В очередь. Из страха. И из принципа.
- Что дают?
- Дефицит.
В толпу!
- Что?
- Не знаю, но что-то.
В очередь.
А рядом, с чёрного,
Респектабельные, как клопы,
Это очередь на безочередь.
И урвав кусок побольше, покраше,
Прёт домой, зажав в ручищах.
Поставит и любуется.
Вещь!
И даже,
В неделю раз сотрёт пылищу.
Один метр – очередь,
Десять метров – очередь,
Сто метров – очередь.
Толстого выбросили (*).
И старик аж зарделся на пьедестале.
Ах, Лев Николаевич,
Если б ещё и читали.
Очередь (отрывок)
Автор: Васильев В.П.
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Толстого выбросили - В смысле книги с произведениями Л.Н. Толстого реализуются через торговую сеть. В советское время в "народном" языке, касающегося сферы торговли, существовало такое понятие, как "выбросили".
Это означало, что дефицитный товар поступил в свободную продажу и надо успеть его купить.
- Зин, ты куда так бежишь?
- Да, в Универмаге, чешские босоножки выбросили.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
ПОБЕГ ИЗ ТЮРЬМЫ - Майкл Скофилд попал в тюрьму «Фокс Ривер» - Момент из фильма [_AgLzL1ycVw]
Глава XXIX Замечательная допровская корзинка (отрывок)
Старгородское отделение эфемерного «Меча и орала» вместе с молодцами из «Быстроупака» выстроилось в длиннейшую очередь у мучного лабаза «Хлебопродукта».
Прохожие останавливались.
– Куда очередь стоит? – спрашивали граждане.
В нудной очереди, стоящей у магазина, всегда есть один человек, словоохотливость которого тем больше, чем дальше он стоит от магазинных дверей. А дальше всех стоял Полесов.
– Дожились, – говорил брандмейстер, – скоро все на жмых перейдём. В двадцатом году и то лучше было. Муки в городе на четыре дня.
Граждане недоверчиво подкручивали усы, вступали с Полесовым в спор и ссылались на «Старгородскую правду».
Доказав Полесову, как дважды два – четыре, что муки в городе сколько угодно и что нечего устраивать панику, граждане бежали домой, брали все наличные деньги и присоединялись к мучной очереди.
Молодцы из «Быстроупака», закупив всю муку в лабазе, перешли на бакалею и образовали чайно - сахарную очередь.
В два дня Старгород был охвачен продовольственным и товарным кризисом.
Госмагазины и кооперативы, распродав дневной запас товаров в два часа, требовали подкреплений.
Очереди стояли уже повсюду. Не хватало круп, подсолнечного масла, керосину, дрожжей, печёного хлеба и молока.
На экстренном заседании в губисполкоме выяснилось, что распроданы уже двухнедельные запасы.
Представители кооперации и госторговли предложили, до прибытия находящегося в пути продовольствия, ограничить отпуск товаров в одни руки – по фунту сахара и по пять фунтов муки.
На другой день было изобретено противоядие.
Первым в очереди за сахаром стоял Альхен. За ним – его жена Сашхен, Паша Эмильевич, четыре Яковлевича и все пятнадцать призреваемых старушек в туальденоровых нарядах (*).
Выкачав из магазина Старгико полпуда сахару, Альхен увёл свою очередь в другой кооператив, кляня по дороге Пашу Эмильевича, который успел слопать отпущенный на его долю фунт сахарного песку.
Паша сыпал сахар горкой на ладонь и отправлял в свою широкую пасть. Альхен хлопотал целый день. Во избежание усушки и раструски он изъял Пашу Эмильевича из очереди и приспособил его для перетаскивания скупленного на привозный рынок.
Там Альхен застенчиво перепродавал в частные лавочки добытые сахар, муку, чай и маркизет (**)
Полесов стоял в очередях, главным образом, из принципа.
Денег у него не было, и купить он всё равно ничего не мог.
Он кочевал из очереди в очередь, прислушивался к разговорам, делал едкие замечания, многозначительно задирал брови и пророчествовал.
Следствием его недомолвок было то, что город наполнили слухи о приезде с Мечи и Урала подпольной организации.
Губернатор Дядьев заработал в один день десять тысяч.
Сколько заработал председатель биржевого комитета Кислярский, не знала даже его жена. Мысль о том, что он принадлежит к тайному обществу, не давала ему покоя.
Шедшие по городу слухи испугали его вконец.
Проведя бессонную ночь, председатель биржевого комитета решил, что только чистосердечное признание может сократить ему срок пребывания в тюрьме.
– Слушай, Генриетта, – сказал он жене, – пора уже переносить мануфактуру к шурину.
– А что, разве придут? – спросила Генриетта Кислярская.
– Могут прийти. Раз в стране нет свободы торговли, то должен же я когда - нибудь сесть?
– Так что, уже приготовить бельё? Несчастная моя жизнь. Вечно носить передачу. И почему ты не пойдёшь в советские служащие? Ведь шурин состоит членом профсоюза, и ничего! А этому обязательно нужно быть красным купцом!
Генриетта не знала, что судьба возвела её мужа в председатели биржевого комитета. Поэтому она была спокойна.
– Может быть, я не приду ночевать, – сказал Кислярский, – тогда ты завтра приходи с передачей. Только, пожалуйста, не приноси вареников. Что мне за удовольствие есть холодные вареники?!
– Может быть, возьмёшь с собой примус?
– Так тебе и разрешат держать в камере примус! Дай мне мою корзинку.
У Кислярского была специальная допровская (***) корзина. Сделанная по специальному заказу, она была вполне универсальна.
В развёрнутом виде она представляла кровать, в полуразвёрнутом – столик, кроме того, она заменяла шкаф – в ней были полочки, крючки и ящики.
Жена положила в универсальную корзину холодный ужин и свежее бельё.
– Можешь меня не провожать, – сказал опытный муж, – если придёт Рубенс за деньгами, скажи, что денег нет. До свидания. Рубенс может подождать.
И Кислярский степенно вышел на улицу, держа за ручку допровскую корзинку.
– Куда вы, гражданин Кислярский? – окликнул Полесов.
Он стоял у телеграфного столба и криками подбадривал рабочего связи, который, цепляясь железными когтями за дерево, подбирался к изоляторам.
– Иду сознаваться, – ответил Кислярский.
– В чём?
– В мече и орале.
Виктор Михайлович лишился языка.
А Кислярский, выставив вперёд свой яйцевидный животик, опоясанный широким дачным поясом с накладным карманчиком для часов, неторопливо пошёл в губпрокуратуру.
из сатирического романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова - «12 стульев»
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) и все пятнадцать призреваемых старушек в туальденоровых нарядах - «Призревать», которое в устаревшем значении означает «давать кому - либо приют и пропитание». В современном понятиях это наиболее близко к такому явлению, как "Мафия нищих".
туальденоровых нарядах - Туальденоровые наряды» — это одежда, сшитая из туальденора, лёгкой хлопчатобумажной ткани серого цвета. Слово «туальденор» происходит от французской фразы «toile de Nord», что дословно переводится как «северное полотно». Из туальденора чаще всего делают спецодежду, простые платья и рубашки.
(**) Альхен застенчиво перепродавал в частные лавочки добытые сахар, муку, чай и маркизет - маркизет – лёгкая, прозрачная (вуалевидная) ткань из хлопковой пряжи. Прим. редактора.
(***) У Кислярского была специальная допровская корзина - ДОПР. «Дом общественно-принудительных работ». В 1918 – 1922 годах ДОПРы входили в число общих мест заключения, которые были подведомственны Народному комиссариату юстиции РСФСР.
