Как капелька росы

Женщина, как капелька росы,
Словно лучик золотого света,
Все черты её невиданной красы
Многими поэтами воспеты.

До конца портрет не описать,
Потому что и сама она не знает,
Как себя сумеет показать
С теми, кто по жизни окружает

Чтобы женщина красивою была,
С доброю отзывчивой душою,
Чтоб мужчину в степень возвела,
Нужно стать любви её достойным.

И вниманьем нужно дорожить,
Чтоб стремилась к вам душой и сердцем.
Нежною заботой окружить,
Чтоб могли в огне любви её согреться.

Lindsey Stirling - Christmas C'mon feat. Becky G

Я дарю вам чудесные краски

Я раскрашу свой дом в краски цвета зари,
Перламутра добавлю на ставни...
И пусть все говорят:"Посмотри! Посмотри...
Дом какой удивительно странный!"

Чтобы пели прекрасно вокруг соловьи,
Разобью рядом клумбы с цветами...
И пусть смотрят цветы от зари до зари
В этот мир лепестками-сердцами...

И пусть ветер, наполненный запахом роз,
Нежно гладит ладошкой бутоны...
А хрустальная россыпь сверкающих звезд
Дарит нежный мотив невесомый...

И свой замок Души я открою без слов.
Приходите в волшебную сказку!
Кисти в руки возьмите! Рисуйте Любовь!
Я дарю вам чудесные краски!...

Alizbar & Ann`Sannat - O`Carolan`s Welcome

Древнегреческое гадание

Покрывало накинув на голову, пришла к берегу бирюзовому, кубок стекла сидонского подняла и в море лила вино: приведи, Посейдон, по волнам мне мужа, страстного, как оно, и терпко-сладкого, как оно, и драгоценного, как оно.
Вены вскрою, о, Посейдоне, коль вина мало - пьянись кровью. Веди, веди, корабли и лодьи в мои угодья, покажи мне его образ, образ его.

Вот вижу лицо первого - полководца Архелая узнаю прямоносого, и ночными Афинами к морю несу его имя.
Спят философы в тёмных кирпичных домах, белые мантии сняв, что у нас называют аболлы. Я родилась здесь. Я люблю этот город.
Проведи меня вдоль полуночных дорог Эллады нашей прекрасной, уложи меня спать на песок у чаши рассветного моря, укрой меня алым плащом, Архелай, Архелай. Он стоит в бирюзовой волне, в сверкающем шлеме, красив, как троянский герой, но он позапрошлой весной сдал Пирей, и разбит был при Орхомене, и на коленях стоял перед Суллой о мире прося, рассейся, рассейся, образ!

Второй был римлянин, враг царя нашего, с глазами горящими. Он сорвал покрывало с лица моего, и увидела я легионы блестящей империи, и возжелала предводителя оливковокожего их.
Как вином захлебываясь, - в губы впиваясь жадно, целовалась с военачальником римским жарко. Было жарко. Вот, меча со чресел не сняв, он целует меня, но его поцелуи - льстивый латинский яд, - они заберут наши земли, обложат нас данью, а я буду его целовать? Рассейся, рассейся, образ!

Третий был стражем из охраны Афин Золотых, но он шёл об руку с высокой северной девой. Она обгорела на нашем солнце, не белым, а красным стало её лицо, а кудри льняные, выцвели и всякий цвет растеряли. Он целебными мазями плечи ей трёт, говорит, как сердце жжёт ему образ её, а она молчит. Она тоскует по дому, она дика и не знает здешних обычаев и языка, а я смугла и нежна, но ему не нужна, что за шутки, о море?

Ворожба твоя - прах,
Зеркала твои - ах, разбиты,
серебром запорошены,
пеной сокрыты,
заиграны нимфами.

Вот идут корабли из Египта, гружёные деревом чёрным, мазями, тканями, пряностями и стеклом, я на камне у моря в ионическом длинном хитоне сижу, ворожу, вышиваю даль бирюзою и аквамарином. Так хотела я, чтобы мне её ты подарил, но ты многолик, ты безлик, ты туман, тебя нет на земле. Синею пряжей вышью пути твоему кораблю, я не знаю кого я люблю, меня заливает печалью, и негой, и страстью, но я не знаю кого я люблю. Мой отец говорит, что всё это блажь, что отдаст меня этой же осенью замуж за кого-то из юношей наших знакомых, но они не герои, о, Посейдон, они не герои.

Жрею вино виноградное в волны твои, в воды твои, дочерям твоим, повелитель бурь, разрешитель уз, молюсь тебе обо всех кораблях и воинах всех молюсь.
Кто оденет меня в тирский пурпур и розовый жемчуг?
Увезёт далеко-далеко на закат, где сливаются небо и море в экстазе священном?
Оградит от невзгод перламутровым мрамором комнат прохладных, силою рук?

Вижу левую: перстень и щит.
Но не вижу лица.
Но не вижу лица.
Мой герой у меня внутри.

Юлия Чернышёва

The Dusk Of Kimmeria - Caprice

СЕРДЦЕ РИСОВАЛЬЩИЦЫ РУН

Расчеши мои косы, Хальфдан, утешь печаль, тёмный гребень из рога - целебен в твоей руке. Мы сидим в длинном доме на ложе, трещит очаг, и лежит голова моя у твоих колен. Над заснеженным фьордом нашим гуляет Ньёрд, у подножия Ясеня - Урд свою нить прядёт, и летит её песнь, и вращается веретено, и безвременье отступает ещё на год. Я зажгла много свеч, сплела из плюща венки, надымила в углах ароматной сухой травой, убрала остролистом ложе и косяки, это Йоль, мой Хальфдан, тёмное волшебство… Синеглазые хирдманны наши лежат на дне, ты мне так и не рассказал, что случилось там,- за широким морем,- где были вы по весне, чем прогневали Тора, накликали ураган? Ах, чеши мои косы, не слушай что баю вслух…

Как о деве-скальде по фьордам идет молва, будто арфу свою берёт она, словно лук, стрелы драп и вис прямо в сердце вонзая вам. Будто арфу ей золотую сам Браги дал, будто знает она как ветер заговорить, будто сердце её из морского отлито льда, а в роду - сплошь валькирии, боги и короли… Так чеши мои длинные косы, мой клён мечей, чудодействуй, цели, тёмным гребнем/своей рукой… Как пылает вкруг нашего ложа кольцо свечей, стынет в чашах эль и тёплое молоко… Носят дети в корзинах яблоки по дворам, зажигают светильники родичи за холмом, жертвы дисам и альвам приносят в заре костра, славят асов, и солнце зовут на валу крутом... Мы останемся здесь, ибо горек и бел наш Йоль, остролист, и свечи, и эль,- заберут нас в плен… Я твоя липа бус, синеокая птица-боль, пожалей ты меня у жёстких своих колен… За порогом кружится медленный мягкий снег. Закрываю глаза и вижу всё то ж опять: как приходят ко мне твои хирдманны по весне, и кормила рунами просят разрисовать… Говорят: мол, в далёкой земле мы сойдём на брег, спросят нас: кто вы, люди, и что у вас на уме? Скажем: нет, не купцы мы, не странники - ваша смерть! И с холодным нордическим хохотом вскинем меч.

Уходил, за удачу в пути обагрив алтарь, но всегда возвращался, ссыпая к моим ногам: с побережья Восточного моря, - литой янтарь, из Гардарики - перекатные жемчуга. Как у суженой конунга - из хрусталя кольцо, пряный эль на праздники, косы до самых пят… я смотрю, не дыша, в твоё северное лицо, и не верю что эти губы - моя судьба.

Много воинов прозрачнооких ушло за тьмой, много звонких браслетов на дне среди скал молчат, только помнят волны все лодии, - до одной, что под крики ворон покидали родной причал. И ограбив за синим морем чужих богов, вы везли в Скирингссал, до краёв нагрузив ладьи: серебро и золото с западных островов, драгоценные камни с окладов церковных книг… Ах, янтарь ли с востока, с запада ль серебро, жемчуга ли из Хольмгарда душу повеселят? Мы – норманны, чиста и несмешанна наша кровь, мы – тот варварский север, который один и свят. Закрывай глаза, видишь: холм за седой рекой, белокосая Халльдис с жертвенным рогом, снег на губах её алых тающий, круг волков, ледяной дворец Скандинавии в пелене… Ах, как лён мои косы долги, как шёлк мягки, говори о них, заплетай их, меж пальцев лей… Словно пряжа норн эта ночь длинна, и вокруг - ни зги, и нежны покрывала, и шёпот жарок, и терпок эль… Слушай: там где луна на молочный идёт ущерб, где залив отдыхает в короне холодных скал, с золотою арфой в руках, в голубом плаще, смотрит в зеркало фьорда белая дева-скальд. Снежноликая дева-викинг, ничья жена, беспокойная пряха метелей и нежных вис, Дева Шлема и Струн, можжевеловая княжна, не зови её, даже мысленно - не зови… В моём сердце – туман и резные, меж скал ладьи, тайны древних германцев, осколки забытых саг, в моём сердце сияет Севера вечный лик, моё сердце отдано воинам и жрецам.

Ты прошёл много стран, видел дивных зверей и птиц, ты читал их следы и сердца рисовальщиц рун, я могла б ещё много дорог тебе заплести, но прошу: возьми меня по теплу на Русь. Где высокие викинги ступят на берега, принесут с собой снегопады и колдовство… Как в груди у нас не сердца, а осколки льда, как в устах у нас не молитвы, а волчий вой… Кто узнает Людей из Фьорда - займётся сам этим пламенем снежным, что губит веками нас, и возьмёт себе имя, свежее, как зима, и прозрачно-зелёное, как лёд или хризопраз. Станет тесен нам Мидгард, покроется ржавью сталь, отпускай эпоху, не больно теперь ничуть, только косы мои чеши, только тешь печаль, только дров подбрасывай в каменный наш очаг, только сыпь жемчуга из Хольмгарда мне на грудь…

Белый Йоль у порога, а место и век - не суть.

Волшебный лён

Celtic Music - Walking With The Ancestors