СОЛНЕЧНЫЙ КРУГ.
Грядущие историки, пытаясь разгадать… религиозную концепцию «древнего хомо-советикуса», дружно решат: СССР был населён солнцепоклонниками, ибо если безо всякого «лишнего» знания разглядывать символы, картины или, к примеру, на барельефы со снопами и колхозницами, то может показаться, что мир советского человека был наполнен солярными мифами и аграрными культами. Шутки – шутками, однако же, изображения, упоминания солнца и – солнечного дня были действительно очень популярны в нашей соцреализмовской традиции. Итак, рассвет, представленный на гербе, обозначал светлую зарю человечества, новый день, очередной, точнее – наиболее значимый и самый дерзновенный виток в развитии цивилизации. Товарищ Сталин всё чаще сравнивается со светилом. Сталин = Солнце. Владимира Ильича Ленина тоже сопоставляют со светом: «И Ленин великий нам путь озарил». Озарить – от слова «заря». У Томмазо Кампанеллы в этой связи читаем: «Верховный правитель именуется на их языке "Солнце". На нашем же мы называли бы его Метафизиком».
Станция метро Маяковская. Небо-обманка и солнечный мир.
Раскрываем детские книжки и видим с непременное смеющееся солнышко на иллюстрациях – советское солнце может быть только добрым и тёплым. Оно же сияет всему миру – как на гербе. Спускаемся в подземелье московского метро – видим мозаичные «обманки»: синее небо, дневной свет и на фоне ясного дня – такие же солнечные физкультурники. Советский человек должен видеть небо и солнце, даже находясь под землёй. В этом прослеживается глубокий сакральный смысл, как и в постоянных обращениях к солнцу в стихах и в песнях: «Ну-ка, солнце, ярче брызни, / Золотыми лучами обжигай! / Эй, товарищ! Больше жизни! / Поспевай, не задерживай, шагай!» Или, например, известный диалог Владимира Маяковского с уставшим светилом – Солнце милостиво принимает приглашение поэта и «вваливается» к нему на чай с вареньем, после чего начинается разговор по душам – кому же труднее светить, поэту или всё-таки Солнцу? Оказывается, что и свет поэзии, как и сияние звезды – великий труд и большое дело. А на кремлёвских башнях горели – и до сих пор горят – рубиновые светила, «звёзды по имени Солнце…»
Константин Юон. «Утро индустриальной Москвы».
Солнечность – непременный атрибут живописных полотен. На картине Константина Юона «Утро индустриальной Москвы» мы видим панораму громадного города с его заводами, жилыми кварталами и отчётливо выписанными церквами (да-да). На переднем плане – группы рабочих, ибо утро – время для трудовых свершений, и над всей этой громадой – образ рождающегося светила, которое всегда ассоциируется с каждодневным созиданием. «Не спи, вставай, кудрявая! В цехах звеня, страна встает со славою на встречу дня». Или, например, картина Татьяны Яблонской «Утро» - свет заливает всё пространство небольшой комнаты, его даже слишком много, как будто дом был сооружён таким хитрым образом, чтобы ловить все утренние лучи. Брутальные белокурые спортсмены Дейнеки и Самохвалова освещены яростным солнцем. Более того, на картине «Оборона Севастополя» советские моряки изображены, как посланники света, борющиеся с пришельцами из мира тьмы.
Александр Дейнека. «Оборона Севастополя».
В послевоенной кинокартине «Весна» мы видим интересного персонажа – учёную даму Ирину Никитину, которая, собственно, и работает в некоем Институте Солнца. Вроде бы незамысловатая комедия с «переодеваниями» героинь Орловой и неподражаемым комедийным дуэтом Плятт – Раневская. Но всё не так просто, ибо советское искусство не занималось тупым развлечением разомлевшего зрителя, даже если речь шла всего лишь о лёгком жанре. Нам показывают Никитину как некую жрицу, а Институт Солнца напоминает настоящий храмовый комплекс. Впрочем, в советской книжно-журнальной традиции существовал характерный речевой оборот - «храм науки». Так вот, нам показывают святилище, где женщина-учёный не просто общается с Солнцем, но и, более того, берёт его энергию, его неисчислимую силу. В фантастических сказках Николая Носова о Незнайке и его друзьях тема Солнца занимает важнейшее место. Для начала писатель отправляет своих героев в передовой, авангардный, …коммунистический Солнечный Город (вспоминаем Кампанеллу).
Генрих Вальк. Иллюстрация к «Незнайке».
Незнайка заболел от тоски по Солнцу...
Срочная эвакуация.
Разумеется, самого слова «коммунизм» в детской сказке не было, однако же, идеальное устройство общества и развитые промышленные технологии явно говорили о том, что перед нами – та самая, заветная мечта, к которой стремился каждый советский человек. «-А почему он называется Солнечный? Там дома, что ли, из солнца? - спросил Незнайка. -Нет, - засмеялся шофер. - Его назвали Солнечным потому, что там всегда хорошая погода и всегда светит солнце». Итак, в этом идеальном – почти идеальном - мире даже дождик идёт по расписанию, дабы не портить настроение жителям. В другой своей книжке – в «Незнайке на Луне» тема солнца, в конечном итоге, становится навязчивой идеей для главного героя. Помните? Лунные жители обитают не на поверхности планеты, а, собственно, в самой Луне, поэтому небо над ними лишено каких бы то ни было природных светил. «Братцы, а где же солнышко? — спросил он, с недоумением озираясь вокруг».
Ночь есть, а дня - нет.
Интересная деталь – пока Незнайка боролся за выживание в условиях чуждой ему среды, он и не вспоминал о небе и о солнышке. Напомню, что лунный социум в повествовании Носова существовал по капиталистическим законам, поэтому его обитателям было попросту некогда смотреть вверх и задумываться об отсутствии над их головами источника живого света. Как же они несчастливы – эти «лунатики», что у них нет даже настоящих звёзд! И только оказавшись на Земле, Незнайка ощутил прилив сил: «Красное солнышко ласково пригревало его своими лучами... И Незнайке казалось, будто какое-то огромное-преогромное чувство переполняет его грудь». Немаловажная пропагандистская тонкость – противопоставление тёмного (бессолнечного!) и жестокого западного мира – погожей ясности социализма. Мы же несём миру свет, озаряем пространство и боремся с мглой («Тёмные силы нас злобно гнетут»). Так, советское детство – непременно «безоблачное». Это была такая же устойчивая словесная конструкция, как «светлое будущее» и «миру – мир!».
Кадр из фильма «Убийство на улице Данте».
Запад = разгульная ночная жизнь.
Кстати, советский агитпроп для изображения буржуазного разложения часто показывал так называемую «ночную жизнь» со всеми этими барами, ресторанами и прочими злачными местами. Трудовой день – это советский выбор, а вот чернота ночи, на фоне которой сияют лживые огни реклам – это они, растленный и преступный Запад. Ночью выползают не только демоны да ведьмы, но и убийцы, проститутки, маньяки и - обычное ворьё с набором отмычек. Однако это яростное противопоставление сыграло впоследствии негативную роль: многие наши люди так чётко уверовали в то, что капитализм – это сидение по ночным барам (с раскованными блондинками, под звуки диско), что до сих пор не могут оправиться от потрясения... Или вот – культовая детская кинолента «Приключения Электроника». Условно-западный мир в картине изображён тёмными красками, красками ночи. Единственное светлое пятно – модные белые джинсы мафиози Стампа. И только в тот момент, когда Электроник – добрый советский киборг - починил в городе старинные часы,…вдруг резко настало утро. Там ещё была песня со словами: «Сумрак ночи с улиц прогони!»
Кадр из фильма «Отпуск в сентябре».
Занятно – советская интеллектуальная прослойка, выращенная под лучами «…звезды по имени Солнце», вдруг к концу 1960-х… истово полюбила дождь, осень. Дождливая погода – как символ задумчивой грусти, уютных вечеров с гитарой, под треск догорающих поленьев и под шум … «гэбэшных глушилок», затруднявших прослушивание вражеских Би-Би-Си по советским приёмникам. Дождь – это не только печальные стихи, старинные романсы и модная в 1970-х годах осенняя линия повествований (все эти «Осень жизни, как и осень года…»). Это – принципиальная возможность бездействовать, созерцать, погружаться в личные переживания. «Непогода нынче в моде», - пел герой-хиппи из детского киномюзикла «Мэри Поппинс, до свидания!» Обратите внимание на декорации, создаваемые для киноперсонажей эпохи Застоя. Переводчик Бузыкин бежит свой «Осенний марафон» в никуда, по тёмным дождливым улицам. НИИшный лузер Макаров устраивает себе «Полёты во сне и наяву» на фоне ветшающего осеннего городка. Разочарованный интеллигент Зилов мечтает об утиной охоте и об «Отпуске в сентябре», но получает о жизни только депрессивный мрак и вечный ливень за окнами. Даже детки-звери из «Чучела» устраивают свой безумный самосуд над Леной Бессольцевой именно осенью... При отсутствии солнца, как такового.
http://zina-korzina.livejournal.com/757131.html
