Нам подано испить с рожденья Существования вино. В руках сжимаем с вдохновеньем Мгновение, что нам дано. Бокал хрустальный очень хрупок, Сдавить легко в ментальный бред: Ведь чёрный цвет – вся наша глупость, А белый – мудрости букет.
Когда несладко в ритмах жизни, Метель суровая метёт – Поверь, не стоит долго киснуть, И светлая пора придёт. Лучами солнца заиграет, Всю темень из души гоня – Ведь нам судьба предоставляет Лишь чёрно-белого коня.
«Чёрно-белый конь» (Отрывок) Автор: Евгений Бармин
Вестник «Королевский глашатай». Официальное сообщение: «Употребление табака и табачных изделий – вне закона! Табак опасен для вашей жизни!»
Я пребывал в полудрёме, время от времени заваливаясь вперёд, и рискуя при этом разбить нос о высокую спинку кресла депутата, сидевшего впереди меня. Pardon, не депутата, а лорда Палаты лордов сэра Кронсбери…
Вынырнув в очередной раз из полузабытья, осмотрелся по сторонам и с облегчением вздохнул: не только я героически боролся со сном, участь получить травму при отправлении государственного долга поджидала большинство пожилых и юных лордов, присутствовавших в зале.
Продолжая «бродить» взглядом по залу, ненадолго задержал затуманенные дрёмой глаза на ораторе, излагавшем монотонным и бесцветным голосом проект билля «О запрете ночного брожения».
Перейдя к очередному разделу, сэр Вальтасар Сэсил слегка повысил голос, чем неожиданно оживил обстановку заседания Палаты, заставив почтенных лордов на мгновение проснуться. Но это продолжалось недолго. Голос оратора снова зазвучал монотонно и умиротворяюще:
– За нарушение запрета нахождения в ночное время вне помещений, зданий и сооружений кошки, нарушающие общественный порядок и тишину, подлежат изъятию у владельцев и…
Всего несколько дней назад легкомысленно в шутку я предложил включить в билль не только «кошачье население», но и собак и птиц.
Сэр Сэсил тогда обидчиво поджал губы и устроил отповедь:
– Сэр Лесли, вас извиняет лишь то, что только недавно вы стали лордом Палаты лордов после безвременной кончины вашего достопочтенного отца, моего кузена и друга, сэра Алекса. Вам оказана великая честь – стать потомственным лордом Палаты лордов! Несите её с достоинством!.. Не огорчай меня, мой мальчик.
Уважаемые, друзья и читатели, разрешите дать пояснения к фразе вынесенной в заголовок. Итак, когда я обратился к данной фразе (не буду ставит авторского знака право обладания, думаю в данном случае это простительно, так как данная мысль является в достаточной мере общественно значимой), так вот, в том контексте озвучить мысль, которая будет высказана ниже, и которая откорректирует безаппеляционность слогана, было не совсем корректным и уместным действием. Но вот сейчас подошло время, когда это можно будет исправить.
Итак, я, Дмитрий Леночкин, убеждён, без всякого подвоха и троллинга, что лица чьи близкие родственники допущены к управлению региональными и тем более общегосударственными процессами, служить в Вооружённых Силах и прочих силовых Ведомствах, без своего добровольного на то согласия не должны. Даже в тыловых структурах.
Принудительная мобилизация к данной категории лиц не допустима.
Естественно, что с данной категорий лиц должна быть проведена широкая разъяснительная работа на предмет выбора модальностей своего поведения в это не простое время.
Я понимаю, что данная моя позиция может вызвать у некоторых читателей и гостей Форума отрицательную эмоциональную и смысловую реакцию. Однако, несмотря на это, продолжаю настаивать на этой своей позиции. Потому как, с моей точки зрения, это будет при всей сложности данного вопроса, служить общественному благу, при условии осознания и принятия обществом выше заявленного.
Я, Дмитрий Леночкин, пока не имею для себя ответа на вопрос - Послужит ли открытая публикация аргумента в защиту своей позиции общественному благу или наоборот ухудшит ситуацию в сознании широких слоёв общественности. Поэтому, пока предлагаю каждому, кого заинтересовала данная тема, самостоятельно порассуждать о той скрытой причине, которая заставила сделать меня такое неоднозначное, мягко говоря, заявление.
Осень жёлтою резвою птицей вспорхнула так рано, А казалось — весна по садам бушевала вчера. И грустят молодые ещё, но седые уже ветераны - Часовые дорог, асы следствия и опера.
Службе этой нелёгкой себя без остатка отдали, Заслоняя других от лавины сорвавшихся бед, Почему же звенят на груди вашей чаще медали, Что, как вехи дорожные, метят лишь выслугу лет.
Милицейский синдром Автор: Светлана Луцак
На фронт ушла половина столичных милиционеров. Их заменили женщины. Уже позже в органы внутренних дел стали возвращаться комиссованные бойцы.. У милиционеров прибавилось хлопот. К примеру, участковых обязали следить за соблюдением правил светомаскировки и местной противовоздушной обороны, а также за тем, чтобы население укрывалось в бомбоубежищах при воздушной тревоге. В целом милиция должна была бороться с дезертирами, диверсантами, мародерами, агентами-сигнальщиками, корректировавшими с земли вражеские бомбардировщики, охранять войсковой тыл, обеспечивать выход населения на трудовые повинности (рытье окопов и противотанковых рвов), искать потерявших связь с родными... Много сил и времени советские милиционеры потратили на разоружение населения. На руках у граждан оставалось огромное количество оружия, которым (как и боеприпасами) были усеяны поля сражений. По мере того как фашисты отступали, милиционеры тщательно проверяли район за районом.
По законам военного времени Чем занималась советская милиция в годы Великой Отечественной войны (Отрывок) Автор: Игорь Надеждин Алексей Стейнерт
Не опускайте карму в ноль. Предупреждение ... молодёжи, конечно предупреждение. Такое предупреждение, не криминальное, а чисто по бабушкиному нравоучению предупреждение -то.
Думаю кто - то просто перебрал... Ну тот, чьи ноги .. ползут. Ведь тот ещё.. нулевой райончик.
С тобой не нужно множить на ноль и равенства. С тобой на цыпочках дотягиваешься до облаков, до самых высот, до самых искристых зёрен. До дна в бокале, это словно дары волхвов.
С тобой не нужно думать о чьих-то взорах. С тобой я просто чувствую, что жива. С тобой не бродишь во снах по заброшенных коридорах. С тобой тишина и кружиться голова.
Чувствую, что жива и непобедима. Хочется мир разделить на большие части. Чтобы от счастья к счастью и нашей части Достался огромный такой, лакомый, вот кусок.
Но, чтобы не слишком сладко, но и не горько, чтобы не пыль в глаза, и не искры с глаз. Говорят, что любивший, никогда не полюбит снова… Так пусть же всё будет словно, как в первый раз.
Власти города (мэр Королёва, Игорь Трифонов второй справа) проводят разъяснительную работу с населением (видимо в школах) и обещают восстановление тепла в ближайшие часы.
Открытые двери Больниц, жандармерий, Предельно натянута нить, Французские бесы — Большие балбесы, Но тоже умеют кружить.
Я где-то точно — наследил, — Последствия предвижу: Меня сегодня бес водил По городу Парижу, Канючил: «Выпей-ка бокал! Послушай-ка гитары!» — Таскал по русским кабакам, Где — венгры да болгары.
Я рвался на природу, в лес, Хотел в траву и в воду, — Но это был — французский бес: Он не любил природу. Мы — как сбежали из тюрьмы, — Веди куда угодно, — Пьянели и трезвели мы Всегда поочередно. И бес водил, и пели мы, И плакали свободно.
Поэт: Владимир Высоцкий — Другу моему Михаилу Шемякину (Отрывок)
Помещение, в котором предстояло работать доктору Вильгельму Уолтерсу, больше напоминало комнату для допросов. Ассоциации малоприятные, но ради возможности заглянуть в глубины сознания инзгулага можно и потерпеть. Тем более, за участие в проекте по исследованию поведенческих механизмов инзгулагов обещали большие деньги. Для свободного пользования. Не то, что целевые гранты. Правительство не скупилось на поощрение участников проекта.
Двое людей в форме охраны с наглухо скрытыми за зеркальными масками лицами сопроводили его к столу, за которым уже сидел его пациент. Не каждый день встречаешься лицом к лицу с существом не от мира сего. Вильгельм прикрыл глаза, стараясь унять эмоции.
Пока охранники проверяли надёжность ремней, фиксировавших руки и ноги инзгулага к креслу, доктор непроизвольно разглядывал своего будущего собеседника. Ни один отчёт так и не донёс до него настоящий образ инзгулага, а сейчас вот он: живой и настоящий. Почти как человек, только между воротом казённой рубашки и зеркальной поверхностью, заменяющей им лицо, виднеется полоска чёрной глянцевой кожи. Словно у кобры или ужа. Мерзость неописуемая.
– Добрый день, меня зовут Вильгельм Уолтерс. Вы можете называть меня Вильгельм или доктор Уолтерс, – он расплылся в улыбке: заученное начало беседы вернуло контроль над эмоциями. – Как мне называть Вас?
– Бернард, к Вашим услугам.
Вильгельм почти физически ощутил присутствие в комнате доктора Бернарда Наварреса: настолько интонация и тембр голоса инзгулага копировали его бывшего преподавателя. Но он был мёртв, сожран этой тварью спустя несколько часов после «чудесного открытия» подводной пещеры, где долгое время обитали эти человекоподбные рептилии. После такого самым безопасным было бы подорвать всю пещеру этих тварей и больше никогда о них не вспоминать. Но люди всегда были чрезмерно любопытными созданиями.
– Нет-нет-нет, – Вильгельм улыбнулся и громко рассмеялся. – Это не Ваше имя, а имя одного человека, которого Вы знали. Давайте вернёмся к Вам. – Но, позвольте, молодой человек, – инзгулаг вскинул голову с лицом-зеркалом вверх, голос зазвучал одновременно оскорблённо и снисходительно. – Это и есть моё имя.
Вильгельм забарабанил пальцами по поверхности стола. Он готов был спорить, что если бы у его собеседника были развязаны руки, он бы расставил их ровно по углам стола и откинулся на спинку стула. Так всегда делал доктор Наваррес, когда кто-то из студентов порол откровенную чушь. Это напоминало форменное безумие, но… это было весело. Впервые за всю жизнь Вильгельм ощутил полную свободу: он мог говорить, что угодно, вести себя так, как хотелось, а не как предписывает профессиональная этика. Когда твой пациент – нечто нечеловеческое, странно проявлять к нему человеческие стандарты.
– Знаете, я сделаю небольшое послабление и позволю Вам называться этим именем. Ха-ха, это будет даже забавно, я уже давно не говорил с доктором Наварресом, – Вильгельм вальяжно закинул ноги на стол. – Как он, то есть Вы себя чувствуете?
Щёлкнул динамик.
– Доктор Уолтерс, напоминаем Вам о необходимости соблюдения субординации.
Вильгельм, не отводя взгляда от собеседника, направил в сторону камеры средний палец.
– Там, – инзгулаг неспешным кивком указал на камеру, – правильно заметили, молодой человек. Весьма некорректно с Вашей стороны вести себя подобным образом. Специалист Вашего профиля в первую очередь должен разобраться в самом себе, а уж потом…
Вильгельм одним рывком вернулся в нормальное положение и резко ударил ладонями по столу.
– Не смей так говорить! Ты… Он никогда со мной так не разговаривал!
Лже-Бернард расплылся в разочарованной ухмылке… в воображении Вильгельма. Волна образов окатила его с головой, пока он смотрел в зеркальную гладь лица инзгулага. Каково это – видеть самого себя за секунду до гибели? Что почувствовал доктор Наваррес?
– Недоумение, – ответил на его немой вопрос инзгулаг.
Голосом Бернарда Наварреса, принимающего у Вильгельма экзамен. Голосом человека, несказанного радующегося тому факту, что больше никогда не встретится с одним из самых нерадивых своих студентов. Отражение лица Вильгельма на зеркальной поверхности исказилось тонкой трещиной, потом ещё одной. С мерзким треском зеркало треснуло, выпуская наружу оскалившуюся пасть.
***
Двое людей, облачённых в белые халаты, со странным равнодушием наблюдали за происходящим с монитора в другой комнате. Один из них сцепил руки за спиной и обратился к коллеге:
– Значит, покойный доктор Наваррес был прав: они используют пси-резервы собственного организма, чтобы влиять на эмоциональное состояние окружающих людей. – Весьма ценное наблюдение, коллега. Предлагаю в дальнейшем использовать нейролептики.
На мониторе руки доктора Уолтерса перестали судорожно дёргаться и безвольно повисли вдоль стальных ножек стула.
– Согласен, нужно исключить возможность пси-воздействия. Каков Ваш прогноз? – Объект приспособится. Вы бы отказались от деликатеса, если способ его добычи несколько усложнится? – Деликатес? Хм… Полагаете, он специально довёл доктора Уолтерса до эмоционального срыва, чтобы кровь насытилась гормонами? Любопытно.
На мониторе было видно, как инзгулаг вернулся на свой стул и уселся, закинув ноги на стол.
Карма такая карма или пока мы с начальником отдела кадров не разнесли весь дом. ____________________________________________________________________________________________________________
Белый платок
Солнца диск в тумане утра медленно встаёт. Пастушонок на свирели – песнь свою поёт. Словно древний Пан на кочке травяной сидит. И в душе мотив печальный – рану теребит. Кто тебя навек покинул, маленький поэт? Кто тебя навек оставил в самом цвете лет? Может девица с очами, полными огня? По дороге на гулянку ранила тебя? Сердце вспыхнуло и сладко начало болеть. И тебе лишь остаётся только песни петь. Красоту свою, как знамя, в воздухе неся. Дева с чёрными очами – ранила тебя!
Песня пастушка Поэт: Марина Денисова Давыдова
За островами тяжело и покойно лежало море. Часто я забирался далеко в горы и глядел на него с вышины; в тихие дни суда почти не двигались с места, бывало, три дня кряду я видел всё тот же парус, крошечный и белый, словно чайка на воде. Но вот налетал ветер и почти стирал горы вдалеке, поднималась буря, она налетала с юго-запада, у меня на глазах разыгрывалось интереснейшее представление. Всё стояло в дыму. Земля и небо сливались, море взвихрялось в диком танце, выбрасывая из пучины всадников, коней, разодранные знамёна.
Я стоял, укрывшись за выступ скалы, и о чём только я тогда не думал! Бог знает, думал я, чему я сегодня свидетель и отчего море так открывается моим глазам? Быть может, мне дано в этот час увидеть мозг мирозданья, как кипит в нём работа! Эзоп нервничал, то и дело поднимал морду и принюхивался, у него тонко дрожали лапы; не дождавшись от меня ни слова, он жался к моим ногам и тоже смотрел на море. И ни голоса, ни вскрика — нигде ничего, только тяжкий, немолчный гул.
Далеко в море лежал подводный камень, лежал себе, тихонько уединяясь вдалеке, когда же над ним проносилась волна, он вздымался, словно безумец, нет, словно мокрый полубог, что поднялся из вод, и озирает мир, и фыркает так, что волосы и борода встают дыбом. И тотчас снова нырял в пену.
А сквозь бурю пробивал себе путь крошечный, чёрный, как сажа, пароходик...
Когда я вечером пришёл на пристань, чёрный пароходик уже стоял в гавани; оказывается, это был почтовый пароход. Посмотреть на редкого гостя собралось немало народу, я заметил, что как бы ни рознились эти люди, глаза у всех подряд были синие. Молодая девушка, покрытая белым шерстяным платком, стояла неподалеку; волосы у неё были очень тёмные, на них особенно выделялся белый платок. Она любопытно разглядывала меня, мою кожаную куртку, ружье, когда я с ней заговорил, она смутилась и потупилась. Я сказал:
— Носи всегда белый платок, тебе он к лицу.
И тотчас к ней подошел высокий, крепкий человек в толстой вязаной куртке, он назвал ее Евой. Видно, она его дочь. Высокого, крепкого человека я узнал, это был кузнец, здешний кузнец. За несколько дней до того он приделал новый курок к одному из моих ружей...
С весёлою толпой, в венке из винограда, с тирсом в руке, украшенным плющом, Идёт по свету юный бог Дионис, несёт сосуд, наполненный вином. Вокруг него кружатся в быстрой пляске девицы молодые и сатиры С хвостами и козлиными ногами, поют и скачут с криками хмельными.
Чуть позади на ослике учитель Диониса, покачиваясь, едет. Он мудрый виноделия хранитель, старик Силен, в похмелье пьяном бредит. Среди лесов тенистых все резвятся, под звуки флейт, свирелей, веселятся. Шагает бог Дионис весело и шумно, несёт он людям весть благоразумно.
Как разводить им виноград подскажет, секрет изготовления вина расскажет, Но вот стихает шум, не слышно смеха, все спят и богу больше не помеха. Дионис вышел на пустынный берег моря, увидел парус на морском просторе. По всему видно, что разбойники морские, гребли к нему на шлюпке, как мирские.
Причалив быстро к берегу, схватили Диониса и сразу же отплыли. Их ликованию не было предела - богатая добыча подоспела. Созрел план в рабство пленника продать и много золота за его душу взять. Откуда было знать этим убогим, что пленник их был виноделия Богом.
Дионис бог виноделия. Мифы древней Греции (Отрывок) Автор: Валентина Катюжинская
— Чудно мне это, Пётр… Зажги-ка канделябры. Я люблю, когда горят канделябры, хоть и не знаю толком, что это такое… А то, знаешь, опять мне делается тревожно… Значит, Пётр, если тебе верить: я в том вагоне спал, а в этом проснулся. Так? — Не знаю. Я сам спал — в этом вагоне. — Гм. Хорошо. Но почему же ты не встал и меня не разбудил? Почему? — Да зачем мне тебя было будить! В этом вагоне тебя незачем было будить, потому что ты спал в том. А в том — зачем тебя было будить, если ты в этом и сам проснулся? — Ты не путай меня, Пётр, не путай… Дай подумать. Видишь, Пётр, я никак не могу разрешить одну мысль. Так велика эта мысль. — Какая же это мысль? — А вот какая: выпить у меня чего-нибудь осталось?..
Омутище — Леоново
Нет, нет, ты не подумай, это не сама мысль, это просто средство, чтоб её разрешить. Ты понимаешь — когда хмель уходит от сердца, являются страхи и шаткость сознания. Если б я сейчас выпил, я не был бы так расщеплён и разбросан… Не очень заметно, что я расщеплён?
— Совсем ничего не заметно. Только рожа опухла. — Ну, это ничего. Рожа — это ничего… — И выпить тоже нет ничего, — подсказал Пётр, встал и зажёг канделябры.
Я встрепенулся. «Хорошо, что ты зажёг, хорошо, а то — знаешь? — немножко тревожно. Мы все едем, едем целую ночь, и нет никого с нами, кроме нас».
— А где же твоя княгиня, Пётр? — Она давно уже вышла. — Куда вышла? — В Храпунове вышла. Она из Петушков ехала в Храпуново. В Орехово-Зуеве вошла, а в Храпунове — вышла. — Какое ещё Храпуново! Что ты всё мелешь, Пёр?.. Ты не путай меня, не путай… Так, так… Самая главная мысль… Кружится у меня почему-то в голове Антон Чехов. Да, и Фридрих Шиллер. Фридрих Шиллер и Антон Чехов. А почему — понятия не имею. Да, да… вот теперь яснее: Фридрих Шиллер, когда садился писать трагедию, ноги всегда опускал в шампанское. Вернее, нет, не так. Это тайный советник Гёте, он дома у себя ходил в тапочках и шлафроке…(*) А я — нет, я и дома без шлафрока; я и на улице — в тапочках… А Шиллер-то тут при чём? Да, вот он при чём: когда ему водку случалось пить, он ноги свои опускал в шампанское. Опустит и пьёт. Хорошо! А Чехов Антон перед смертью сказал: «Выпить хочу». И умер…
Пётр всё глядел на меня, стоя надо мной. И всё ещё мало что понимал.
— Отведи глаза, пошляк, не смотри. Я мысли собираю, а ты — смотришь. Вот ещё Гегель был. Это я очень хорошо помню: был Гегель. Он говорил: «Нет различий, кроме различия в степени между различными степенями и отсутствием различия». То есть, если перевести это на хороший язык: «Кто же сейчас не пьёт?» Есть у нас что-нибудь выпить, Пётр?
из поэмы Венедикта Ерофеева - “Москва-Петушки”. ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) в тапочках и шлафроке… - Шлафрок. Разновидность халата, просторная домашняя одежда XVIII-XIX вв., носившаяся и мужчинами и женщинами. Представляла собой подбитый ватой или мехом просторный халат длиной до лодыжек из атласа, тармаламы или кашемира с простёганными обшлагами и воротником (шалевым) другого цвета, без пуговиц, с широким запахом, карманами и поясом в виде витого шнура с кистями. Русское название данного предмета одежды является заимствованием из немецкого языка (с нем. — «халат», букв. нем. спальная куртка).
Не знали люди о добре, А зло уже существовало. Зачем скажи, священник, мне Твоё фальшивое лекало?
Ты веришь искренне в тот свет. А я в том свете сомневаюсь. О смерти просишь Бога? - Нет! И я за атеизм не каюсь.
Свободу выбора Бог дал. Зачем? Что было выбирать? О зле, добре - ОН только знал. Пришлось их деревом сажать.
Скажи, зачем предупреждать, Что есть плодов таких нельзя? Абсурд мне этот не понять. В догадках потерялся я.
Ещё хочу тебя спросить: Зачем навязывать мне веру? Ты хочешь с верой в Бога жить, А я хочу быть инженером.
Пять вопросов священнику! Автор: Александр Широких
.. рдеет вечерняя заря, по улице, как по реке, плывут ярко одетые большие куски тела, вихрем вьются дети, тёплый воздух ласков и пьян. Чем-то острым дышит нагретый за день песок, особенно слышен жирный, сладковатый запах боен — запах крови; а со дворов, где живут скорняки, солоно и едко пахнет мездрой (*). Бабий говор, пьяный рёв мужиков, звонкие крики детей, пение басовитой гармоники — всё сливается густым гулом, мощно вздыхает неутомимо творящая земля. Всё — грубо, обнажённо и внушает большое, крепкое чувство доверия к этой чёрной жизни, бесстыдно-животной. Хвастаясь своими силами, она тоскливо и напряжённо ищет, куда излить их.
И сквозь шум порою доходят до сердца, навсегда укрепляясь в памяти, какие-то особенно жуткие слова:
— Одного всем сразу нельзя бить — надо по очереди… — Кто нас пожалеет, коли сами себя не жалеем… — Али Бог бабу на смех родил?..
Ночь близко; свежее воздух, тише гул, деревянные дома пухнут, растут, одеваются тенями. Детей растащили по дворам — спать, иные заснули тут же под заборами, у ног и на коленях матерей. Ребятишки побольше становятся к ночи смирнее, мягче. Евсеенко незаметно исчез, точно растаял, рогожницы тоже нет, басовитая гармоника играет где-то далеко, за кладбищем.
Мать Людмилы сидит на лавке, скорчившись, выгнув спину, точно кошка. Бабушка моя ушла пить чай к соседке, повитухе и сводне, большой, жилистой бабе с утиным носом и золотой медалью “за спасение погибавших” на плоской, мужской груди. Вся улица боится её, считая колдуньей; про неё говорят, что она вынесла из огня, во время пожара, троих детей какого-то полковника и его больную жену.
У бабушки с нею — дружба; встречаясь на улице, обе они ещё издали улыбаются друг другу как-то особенно хорошо.
из романа Максима Горько - В людях _________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) пахнет мездрой - Мездра. Слой подкожной клетчатки на невыделанной коже, шкуре животных. Личные сапоги шьются мездрою внутрь, а той стороной, где была шерсть, ― вверх. – П. И. Мельников-Печерский, «В лесах».
