... И оттянуть силы противника от истекающего кровью Вердена (©)
Три сотни дней без света, в плену кошмарных снов.
Мне жизни – до рассвета, лишь несколько часов.
Закрыто дымом солнце; лишь сигарет огни
Подсвечивают лица в привычной уж тени.
Терновник, ржой покрытый, на двадцать пять шагов.
А в нём солдат, убитый Оружием Богов.
Пусть Прометей с Гефестом не прячут горький взор!
Пусть поглядят, как Клейфы (*) огнём плетут узор!
И вот рассвет, атака; мне жизни – пять минут.
Иду вперёд без страха. Сомнут? Да пусть сомнут!
«За Францию!» мы крикнем. Нам вторят «Не пройдут!».
И вот, к концу подходят последних пять минут.
Один лишь выстрел сделан, один лишь принят в грудь.
Горит огонь рассвета – пора мне отдохнуть.
Не отпустив винтовки, я ухожу во тьму…
А робкий лучик солнца всё светит мне в дыму.
Посвящается 430 тысячам солдат, павших в самой страшной битве истории - при Вердене. On ne passe pas!
Верден
Автор: Матвей Гаевич Кузнецов
______________________________________________________________________________________________________________________________________________
Пусть поглядят, как Клейфы огнём плетут узор! - Kleif — малый огнемёт, разработанный в Германии в 1905 году.
______________________________________________________________________________________________________________________________________________
ГЛАВА. СЕДЬМАЯ НАЧАЛОСЬ!
II ( ФРАГМЕНТ )
.. день 22 мая был днём начала наступления, и начинала сбивать врага с давно насиженных им мест одиннадцатая армия, а не восьмая.
- Доброе начало - половина дела, доброе начало - половина дела, - механически повторял Брусилов, внимательнейше между тем слушавший и просматривавший сам телеграммы и Сахарова и непосредственно обоих комкоров - Яковлева и Гутора.
Корпус Яковлева - 17-й - был временно взят в одиннадцатую армию из восьмой и примыкал к левофланговому корпусу восьмой армии - 32-му, - поэтому действия Яковлева занимали большую часть интересов Брусилова по сравнению с действиями Гутора.
Но корпус Гутора стремился пробить брешь в наиболее сильных позициях на всём фронте одиннадцатой армии, притом в позициях, защищаемых германцами.
Атака 6-го корпуса шла на Воробьёвку, Глядки, Цебрув, но от этих галицийских деревень очень далеко было до армии кронпринца, осаждавшей Верден, однако удар здесь был направлен против неё там: били здесь, чтобы облегчить положение французов под Верденом, дивизии которых с тупой методичностью перемалывались артиллерией германцев; били здесь, чтобы оттянуть силы, таранящие Верден, на себя.
Это была жертва на общий алтарь европейских жертв и вместе с тем это был вызов Эверту: против 6-го корпуса, как и против всего почти его фронта, стояли одни и те же германцы, которые, по убеждению Эверта, были неодолимы.
Одна из телеграмм - донесений особенно взволновала Брусилова.
Сахаров доносил, что, по показаниям пленных немцев, им было известно, что наступление не только готовится против линии укреплений на высотах 369, 389 и 390, но и начнётся не раньше, не позже, как 22 мая, поэтому у них всё было готово к достойной встрече русских.
- Что они знали о наступлении, это понятно: такого шила в мешке не утаишь, но откуда они могли узнать заранее о дне наступления? - недоумевал Брусилов и вспоминал любознательность царицы, но Клембовский отнёсся к этому проще, - он сказал, вздохнув:
- По-видимому, это только объяснение неудачи, постигшей Сахарова, о которой сообщено им будет несколько спустя.
Действительно, несколько спустя пришло донесение о больших потерях 6-го корпуса.
Боевые полки 16-й дивизии - Владимирский и Казанский - держались в занятых ими укреплениях, но им пришлось выдержать несколько контратак противника, которые нечем было отбивать, кроме как оружейным и пулемётным огнём, для чего уже теперь, в самом начале дела, не хватало патронов.
Артиллерия оказалась не в состоянии успешно бороться с многочисленной артиллерией врага.
Кроме того, складки местности на высотах так укрывали неприятельские батареи, что наши наводчики не в состоянии были их нащупать.
Змейковые аэростаты ничуть не помогли делу: во-первых, они не могли подняться выше как на двести метров, откуда ничего не было видно; во-вторых, их так раскачивало ветром, что наблюдатели заболели морской болезнью и сделались вообще ни к чему не пригодны.
В семнадцать часов (суточный счёт часов был введён в ставке в ночь с 3 на 4 апреля) пришло донесение из штаба восьмой армии, что особая группа генерала Зайончковского двинулась в наступление на штурм германских позиций из деревни Черныж, но вслед за тем новое донесение обрисовало этот штурм как неудачный: он был отбит с большими потерями для частей 30-го корпуса, виною чему была плохая артиллерийская подготовка.
Брусилов встретил это донесение спокойно.
- Что из того, что отбит первый штурм? - говорил он. - Первый не удался, - второй удастся.
Зато немецкие резервы не пойдут оттуда на юг и не помешают тридцать второму корпусу и восьмому прорваться на Луцк и Ковель.
Хорошо сделал Зайончковский, что выступил вовремя: и раньше выступить было бы хуже и позже ещё хуже.
А немецкие резервы припаяны теперь к Черныжу, - кончено!
Он не хотел допускать и мысли, что на его фронте, на который смотрят теперь злорадно Эверт и Куропаткин, скептически Румыния, с надеждой отчаянья Италия, с проблеском надежды Франция и с верой исстрадавшаяся за двадцать два месяца войны Россия, может провалиться всё начатое им большое дело в самом начале.
Он пил крепкий чай, курил папиросу за папиросой и вчитывался в подносимые ему телеграммы, всем существом стремясь найти в них что - нибудь радостное.
Но через час, - это было уже совсем к вечеру, - донесения рисовали картину ещё более безотрадную: противник, не считаясь с числом расходуемых снарядов, развил ураганный огонь по занятым владимирцами и казанцами окопам, не переходя в атаку, и таким образом создал большие затруднения, даже полную невозможность поддержки наших бойцов, несущих большие потери.
- Это уже похоже на то, что было в марте и апреле у Эверта, - сказал Клембовский.
- Нет, не похоже, нет! - вскипел Брусилов. - Генерал Гутор - прекрасный корпусный командир, но... но он только вчера вернулся в корпус свой из госпиталя, - вот причина! Подготовка велась без него, - вот!.. Кто её вёл?
Как её вел? - Вот где причина!
Говорится: без хозяина дом - сирота, так и это.
Нужно телеграфировать Сахарову:
"Завтра с утра во что бы то ни стало занять на участке шестого корпуса обе главные высоты - триста восемьдесят девять и триста девяносто, для чего ночью произвести перегруппировку артиллерии и подготовить к атаке части четвёртой дивизии".
Записав сказанное, Клембовский вспомнил и о высоте 369:
- На высоте триста шестьдесят девять тоже ведь положение трудное, Алексей Алексеевич.
- Ну вот и добавьте об этом: "Шестнадцатой пехотной дивизии расширить плацдарм на высоте триста шестьдесят девять, оставив при этом только один полк в корпусном резерве".
Заметив некоторую нерешительность на нервном лице Клембовского, записавшего и это добавление к приказу, Брусилов спросил резко:
- Что вы хотите мне сказать?
- Неизвестно, как велики потери шестого корпуса теперь и насколько их будет больше к ночи, Алексей Алексеевич, - осторожно выбирая слова, ответил Клембовский. - Вдруг эти потери уже сейчас доходят до численности целого полка?
- Вы так думаете?
- Это вполне возможно... А к ночи там, может быть, потеряют ещё два батальона, раз наша артиллерия не может соперничать с неприятельской.
Брусилов раза два прошёлся по кабинету, остановился у окна и сказал, не поворачивая головы:
- Добавьте в таком случае: "Исполнение по усмотрению командира корпуса".
из исторического романа С. Н. Сергеева - Ценского - «Бурная весна»
