать женщину, когда ей за сорок. Она уже никому не нужна. Старых партнёров не предают.
– Брось. Просто в вашей конторе это не поощряется. В чине могут понизить. Кстати, ты в каком чине?
– У нас не чины, у нас звания, – поправил Еровшин. – А звание у меня вполне подходящее.

– А генералом ты можешь стать?
– Уже не могу.
– Почему? – удивилась Людмила. – Ты не старый и умный.
– Я уже генерал, – рассмеялся Еровшин.

– Таких генералов не бывает, – не поверила Людмила.
– А какие бывают? – спросил Еровшин.
– Они толстые, пузатые.
– Ну, это в Советской армии.

– А ты разве не в Советской армии?
– Нет. Мы отдельно.
– Значит, я трахаюсь с генералом? – рассмеялась Людмила.
– Значит, так, – подтвердил Еровшин. – Но об этом всем знать совсем не обязательно.

                                                                                        -- из романа Валентина Константиновича Черных - «Москва слезам не верит»

( кадр из телесериала  «Выйти замуж за генерала» 2008 )

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

414

В надеждах и в трудностях

На Таити, на Таити
Всё, что только захотите
Океан и ласковый песок
Посиди со мной ещё часок!

Тропиканка! Тихо шепчет нежный океан
Тропиканка! Ты мой незаконченный роман
Тропиканка! На волнах любви твоей плыву
Сам себя лунатиком зову

Накоплю я «тити - мити»
И уеду на Таити
Сяду я на белый пароход
Кто сказал, что время движется вперёд?!

Тропиканка! Тихо шепчет нежный океан
Тропиканка! Ты мой незаконченный роман
Тропиканка! На волнах любви твоей плыву
Сам себя лунатиком зову

Уплывает белый пароход
И меня по-прежнему не ждёт
Обо всём, как в детстве забываю,
Телевизор вечером включаю

Тропиканка! Тихо шепчет нежный океан
Тропиканка! Ты мой незаконченный роман
Тропиканка! На волнах любви твоей плыву
Сам себя лунатиком зову

                                                                                             Тропиканка
                                                                                  Автор: Игорь Маклашин

Глава V. Молодой старик ( Фрагмент )

Москва после отъезда князя Орлова стала приходить в себя исподволь, мало - помалу.

Залы Дворянского собрания оживились, заискрились огнями тысячи восковых свечей, бросавших свои желтоватые лучи на свежие лица и свежие туалеты и переливаясь огнями радуги в многоцветных бриллиантах московских дам.

Всё закружилось в вихре танцев, под звуки бального оркестра.

Ярмарка невест, после почти годичного перерыва, снова открылась.

Княжны Баратова и Прозоровская не пропустили ни одного вечера, ни одного бала.

Несмотря на свой физический недостаток, княжна любила танцы — они молодили её, — и танцевала она легко и без устали.

В кавалерах не было недостатка.

Она была тем для всех привлекательным мешком, на котором было написано магическое слово «миллион».

Для такого прекрасного содержимого она была даже чересчур изящна и красива.

Московские женихи держались в деле выбора невест мудрого народного указания, выработанного, впрочем, по всей вероятности, в начале разложения народных нравов:

«Была бы коза да золотые рога».

Княжна же Баратова была скорей похожа на «подстреленную газель», как назвал её один из московских острословов, чем на козу, а притом все хором находили, что золотые рога ей к лицу.

С поклонниками своими княжна, как мы уже, если припомнит читатель, заметили ранее, обходилась с презрительной холодностью, зная, что они смотрят не на неё, а на тот «миллион», который написан на всей её фигуре, что этот миллион заставляет их забывать её физический недостаток, пресмыкаться у её ног и расточать ей витиеватые комплименты.

Это был своего рода спорт в погоне за миллионом, и княжна служила призом.

Она знала это.

Не знали только спортсмены, что этот одушевлённый приз является ещё, кроме того, и зрителем, и судьею.

При таких условиях взятие приза становилось почти невозможным, но не ведавшая этого самонадеянная молодёжь старалась.

— Ужели ни один из этой раболепной толпы ваших поклонников не пробуждал в вас никогда ни искорки чувства? — спросил княжну Александру Яковлевну во время одного из балов Сигизмунд Нарцисович, с которым она сблизилась во время лета, при жизни под одной кровлей, и оценила в нём его практический ум и, как казалось ей, прямой взгляд на жизнь и на людей.

Он стоял у её кресла в маленькой гостиной Дворянского собрания, куда она убежала отдохнуть от нескольких туров вальса.

— Из этих — ни один! — отвечала княжна, обмахиваясь веером.
— Но как же вы можете проводить с ними всё своё время? Ведь скучно.
— Скучно?.. Нет… Разве скучно детям играть в куклы?
— Я вас, княжна, не понимаю…

— Для меня это всё куклы, с которыми я играю! Меня занимает в них ещё та особенность, что они считают и меня куклой, но набитой червонцами. Вся цель их добыть эту куклу, распороть, вынуть золото и бросить оболочку.

— Да вы, княжна, философ!
— Для того чтобы сделаться таким философом, как я, достаточно иметь немного наблюдательности и крошечку ума и провести с этими людьми только неделю…
— И они вам не надоедают?..
— Надоедают… Тогда я их меняю… Искателей моего состояния в Москве непочатый угол, приезжают даже из Петербурга в отпуск.

Княжна расхохоталась. Разговор на эту тему всегда оживлял её.

Сигизмунд Нарцисович окончательно залюбовался на неё. Сидя она была положительно красавица.

— И вообразите… они берут кратковременный отпуск… Эти блестящие гвардейцы… Он приезжают сюда «прийти, увидеть и победить». Это меня всегда более всего потешает.

В это время через гостиную прошёл князь Владимир Яковлевич Баратов под руку с княжной Прозоровской.

Они не заметили сидевшей в глубине комнаты княжны Александры Яковлевны.

— Вот восхитительная парочка, — делано равнодушным тоном произнёс Кржижановский.

Чуткое ухо княжны Александры Яковлевны заметило неискренность тона своего собеседника.

Эта неискренность тем более поразила княжну, что она не ожидала её от Сигизмунда Нарцисовича.

— Вы думаете? — недоверчиво ответила она ему вопросом.
— Что же тут думать, это думают в Москве все, а главное, это, кажется, серьёзно думает сам князь Владимир Яковлевич.

Он остановился и пристально посмотрел на княжну Александру.

Он был поражён со своей стороны промелькнувшим в её глазах злобным огоньком.

Последний не был для него неожиданностью, но его самого поразила его проницательность.

— Я этого не думаю. Мой брат, по его словам, решился остаться холостяком, — отвечала она.
— Лёд этих обетов быстро тает под солнцем невинных прелестей… Наивное выражение глаз, подобных глазам княжны Варвары, имеет действие тропической жары…

                                                     -- из исторического романа Николая Эдуардовича Гейнце  - «Генералиссимус Суворов»

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

415

Вот вечно куда - нибудь он вляпается.. то в партию, то в Богиню ( © ? )

Смотрю в зеркало.... вроде ничё так... красивая... подхожу ближе,
присматриваюсь.... ё - моё... БОГИНЯ )) ! (©)

***

! встречается нецензурное выражение !

Жёлтый лист ветер северный в небо унёс.
Осину озноб мучит  нервной.
Посмотри на меня. Я твой преданный пёс,
Твой пёс неподкупный и верный.

Я твой пёс. Я твою охраняю красу
От обиды беды и тоски.
Ну, а скажешь мне "фас" хоть кого загрызу
Разорву, разнесу на клочки.

Не пойму, что обидного в доле слуги.
Если ЖЕНЩИНЕ предан как пёс.
Подчиняешься жесту прекрасной руки,
Ловишь сказочный запах волос?!

                                                                                  Твой пёс
                                                                   Автор: Сергей Марусенко

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

416

Билетик в кино.. На экране твой любимый герой ( © )

— А скажи-ка, любезный, за чей счёт банкет?
Кто сей пир оплатил, да не звоном монет,
А трудом неустанным, себя не жалея?
— Тех, кто платит трудом, средь пирующих нет.

                                                                  — А скажи-ка, любезный, за чей счёт банкет?
                                                                                         Автор: Лобатовкин Павел

Глава 1 ( Фрагмент)

Они дошли до памятника Маяковскому.

Вокруг памятника собралась толпа. Молодые поэты читали стихи.

Вероятно, в первый раз, когда возле памятника стали читать стихи, толпу не успели разогнать, не было на этот случай указаний, и теперь поэты читали каждую субботу и воскресенье.

Людмила и Катерина постояли в толпе. Было плохо слышно и не очень понятно.

Катерина стала рассматривать хорошо одетых молодых парней: в серых костюмах, серых галстуках и до блеска начищенных ботинках.

Аккуратно подстриженные, хорошо выбритые. Ей нравились такие, которые следят за собой и своей одеждой.

– Чего ты на них пялишься? – прошептала Людмила.
– Симпатичные, – шёпотом ответила Катерина.
– Дура! Какая ты дура! – вздохнула Людмила. – Это же комитетчики, они здесь на работе.
– А что такое
«комитетчики»?
– Чекисты.

Один из парней придвинулся ближе, – видимо, хотел расслышать, о чём они шептались.

Людмила вытащила Катерину из толпы и пошла вниз мимо театра «Современник» по Садовому кольцу.

– Пойдём в Дом кино, – предложила она. – Там сегодня французский фильм, может, кто проведёт.
– А зачем проводить? – опять удивилась Катерина. – Билеты купим.
– Там кино без билетов смотрят, – объяснила Людмила.

Катерина не очень поняла, как можно ходить в кино, не покупая билета, но переспрашивать не стала. Она хотела понять про чекистов.

– Ты с ними знакома? – спросила Катерина.
– С кем?
– С чекистами.
– С ними знакомиться не надо, и так видно.
– А как? – всё не могла понять Катерина.
– По взгляду. У них глаз крутится. Лицо неподвижно, а глаз туда - сюда. А костюмы ты их видела?
– Ну, видела.
– Им их в одном ателье шьют. И не модные, и не старомодные, а где-то посередине, чтоб в глаза не бросались.
– Но ты же заметила.

– Мне один знакомый объяснил. И ботинки у них до блеска начищены. Военная привычка. Они ещё когда в училище учатся, их приучают следить за обувью. Потом они привыкают и не могут ходить в пыльных ботинках.

– Культурные люди – ботинки чистят, стихи любят.
– Ты в самом деле дура или притворяешься? – не выдержала Людмила.

Катерина не притворялась, она всегда хотела знать точно. Почему, как, зачем?

– Стихи они любят, – передразнила Людмила. – Мало ли что могут эти поэты сказать! А вдруг что - нибудь антисоветское?
– А я ещё ни разу не слышала ничего антисоветского, – призналась Катерина.
– Ещё услышишь. Какие твои годы!

Они дошли до улицы Воровского, там, в бывшем доме политкаторжан, разместился Дом кино, где собирались московские кинематографисты.

Подкатывали «победы», «москвичи», нескольких полных немолодых мужчин с очень молодыми женщинами привезли на ЗИМах.

Они вышли, и машины тут же отъехали.

Казалось, здесь все знали друг друга. Здоровались, целовались.

Людмила пыталась договориться с несколькими одинокими мужчинами, но те улыбались, разводили руками, извиняясь.

Они ждали своих женщин или приятелей.

                                                                                -- из романа Валентина Константиновича Черных - «Москва слезам не верит»

( кадр из телесериала  «Чернобыль. Зона отчуждения»  2014 - 2017 )

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

417

просто такая Мама

Декретный отпуск матерям
Немыслимый для времени,
Подписан был на зло  царям
В 17-й год  Лениным!

Не любят ныне говорить
Про это в Думе лица...
Им надо Ленина учить,
Не по ЕГЭ учиться!

                                  Декретный отпуск (отрывок)
                                     Автор: Балыкин Владимир

Глава 8 ( Фрагмент )

Александру невозможно было оставить одну.

Она как будто чувствовала уход Катерины и начинала кричать, как бы тихо Катерина ни закрывала дверь.

Приходилось укладывать её в коляску.

Теперь Катерина всюду таскала с собой коляску.

Продавцы её знали и отпускали продукты без очереди, а если очередь начинала возмущаться, кричали из-за прилавка:

– Женщина одна ребёнка воспитывает! Вон у входа коляска стоит. Сами, что ли, не рожали?

И очередь затихала.

Катерина при каждом таком скандале краснела, старалась не смотреть по сторонам, брала продукты и бежала к выходу.

Однажды в газете «Вечерняя Москва» она прочитала, что украли ребёнка из коляски.

Теперь в магазин она входила с коляской, вставала в конец очереди, выставив перед собой коляску и подталкивая впереди стоящего.

Возмущённый покупатель оборачивался, готовый устроить скандал, но, увидев коляску, пропускал.

Так, слегка тараня очередь, она за несколько минут доходила до прилавка.

Катерина подолгу гуляла по берегу канала, возвращалась в общежитие, кормила Александру, укладывала её спать и садилась за учебники.

Мать взяла отпуск и месяц прожила с ней.

Катерина за этот месяц сдала летнюю сессию.

Академик, как и обещал, устроил ей перевод на заочное отделение химико - технологического института.

Катерина и мать съездили с Александрой к академику, который чувствовал себя немного виноватым перед родственниками.

К концу вечера он вдруг объявил, что будет давать Катерине по тридцать рублей в месяц. Катерина отказалась.

– Бери, – Изабелла сунула Катерине конверт с деньгами. – Он гонорар за книгу получил.

Дома они с матерью пересчитали – триста шестьдесят рублей. Академик выдал помощь сразу на год вперёд.

Катерина деньги потратила с толком: купила себе сапоги из искусственной кожи, осеннее, вполне модное пальто джерси на поролоне, Александре тёплый комбинезон на вырост.

Через месяц мать уехала, и Катерина осталась одна с Александрой.

Закончился декретный отпуск.

Как и обещал директор, отпуск ей продлили ещё на месяц и деньги выплатили из директорского фонда.

Закончился и этот месяц. Пора было выходить на работу.

Вечером тридцать первого августа она, как всегда, постирала пелёнки, покормила Александру и села за учебники – надо было сдать контрольные по трём предметам.

Наутро Катерине предстояло впервые отвести Александру в круглосуточные ясли на целых пять дней, а самой после декретного отпуска появиться в цехе.

                                                                      -- из романа Валентина Константиновича Чёрных - «Москва слезам не верит»

( кадр из телесериала «Пока все дома»  2023 )

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

418

Кто раньше с нею был и тот кто будет после... ( © )

Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: «Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».

Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
безнадёжные карие вишни.
Возвращаться — плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернёмся
мы вторично, согласно Гафизу (*),
мы, конечно, с тобой разминёмся.
Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.

И качнётся бессмысленной высью
пара фраз, залетевших отсюда:
«Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».

                                      Сага (Я тебя никогда не забуду) отрывок
                                                   Автор: Андрей Вознесенский
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) мы вторично, согласно Гафизу - Гафиз (настоящее имя Шамс ад - Дин - Мохаммед) — персидский поэт, жил в Ширазе с ок. 1325 по ок. 1390 год. Прозвище Гафиз означает «хранитель Корана». По легенде, поэтический дар он обрёл после того, как провёл 40 ночей в молитвах на могиле поэта Баба Кухи Ширази. Гафиз — автор около 500 газелей, маснави, в том числе «Книга виночерпия и книга певца» и «Дикая лань», нескольких касыд, около 40 рубаи, а также поэтических «ответов» на газели Саади и других поэтов. В творчестве Гафиза представлены все основные темы и мотивы персидской поэзии: бренность бытия и жестокость мироздания, вино и любовь, славословие и самовосхваление, лицемерие и показное благочестие, мистические мотивы в духе суфизма. В Европе широкую известность произведения Гафиза получили в XVIII веке (после перевода на немецкий язык). Они во многом вдохновили И. В. Гёте на написание «Западно - Восточного дивана».
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Глава VI. ( Фрагмент )

... она объяснила, что ещё в детстве жила в Киле, что из тамошних жителей помнит какого-то барона фон-Штерна и его жену, данцигского купца Шумана, платившего в Киле за её содержание, и наконец учившего её арифметике Шмидта.

«Меня постоянно держали в неизвестности о том, кто были мои родители, — говорила она перед смертию князю Голицыну, — да и сама я мало заботилась о том, чтоб узнать, чья я дочь, потому что не ожидала от того никакой себе пользы».

Из бумаг, находившихся при ней в Ливорно и взятых графом Орловым - Чесменским, видно, что после Киля жила она в Берлине, потом в Генте и наконец в Лондоне; что сначала она известна была под именем девицы Франк, потом девицы Шель, потом г-жи Тремуйль.

Обладая редкою красотой

[Она косила на один глаз, но этот недостаток не уменьшал её замечательной красоты.],

она была умна, всегда весела, любезна, кокетлива и владела необыкновенною способностью сводить с ума каждого мужчину и делать его покорным своим поклонником.

И в самом деле, в продолжение трёх - четырёх лет её похождений по Европе, одни, очарованные красотой её, входят из угождения красавице в неоплатные долги и попадают за то в тюрьму, другие, принадлежа к хорошим фамилиям, поступают к ней в услужение;

сорокалетний князь Римской империи хочет на ней жениться, вопреки всем политическим расчётам, и хотя узнает об её неверности, однако же намеревается бросить германские свои владения и бежать с прекрасною очаровательницей в Персию.

Она любила хорошо пожить, любила роскошь, удовольствия и не отличалась строгостью нравов.

Увлекая в свои сети и молодых и пожилых людей, красавица не отвечала им суровостью; она даже имела в одно время по нескольку любовников, которых, по-видимому, не очень печалила ветреность их подруги.

Глава VII. ( Фрагмент )

Что делала девица Франк в Берлине — неизвестно.

Известно только, что здесь случилась с ней какая-то неприятная история, заставившая её уехать в Гент и даже переменить имя.

В Генте жила она под именем девицы Шель и познакомилась с сыном голландского купца Вантурсом (van Toers). Вантурс влюбился в неё, и девица Шель отвечала ему взаимностью.

На роскошную жизнь её недоставало денег, получаемых из таинственного источника, от имени какого-то персидского дяди (по всей вероятности, это были польские или иезуитские деньги).

Влюбившийся Вантурс, пользуясь кредитом во многих торговых домах Гента, набрал значительные суммы, а прекрасная подруга его безрасчётно их истратила.

Дело кончилось тем, что кредиторы подали векселя на Вантурса ко взысканию, и ему стали грозить банкротство и тюрьма.

Бросив жену и кредиторов, Вантурс бежал с своею возлюбленной в Лондон. Здесь она явилась под именем г-жи Тремуйль. Это было в 1771 году.

В Лондоне г-жа Тремуйль жила по обыкновению роскошно, а Вантурс должен был искать новых кредиторов, делать новые долги для удовлетворения безграничных прихотей своей очаровательницы.

Пока ещё не узнали об его гентских долгах и о побеге от кредиторов, лондонские капиталисты снабжали его деньгами.

Но когда до лондонского торгового круга дошли слухи о поступке Вантурса, ему перестали верить и хотели начать против него преследование.

Узнав об этом, Вантурс немедленно оставил Лондон и весною 1772 года бежал в Париж, где явился под вымышленным именем барона Эмбса.

Положение оставленной им подруги было крайне неприятно, но она скоро нашла случай утешиться.

Влюбился в неё некто, называвшийся бароном Шенком.

Она сблизилась с ним и ещё целые три месяца после побега Вантурса прожила в Лондоне с прежнею роскошью на деньги, добываемые новым любовником.

Через три месяца и Шенку стали грозить кредиторы, но он заблаговременно успел с своею подругой уехать в Париж.

   -- из  исторического очерка  Павла Ивановича Мельникова - Печерского (псевдоним — Андрей Печерский) - «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская»

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

419

И пошёл снег ( © )

У тебя всё будет хорошо.
Впрочем, как и раньше это было.
Не начавшись, всё уже прошло.
Не согревшись, всё уже остыло.

Исполняя светлые мечты,
Ты счастливым будешь непременно
И достигнешь нужной высоты,
И получишь плюшки от Вселенной.

Только я прошу, не упади.
Это очень больно - падать сильным.
Ангел пусть поймает на груди,
Развернув свои большие крылья.

Ты познаешь счастье и успех.
И в прекрасном будущем, быть может,
Разглядишь любовь ты среди всех
И поймёшь - она всего дороже.

И когда, от всех её тая,
Ты душой почувствуешь сиянье,
Улыбнись, ведь в тот момент и я
Улыбнусь тебе сквозь расстоянье...

                                                         У тебя всё будет хорошо
                                                            Автор: Светлана Фомина

#небо #снег #музыка Анастасия Лаврова | Композитор, поэт

XII. Гроза. Снег

Что-то грозное начинает нависать в воздухе.

У меня уже образовалось чутьё.

Под нашим Лито что-то начинает трещать.

Старик явился сегодня и сказал, ткнув пальцем в потолок, за которым скрываются барышни:

— Против меня интрига.

Лишь это я услыхал, немедленно подсчитал, сколько у меня осталось таблеток сахарину…

На 5 — 6 дней.
__________

Старик вошёл шумно и радостно.

— Я разбил их интригу, — сказал он.

Лишь только он произнёс это, в дверь просунулась бабья голова в платке и буркнула:

— Которые тут? Распишитесь.

Я расписался.

В бумаге было:

С такого-то числа Лито ликвидируется (*) .

… Как капитан с корабля, я сошёл последним.

Дела — Некрасова, Воскресшего Алкоголика, Голодные сборники (**), стихи, инструкции уездным Лито приказал подшить и сдать.

Потушил лампу собственноручно и вышел. И немедленно с неба повалил снег.

Затем дождь. Затем не снег и не дождь, а так что-то лепило в лицо со всех сторон.

В дни сокращений и такой погоды Москва ужасна.

Да-с, это было сокращение.

В других квартирах страшного здания тоже кого-то высадили.

Но: мадам Крицкая, Лидочка и котиковая шапочка остались.

                                                                          -- из автобиографической повести Михаила Булгакова - «Записки на манжетах»
_________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) С такого-то числа Лито ликвидируется - Приказ о расформировании Лито был подписан 23 ноября, в нём, в частности, было записано: «Тов. Булгаков считается уволенным с 1/XII с. г. с выдачей на 2 недели вперёд». Примечание редактора.

(**) Голодные сборники… — Речь идёт о двух сборниках, которые готовил Лито. Первый сборник «Голод» был составлен из произведений классиков русской литературы, во второй сборник «На голод» были включены работы современных писателей. Булгаков подготовил для этого сборника очерк «Муза мести», в котором рассматривалось творчество Пушкина и Некрасова с точки зрения их отношения к крестьянству. Этот своеобразный очерк ещё не получил соответствующей оценки исследователей. Примечание редактора.

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

420

Как мотылёк в твоих сетях

Как лицедей, чей опыт невелик,
Не может страх свой одолеть пред ролью,
Иль как злодей, чей страшен гневный лик,
Теряет над собой контроль и волю;

Вот так и я теряюсь пред тобой,
Забыв тотчас слова и ритуалы -
Уносит память бурною волной
Под бременем любви моей - на скалы.

                                                                                 Сонет 23. (Отрывок)
                                                       Автор: Уильям Шекспир; Перевод: Адела Василой

Девочка - вампир - VOY A COMERTE ENTERO

Часть 2 ( Фрагмент  )

— Начинаем!

Хор бравурно и довольно стройно запел на какой-то очень знакомый мотив ходившие в списках стихи старого народника, один из таких списков лежал у Самгина в коллекции рукописей, запрещённых цензурой.

Особенно старался тенористый, маленький, но крепкий человек в синей фуфайке матроса и с курчавой бородкой на весёлом, очень милом лице.

Его тонкий голосок, почти фальцет, был неистощим, пел он на терцию (*) выше хора и так комически жалобно произносил радикальные слова, что и публика и даже некоторые из хористов начали смеяться.

Но Самгин недоумевал: в чём тут «сурприз» и фокус?

Он понял это, когда писатель, распластав руки, точно крылья, остановил хор и глубоким басом прочитал, как дьякона читают «Апостол»:

Долой бесправие! Да здравствует свобода!
И учредительный да здравствует собор!

Немедленно хор повторил эти две строчки, но так, что получился карикатурный рисунок словесной и звуковой путаницы.

Все певцы пели нарочито фальшиво и все гримасничали, боязливо оглядывая друг друга, изображая испуг, недоверие, нерешительность; один даже повернулся спиною к публике и вопросительно повторял в угол:

— Долой? Долой?

Тенор, согнув ноги, присел и плачевно выводил:

— Дол - лой — долой — долой…
— Да здравствует свобода!

— мрачно, угрожающе пропел писатель, и вслед за ним каждый из певцов, снова фальшивя, разноголосо повторил эти слова.

Получился хаотический пучок звуков, которые однако всё же слились в негромкий, разочарованный и жалобный вой.

Так же растрёпано и разочарованно были пропеты слова «учредительный собор».

Всё это было закончено оглушительным хохотом певцов, смеялась и часть публики, но Самгин заметил, что люди солидные сконфужены, недоумевают.

Особенно громко и самодовольно звучал басовитый, рубленый смех писателя:

— Хо. Хо. Хо.

Он стоял, раздвинув ноги, вскинув голову так, что кадык его высунулся, точно топор.

Видя пред собою его карикатурно мрачную фигуру, поддаваясь внезапному взрыву возмущения и боясь, что кто - нибудь опередит его, Самгин вскочил, крикнул:

— Господа!

Писатель, тоном Актёра из пьесы «На дне», подхватил:

Если к правде святой
Мир дорогу найти не сумеет

— хо, — хо!

— Прошу внимания, — строго крикнул Самгин, схватив обеими руками спинку стула, и, поставив его пред собою, обратился к писателю: — Сейчас вы пропели в тоне шутовской панихиды неловкие, быть может, но неоспоримо искренние стихи старого революционера, почтенного литератора, который заплатил десятью годами ссылки…

— Вот именно! — воскликнул кто-то, и публика примолкла, а Самгин, раздувая огонь своего возмущения, приподняв стул, ударил им о́ пол, продолжая со всей силою, на какую был способен:
— Но, издеваясь над стихами, не издевались ли вы и над идеями представительного правления, над идеями, ради реализации которых деды и отцы ваши боролись, умирали в тюрьмах, в ссылке, на каторге?
— Это — что же? Ещё одна цензура? — заносчиво, но как будто и смущённо спросил писатель, сделав гримасу, вовсе не нужную для того, чтоб поправить пенсне.
— Это — вопрос, — ответил Самгин. — Вопрос, который, я уверен, возник у многих здесь.
— Не у меня, — крикнула Татьяна, но двое или трое солидных людей зашикали на неё, а один из них обиженно сказал:
— Да, это — чересчур! Учредительное собрание осмеивать, это…
— Мне идея не смешна, — пробормотал писатель. — Стихи смешные.
— Да? — иронически спросил Самгин. — Я рад слышать это. Мне это показалось грубой шуткой блудных детей, шуткой, если хотите, символической. Очень печальная шутка…

Тут и вмешалась Татьяна.

— Вы, Самгин, уверены, что вам хочется именно конституции, а не севрюжины с хреном? — спросила она и с этого момента начала сопровождать каждую его фразу насмешливыми и ядовитыми замечаниями, вызывая одобрительный смех, весёлые возгласы молодёжи.

Теперь он не помнил её возражений, да и тогда не улавливал их.

Но в память его крепко вросла её напряжённая фигура, стройное тело, как бы готовое к физической борьбе с ним, покрасневшее лицо и враждебно горящие глаза; слушая его, она иронически щурилась, а говоря — открывала глаза широко, и её взгляд дополнял силу обжигающих слов.

Раздражаемый ею, он, должно быть, отвечал невпопад, он видел это по улыбкам молодёжи и по тому, что кто-то из солидных людей стал бестактно подсказывать ему ответы, точно добросердечный учитель ученику на экзамене.

В конце концов Гогина его запутала в словах, молодёжь рукоплескала ей, а он замолчал, спросив:

— Смотрите, не превращаете ли вы марксизм в анархизм?
— Ой — старо! — вскричала она и, поддразнивая, осведомилась: — Может быть, о Бланки́ вспомните? Меньшевики этим тоже козыряют.

В таких воспоминаниях он провёл всю ночь, не уснув ни минуты, и вышел на вокзал в Петербурге полубольной от усталости и уже почти равнодушный к себе.

                                                                                                        --  из незавершённого романа Максима Горького - «Жизнь Клима Самгина»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*)  пел он на терцию  выше хора - Терция (от лат. tertia — «третья») — музыкальный интервал шириной в три ступени. Обозначается цифрой 3.
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

( кадр из телесериала «Девочка - вампир» 2013 )

Должна быть в женщине какая - та изюминка

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


phpBB [video]


Вы здесь » Ключи к реальности » Ключи к взаимоотношениям » Должна быть в женщине какая-то изюминка...