Современному человеку очень трудно молчать. Как это используется в ментальном программировании
Одна из самых распространенных "галлюцинаций" у тех, кто подвергается сенсорной депривации, то есть лишения чувственныз ощущений,- ощущение чужого тела,пронизывающего тело субъекта под углом. "Иная Половина" довольно долго функционировала на симбиотической основе. А от симбиоза совсем недалеко до паразитизма. Теперь слово - это вирус. Вирус гриппа, возможно, был когда-то здоровой клеткой легкого. Теперь это паразитический организм, вторгающийся в легкие и разрушающий их. Слово, возможно, было когда-то здоровой нервной клеткой. Теперь оно - паразитический организм, вторгающийся в центральную нервную систему и разрушающий ее. Современный человек утратил возможность молчать. Попробуйте остановить свой внутренний монолог. Попробуйте достичь хотя бы десяти секунд внутренней тишины. Организм вынудит вас говорить. Этот организм - слово.
Мы узнали недавно ,что бинарная информация может быть записана на молекулярном уровне. Но в то же время, эти информационные молекулы - не мертвая материя, они демонстрируют способность к жизни, которая присутствует повсюду в виде вируса.
Представление Берроуза о вирусе связано с его увлечением рядом органических теорий: во-первых, общей семантикой графа Альфреда Коржибского, во-вторых, оргонными теориями Вильгельма Райха и, в-третьих, дианетикой Хаббарда. Две первые теории помогли при создании всех жутких состоящих из желеобразной протоплазмы тел, способных к амебообразному осмотическому поглощению других тел, словно вся их поверхность превратилась в сплошное ротовое отверстие. Иными словами - тел, имитирующих клетки. Способность к языку и способность языка стали производным объединенного воздействия энграмов Хаббарда и дианетического демона - демона письма и голоса. Более того - способность эта вплавлена в коммуникационные технологии, фиксирующие абсолютно всё в клетках своего ядра, она захватила внутренние вещательные частоты, формирующие голос, и превратила людей в приемники или передатчики. Психогальванические тесты Коржибского, призванные утвердить существование психосоматических реакций, превращаются в э-метр сайентологии - прибор, напоминающий детектор лжи и призванный "очистить" отклоняющегося от нормы от энграмов. Сходным образом, атмосферная оргонная энергия Райха в послевоенный период смешалась как с мутогенным радиационным фоном наземных ядерных испытаний, так и с контролирующими разум телекоммуникационными передачами.
Письменные и передающие свойства подлинных вирусов - их пороговое состояние на грани органики и неорганики, их биолингвистическая сегментация генетического кода синтаксисом и фонетикой, их социальный характер, обусловленный возможностью вступать друг с другом в контакт, - нашли свое технологическое проявление в опытах Берроуза и Брайона Гайсина литературных разрезках и экспериментах с магнитофонами, попытках записать внутреннюю речь, технических терминах, предоставленных для работ Берроуза Иэном Соммервиллем. Хаббард и Берроуз попали в самый центр исторического сдвига от механики с ее модернистскими поверхностными порезами, ранами и швами к механической генетике и всему, что она может выращивать, разрабатывать, передавать или чем может заражать. В основе как претенциозности, так и популярности Хаббарда лежит "энграм" - сущность, в высшей степени благоприятная для (низменных) воплощений индивида, составлявших предмет нравоописательных очерков Берроуза, и в равной степени восприимчивая к героике соответственно расширенной терапии.
Для Хаббарда энграм выступает вредоносным или просто болезнетворным моментом времени, буквально записанным не в памяти, а непосредственно в клетке, - "определенный и постоянный след, оставленный раздражителем на протоплазме ткани". Запись эта производится внутри самих клеток и "не является памятью; это клеточный след записей, отпечатавшийся глубоко в самой структуре тела". Сами записи эти содержат абсолютно всё и весьма напоминали бы "фонографические пластинки или кинофильмы, если бы содержали также все восприятия внешнего вида, звука, запаха, вкуса, органолептические ощущения и т. д." Если энграмы остаются на месте и не "разряжаются" терапевтическими средствами, они будут вызывать предрасположенность индивида к психосоматическим заболеваниям и различным душевным расстройствам. Терапевтический процесс, в сущности, сводится к обнаружению этих записей и повторному их воспроизведению - снова и снова, пока они не утратят силы, не наскучат и не переместятся из реактивного разума в стандартные банки памяти, где уже не смогут приносить вреда.
Хаббард получил термин "энграм" из идеи мнемы, разработанной Ричардом Вольфгангом Семоном в начале ХХ века. Мнемонический принцип последнего основывается на том, что раздражители производят "перманентную запись нанесенную на чувствительную поверхность", то есть на клеточный материал, энергистически предрасположенный к таким надписям.
Получающийся в результате "мнемический след" (или "энграм") может оживляться при встрече с элементом, напоминающим какой-либо компонент первоначального комплекса раздражителя. Срезы планарии, гидры, инфузории-трубача, бегонии также служат наглядным свидетельством мнемического рассеивания и регенерации элементов, приближающихся по своим размерам к "эмбрионам". Однако Семон столкнулся с трудностью, получив свидетельства корковой локализации памяти в позвонках: не противоречит ли это клеточной записи и воспроизведению раздражителей по всему организму?
Семон отыскал подтверждение в том, что для распространения "энграфического воздействия" различные части тела соотносятся друг с другом невольно - например, "рефлекторными спазмами, сопутствующими движениями, сенсорным излучением" Он обратился к фонографии, мнемической машине, чтобы объяснить неравномерное распространение и оживление энграмов. Так, каждый фонограф и представляет собой начальный источник звука в непосредственной близости от оркестра, и содержит более слабые отпечатки всего оркестра целиком - организма.
Как и в случае с теорией Коржибского, Хаббард трансформировал то, что Семон считал функционально нейтральным, в нечто внутренне патогенное. Энграм Хаббарда в первую очередь являлся отпечатком записанной травмы, причем самыми подлинными считались те случаи, когда индивид/организм подвергался надругательству в бессознательном состоянии, вызванном, к примеру, несчастным случаем или анестезией. Клетки записывают физическое и вербальное насилие, а обычный механизм сознательного "я", "аналитический разум", который в иных условиях фиксировал бы всё, полностью отключен ради единственной цели - выжить. Тем не менее, если энграмы создаются лишь исключительными травматическими обстоятельствами, описанными Хаббардом, то терапия потребуется очень немногим. Таким образом, держась за бессознательное серьезной травмы риторики ради, он приписывает энграму возможность возникновения в сколь угодно помраченном сознании. Иными словами, любая нехватка полного, ясного осознания со стороны аналитического разума будет пропорционально компенсироваться "бессознанием", которое и вызывает запись энграмов. На самом деле, бoльшая часть "Дианетики" Хаббарда посвящена описанию способов размножения энграмов. Например, нас предупреждают, что человеческие зародыши постоянно заняты накоплением энграмов - на их формирование влияет не только количество абортов, которым не придают должного значения, но даже любой толчок или сотрясение. Более того, материнская любовь - жестокий розыгрыш: сам акт выхода из внутриутробного ада создает целую вереницу энграмов как у ребенка, так и у матери, и продолжает создавать всякий раз, когда голос ребенка вызывает в матери воспоминание о родах, а энграмное производство такого "оживления" передается ребенку. И так далее - истинный порочный круг. Поскольку зигота, зародыш, плод, младенец, ребенок и взрослый - один и тот же человек недостатка в пациентах не будет.
Аккумулированный банк этих записанных и сохраняемых энграмов составляет "объединенное клеточное сознание", то есть "реактивный разум" - разум объединенного тела травмы, злой призрачный двойник "аналитического разума", в сущности доброй и идеально работающей счетной машины, постоянно фиксирующей все в процессе осознания и хранящей данные в "стандартных банках памяти". Во время продолжительных отключений или мгновенных провалов сознания, варьирующихся от травмы до пикнолепсии реактивный разум продолжает записывать все сам - что приводит к дальнейшим проблемам аналитического разума. Допуская, что любое явление, не доходящее по силе воздействия до мгновенного прозрения, содержит определенную меру скудоумия, можно сделать вывод, что реактивный разум никогда никуда не исчезнет. Человек в юности заражается этой способностью инфекционным путем еще до того, как ему предоставляется любая возможность профилактики подобной заразы самоосознанием. В самом убедительном смысле, язык - вирус потому, что и тот, и другой мертвы, пока не обретают жизнь в человеческом носителе: "Они ленивы до мозга костей - настолько, что сами едва живы.Но язык в этом смысле не обладает телом и солипсически не ограничен каким-то одним телом" Ни одно из этих тел не владеет языком, ни одно не способно провести разграничительную линию между симбиозом и паразитизмом. Не говоря уже о том, чтобы взять на себя управление всем этим беспорядочным процессом. Реактивный же разум обладает как конкретным телесным существованием, так и языком.
Реактивный разум сталкивается с вирусом в утверждении Хаббарда, что "в настоящее время довольно широко признано, что жизнь во всех своих формах развилась из основных строительных кубиков. Версия Берроуза просто меняет порядок: в коллективном прошлом нейронов нет вирусов - вместо этого здоровая нервная клетка мутирует в вирус, являющийся языком.
Уже знакомым нам образом Хаббард вывел своего демона из патологизированного даймона Сократа, который, напротив, больше всего напоминает лучшего друга. На самом деле, это похоже на предчувствие Берроузом в 1955 году "языка как вируса": "Это почти как автоматическое письмо, созданное отдельной враждебной сущностью, по сути утверждающей: "Пишу то, что захочу" (Люди, слышащие голоса, обладают внешними звуковыми демонами - эти контуры замкнули контуры их воображения)"
Эта "иная сущность, отличная от своего я" подключена где-то между аналитическим осознанием индивида и стандартными банками данных памяти. Такое, отнюдь не преходящее состояние вызывается тем, что Коржибский назвал бы "семантогенной блокадой"; это, скорее, электронный поток, перенаправленный по контурам, который питается из подлого источника энграмного голоса, отдающего контрприказы из разума, сосуществующего в теле. Инженер-электронщик может настраивать демонов в радиоприемнике сколько его душе угодно. Хотя немного обескураживает то, что нечто настолько обыденное, как внутренняя речь, может оказаться аберрацией, вызванной чужими голосами, вторгающимися в замкнутое "я", можно смело предположить, что почти каждый аберрант содержит в себе контур демона... У клира не бывает никаких "ментальных голосов"!
Для Хаббарда выживание ничуть не менее важно, чем Предназначение Человека. Тип вируса-захватчика лучше всего описан в следующем фрагменте: "Конечный результат полного клеточного представления - рак. Демократия канцерогенна, и ее раковые опухоли - различные бюро. Бюро пускает корни в каком угодно сегменте государства, затем становится злокачественным. Пикнолепсия - состояние внезапного временного помрачения рассудка, когда все органы чувств пациента остаются активными, но он, тем не менее, не реагирует на внешние раздражители. Возвращение сознания так же внезапно, как и его потеря, прерванная речь или действие продолжаются автоматически. У пациента таких случаев может происходлить до сотни в день, что совершенно не замечается окружающими - пациент просто живет в собственном измерении.
По материалам Дугласа Кана
ТЕХНОЛОГИИ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ КОММУНИКАЦИЙ У УИЛЬЯМА БЕРРОУЗА и Л. РОНА ХАББАРДА