Анна Петровна
У меня на кухне иронично празднует жизнь улыбкой Джоконды питерская пучеглазка бляха-муха, которую я любовно кличу Тонькой.
Это и чудесный персонаж, влюбляющий в жизнь безо всяких чудес...и отдушина от растиражированных красивостей...и ежеутреннее настроение...
И ещё память.
Немного щемящая. Немного грустная. Но и не имеющая цены при этом.
На кухне, к сожалению, уже новодел...та, самая первая, канула во время бестолково организованных переездов с присущей мне способностью потерять именно то, что больше всего хочется сохранить.
Первая бляха-муха, ещё не Тонька, но с таким же образом видавшей виды балерины, что не пропила ноги, но наела тушку и гордо носила свой ошеломительный шнобель, была подарком.
Виноватым подарком.
Его сделала истинно покаявшаяся в своём обмане Дядя Митя. Вернее, так я назвала её уже позднее. Именно за обман...
Это был мой первый год в клинике, и моя профессия вовсе не являлась гарантом неспособности обвести меня вокруг пальца, как наивную девочку (если честно, то и сейчас не является: мне не свойственно демонизировать психологов).
И вот в один из вечеров в кабинет по стеночке вошла наша немолодая уже санитарка, Анна Петровна, тихо сползла на стул и прошептала, что у неё только что умер муж...сердце...и она теперь совсем не знает, что делать.
Нет, ни слова про "инфаркт мИкарда" и "воооот такой рубец", женщина не сказала, но, поверьте, даже Мерил Стрип не оказалась бы столь убедительной в неподдельно сыгранной скорби и неприкрытой человеческой растерянности...
Я бросилась на помощь, утешила словами, а потом, не колеблясь, выгребла из кошелька всё его содержимое...после чего Анна Петровна, обняв меня, ушла.
Взбудораженная, я отправилась к коллегам, чтобы привлечь их к беде. Вошла в ординаторскую, огласила новость...и немедленно потонула в диком общем хохоте.
Как оказалось, Анна Петровна была тихим, но хроническим алкоголиком, и накануне очередного запоя всеми правдами и неправдами стремилась обеспечить себе небольшой денежный запас на предстоящие траты.
Ещё оказалось, что в разное время и под разным предлогом ей удалось решить этот вопрос абсолютно через каждого сотрудника клиники, начиная с собственника и заканчивая водителем.
Купились все.
Я оставалась последней, но верно поддержавшей статистику.
- Беги, дядь Мить! - расхохоталась и я, вспомнив похожий ход из незабвенной комедии.
Так Анна Петровна и осталась навсегда Дядей Митей, правда, с тех пор, о предстоящем недуге стала сообщать прямо, а мы, без лишних осуждений и обсуждений спонсировали сие мероприятие...
Однажды она опять так же тихо, как и в первый раз, зашла в мой кабинет и положила на стол потрясающую кукарямбу с круглыми глазами и бесполётными крылышками.
- Это бляха-муха, Лиль...Ты так близко к сердцу всех принимаешь, что долго не протянешь. Я вот пью из-за этого...Но я не к тому веду, чтобы загрубеть совсем, а чтоб знать - жизнь такая, что в ней всем и всему место отыщется.
Жизнь у неё и вправду была поломана вдоль и поперёк, и она в ней барахталась, как могла...и не загрубела совсем. Бросалась к каждому, никакой чёрной работы не стыдилась, ни к кому с осуждением не сунулась.
А что пила...ну, пила. Рубить с плеча, стремясь возвыситься на том, что тебя минуло, а кого-то обожгло, шкурный способ чувствовать себя получше, друзья мои...
Нет давно на свете моей трогательной дарительницы и великой актрисы, сценой которой была обыкновенная, не приукрашенная мечтами жизнь.
Я пока есть, и всё так же принимаю всех близко к сердцу...но дивная бляха-муха научила меня делать это не на драме, а на доброй иронии.
Будет настроение, улыбнитесь...не отменяйте полноценную жизнь даже тогда, когда она упорно трещит по швам.
Обнимаю...
Лиля Град (с)