Слова ступеньки, лестница язык, внутри меня возводится строенье
_____________________________________________________________________________________________________________________________________

По мотивам приступов нарколепсии

И рассвет не озарил ещё своим алым цветком край ночи, как возвестил одноногий петух песнь свою

В химии известен закон «Подобное растворяется в подобном». Т.е. полярные вещества будут растворяться в полярных растворителях, а вещества, молекулы которых неполярны, будут растворяться в неполярных растворителях.
Пример из повседневной жизни: отмыть посуду от жира в холодной воде невозможно (имеется в виду без специальных средств). Масло или жир в воде не растворяются, поэтому и не смываются.

Природа, мудрость и покой.
Уже зовёт меня могила;
Но чувства прежние свои
Ещё старушка не забыла
И пламя поздное любви
С досады в злобу превратила.
Душою чёрной зло любя,
Колдунья старая конечно
Возненавидит и тебя;
Но горе на земле не вечно".

                из поэмы А.С. Пушкина - Руслан и Людмила

Яга:
Хоть я глазами стала слабовата,
Но чую где-то рядом русский дух!

     Солдат:
Да вот он я! Пусти-ка в дом солдата.

     Яга:
Смотри, какой ты бойкий – как петух!

    Солдат:
По мне, так всё равно, как называться.
Я на тебя, бабуся, не сержусь.
Мне только бы с дороги отоспаться...
Зови, как хочешь – хоть петух, хоть гусь.

    Яга:
Давно таких речей я не слыхала.
Ну, коли не боишься – заходи.
Какой же чёрт принёс тебя, нахала?

    Солдат:
Наверно, чёрт и сбил меня с пути.
Иду с войны. Пройти б ещё немного,
Да встал передо мной дремучий лес.
Тут в темноте я потерял дорогу,
В какое-то болото чуть не влез...

     Яга:
Да, узнаю Кощеевы проделки!
Во всём видна злодейская рука.
...Вон, щи в кастрюле. Только нет тарелки.

    Солдат:
А я привык хлебать из котелка.

     Яга:
И я с тобой, пожалуй, подзаправлюсь…
Давай съедим ещё по пирогу.
Скажи, солдатик, как тебе я нравлюсь?
Не испугался старую Ягу?

    Солдат:
Тебя зовут Яга? Ну, что ж... красиво.
Я пирогов вкуснее не едал...

    Яга:
Да я же не о том тебя спросила!
Ты что, не понял? К ведьме ты попал!

В народе слава про меня дурная.
Не слышал, что с чертями я дружу?
Что в ступе я на помеле летаю,
Нарочно всех в болото завожу?

Кого поймаю – смерти не минует!
Назад тебе не выбраться совсем!
А вот сейчас тебя я заколдую!
Зажарю в печке и с костями съем!

Гляди, солдат – я страшная какая!
Рот без зубов... И горб, как твой мешок.
Нога, уж точно, стала костяная...
А всё Кощей – проклятый женишок!

Небось, решил, что спятила бабуся?
Да это видно по твоим глазам.
Ну, ладно... Хорошо, что хоть не струсил.
А люди верят этим чудесам!

     Солдат:
С чего взяла ты, что одна такая?
Старух полно на свете и других.
Да, старость красоты не добавляет.
А у тебя, вон, даже есть жених.

Да плюнь ты на людишек этих глупых,
Пускай себе болтают всякий вздор.
И, кстати – покажи свою мне ступу:
Какой там у неё стоит мотор?

     Яга:
Да ты, солдат, смеёшься надо мною!!!
...Ох... раньше я... сама такой была.
...Ох... что мне делать с этою спиною...
Вот до чего насмешка довела!

Спина болит... Ну, подсади на печку!
Окно прикрой! Не выношу сквозняк...
Ложись вон там, на лавке... Дунь на свечку!
Ну вот... теперь послушай... Было так...

     Солдат:
А кто такой Кощей?

     Яга:
Колдун ужасный!
Он даже смерть свою заколдовал...

(Половина сцены с избушкой затемняется.
Высвечивается другая половина, а там – Кощей...)

     Кощей:               
Да, я Кощей!  Колдун я очень страшный!
Я даже смерть свою заколдовал!
В моём дворце полно сокровищ разных,
И золотом засыпан весь подвал.

Я буду вечно жить! Хотя... старею.
Но тут уж ничего не изменить.
Жениться надо мне, и поскорее,
Пока не разучился я ходить.

                      Яга и Солдат. сказка-пьеса (Избранное)
                                       Автор: Бабка Ёшка

Зеркальцы для Слова

Великолепная София,
Поверь, все женщины другие
Бледны пред мудростью твоей:
Так одинокий соловей
Пред гордой розой замирает
И аромат её вдыхает.
Будь, совершенная, мудра
И завтра так же, как вчера.

                                Автор: Неизвестен

Больше всех машинисток в бюро нравилась Софье Петровне Наташа Фроленко, скромная некрасивая девушка с зеленовато - серым лицом. Она всегда писала без единой ошибки, поля и красные строки получались у неё удивительно элегантно. Глядя на её работу, казалось, будто и на бумаге написана она какой - то особенной, и машинка, наверное, лучше, чем другие машинки. Но в действительности и бумага и машинка были у Наташи самые обыкновенные — а весь секрет, подумать только, заключался в одной аккуратности.

Машинописное бюро было отделено от всего учреждения деревянной форточкой, покрытой коричневым лаком. Дверь была постоянно заперта на ключ, и разговоры велись через форточку. В первое время Софья Петровна никого в издательстве не знала, кроме своих машинисток да ещё курьерши, разносившей бумаги. Но постепенно перезнакомилась со всеми.

Миновали какие-нибудь две недели, и в коридоре к ней уже подходил поболтать солидный лысый, но моложавый бухгалтер: оказывается, он узнал Софью Петровну — когда-то, лет двадцать тому назад, Федор Иванович очень успешно лечил его. Бухгалтер увлекался лодочным спортом и западноевропейскими танцами — и Софье Петровне было приятно, что он и ей посоветовал записаться в их танцевальный кружок. С ней начала здороваться пожилая и вежливая секретарша директора, ей кланялся и заведующий отделом кадров, а также один известный писатель, красивый, седой, в бобровой шапке и с монограммой на портфеле, всегда приезжавший в издательство в собственной машине. Писатель даже спросил у неё однажды, как ей понравилась последняя глава его романа. «Мы, литераторы, давно заметили, что машинистки — самые справедливые судьи. Право, — сказал он, показывая в улыбке ровные вставные зубы, — они судят непосредственно, они не одержимы предвзятыми идеями, как товарищи критики или редакторы».

Познакомилась Софья Петровна и с парторгом Тимофеевым, хромым небритым человеком. Он был хмур, говорил, глядя в пол, и Софья Петровна слегка побаивалась его. Изредка он подзывал к деревянному окошечку Эрну Семёновну — с ним приходил завхоз. Софья Петровна отпирала дверь, и завхоз перетаскивал машинку Эрны Семеновны из машинописного бюро в спец часть. Эрна Семеновна следовала за своей машинкой с победоносным видом: как объяснили Софье Петровне, она была «засекречена», и парторг вызывал ее в спец часть переписывать секретные партийные бумаги.

Скоро Софья Петровна знала уже всех в издательстве — и по фамилиям, и по должностям, и в лицо: счетоводов, редакторов, техредов, курьерш. В конце первого месяца своей службы она впервые увидела директора. В директорском кабинете был пушистый ковёр, вокруг стола — глубокие мягкие кресла, а на столе — целых три телефона. Директор оказался молодым человеком, лет тридцати пяти, не более, хорошего роста, хорошо выбритым, в хорошем сером костюме, с тремя значками на груди и с вечным пером в руке. Он беседовал с Софьей Петровной какие-нибудь две минуты, но за эти две минуты трижды звонил телефон, и он говорил в один, сняв трубку с другого.

Директор сам пододвинул ей кресло и вежливо спросил, не будет ли она так добра остаться сегодня вечером для сверхурочной работы? Она должна пригласить машинистку по своему выбору и продиктовать ей доклад. «Я слышал, вы прекрасно разбираете мой варварский почерк», — сказал он ей и улыбнулся. Софья Петровна вышла из кабинета гордая его властью, польщенная его доверием. Воспитанный молодой человек. Про него рассказывают, будто он рабочий, выдвиженец, — и действительно, руки у него, кажется, грубые, — но в остальном…

Первое общее собрание служащих издательства, на котором довелось присутствовать Софье Петровне, показалось ей скучным. Директор произнёс коротенькую речь о приходе к власти фашистов, о поджоге рейхстага в Германии и уехал на своём «Форде». После него выступил парторг, товарищ Тимофеев. Говорить он не умел. Между двумя фразами он замолкал так прочно, что, казалось, никогда не заговорит опять. «Мы должны кон-стан-тировать…» — скучно говорил он и умолкал. «Наш производственный портфель…»

Потом выступила председательница месткома, полная дама с камеей на груди. Потирая и поламывая свои длинные пальцы, она произнесла, что ввиду всего происшедшего в первую очередь необходимо уплотнить рабочий день и объявить беспощадную войну опозданиям. Напоследок, истерическим голосом, она сделала краткое сообщение о Тельмане и предложила всем служащим записаться в МОПР (*). Софья Петровна плохо понимала, о чём речь, ей было скучно и хотелось уйти, но она боялась, что это не полагается, и строго взглянула на одну машинистку, пробиравшуюся к дверям.

Однако скоро и собрания перестали быть скучными для Софьи Петровны. На одном из них директор, докладывая о выполнении плана, говорил, что высокие производственные показатели, которых надо добиваться, зависят от сознательной трудовой дисциплины каждого из членов коллектива — не только от сознательности редакторов и авторов, но и уборщицы, и курьерши, и каждой машинистки. «Впрочем, — сказал он, — надо признать, что машинописное бюро под руководством товарищ Липатовой работает уже и в настоящий момент с исключительной чёткостью».

Софья Петровна покраснела и долго не решалась поднять глаз. Когда она решилась наконец посмотреть кругом, все люди показались ей удивительно добрыми, красивыми, и с неожиданным интересом она прослушала цифры.

                                                                                                                                        из повести Лидии Чуковской - Софья Петровна
________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) предложила всем служащим записаться в МОПР - МОПР. Коммунистическая благотворительная организация, созданная по решению Коминтерна в качестве коммунистического аналога Красному Кресту.
Организация также оказывала денежную и материальную помощь осуждённым революционерам. Также МОПР выпускала для своих членов нагрудные знаки. Участники организации платили членские взносы.

И снова при дверях

Эпиграф:

                "Вечно пьян и вечно злой, это мастер весовой!"

Борис Дерендяев - Весовой мастер (Отрывок)

В молодости работал я  весовым мастером! - Это мы сами себя так называли перед колхозниками. На самом деле в "трудовой"  было написано: "Слесарь по ремонту и монтажу весового оборудования", А организация  называлась : "Верхне-пышминское спецотделение сельхозтехники", хотя и находилось в областном центре.

Ездили мы по совхозам Свердловской области и как говаривал один наш коллега: "Чистим, блистим, полируем".. Ремонт в основном заключался в приведении загаженных весов в более-менее терпимый вид.

Приедем бывало в какое-нибудь  отделение совхоза, насторим-наладим весы,  народ потом говорит: "-А чо они изделали-то!? -Покрасили токо!"  -Или наоборот: А чо они сделали-то! -Даже не покрасили!".

С одной стороны конечно правильно говорили, работа была классная. В основном и правда только чисткой  да наладкой занимались.
Раскидываешь внутренности, чистишь от навоза и грязи, и собираешь в том порядке, как должно быть.

Ну да я не о том хотел написать.  - Просто иные забавные случаи рассказать:

Сейчас уже никто с точностью и не скажет, как назывался тот город, в котором произошла эта история. Да это и не так важно. Самое главное, что всё, что вы сейчас услышите - сущая правда. В небольшом  городке жила одна девочка. Ничем особо не выделялась – ни ростом, ни красотой, ни талантом. Даже имя у нее было неприглядное – Жужа. Была эта Жужа такая неказистая, что люди её просто не замечали. Иногда только случайно споткнувшись об неё, люди поднимали глаза: «Ой, простите! А я вас даже не заметил» или «Ой, извините, я думала, тут никого нет». Девочку это очень задевало и обижало. Она приходила в негодование от таких извинений. Жужа хотела, чтобы все обращали на неё внимание. Чтобы с ней разговаривали, говорили комплименты, восхищались красотою и восхваляли таланты. Наконец, эта Жужа желала добиться высокого положения. Она искала решение, и однажды оно пришло. Причем, с совершенно неожиданной стороны.

            Как-то, когда Жужа шла на рынок, на неё налетел какой-то мужчина, и больно наступил на ногу. «Ой!» - вскрикнула Жужа. Мужчина обернулся. «Эй ты, замухрышка! - закричал он, разглядев её. – Ты чего тут путаешься под ногами? Хочешь, чтобы тебя раздавили?»  Жужа сначала замерла от испуга, но потом произнесла: «Простите, господин. Конечно же, я не должна была стоять у вас на пути. Сразу видно, что вы - человек серьёзный и шли по важным делам. А я отняла у вас время. Больше такого не повторится». «Хм, - промолвил польщённый господин. - А ты не так глупа. Я прощаю тебя. На-ка вот, купи себе что-нибудь». И с этими словами он бросил ей монетку. Жужа подняла денежку и призадумалась. «Надо же! Этот человек сбил меня с ног. Но, вместо того, чтобы попросить прощения, он накричал на меня. А когда я первая извинилась перед ним и сказала лестные слова – ему это понравилось, и он дал мне монету. Значит, людям нравится, когда их хвалят. Даже если при этом ты говоришь им неправду. Ну что ж, тогда с помощью лести я добьюсь их благосклонности и займу важный пост. И никто никогда не посмеет сказать, что я невзрачна и убога».
   
            И юная вертихвостка с азартом принялась за дело. Первый же человек, которого она осыпала комплиментами, был так ею очарован, что накормил её и дал ночлег. Другой глупец, после лицемерного восхваления, отсыпал девчонке денег. А чудачка продолжала испытывать чудеса лести на горожанах. Лысых людей она называла блестящими, хромых  – с интересной походкой, худых – стройняшками, толстых – с прекрасной фигурой, некрасивых – симпатичными, а заик – великолепными ораторами. Юная лицемерка умело находила ключик к каждому человеку. Её язык приводил в восторг любого слушателя. Ведь слова казались настолько чувственными и сердечными, что им было нельзя не верить. Шло время, маленькая подлиза росла, заводила друзей и получала деньги за свою лесть.

                                                                                                                                           Сказка о маленькой подлизе (Отрывок)
                                                                                                                                                        Автор: Вячеслав Вишенин

Погружение в ожидании

Пёстрым троном славная Афродита,
                   Зевса дочь, искусная в хитрых ковах!..
                   Я молю тебя, не круши мне горем
                                                        Сердца, благая!
                   Но приди ко мне, как и раньше часто
                   Откликалась ты на мой зов далёкий
                   И, дворец покинув отца, всходила
                                                           На колесницу
                   Золотую. Мчала тебя от неба
                   Над землей воробушков малых стая;
                   Трепетали быстрые крылья птичек
                                                         В далях эфира,
                   И, представ с улыбкой на вечном лике,
                   Ты меня, блаженная, вопрошала,
                   В чём моя печаль и зачем богиню
                                                            Я призываю,
                   И чего хочу для души смятенной.
                   "В ком должна Пейто {а}, скажи, любовно
                   Дух к тебе зажечь? Пренебрёг тобою
                                                        Кто, моя Сапфо?
                   Прочь бежит - начнёт за тобой гоняться.
                   Не берёт даров - поспешит с дарами,
                   Нет любви к тебе - и любовью вспыхнет,
                                                      Хочет, не хочет".
                   О, приди ж ко мне и теперь от горькой
                   Скорби дух избавь и, что так страстно
                   Я хочу, сверши и союзницей верной
                                                  Будь мне, богиня

                                                                          Поэтесса: Сапфо

В «Дон-Кихоте» женщина, брошенная своим знатным мужем, произносит речь по всем правилам риторики. Тебе будет легче «заставить себя полюбить ту, которая тебя обожает, нежели внушить приязнь той, которая тобою гнушается... Если же все это так и если ты столь же истинный христианин, сколь истинный кавальеро, то почто же всеми правдами и неправдами отдаляешь ты от меня счастье, столь близкое вначале?».

На эту полусудебную речь сам Дон Фернандо отвечает :

« – Ты победила, прекрасная Доротея, ты победила. Ни у кого не хватило бы духу отрицать, что все твои слова – сущая правда».

Риторическое и судебное происхождение целого ряда диалогов в греческом и новоевропейском романах несомненно.

Иногда действие превращается в прямой суд. Так, мы это видим в романе «Левкиппа и Клитофонт»; во всяком случае, перед нами в оформленном или неоформленном виде происходит некоторое подобие судебного разбирательства, с речами, с представлением документов и приведением свидетельских показаний.

Может быть, сама сложность позднего греческого романа, – например, романа Гелиодора «Эфиопика», – использует запутанность судебного процесса.

Возможно, сюжетная затрудненность «Эфиопики» создана человеком, который хорошо знал судебное разбирательство и оценивал его занимательность, видя, как при помощи его раскрываются человеческие взаимоотношения.

Роман, по словам самого автора, похож на свернувшуюся змею, причем нельзя сразу определить, где её голова.

Происходит распутывание сложной ситуации, причём это распутывание даётся с крайним своим театральным обострением и с нарочитым подчеркиванием этой неожиданности.

Суд – столкновение частных интересов, спор на суде, сыщик, который на суде анализирует все за и против, являются прямым отражением жизни и в то же время литературным способом передать новое содержание, анализировать явления как бы вне автора.

В романе Вольтера «Кандид» есть два философа – пессимист и оптимист, – которые по-разному толкуют один и тот же факт.

Достоевский в «Братьях Карамазовых» с равной силой пишет речи защитника и прокурора.

Он строит характер прокурора, делает его неудачником, но в то же время придаёт ему всю силу своего таланта.

Но у прокурора нет знания интриги романа, он ошибается в толковании улик, то есть в толковании характера Дмитрия Карамазова.

Защитник выступает с точки зрения обычной буржуазной морали; случайно он прав, хотя он не верит своему подзащитному.

Сейчас нас интересует сам факт введения суда в романы. Мы не будем доказывать, что Достоевский прямо или через какие-то промежуточные звенья знал старую греческую беллетристику.

Перед нами неизжитые отношения. Человек, который существует замкнуто, изолированно, непонятым, и во времена Достоевского не понят, живёт замкнуто, изолированно. Бедствия человека велики, его не только судят, он спорит не только в своей семье, он спорит в самом себе. Кончается то, что называлось тогда новым временем, и одновременно подходит к концу большая эпоха мировой литературы.

Неправильно истолковывать искусство как явление слова.

Искусство изменяется вместе с действительностью, оно подыскивает слова и преодолевает их для того, чтобы ощутить действительность, анализировать её.

Теория литературы, взятая как теория стиля, была бы только восстановлением риторики. Роману приходится создавать свою теорию, в том числе и теорию стиля.

Для Буало герой романа характеризован только тем, что такой герой был бы слишком мелок для эпоса.

Но Буало хотя бы знает имя романа; античность не дала художественной прозе имени. Это был брошенный ребёнок; он был выброшен так, как выбросили Эдипа в Греции, Кира в Персии. Он был отдан на волю течения так, как в Египте положили Моисея в смолёную корзинку.

Риторика выкормила роман, как коза – Дафниса.

Петроний Арбитр, современник Нерона, в «Сатирикоке» показал нам бездомного поэта-ритора, седовласого старца с лицом выразительным и даже носящим печать величия.

Но риторы умели придавать лицу и голосу любое выражение.

Поэт Эвмолп принадлежит к подонкам населения, он и его приятель – плуты, но это поэт с большими планами, его стихи о гражданской войне, в которых он говорит о божественном Цезаре, одинаково умеющем грабить казну и обагрять землю человеческой кровью, – это не пародия.

Это и не риторическое противопоставление. Это ещё не осознанное новое качество нового жанра, начало осознания нового противоречия.

Проходимец видит падение поэзии и пишет в стихах:

Лишь Красноречье одно в размытой дождями одежде
Голосом слабым зовёт забытые всеми Искусства.

Риторика создала теорию прозы, осознала формы искусства. Поэзия имела своё хозяйство, но риторика, как уже говорилось выше, была и у нас теорией прозы до времени Белинского.

Искусство следует за трудом, овладевающим и пересоздающим мир. Искусство всё время делает попытки выяснить границы постижения мира и тем самым подготовляет будущие победы.

                                                                                                      Повесть о прозе. Глава "Риторика – суд – проза". (Отрывок)
                                                                                                                          Автор: Виктор Борисович Шкловский.