Валлийская Ар Ух Ди Гуота

С Самайном связано множество историй о существах чудовищных и пугающих, и один из таких персонажей - валлийская Ар Ух Ди Гуота (Yr Hwch Ddu Gwta), демоническая бесхвостая чёрная свинья, которая бродит по дорогам, преследуя припозднившихся путников во время самых тёмных ночей, и совсем не прочь полакомиться как их телами, так и душами.

Все знают, что во время Самайна принято зажигать костры и щедро кормить их, чтобы не ослабело пламя во тьме. Но если люди оставят костёр без внимания, и он потухнет в ночи Самайна, из его угольев, и пепла, и из последних искр выходит Ар Ух Ди Гуота, такая же чёрная, как ночь и угли, и с глазами горящими, как пламя. Считается, что Ар Ух Ди Гуота догонит и сожрет того, кто последним возвращается домой.

Вместе с Ар Ух Ди Гуота нередко упоминается и Белая Леди - Ladi Wen: дух или волшебное существо, которое видят как женщину с белоснежной кожей и в белой одежде, порой говорят, что Леди Вен безголова, и голову свою держит в руках. Именно она отмеряет тот срок и то время, после которого бесхвостая черная свинья выйдет на свою охоту за плотью и душами.

Про Леди Вен часто рассказывают на юге Уэльса, там есть даже места, названные в её честь. Говорят, что она отвечает тем, кто осмеливается с ней заговорить, что она знает, где в земле лежат клады. Есть и история о том, как один мужчина увидел, как Леди Вен, вне себя от горя, бродит по пустошам, и спросил, может ли он ей чем-то помочь. Она сказала, что да - если он всю ночь будет держать её в объятиях достаточно крепко, и не отпустит её, это поможет ей в её беде. Мужчина согласился, но когда ночь стала совсем темна, прямо за спиной мужчины взвыла и залаяла целая стая псов, и он, обернувшись, ослабил хватку. Леди Вен выскользнула из его рук, и, плача, сказала, что быть ей теперь в плену еще семь лет.

Как бы то ни было, но и белая леди, и волшебная свинья - это характерные образы для валлийского мифа, восходящие к дохристианским кельтским верованиям. Леди Вен скорее родственна женщинам - хозяйкам земли кельтского мифа, а священность кабанов и свиней вообще была у кельтов ярко выражена; любое же божественное существо могло в представлениях кельтов обращаться как светлым, так и темным, пугающим ликом, и Ух Ди Гуота - нечто вроде тёмной стороны белой божественной свиньи Хенвен, породившей пять чудес валлийских земель.

текст: © Шеллир (Наталья Никольская)

Novemthree | Autumnal Procession

Тёмная зимняя половина года

Самайн, как и Бельтайн - волшебное время, время перехода и порога. С приходом Самайна заканчивается светлое лето, и начинается тёмная зимняя половина года, в это время заканчивается власть Благого Двора, и приходит время двора Неблагого со всеми его ужасами. Из долгих ночей Самайна, из ночей Безвременья, рождается первый день тёмного времени и весь новый год, и рассказывают про священные ночи еще одну легенду.

Все лето владычествовала в мире Летняя Дева. Благословенная и прекрасная, увенчанная пышным венком, бродила она по светлому миру, и в каждом отпечатке её изящных ножек распускались новые цветы. Водили вокруг неё хороводы полные волшебства фэйри, звери приходили ласкаться, ветер, касаясь её лица, становился теплым и ароматным, а солнце светило ярче и жарче, когда видело её. Всё возле неё наполнялось жизнью и летней особой силой. Она являлась бардам как прекрасное виденье, и, восхищаясь её совершенством, слагали они лучшие свои стихи. Невидимой, она касалась людских сердец, и в них вспыхивали любовь и страсть. Любовалась она, как полнится мир светом и жизнью, как рождаются и растут зверята и дети, как тяжелеют ветви деревьев от плодов, как, сменяя друг друга, распускаются цветы и как медоносные пчёлы и шмели собирают с них нектар, слушала она как звенит пение сотен птиц под зелёными сводами лесов.

Но время шло. Тише стало птичье пение, и меньше стало цветов, и не так зелены уже стали леса, да и солнце стало ходить ниже и гостить на небе реже. И поняла тогда Летняя Госпожа, что время её пришло. И в священный Канун Самайна накинула она на плечи дорожный плащ, взяла свой посох, прорастающий зеленью, и отправилась далеко-далеко, по тем путям, что не ведомы людям, туда, где за горами и лесами, за морями и реками в благословенном и нетронутом месте стоит древний валун. Говорят порой, что это тот самый камень, что первым был сотворен, когда рождалась земля, и если разрушится когда-нибудь камень тот, то и всему миру придёт конец. Еще говорят про него, что именно под ним лежит источник мудрости, и если отодвинуть камень, то можно будет напиться этой волшебной воды, и обрести сразу пять видов мудрости. Вот только очень уж этот камень велик, и не сдвинуть его ни смертному, ни бессмертному.

Долог был путь Летней Девы, но в то же время и быстр, и в тот же день достигла она волшебного камня перед закатом. Солнце уже стояло низко, и заливало тёплым золотом и сам камень, и зелёную траву возле него, и последние цветы, что пышно цвели в долине вокруг него. Птица сидела на камне, и пела так сладко, будто впереди - целая вечность беззаботного лета. Встала Летняя Дева там у самого камня, будто на пороге, и, раскинув руки, собрала она в себя все остатки пресветлого лета: и солнечный свет, и нежную зелень, и яркие краски, и звонкие птичьи трели, и сладость первых поцелуев, и благословенную прохладу тенистых лесов, и мягкость бархатного мха, и золото собранного пчёлами мёда. А сделав так, отбросила Дева свой цветущий посох в сторону, сделала шаг - и вошла в камень, будто он её дом, и растворилась в нём, и еще несколько долгих мгновений казалось после того, что сам камень светится изнутри ярким и тёплым летним светом, но вот угас последний солнечный луч, - и сияние камня уже потускнело. Потускнел и отброшенный девой посох: цветы и листья на нем засохли и сморщились, а потом и вовсе опали, и стали видны те шипы, что прежде таились в зелёной листве. Гладкой и голой стала терновая кора того посоха, да еще и холодной - и иней показался на нём, будто и не был он только что зелен.

Сумерки укрыли камень и волшебную долину вокруг него, тени сгустились, и в этих тенях было почти не заметно, как вышла из камня другая фигура, укутанная в длинный плащ, и была то Старуха Зимы - древняя, как сам мир, с нравом дурным и тяжелым, костлявая и синелицая, мудрая и знающая. Называют её порой просто Старухой или Каргой, а порой кличут Старой Грайной, то есть "старым", "зимним" солнцем. Протянула она руку к посоху, и тот будто сам скользнул ей в ладони, и взвился от него холодный вихрь, который пошел гулять по долине, морозя травы, сбивая листья с ветвей и покрывая все инеем. И звери вышли к ней - окружили её волки, и дикие кабаны, и желтоглазые козы, и олени, слетели к ней на плечи совы и вороны.

Глубоко вдохнула Старуха ставший прохладным воздух, ударила посохом в землю, вбивая обратно проклюнувшийся не ко времени росток, - да и отправилась бродить по миру. И там где проходит она - замерзает земля, и иней укрывает опавшие листья, и идут вместе с нею холодные ветра, и шторма, и снегопады. Долго ли, коротко ли идти ей до наших мест, - тут не угадаешь. Но даже там, куда Старуха запаздывает, не надо забывать, что время её началось в ночи Самайна.

текст: © Шеллир (Наталья Никольская)

Проносить свой лучик света сквозь воинственный шиповник

Снова волки скалят зубы, красный плащ едва завидев. Длинный день идёт на убыль, сердце светится сквозь свитер. Лес дремучий, гниль столетий, волки души разменяли, на тропе в чащобе встретят, где грибницы спят под пнями.

Я несу не револьверы и не ружья с крупной дробью. Здесь опасней, чем в вольерах, но никто меня не тронет. Зверь глядит заворожённо вертикальными зрачками, свет, луною отражённый, в шерсти спутанной сверкает. Мне хватило алой пряжи на добро, любовь, улыбку. В их глазницах волчья яшма, равновесие так зыбко, словно пропасть под ногами, что кусается за пятки. Я стою, не убегаю.

Ну какие же тут прятки? Сердце светит слишком ярко, всё вокруг воспламеняя. На поляне плющ и мята, дуб с корявыми корнями, на поляне волчья стая – вожака по холке глажу. Эта миссия простая: вышить счастье алой пряжей, сочетать её с зелёным, с фиолетовым закатом, с липким соком летних клёнов, с поднебесной пухлой ватой, с золотистым вкусом хмеля и ромашковым букетом. Это всё, что я умею: проносить свой лучик света сквозь воинственный шиповник, рисовать словами сказки, отводить беду и порчу, отыскать лягушку в ряске, превратить её в принцессу и вернуться в дом устало, где клубочек снова целый, чтобы счастья всем хватало.

sheril fenn

Лили - Яна Айнсанова